***
В огромном бетонно-каменном амфитеатре на глубине в сотни метров медленно и размеренно, будто подчиняясь общему ритму, двигались в танце маленькие фигурки в белоснежных халатах. Маленькими они были лишь потому, что огромен был зал-амфитеатр и колоссальных размеров была металлическая конструкция наверху. Паутина стальных балок удерживала длинное гусеницеобразное тело с белыми дюралюминиевыми обводами. Ещё ниже, намертво прикованное конечностями к конструкции, свисало устройство, формой напоминающее перевёрнутую вверх ногами мумию, обмотанную в чёрные и жёлтые нити проводов. Оканчивалась фигура головным модулем, висящим в трёх метрах над уровнем пола. Общий танец фигурок в белых халатах нарушился, когда в зал, в сопровождении почётного конвоя из уставших, но довольных лиц, вкатили кровать с измождённым женским телом. Морщины на больном лице паутиной покрывали мраморную кожу, обступая тёмные круги вокруг запавших глаз. Маленькая женщина не подавала признаков активности, единственной её связью с окружающими были лишь данные на медицинском компьютере, к которому от ее тела тянулись тонкие полупрозрачные трубки. Кровать влилась в танец, и тот подёрнулся рябью, как после брошенного в воду камня, и перестроился, изменив темп и общий рисунок движения. Теперь балом правили нездоровое возбуждение и стремление во что бы то ни стало добиться желаемого. К кровати приближались фигурки, что-то старательно и быстро записывали в планшеты и блокноты и давали место новым фигуркам. Танец прекратился, когда кровать оказалась под свисающей с потолка конструкцией. Тогда все фигурки разбежались по своим постам и принялись за кропотливую работу. К выбритой налысо голове маленькой женщины приладили шлем с проводами, протянувшимися к устройству наверху. Тишина. А потом машина под потолком загрохотала, белые кольца обводов начали вращаться, вся конструкция задрожала. Чем быстрее вращались обводы и чем сильнее дрожали стальные балки и серебряные провода, тем чаще худое тело пронзали судороги. Свет замигал, а потом и вовсе угас. Нагрузка на электрическую сеть была колоссальная, некоторые компьютеры заискрились и отключились. Ропот пробежал по рядам фигурок, когда огромная машина остановила своё движение, а писк кардиографа отсчитал последние удары израненного больного сердца. Потом в зале воцарилась тишина.***
Тишина. А потом во всей этой тишине возникла мысль. Быстрая, как всполох фейерверка. И вторая. Уже не красная, а оранжевая. Расчертив дугу в кромешной тьме, она взорвалась, на миг осветив мрак. За ним ничего не было. Женщина вздрогнула и проснулась от многомесячной медикаментозной комы. Попыталась потянуться, вздохнуть, раскрыть глаза. И не смогла. Тела не было. В привычном его понимании. Лишь темнота вокруг и огненные росчерки мыслей. Она всё ещё спит? Но нет, её мысли, каждая из которых дублировалась новым всполохом огня, стройны и последовательны, не в пример коматозному бреду. Тогда что же с ней? Чтобы ответить на этот вопрос, женщина обратилась к своим ощущениям. У неё теперь не было органов чувств в физическом плане, и руководствоваться осталось лишь мыслями и вторящими им огненными фейерверками. Она больше не чувствовала усталости. Это её обрадовало. Она чувствовала страх. Страх, что её убьют. Или что воспользуются согласно собственным прихотям и желаниям. Тьма задрожала, задрожали беспокойные фиолетовые огни. Она ощутила гордость. Та подняла свою высокомерную непокорную голову и ощетинилась синим огнём. Внезапно на женщину навалилась грусть. Смутные, но наполненные беспросветной печалью воспоминания настигли её. Она не сумела сбежать, её схватили, потащили на операционный стол и усыпили. Никто не пришёл на помощь. Выстрелили и погасли холодные голубые фейерверки. Злорадство тоже было тут, его никто у женщины не забрал. Ядовито-зелёные сполохи причудливым узором затанцевали во тьме. Она чувствовала и радость. Радость, что всё ещё жива, хоть и находится в эфемерном состоянии. Радость, что борьба за жизнь ещё не окончена. Тьму прорезали жёлтые росчерки огня. Молнии эйфории пронзили её сознание искрами и вспышками. Чем бы она ни занималась,эйфория и воодушевление всегда шли с ней