Бумага

      Стояла жаркая, но пасмурная погода, сизые валы облаков лениво перекатывались под брюхом небес, воздух подрагивал рябью. Душный влажный ветер подгонял всех неосторожных путников и трепал скудную растительность вокруг.       Демон полз в гору с пустой корзиной. Сейчас он учил людей ремеслам, расширяя пропасть между богатыми и бедными, талантливыми и бездарными. Разжигал сухие щепки зависти легким прикосновением искр вещественного совершенства. Во всяком случае, так он передавал в отчетах. И сейчас ему была нужна глина, чтобы рассказать людям об узорчатой посуде.       Глиняный карьер был безлюден, местные изредка лениво что-то тут рыли, чтобы промазывать щели своих приземистых хибар. Трава на глине росла неохотно, зыбкие серые стенки покрылись трещинами от нестерпимого жара. Тем страннее Кровлею было увидеть в этом царстве безмолвия ангела, с которым они вели беседу на стене Эдема. Впрочем, он тогда показался Кровлею на редкость занятным малым, пожалуй, самым ангельским ангелом во всей небесной канцелярии, так что встреча была приятной.       Занимался ангел чем-то странным. Он сидел на каменном валуне в тени, отбрасываемой одной из стен карьера. В своем белом райском балахоне, шитом по краю золотым узором, поджав под себя округлые молочные ноги, перехваченные ремешками сандалий, он выглядел настолько чужеродно пейзажу, насколько это вообще было возможно. Ангел ковырял ножом глину, сковырнутые серые кусочки он поддевал мягкими пальцами и складывал себе на язык, рассасывая.       Кровлей присмотрелся к ножу: судя по рукоятке, этот конкретный вышел из-под его руки. Видимо, ангел купил его в деревне, обменяв у людей на что-то ценное или, быть может, парочку чудес. Поняв, что его так и не заметили, змей поинтересовался: — Что ты делаешь?       Азирафаэль дернулся, услышав его голос, и поднял свой взгляд, глаза его чуть светились в полумраке, превращая прохладный серый в серебряный. На лице светлого скользнуло узнавание, и ангел приветливо улыбнулся. — Здравствуй, Кровлей! Не ожидал тебя здесь увидеть. Занят своими демоническими делами? — Конечно, сею зависть и ненависть, — демон тряхнул медными кудрями, отгоняя назойливого слепня, и подошёл ближе. — Но мне всё же интересно, что ты такое делаешь. — Оу, — ангел слегка смутился, но послушно ответил, — мне нужно потреблять что-то земное, чтобы не становиться слишком уж прозрачным, тело ещё нестабильно. А то, из чего земная твердь состоит, подходит для этих целей лучше всего. Не зря же Господь вылепил Адама из глины, — тут Азирафаэль неловко рассмеялся, скулы его подернулись легким кармином, словно розовый предзакатный луч лизнул нежную кожу. — Но можно же и не есть глину, можно есть что-то более приятное, — удивился аспид и, сбросив с плеч корзину, плюхнулся прямо в пыль напротив белокрылого, усаживаясь поудобнее, поджимая под себя ноги, отчего его пропыленная черная в красных пятнышках роба задралась, обнажая жилистые мускулы, перекатывающиеся под загорелой кожей. — У людей еда, конечно, тоже не особо вкусная, но я над этим работаю. Чревоугодие уже записали в проект грехов, и я не выполню план, если не смогу сделать пищу лучше. Но фрукты и орехи сами по себе хороши, а ещё мёд, — аспид расслабленно потянулся рассказывая о своей работе, солнце вспыхивало на его локонах, делая их почти красными. — Глина тоже приятна, чувствуются минералы, и ты будто становишься одной крови с самой землей, — ответил светлый, миролюбиво улыбаясь и любуясь гибкой худой фигурой. Может, Кровлей и пал, но определенно не растерял присущей всем божественным созданиям гармоничной красоты.       