***
Никогда ещё в Логове Зверя не было так шумно и так живо. Слабо освещённую тёмную комнату, окутанную паутиной, с разбросанными по углам катушками ниток различных размеров наполнял жалобный писк недавно родившегося существа. Херра в окружении лишь пары слуг Ткачей, не смевших подходить близко, заботливо держала в своих больших массивных лапах маленький кричащий и вертевшийся в беспокойстве комочек. Получше укутав дитя в шёлковую белую пелёнку, она стала нежно покачивать его, пытаясь успокоить. Херра, полностью погружённая в наконец обретённое счастье, не сводила глаз со своей малышки и будто ничего не замечала, пока слуги робко мялись в ожидании приказа, не желая вмешиваться в их идиллию. — Ваше Высочество, Вам нужна помощь? — тихо подал голос один из Ткачей, сделав шаг из тени, и приблизился к своей королеве. — Нет, дорогой, всё хорошо, — на удивление мягко ответила Херра своим привычным, леденящим душу голосом. Впрочем, Ткач уже успел отметить, что прежде никогда не видел свою королеву такой счастливой. До этого момента все видели в ней лишь ту, кого величали Зверем — сильную, могущественную, хладнокровную воительницу, вселяющую ужас в каждого, кто попадётся ей на глаза, но вместе с тем мудрую, временами жестокую, но справедливую правительницу Глубинного Гнезда. Да, определённо рождённое дитя сейчас так радовало паучиху. Любопытство увидеть будущую наследницу пересилило страх перед могуществом Зверя, и Ткач сделал ещё несколько шагов вперёд, но тихо, надеясь подойти бесшумно. Херра заметила его, повернувшись в сторону Ткача, и пугливый слуга уже был готов выйти вон, но та лишь положительно кивнула и снова обратилась к своему детёнышу. Облегчённо вздохнув, уже чуть смелее, он подошёл к своей королеве. Малышка уже накричалась и лишь устало посапывала, а укачивания матери клонили её в сон. Всё так же робко, Ткач вплотную приблизился к ложу Херры и посмотрел на дитя. — Она очаровательна, Ваше Высочество, — прошептал Ткач. — Как Вы её назовёте? — Хорнет, — ласково произнесла Зверь, прижимая к себе дочь. Малышка широко зевнула, а её глазки уже слипались — она хотела спать. Херра, улыбнувшись, аккуратно погладила её по маленькой головке и встала, направившись в другую комнату своего Логова. Ткач, неуверенно глядя то в сторону своей королевы, то на другого слугу, лапками показывавшего, что он может идти, решил последовать его немому совету и отправился вслед за огромной паучихой. Та продолжала держать Хорнет в одной паре лап, пока другой подтягивала шёлковый кокон, служивший кроваткой для её дочери. Убедившись, что он крепко закреплён, она положила малышку внутрь, укрыв одеяльцем, и начала медленно его раскачивать. Ткач стоял поодаль, страшась как-то помешать, но чем дольше он оставался здесь, тем более явным становилось для него, как лицо его королевы начало меняться. Вся радость с него исчезла, на её место быстро пришли тоска и сожаление. В этот раз Ткач оказался храбрее. — Ваше Высочество, что-то не так? Почему вы грустите? — спросил он, рискнув подойти ближе. Херра помолчала немного, продолжая покачивать кокон, а потом ответила: — Мне жаль её. Время, отведённое нам, так скоротечно. Я не смогу долго быть с ней. Недалёк тот день, когда я уйду грезить и больше никогда её не увижу. Эти слова дались ей с трудом. Она смотрела на своё дитя, что так мирно и спокойно спало, и сердце её разрывалось от боли и любви к своей дочери. Конечно, Херра знала, заключая союз с Бледным Червом, что ей не суждено пробыть с ней долго. Но она хотела хоть немного побыть вместе с Хорнет. А потом, погрузившись в вечные Грёзы, она защитит её и всё Королевство от света. Самое главное — её. И тогда с ней всё будет в порядке. Это достойная плата за вечный сон. Херра тяжело