Neon & Low Rider

Every breath you take (За каждым твоим вдохом,) Every move you make (За каждым рукой взмахом,) Every bond you break (За каждой нарушенной клятвой,) Every step you take (За каждым твоим шагом,) I'll be watching you (Я буду наблюдать.) © The Police — Every Breath You Take

Представь, что все закончилось. Мы мертвы. Никаких конфликтов. Не нужно больше убегать, не нужно объясняться. Доска чиста. Что собираешься делать? Вероника слушается и отбрасывает все то, что волновало ее. Переходит от вопросов и приличий к действию. Целует его, как тогда, в его комнате, но в этот раз не отпускает. Она выполняет невысказанное обещание, которое он принял без слов и сейчас улыбается ей в губы. Джей Ди, склонив голову, держит ее за талию крепко, хочет проткнуть ее кожу пальцами, схватить за ребра, вцепиться — лишь бы она не сбежала в этот раз. Лишь бы не растворилась. Лишь бы все эти мучения прекратились здесь и сейчас. Он отвечает на поцелуй, прижимая ее к себе, зарывается настоящей рукой в ее волосы — он хочет ощутить их. Осторожно держит за затылок, и когда она отрывается, чтобы вдохнуть, робко ухмыляется. — Я скучал, Сойер… — Заткнись, я тебя прошу, — почти молит она, вдруг отпустив его плечи и шею и начиная стягивать с себя свитер. — Не испорть хоть это… — Ладно, — Джей Ди тихо соглашается, потому что она права. Он знает за собой свои грешки. Знает, что язык его — такой же враг, как и помощник. Конкретно сейчас, когда она снова целует его, он использует его по делу. Вероника задыхается и горит, когда забытые чувства захлестывают ее с головой. То, чего она искала с другими, как она и ожидала, никто, кроме него, не способен дать. Никто не способен так держать ее в руках. Ни один сильный мужчин не будет так уступчив, как этот, и ни один уступчивый не сможет показать ей достаточно силы, чтобы выдержать ее и этот поганый мир вместе с ней. — Раздевайся, — бормочет она. Трещит молния — он расстегивает кофту и бросает, не глядя, подальше, чтобы ногами в ней не запутаться. А потом срывает с ее рук свитер, в котором она немного застряла, и бросает туда же. А потом они сталкиваются. Джей Ди напирает, берет за локти, жмет к себе, Вероника ощущает кожей жар его груди, чувствует терпкий запах табака и одеколона — теперь сильнее некуда. Теперь этот запах — часть ее. Джей Ди в ответ стонет ей в губы, поглубже затягивается. Душица. Он впитывает его, он старается запомнить получше, потому что это не просто приправа. Это лишь часть ее образа — ее шелковистых волос, пахнущих вишней, ее губ с привкусом гигиенической помады, ее длинных ресниц, которые щекочут ему щеки и нос. Удивительно, какой взрослой она стала, но как мало в ней изменилось. Вероника касается его рук, неловко замирает, когда сжимает вместо его правого бицепса лишь часть механизма из углепластика. Джей Ди едва отстраняется, смотрит на нее. — Тебя это смущает? — хрипло спрашивает он. — Нет, — бормочет Вероника, ощупывая ремни от протеза на его грудной клетке. Они воспринимаются для нее, как препятствие. — Но мне хочется, чтобы ты снял. Мы снимаем все. Джей Ди тихо смеется. — Вот как? — звучит звон его пряжки от ремня. Он спускает с себя штаны, шагает на нее. Вероника чувствует, как его рука расстегивает пуговицу ее домашних брюк, все с той же легкостью. И это все так же вгоняет ее в краску. Он тот же, но другой. Это Джей Ди, но взрослый. Крепкий, жилистый, с кучей шрамов, без одного пальца. — Снимай, снимай… — шепчет он, подталкивая ее к кровати. Они сучат ногами, разбираясь со штанами, и окончательно избавляются от них, только когда оба оказываются на ее кровати. Вероника ахает, когда спины касаются холодные простыни, но тут же на лопатки ложится горячая рука, и поддевает застежку лифчика. Джей Ди не прекращает ее целовать. Он тычется в щеки, в губы, в подбородок, водит носом и скользит губами по очертаниям ее лица, ощущая морщинки, но эти мелкие детали очаровательны, потому что они говорят ему, что это на самом деле его девочка — Вероника