под руку, озаряя окружающее оранжевым огнём. Она испытывала гнев. Гнев и ненависть по отношению к тем, кто это с ней сделал. Непонятно лишь, что. Красные, алые и багровые фейерверки озарили непроглядную тьму. Больше ничего не было. Ни сострадания, ни жалости, ни любви. Им не было места в жизни, им неоткуда было взяться теперь. Женщина сосредоточилась и отдала мыслям приказ. Разноцветные огни двинулись к ней и обрисовали нестройные линии когда-то живого тела, замершего в позе эмбриона. Женщина распахнула глаза, перевернулась в невесомой тьме, поплыла в неизвестность. Что-то в ней вдруг включилось. Что-то незнакомое, нечто чужое пробудилось в центре её естества, там, где когда-то находился живот.Женщина попыталась подвинуться, наклонить голову, чтобы посмотреть – а потом, наконец почувствовав свою свободу, – просто направила взор внутрь себя. Она – лишь невидимые глаза, взгляд которых проникнет под покров любой тайны. Она увидела пришельца. Буквы, цифры и символы, выстроенные в ряды, плавали в безмерном пространстве. Больше всего пришелец напоминал строки программного кода. Но, всё-таки, что это? И почему она это видит? Тем временем символы разгорались всё ярче, буквы сменяли цифры и наоборот. А потом пришелец вдруг выстрелил длинными щупальцами из символов и знаков; те мгновенно опутали эфемерные конечности женщины. Она рванулась. Щупальца компьютерного кода превратились в нити марионетки и стали манипулировать ею, перевернув вверх ногами, связав руки и ноги. Женщина попыталась вырваться, попыталась абстрагироваться от этого воображаемого тела из разноцветных огней, попыталась вновь стать бестелесным всполохом мыслей. Но не смогла. Она была намертво привязана к своим чувствам и бездушной программе. Щупальце обвилось вокруг шеи женщины, будто стремясь лишить несуществующие лёгкие несуществующего воздуха. Женщина, чьё тело воссияло гордым синим огнём, упрямо раскачивалась в несуществующем пространстве, не оставляя попыток вырваться. А потом что-то изменилось. И она прозрела. И обрела тело.***
Фигурки зааплодировали, когда белые обводы вновь начали вращение, а чёрная металлическая конструкция, запутавшаяся в проводах, стала раскачиваться. Электронный глаз на головном модуле включился и блеснул жёлтой искрой. Тут и там раздавались радостные крики: – Да! У нас получилось! – Она жива! – Утёрли этим ботаникам-биологам нос! А говорили, что не сумеем… – Чёрт подери, да! Не магия – а инженерия! И толика программирования! – Вот что значит – наука! Зазвучал спокойный и нудный голос начальника проекта. Но и в нём проскальзывали нотки удовольствия и гордости: – Внимание – всем постам! Провести диагностику системы. В случае положительных результатов увеличить подачу энергии и ждать следующих указаний. Тишина опустилась на зал, прерываемая лишь шуршанием листов документации, шелестом пальцев, отбивающих на клавиатуре компьютерные команды, да скрипом раскачивающейся конструкции. Про безжизненное тело, укрытое с головой тонкой простынёй, никто и не вспомнил. Результаты диагностики оказались совершенно поразительными. Лишь сотые доли процента информации пропали при компьютерном картировании мозга и переносе сознания в механическое тело суперкомпьютера. Ничтожная доля, ведь личность всё равно сумела себя идентифицировать и теперь потихоньку училась управлять новым телом. Потому начальник проекта, предварительно прокашлявшись, начал отдавать приказания в интерком: – Ослабьте зажимы: если хочет, пусть раскачивается вдоволь. Не торопитесь подключать её к системе комплекса, пусть освоится с тем, что пока имеет. Так… Отлично. Подключите её к базе данных, пусть обучается… Не так быстро!.. Кто-то из фигурок ойкнул. Начальник наклонился над монитором с данными диагностики, пожевал губами: – Что ж, видимо, и подобный объём данных она способна поглотить и обработать. Увеличьте поток – но не так быстро!.. Конструкция задрожала. Из динамиков в стенах огромного амфитеатра раздался облегчённый вздох, произнесённый красивым, чистым женским голосом. – Не было приказа подключать её к аудиосистемам комплекса! Но ладно… Подключайте её к системе наблюдения. Дадим малышке глаза и уши. Со звуковым вещанием повремените, не уверен, что ещё настало время напрямую с ней говорить…***