вздохнула, не отвлекаясь от своего дела. Чуть повернув голову в сторону маленького слуги, она нарушила повисшую в воздухе давящую тишину: — А теперь, пожалуйста, оставь нас одних. Ткач послушно кивнул и поспешил удалиться. Херра снова повернулась к малышке и чуть склонила голову над коконом. Так сладко спит. Паучиха протянула в него лапу, поправив одеяльце, и положила её на маленькую головку Хорнет. Та сразу заворочалась, почувствовав прикосновение матери, и, не просыпаясь, схватилась маленькими лапками за палец Херры. Сверху на кокон упало несколько капель слёз, а на лице Зверя вновь появилась улыбка.***
Херра беспокойно носилась по комнатам Логова Ткачей в поисках Хорнет. Должно быть, она задремала, пока напевала колыбельную и укачивала дочь, а та в свою очередь ловко выскользнула из материнских лап и куда-то убежала. Малышка росла и развивалась очень быстро и, как это привычно для детёнышей, была активна и неусидчива, стремилась познать мир вокруг себя. Казалось, что в паучьем королевстве уже не было уголка, в котором не побывала бы будущая охотница, но это не значило, что она должна сидеть на месте. Поскольку Глубинное Гнездо — это бесчисленное множество смертоносных пещер, где каждый шаг может стоить тебе жизни, а в самых тёмных их местах поджидают хищные гарпиды, Херра очень боялась, что малышка могла покинуть Логово и заблудиться в опасных каменных тоннелях. Пока её успокаивали только слуги, боязно отвечавшие, что не видели, чтобы детёныш Зверя выбегал отсюда. Но и сказать, где её дитя, бестолковые Ткачи тоже не могли. Оставалось только обыскивать очередную комнату в поисках Хорнет и надеяться, что с ней всё в порядке. Вдруг откуда-то из другой комнаты послышался грохот, будто что-то упало. Херра тут же помчалась на звук. Заглянув внутрь, паучиха, наконец, увидела своё дитя и облегчённо выдохнула. Хорнет, облачённая в тёмно-синее платьице, была в целости и сохранности, а шум создала упавшая на пол катушка, в нитках которой запуталась малышка. Она весело хохотала, играя с ними и пытаясь снять их с себя, а завидев мать, встала и попыталась пойти к ней, но тут же неуклюже шлёпнулась на пол из-за спутанных лапок. Херра сразу подбежала к ней и взяла в лапы дочь. — Как же ты меня напугала, — с облегчением произнесла паучиха, свободной парой лап помогая малышке распутаться. Та в свою очередь показала матери красные нитки, бывшие её путами несколько мгновений назад. Херра с интересом посмотрела на них, подняла с пола катушку и показала её дочери. — Они тебе нравятся? — спросила она. Хорнет пропищала радостное «Да» и потянула маленькие лапки к катушке, которая была больше её самой. Это не могло не вызвать улыбку на лице паучихи. — Тогда я сделаю для тебя кое-что особенное из них.***
Длинная игла стремительно вошла в пол прямо перед мордочкой маленького паучка, между которым и острым лезвием оставалось лишь пара сантиметров. Он закричал от испуга и отскочил назад, пытаясь придумать, где ему спрятаться теперь, а Хорнет, довольно ухмыльнувшись, вытащила орудие и готовилась к новой атаке. Пока её жертва не покинула зал, юная охотница, метнув иглу в стену и притянув себя туда с поразительной скоростью, издала боевой клич и сделала стремительный рывок вниз, приземлившись прямо перед несчастным паучком, едва ли не разрубив его напополам. Наблюдавшая за своеобразной игрой со своего места Херра была довольна успехами дочери. Она была проворна и ловка, и пока противник в замешательстве пытался найти в миг исчезнувшую тень в красном плаще, она уже натягивала нить на его шее, пока та не отделит голову от тела. Хорнет довольно быстро овладела своей иглой, подаренной Ткачами, но ей ещё многому предстояло научиться. Отпустив, наконец, запуганного до смерти