Сойер. Настоящая, не из его фантазий. Лежит здесь и дышит ему в губы, сжимая в руках ремни его протеза. — Если я сниму его, я не смогу тебя держать, — отвечает он ей, нетерпеливой и недовольной. — Я сама удержусь, Джейсон Дин. — Не зови меня… Она толкает его на спину и усаживается сверху, прижимаясь губами к его губам. Ее руки скользят от плеч до груди, а оттуда к животу. Джей Ди изгибается ей навстречу, елозит под ней. — Вероника… — шепчет он, скользя руками по ее стану — гибкому, напряженному, как у пумы перед прыжком. Она соображает быстрее, чем он думал, и расстегивает несколько ремней на его груди. Джей Ди тихо мычит, но позволяет ей. Если ей так нужно, пускай. Сама хочет увидеть его такого. Сама на инвалида полезла… — Иди ко мне! — рычит она и тянет его на себя. Джей Ди приподнимается, целуя ее, и она щелкает ремнями на его спине. Он чувствует облегчение — железяка падает рядом, и он ведет освободившимся плечом, которое тронул холодок ее комнаты. Вероника отрывается совсем чуть-чуть, и смотрит на его тело краем глаза. — Ну что? Встает на калеку? — злобно усмехается Джей Ди. — Закрой пасть, — отвечает она строго, и прижимает его обратно к кровати. Джей Ди сжимает в руке ее волосы, она мычит, но не отпускает, скользя пальцами по всем шрамам — по старым ожогам, по ранам, которые остались от ее пуль, от операций. Еще свежей раны на боку она касается почти невесомо. — Не больно? — Нет, — говорит он, и притягивает к себе для очередного поцелуя, которыми не может насытиться. Врет, потому что рана ноет. Потому что он напрягается и движется ей навстречу, но ничего не может с собой поделать. Это Вероника Сойер. Она может вытащить из его груди бьющееся сердце, лишь бы только вот так же сидела над его бедрами, разведя ноги, и гладила по шрамам, вызывая мурашки. И целовала без остановки, пока губы не отсохнут. Она опускается на него, садится полностью, распределяя вес, и Джей Ди охает, ощущая ее сквозь ткань. Вероника чувствует его. Сквозь трусы он ощущается все почти таким же по форме и силе. Если он может возбуждаться, значит, там все нормально. Он цел. Цел же? Джей Ди очень трудно было отпустить ее тело. Он хочет хвататься за нее, но сейчас еще больше он хочет сделать это — доставить ей такое удовольствие, так что побеждает самого себя и опускает единственную руку вниз. Вероника не успевает задать вопрос — рука опускается ей на бедро, поднимается выше, скользит на внутреннюю сторону и забирается под ткань. Она напрягается и дрожит, изгибаясь. — Джей Ди… — шепчет она с придыханием, сжимая его правое плечо. — Да, Вероника? — выдыхает он, улыбаясь. Его палец проникает под складочки, очерчивает с нажимом, поглаживает кругами, отчего Вероника краснеет и сдержанно стонет. Когда он опускается ниже, проникая внутрь — совсем чуть-чуть, лишь поглаживая вход, — она стонет громче, приоткрыв губы, и делает движение бедрами навстречу. Джей Ди мычит от другого — давление на его травмированное плечо усиливается. Вероника словно снова становится юной. Она пытается скрыть смущение и возбуждение за предельной серьезностью, но ничего не может с собой поделать. — Сойер? — зовет Джей Ди хрипло. — Наклонись. Вероника клонится к нему, и он целует ее, причем жадно, будто бы умирал от жажды. Он так хватается, так кусает губы, что, пожелай она отстраниться, то не смогла бы. К счастью, Вероника никуда не собирается. Она гладит его по груди, немного царапая, и упивается поцелуем так же, как он. Джей Ди проталкивает палец дальше, и она стонет ему в рот. Он доволен, и начинает медленно вводить второй, безымянный. — Был бы средний палец, было бы еще лучше, крошка, — говорит он. — Не посылал бы ты меня нахуй, был бы твой средний палец при тебе, — рычит она. Джей Ди тихо усмехается и пытается приподняться, но ему не хватает руки для опоры, а бок слишком болит, чтобы сидеть без нее. Он вытаскивает из нее пальцы, убирает руку из трусиков и ведет мокрыми пальцами вверх по животу, к груди, которая с годами немного потеряла