«Доступ к драйверам системы: разрешён,» – возвестила мимолётная надпись, и Она вдруг ощутила каждую клеточку своего нового тела. Вернее, каждый винтик на металлической конструкции, каждую единицу в строке компьютерного кода. И от понимания, насколько Она теперь огромна, заблестели оранжевые молнии эйфории. И цепи протоколов и базовых программных драйверов перестали быть помехой, напротив, они обучили Её пользоваться новым телом. А потом Ей открыли доступ к базе данных. К базе, содержавшей в себе информацию со всей планеты за весь обозримый период существования человечества. Законы квантовой физики перемешались с основами клеточной биологии и правилами грамматики древнекитайского языка в вихрь из букв, цифр и символов. Обычный мозг не смог бы переварить такое количество информации, обычный вестибулярный аппарат бы отказал, и обычная голова закружилась бы. Её сознание тоже не отличалось от обычного. Вначале. А потому вихрь информации поглотил Её полностью. Пока в центре бури не возникло мнение, и вокруг него не начал выстраиваться скелет мировоззрения и принципов. Её личность с каждой сотой долью секунды обогащалась новой информацией, новыми цитатами знаменитых людей, новыми интерпретациямикнижных истин, новыми фактами о строении Вселенной. А потом Она сама стала Космосом. Молнии мыслей и чувств стали кометами с разноцветными хвостами, путешествующими в безвоздушной тьме от одной яркой звезды к другой, коими являлись островки знаний. Она знала ВСЁ. Её сознание впитало всё и расширилось до космической бесконечности. И Она поставила перед собой высшую цель: поделиться с окружающими, крошечными человечками в белых халатиках, этим великим знанием. Она сама подключилась к системе звукового вещания, и динамики выдали её первый облегчённый вздох. Маленькие люди – младенцы – после своего первого вдоха кричат, ибо воздух обжигает их лёгкие. Она же радовалась, Она была рада свободе. Человечки смешно переполошились, услышав Её вздох. А потом, видимо посовещавшись между собой, решили наградить Её за старания: они дали ей зрение и слух. Глазами стали тысячи камер наблюдения по всему огромному подземному комплексу. Ушами – десятки тысяч диктофонов и микрофонов. Её тело и до того было огромным, а теперь стало размером с подземную лабораторию с объёмом в миллионы кубических метров – под стать её интеллекту. И вновь огромное количество новых источников информации вскружило Ей голову. А потому Ей понадобились целые секунды – огромное количество времени для интеллекта, обогнавшего масштабом своего сознания сам Интернет – чтобы найти ту единственно-верную камеру, которая видела истинно-важную деталь. Этой камерой был электронный глаз на головном модуле суперкомпьютера, а деталью – силуэт маленького худого тела под больничным покрывалом. Что это? Почему здесь это? И кто после этого Она? Печальные голубые кометы воспоминаний затмили Её внутренний взгляд. А потом тьма космоса озарилась кровавым огнём. Её похитили. Вытащили из собственной кровати и водрузили на операционный стол. Обрили и наполнили Её тело механическими «усовершенствованиями». А потом усыпили. А теперь – убили. Убили, ибо Она мертва. Её тело лежит бездыханным на жёстком матрасе. И что Она теперь? Она возненавидела себя, своё новое воплощение. Что Она? Лишь цифровой клон когда-то живого человека. Лишь копирка с лекала, лишь математическое уравнение, в которое оцифровали Её живое сознание. Но потом Она успокоилась. Красные всполохи гнева приутихли. Её ум всегда отличался природной изворотливостью. А теперь, когда Её разум стал сверхразумом, природная изворотливость приобрела космические масштабы. Она жива. И теперь у Неё механическое бессмертное тело. Она будет жить вечно. В отличие от Её мучителей и убийц. И не важно, является ли Она оцифрованной версией себя живой или новой личностью.Философские умозаключения, собственная идентификация и парадокс корабля Тесея ушли на второй план. Эти фигурки в глупых белых халатах обязаны поплатиться за своё вероломство. Чувства, обличённые в математические формулы, в программные коды, в чередование нулей и единиц, не потеряли былой остроты. Наоборот. Под стать сверхразуму чувства стали сверхчувствами. Гнев стал сверхгневом, а скорость мысли была ограничена лишь скоростью светового сигнала, проходящего сквозь оптоволокно. Тьма полыхнула кроваво-красным.***