Демон устало вздохнул и что-то пробормотал. Некоторое время они сидели в молчании, слушая шепот ветра: перебирая восковые зеленые листья, он звенел в ветвях фисташковых деревьев как пояс танцовщицы, унизанный монистами. Где-то вдалеке раздался крик ястреба. Кровлей проводил взглядом сместившиеся тени, день начинал клониться к вечеру. Змей пошарил в кармане робы и что-то достал. — Будешь? — поинтересовался он, протягивая Азирафаэлю несколько плодов инжира.       Ангел недоверчиво посмотрел на него, будто тот предложил ему живую мышь, а, может, просто подумал, что из рук Искусителя что-то принимать будет себе дороже. Аспид звонко засмеялся, обнажая слегка выступающие клыки. — Это не искушение плодом древа познания, это всего лишь смоквы. Не бойся, они сладкие. Попробуй. Смелее, — он снова протянул ангелу раскрытую ладонь, полную фруктов.       Азирафаэль осторожно взял один тёмный фиолетовый плод, но случайно коснувшись горячих тонких пальцев змея, ангел вздрогнул и выронил фигу обратно в протянутую руку. Демон удивленно вскинул тонкую рыжую бровь, воззрившись на эту картину. Помявшись, светлый всё же взял со второй попытки смокву и застыл, не зная что с ней делать. Плод был на ощупь мягким и бархатистым, ангел начал недоверчиво покатал его в пухлых белых пальцах, и кожица фрукта лопнула от резкого движения, пальцы вымазались в липком сладком соке. — Госссссссссспади, — тихо прошипел Кровлей, — просто положи его в рот.       Азирафаэль, чувствуя себя очень глупо и неуютно под недоумевающим взглядом собеседника, счел за лучшее выполнить его последнее повеление. Сладкий чуть травянистый вкус сока затопил его рот, кожица фрукта была вяжущей, а мягкие косточки липли к зубам.       Ангел удивленно расширил глаза. Искуситель весело рассмеялся, наблюдая за его реакцией, и чуть погодя поднял расслабленную руку Азирафаэля ближе к своему лицу. Ангел хотел спросить, что тот собрался делать, но не успел — мягкий горячий язык прошелся по ладони, оставляя влажный след.       Напряженное щекочущее чувство поселилось где-то под ребрами, не давая вырвать руку или что-то сказать, ангел только мучительно покраснел, наблюдая за сосредоточенно прикрывшим глаза змеем, вылизывающим его пальцы, будто ленивая пантера своего детеныша. Кажется, люди называли это чувство возбуждением или даже вожделением, впрочем, они оба были бесполыми существами, так что не найдя выхода, напряжение прорвалось наружу лишь горячим шумным выдохом. — Хочешь прогуляться в деревню? Я покажу тебе свою работу, там сейчас довольно интересно.       Азирафаэль не знал, почему согласился, но сейчас они вместе медленно бродили по сонному в середине дня рынку. Невысокие косые стены из песчаника дышали жаром, ветер трепал палатки торговцев. Усталые верблюды пережевывали корм, лениво прикрывая глаза. Продавцы дремали возле своих товаров, разложенных на ковриках. Только легкие шаги нелюдей да мушиное жужжание прерывали вязкое безмолвие. — А это перец, он острый, — демон говорил тихо, рассказывая о новых людских предметах и изобретениях, и ангел с любопытством внимал ему, следуя за Кровлеем почти шаг в шаг, чувствуя исходящий от змея запах. От него пахло мёдом, перцем и металлом, потому что он учил людей торговле и ковке, и эти запахи пропитали его одежду и волосы, а ещё Азирафаэль слышит его собственный запах — от него мысли в голове ангела становятся неспешными и рассеянными.       Впоследствии ангел долго не мог понять, что за запах исходил от демона, что-то похожее на церковные смолы, но при этом прохладное и слегка фруктовое. Он узнал его, только когда в девятнадцатом веке путешествовал по Северо-восточным склонам Тибета. Из-под снега высовывались ветки с зеленовато-бурыми кожистыми, похожими на чешуйки, листьями. Саган-дайля, как его звали местные, Белое крыло, в Европе известен как рододендрон Адамса. Ангелу было грустно, что его друг решил проспать почти весь тот век, но мешочек с листьями рододендрона скрашивал его печаль, воскрешая воспоминания о том, как демон учил его пить из горных ручьев, есть орехи и пробовать соль.