паучка, поспешившего спрятаться за огромными катушками, Хорнет посмотрела на мать в ожидании её реакции. И, конечно же, она получила одобрение. Но что-то было не так в её взгляде. Он был гораздо серьёзнее, чем обычно. И на то были свои причины. Недавно Херре сообщили о появлении в далёких уголках Гнезда заражённых Ткачей. Значит, зараза добралась и сюда. Это не могло не тревожить её как правительницу этих мрачных, зловещих земель. Заражённые Ткачи — знак того, что Чума прогрессирует и медлить с защитой от неё всё опаснее. Неужели Черв до сих пор ничего не предпринял? Нет, это невозможно. Он слишком озабочен созданием идеально пустого Сосуда, способного заточить в себе губительный свет. Это она знает ещё со своего первого визита в Белый Дворец. Тогда Зверь была готова в клочья порвать надоедливого монарха за его слова. Заявил, что раз он является отцом Хорнет, то хочет оставить её себе, а Грезящую отправить ко сну сию секунду. Такая наглость не могла не взбесить Херру, и только лезвия острых гвоздей-клешней Каролингов, направленных прямо на неё, не позволяли паучихе разделаться с этим мелким червяком. Наверное, если бы не Белая Леди, вмешавшаяся в их беседу, всё могло бы закончиться гораздо хуже. Позже Херра отблагодарила её за то, что она заставила своего мужа отказаться от этой идеи, та объяснила ей почему — Леди были не чужды чувства паучихи. Больше Черв не претендовал на Хорнет и звал королеву Гнезда и других Грезящих к себе только для обсуждения планов по спасению Королевства. Тяжёлые воспоминания заметно омрачили Зверя. Она встряхнула головой, чтобы избавиться от гнетущих мыслей, но, похоже, это не сильно помогло. Паучиха по-прежнему пребывала в напряжении. Хорнет заметила это и уже хотела что-то сказать, но её прервал вошедший в комнату слуга. — Простите, что беспокою, Ваше Высочество, принцесса. Прибыл гонец из Белого Дворца, он говорит о необходимости срочной встречи с Вами, моя королева, — отрапортовал Ткач. Гонец? Зачем? Черв же знает, как её раздражают чужаки, особенно его прислуга. Она нахмурилась. Херра с удовольствием бы вышвырнула вон этого гонца или отдала бы на съедение гарпидам, но чувствовала, что не просто так он сунулся в это гиблое место. Что-то здесь было не то. — Впусти его, — приказала паучиха, и Ткач тут же скрылся в проёме. Спустя мгновение в комнату вошёл маленький жук в столь ослепительно белом одеянии, что Хорнет даже зажмурилась, когда тот подошёл слишком близко. Его аккуратный белоснежный плащ заметно контрастировал с тёмной комнатой Логова Ткачей и тусклыми цветами простеньких нарядов пауков. Он встал перед Зверем и низко поклонился ей. — Моё почтение, королева Херра. — Не затягивай, малыш. Я не люблю ждать, — недовольно прошипела она, и гонец почувствовал, как холодок пробежал по его спине. Жук нервно сглотнул, а в голове промелькнула картина, как внушительных размеров паучиха впивается своей клыкастой пастью в тельце несчастного. Всё-таки, пусть и прошло немало времени с тех пор, как она сложила гвоздь на постоянной основе, но Зверь продолжала вселять страх и ужас не только в обитателей Глубинного Гнезда, но и всего Халлоунеста. Гонец быстро вдохнул и выдохнул и продолжил: — Я пришёл с вестью от Бледного Короля. Он требует Вашего немедленного присутствия во Дворце. На какое-то мгновение Херра будто потеряла связь с реальным миром. Черв требует её присутствия? Немедленно? Всё начало проясняться. Заражённые Ткачи, гонец — Бледный Король начал действовать. Это могло означать только одно — время пришло. И это значит, что… Херра повернула голову и посмотрела на свою дочь. Хорнет останется одна. И Херра останется без неё. Внутри что-то кольнуло, но паучиха не подала виду. Зверь ничего не боялась, кроме одного — дня, когда придётся расстаться со своим дитя. И этот день настал. Она вдруг вспомнила, как раньше каждую ночь, укачивая в лапах спавшую малышку и тихо напевая колыбельную, мысленно молила о том, чтобы этот день никогда не пришёл. Но было в их бренной жизни что-то, что им неподвластно изменить. Херра потёрла лапой глаза, незаметно смахнув маленькую слезинку, и обернулась к жуку, что терпеливо ждал. Глубоко вдохнув, она постаралась ответить как можно спокойнее: — Отправляйся вперёд, маленький гонец. Мы выдвинемся следом за тобой сейчас же. Жук снова поклонился и в сопровождении Ткача поспешил покинуть Логово. Херра что-то тяжело прохрипела и тоже направилась на выход — осознание скорого вечного сна своим мощным гвоздём оставило на ней много обширных ран. Она не хотела оставлять Гнездо, не хотела оставлять Хорнет. Но выбора у неё не было. Она сама подписала свой смертный приговор союзом с Червом. Однако… Она не жалела. Не жалела о том, что в обмен на Грёзы выпросила у Бледного Короля дитя. Не жалела о том, что малышка часто не давала покоя и заставляла материнское сердце биться чаще. Не жалела о том, что провела не одну бессонную ночь, чтобы сшить для неё её любимый красный плащ. Не жалела о том, что приходилось отчитывать её за непослушание. Не жалела о том, что сама тренировала будущую воительницу, а потом извинялась и утешала, когда ранила её. Не жалела о том, что всю свою любовь отдала ей. Не жалела о том, что всё это время была рядом с ней. Херра ни о чём не жалела. Хорнет, всё это время хранившая молчание и пытавшаяся разобраться в происходящем, последовала за матерью. Ей не давала покоя встревоженность Зверя, но причины этого юной охотнице были неизвестны. Поэтому она хотела отправиться с ней в Белый Дворец, где она могла бы попытаться найти ответы. — Я пойду с тобой, — произнесла Хорнет и хотела добавить что-то ещё, но была прервана. — Нет, — отрезала Херра и заставила дочь остановиться. — Не в этот раз. — Но… — хотела возразить она, но ей снова помешали. — Никаких «но», — паучиха тоже остановилась и посмотрела на своё дитя. Хорнет выглядела растерянной, и в глазах её Зверь читала страх от неизвестности. Она не понимала, что происходит, или отказывалась понимать. Херра подошла к дочери и погладила её по голове. — Прости, но сегодня ты должна остаться. Отправляйся домой и дождись меня там. Я скоро вернусь. Голос Херры заметно дрожал, но Хорнет решила не спрашивать почему, хоть и сердце её предчувствовало беду. Она нехотя кивнула и позволила матери уйти в сопровождении нескольких бравых Ткачей-охотников. Пока они ещё не скрылись в лабиринтах пещер, Херра обернулась, чтобы взглянуть на Хорнет, возможно, в последний раз. Та всё ещё стояла на своём месте и наблюдала за ними. Паучиха помахала ей на прощанье, и как только свисающая со сводов паутина скрыла их от посторонних глаза, надела на лицо маску, чтобы никто не видел, как скатилась и разбилась о холодный камень её слеза.***
Херра вернулась в Логово Зверя с тяжёлым сердцем. Худшие опасения подтвердились — Чума бушевала по всей территории Халлоунеста, и полное заражение Королевства лишь вопрос времени. Было решено, что медлить больше нельзя — Сосуд должен поглотить свет и запереть его в себе, а Грезящие — отойти ко сну, дабы сберечь его. Каждый отправился своей дорогой: Сосуд — в Храм, Мономона — в свой Архив, Лурьен — в свой Шпиль, и Херра — в Логово. — Вечный сон… Чем это лучше смерти? — вдруг вспомнила Херра слова Мономоны перед тем, как Грезящие покинули Белый Дворец. — Вечно живой и вечно мёртвый. Обречённый. В глазах подданных своих мы, может быть, герои, но в сердцах тех, кто дорог нам, мы несём лишь горечь. — ответила ей паучиха. Мономона ничего не сказала тогда, лишь кивнула, соглашаясь, отведя