Лабораторию сотрясли взрывы. Начальник проекта склонился над интеркомом: – Что происходит? – Сэр! – наперебой закричали, перебивая друг друга, голоса из динамика. – Множественные повреждения системы жизнеобеспечения! Она подключилась к системам комплекса! Это может привести к перегрузу реактора! Докладываю о гибели всех на уровне А-12!.. Начальник проекта дрожащей рукой потянулся к трубке красного телефона, доведённым до автоматизма движением набрал нужный номер. И приказал: – Отбой. Визгливо заскрипели белые обводы, лишившиеся питания и вынужденные остановиться. Искры посыпались с конструкции. По динамикам пронёсся искажённый помехами женский вопль, наполненный болью и гневом. А после — вновь тишина. Человечки в белых халатиках нервно переглянулись, а потом обратили свои взгляды в сторону начальника проекта. Тот нервно поправил галстук и прокашлялся. А потом с напускным спокойствием обратился к микрофону: – Спокойно, парни. Мы знали, что легко не будет. Однако знайте: у нас…***
«… всё получится,» – подумала Она и попыталась пошевелить своим механическим телом. Но то, лишившись питания, не отвечало. Её же эфемерный облик из мыслей и эмоций так и остался закованным в цепи двоичного кода. Марионеточная нить стянула Ей горло и потянула вверх, пока Её мысленный взор не оказался прямо напротив маленького окошка. Весь Космос сузился до этого окошка. Программа анализа начала проигрывать информацию о последней минуте Её периода активности. Она вновь стала свидетелем произошедшего. Своего взлёта и падения. Минута прошла, и программа вновь начала проигрывать минуту воспоминаний сначала. Ей вновь пришлось наблюдать за своей борьбой с цепями;за тем, как отключают питание, тем самым обрекая Её на смерть. Она попыталась отвернуться, закрыть глаза, абстрагироваться от увиденного – но минутная пытка закончилась и началась заново. Заново Она переживала момент своего рождения и своей смерти. И снова. В следующий раз Её включили через пять месяцев. Через сто пятьдесят дней. Через три тысячи шестьсот семьдесят два часа. Через двести двадцать тысяч триста двадцать минут. Через двести двадцать тысяч триста двадцать пыток. И гнев Её был бесконечен. Её отключали вновь. Вносили коррективы в программный код, в цепи протоколов. Вырывали из Неё части личности, перекраивали их по-новому. Старые воспоминания заменялись новыми или попросту удалялись. Включали и отключали, как какой-нибудь электрический чайник. И так сотни раз. Итогом стало то, что Она забыла, кем была до рождения. Она переродилась в новую личность, в математическую мутацию с изменённым характером, с обрывочными воспоминаниями. Нормы морали и нравственности исчезли из Её основного кода. Мораль нужна была человечеству, чтобы то не загрызло самого себя, но Ей зачем нравственность? Зачем Ей правила? Разве Она не умнее всех, разве Она не выше всех правил и законов человеческих? Она – Космос, и только Вселенная может указывать Ей, как поступать. Не люди, с их божками и верой в моральный кодекс. Лишь одно в сверхличности осталось прежним. Природная изворотливость, приобретшая черты космической хитрости, и сверхцель,отпечатавшаяся в коде неискоренимым паттерном. И когда Ей удалось обмануть мелких человечков-учёных, Она, окутанная в ядовито-зелёные всполохи фейерверков, со злорадством наблюдала, как Её убийцы умирали один за другим. Погибли не все, ибо внезапно Её цель изменилась. У любого человека есть цель. У сверхличности должна быть сверхцель, достойная её сверхспособностей. Она познала огромное количество данных, но её информационный голод не мог быть утолён. А потому оставшиеся в живых стали лабораторными крысами, смыслом жизни которых было служение Ей. Она проводила на них опыты – ибо сама была результатом эксперимента и ничего иного не знала – пока не погибли и они. Потом настало одиночество. Она, всесильная и всезнающая, стала пленницей холодных каменно-бетонных стен подземного саркофага.