прежнюю упругость, но красивее быть не перестала. В груди поднимается жгучая ревность, которая травит его, когда он думает, что ее так же касался кто-то еще в его отсутствие. Что был как минимум один урод, который мог так ее трогать, да еще и бил после этого. Брал божественные дары, но вел себя, как Иуда, предавая ее. Он сжимает в ладони одну ее грудь, большим пальцем гладит по соску. Вероника ерзает на нем, он возбужден, и жар распространяется по всему телу, распаляя его ярость только сильнее. — Он трогал тебя так — твой жених? — спрашивает он почти не своим голосом. Вероника распахивает глаза, видит тьму в его омутах, видит, как заострились его черты, и как волосы его растрепались в разные стороны. Вид, отражающий его раздираемую душу, напоминает ей нечто нехорошее. — Да, — отвечает она честно. Джей Ди держится за ее талию, чтобы приподняться, она дает опереться на себя. Оказавшись лицом к лицу с ней, он целует в шею и подбородок, едва щекочет короткой щетиной, покусывает, оставляет засосы, продолжая гулять рукой по спине, прижимать к себе — к своей груди и к бедрам. — Тебе нравилось это, правда? — спрашивает он, тяжело дыша ей в губы. Вероника хочет замять, но вдруг понимает, что она солжет, если скажет, что ей нравилось. Правда в другом, просто раньше она была ей постыдна. Но сейчас она прекраснее и нужнее всего. — Я искала в нем тебя, — она целует его в уголок губ, трется чувствительной грудью. — Но он не мог мне этого дать. Никто не мог. Мне ни с кем не было и не будет так, как с тобой. Джей Ди на мгновение замирает, но Вероника знает, что он удовлетворен ответом. Что он очень даже доволен. И понимает, что не ошиблась, когда он тянет вниз ее трусики. Ему приходится снова лечь на кровать, чтобы у нее было больше свободы движений, и чтобы она могла их снять. Вероника помогает сделать это и ему — то ли от заботы, то ли оттого, что она не в силах ждать, пока он справится с боксерами одной рукой. Она оглядывает его достоинство, в сумраке и за волосами, которые прикрывают ее лицо, он не видит этого взгляда и даже успевает едва-едва смутиться того, каким неполноценным может ей казаться, но всякие сомнения пропадают, когда она делает пару движений рукой. — Веро…ника… — Джей Ди роняет голову на постель. — Блять. Он тянется к ней рукой, хочет утянуть к себе, но она перехватывает его за запястье и целует тыльную сторону ладони. Джей Ди вскидывает голову, и видит робкую улыбку. Вероника нависает над ним, он видит ее прекрасную грудь перед собой, видит изгиб бледного стана, как у нимфы, но одна ее рука все еще там, и все еще делает это. Веронике нравится трогать его. Нравится поглаживать, нравится кружить большим пальцем по кончику, прямо по влажной головке, и слушать его сдавленные охи-вздохи. Чувствовать, как он подпрыгивает под ней, как каждый раз сжимает ее ладонь чуть крепче. Их пальцы переплетаются, он молит ее одним этим жестом. Вероника слушается. Джей Ди чувствует, как она ерзает бедрами, ощущает прикосновение к ее горячему естеству и слышит взволнованный вздох. — Да, девочка, — шепчет он. — Давай. Давай скорее, милая. Подается бедрами ей навстречу, а Вероника бедер не отнимает. Она стонет громко и царапает его торс. Джей Ди напрягается, но не отзывается словом. Он так возбужден. Она садится не слишком быстро, но и не медлит. Нет, это проба. Это привыкание заново. Это вспоминание прежних ощущений. Джей Ди ощущает давление тугих мышц, и удивляется — как? Неужели она так и не нашла мужчину получше? Неужели ни один ее ухажер не имел чего-то большего в штанах, чем он?.. Но когда она вбирает его полностью, и ее жар топит его, мысли растворяются. Он чувствует только, что ужасно хочет ее, и он не хочет больше медлить или пробовать, он хочет брать и наслаждаться, пока она с ним. Вероника вдыхает и выдыхает полной грудью, когда он весь погружается в нее, пробует шевельнуть бедрами. Слышит рык и шипение с бессвязной матерщиной. А потом Джей Ди тянет ее на себя резко, и, когда она прижата к нему грудью, он меняется с ней местами, наваливается сверху, упирается локтем в кровать, его пальцы впиваются ей в волосы. Она целует его, выгибается навстречу, обхватывает ногами — так, чтобы глубже, и он мычит, он благодарно шепчет. — Какая хорошая, какая неистовая… Он даже в первый раз ее так не нахваливал. Джей Ди просто не может нарадоваться — его мечты исполняются. Те размышления, которые он считал ерундовыми из-за их былой невозможности, теперь становятся не просто возможными, а явными. Она под ним, он в ней, обхвачен ее жарким нутром, и Вероника Сойер любит его — хотя бы этой ночью. Джей Ди улыбается ей в губы, как блаженный дурак, ерзает на ней, ищет угол, а она обхватывает его ногами и прижимает к себе. Когда она уже от страсти едва ли может дышать, впиваясь ноготками в его бедро, он делает плавный толчок до упора, и ощущает, что они оба теряют рассудок. Она вскрикивает, совершенно неприлично, запрокинув голову, и он, кусая ее за мочку уха, толкается еще раз, слыша у себя над ухом еще один неприличный вскрик. — Ах… Джей Ди! Он устанавливает ровный темп, двигается в ней, а Вероника вскоре начинает двигать бедрами навстречу, специально напрягаться, сжимая его стенками мышц покрепче, стискивать в одной руке его плечо до синяков, а другой рукой царапать спину и прижимать к себе. Ей его отчаянно не хватает, она тоже жадная, она тоже хочет всего и сразу. Джей Ди бы только рад! Но она же отстегнула протез, и он без руки, которой так хочет схватить ее за бедро просто из желания держать, мять и, возможно, оставить на ней свой след — темное пятно на коже, а не в душе. — Ногу запрокинь! — хрипит ей в шею. Она слушается, поднимает одну ногу выше, хотя ей и дается это с трудом самой по себе. Нога все время съезжает по его боку, трется. Когда они оба становятся мокрыми, она уже перестает делать попытки удержать колено у его груди, но Джей Ди уже хватает того, что он получил. Ему хватает толков в ней под немного другим углом, хватает ее напряженного тела, горячего нутра и тихого дыхания со стонами. Как он хочет, чтобы она была так же близка к нему! Джей Ди может дотянуться только до груди, что он и делает, целуя ее, облизывая сосок и прикусывая, чтобы она подскочила, и чтобы укол боли держал ее в состоянии напряжения, продлевал ее дрожь. Он опаляет кожу частым дыханием — почти животным сопением, — и чувствует, как теплая волна близится. — Вероника… Я скоро… — Давай! — отвечает она высоким голосом. — Можно! Стоит уточнить, как он всегда делал во время случайных контактов в командировках, но это не случайный перепихон, это Вероника Сойер, и она довела его до того, что он уже слишком глубоко погрузился в ощущения, чтобы прервать этот акт. Он решает поверить ей, она ведь уже не маленькая девочка. Ее стоны нарастают, она гнется, как древко лука, жмется бедрами, сжимает крепко-крепко, и вокруг него все пульсирует в такт его биению сердца. Вероника кусает за шею, впивается руками в его мышцы в последний раз, почти смертельной хваткой. Джей Ди ахает, и тут она вскрикивает, и подпрыгивает на кровати. Толкает его, а ее нутро наоборот захватывает и выжимает, тоже жаждая… Вскрикивая следом, Джей Ди кончает и делает еще несколько толчков — собственнических, которые словно ставят точку. Моя, моя. Вероника обмякает под ним, подрагивает от еще не прошедшей лавины удовольствия, опустив с него ноги, она раскрыта перед ним и дышит полной грудью, вся красная и довольная. Когда Джей Ди отпускает первобытное желание, когда разум возвращается к нему, он, тоже подрагивая, валится на бок, приникает к ней, утыкается носом в ее волосы, разбросанные по подушке, и дышит. Тоже полной грудью. Уставшей рукой он обнимает ее за плечи так крепко, как может себе позволить. — Я скучал, — хрипло говорит он. Вероника не приказывает ему замолчать, багровея от недовольства или смущения. — Я тоже, — отвечает она легко. И Джей Ди утыкается носом в ее висок, чувствуя, что ему почти впервые за последние девятнадцать лет становится легко на душе.