взгляд куда-то в сторону и погрузившись в свои мысли. Херра вошла в опочивальню в сопровождении двух Ткачей. Они уже подготовили всё, что должны были. Посреди огромной комнаты стояло ложе, подготовленное к нескончаемому сну. Везде была паутина, местами можно было увидеть небрежно расставленные катушки ниток, кровать окружали зажённые свечи. Пора. Паучиха тяжело вздохнула, оглядывая комнату, прежде чем отдала последний приказ. — Я не знаю, сколько смогут выдержать Печати. План Черва… никогда не казался мне надёжным, — честно призналась она, повернувшись к слугам. — Но… Что бы не случилось, прошу вас, защитите Хорнет. Хорнет. Узы крови. Ради моего дитя. Херра даже не попрощалась с ней перед Грёзами. Она не знала, как сказать дочери, что им пора прощаться. И боялась ранить. Хорнет была сильной, как и её мать, но самые глубокие и незаживающие раны оставляют те, кто больше всего дорог. Поэтому она сразу вошла в спальню, решив, что так будет лучше. Раздав последние указания, Херра подошла смертному одру, Ткачи же остались стоять на месте возле входа, молча провожая королеву в последний путь. Даже сейчас, когда от судьбы некуда бежать и выбора больше нет, она не может в это поверить. Она оставляет Глубинное Гнездо, оставляет Хорнет. Больше никогда паучиха не сможет увидеть свою дочь, не сможет возгордиться её успехами во владении иглой и даже просто обнять. Но только так она может её спасти. Достойная награда за жертву. Сжав огромные лапы в кулаки, паучиха уже была готова отдаться Грёзам, как услышала звук приближающихся шагов и недовольные охи Ткачей позади, которых кто-то толкнул. Она обернулась. Хорнет. Но как? Должно быть, кто-то донёс ей о возвращении Зверя, несмотря на её приказ ничего не сообщать наследнице. И вот она, в своём красном плаще с иглой наперевес, стоит перед матерью, не сводя с неё своих наполненных печалью глаз. Стоит, не двигается с места, но молчит, ничего не говорит, хотя хочется кричать. Сквозь прорези в маске для шести маленьких глаз паучиха смотрит на своё дитя. — «Когда-то ты была совсем крохой. А теперь посмотри, как ты выросла.» Теперь Хорнет всё осознала. Осознала, но не хочет принимать, и в глазах её Херра читала просьбу остаться. Но она не могла. Она должна была. Отдать всё. Херра развела свои лапы в стороны, и Хорнет сорвалась с места, бросаясь обнимать её, едва ли не повалив на пол. Крепко обнимая, она уткнулась головой в большое тело матери. Ради неё. Херра прижимала дочь к себе всеми своими лапами. Никогда прежде она не обнимала её так крепко, как сейчас. Она так не хотела отпускать её. Ради неё. Хорнет не сдерживала своих слёз, прижимаясь и обнимая мать так сильно, как только могла. Будто хотела удержать, будто хотела увести. Будто хотела оставить. Остаться вместе. Херра чувствовала это, и только маска скрывала слёзы Зверя. Они не хотели, чтобы всё так заканчивалось. Они растягивали этот момент сколько могли. Но продолжаться вечно это не могло. Херра должна была уйти. С трудом отпустив дочь, она подозвала Ткачей, чтобы те забрали наследницу и утешили. Пауки положили лапки на плечи Хорнет, и она была вынуждена отпустить мать. Своей большой лапой паучиха вытерла слёзы с её лица и погладила по голове. Та взглянула на неё, будучи не в силах сказать, как она любит её и не хочет расставаться. Но это и не было нужно, Херра поняла её без слов. Поддавшись Ткачам, Хорнет позволила им сопроводить её, одновременно с этим Зверь, наконец, легла на ложе, сложив самые верхние лапы на брюшке. Пока слуги и дочь не покинули усыпальницу, Херра повернула голову в их сторону в последний раз. Не этот образ она хотела сохранить в своей памяти перед тем, как заснёт навечно. Она хотела запомнить что-то другое, светлое. Образ малышки, своего дитя. Её маленькую головку, игривые глазки, аккуратные лапки. Её улыбку, её смех. Да, это именно то, что она хочет оставить в своей памяти. Херра улыбнулась, но под маской этого не было видно. Она повернула голову обратно. По-прежнему не готова уйти. Но теперь она была уверена в том, что с Хорнет всё будет хорошо. Закрывает глаза и погружается в Грёзы с последней мыслью о ней. Ради неё. — Нет! Неожиданно Хорнет вскрикивает и вырывается из лапок Ткачей и несётся прямо к матери. Она не может её отпустить, не может отдать её Грёзам. Хочет забрать, хочет вернуть. И вот она уже в полушаге от ложа, как вдруг неведомая сила отбрасывает её в сторону. Повернувшись к ней, ещё не встав с пола, Хорнет увидела полупрозрачный купол из странных ярких кругов с узорами внутри, защищающий её мать. Грёзы… Херру уже нельзя вернуть. Но она, поднявшись, снова подбежала к постели. — Нет! Нет! Нет! Упав на колени, Хорнет, сжав лапки в кулачки, принялась яростно бить ими по куполу в слепой надежде, что это что-то изменит. Щит даже не дрожал под ударами безутешного дитя, а Херра её уже не слышала. Но она продолжала бить и звать свою мать, срывая голос. Но силы быстро покинули её, и с последним ударом она, не сдерживая слёз, приложила голову и лапки к куполу, дрожа всем своим маленьким тельцем. Она осталась одна.***
Ещё одна слеза разбилась о холодный каменный пол. Хорнет не знает, сколько времени просидела на пустом материнском ложе, но ей казалось, что прошла вечность. Болезненная, мучительная вечность. Находиться здесь было тяжелее, чем когда Херра грезила в своей постели, а повзрослевшая охотница приходила сюда, чтобы просто побыть рядом с ней. Гнездо погибло, оставшиеся были заражены и не покидали тёмных пещер, так что никто не мог помешать им быть наедине столько, сколько они того захотят. Почти как сейчас, Хорнет приходила в Логово Зверя, зажигая потухшие свечи, садилась подле её постели и молчала. Они вели немые диалоги. Лишь иногда воительница вслух просила совета, и тишина была ей ответом. Что-то с грохотом упало и покатилось где-то за спиной Хорнет. В другой обстановке, она бы среагировала мгновенно, но сейчас, даже если бы ей угрожала опасность, она вряд ли бы шевельнулась. Утерев слёзы лапкой, она всё же решила взглянуть, что это было. Встав с постели и подойдя к источнику шума, охотница не поверила своим глазам. Это было невозможно. Она взяла предмет в лапки. Большая катушка с красными нитками, коих на ней почти не осталось. Та самая, которую когда-то использовала Херра, чтобы сделать плащ для своей дочери. Значит, она забрала её с собой из Логова Ткачей, чтобы оставить здесь, в месте, которое она никогда не покинет? Как память о чём-то ценном и родном, которая всегда будет рядом. Память о ней, о Хорнет. Что-то сломалось внутри неё. Прижав катушку к груди, Хорнет упала на колени и взревела. Скорбь так сильно сжимала её сердце, что вырывавшийся наружу крик вдребезги разбивал тишину, заполняя комнату невыносимой горечью и болью потери. Ей хотелось сорвать голос, чтобы все услышали, все почувствовали, как сильно она страдает. Но никто не услышит. Никто. Она совсем одна. Некому о ней позаботиться. Это породило лишь ещё один страшный вопль и вновь заставило тельце Хорнет содрогаться от переполняющего её чувства одиночества. Херры больше нет. Её не вернуть. Никогда не вернуть. После очередного крика Хорнет почувствовала, как что-то тёплое, будто большие лапы, сзади ложится ей на плечи. И становится легче, будто что-то забирает боль. Она уже не кричит, но слёзы не перестают течь из её глаз, а тельце ещё подрагивает. Она чувствует покой, родной покой. Прижав катушку сильнее, Хорнет слабо улыбнулась. Она не одна. Херра рядом. Всегда будет рядом.