Ненавистные звонки

      Звонок. Почти как в школе.       Кит не может его терпеть, так как сразу после него придется терпеть почти целый час нудные высказывания ещё более нудного преподавателя. Некоторые предметы кажутся лишними, честное слово! Особенно математика. Столь сложная ересь даже не пригодится в жизни…       Он поглядывает на своего одногруппника, который надул губы, едва сложив бантиком, положил на верхнюю карандаш и старается держать его без рук. Кажется, этот странный парень приехал с Кубы?.. Брюнет совсем не помнит. Нет, даже не знает.       Вспомнив необычный шифр, он решает зашифровать послание. Видно, им обоим скучно, да и сидят неподалёку друг от друга. Почему бы и нет?       «Скучно?» — гласит записка, подкинутая комочком на стол. Рядом с разными непонятными фигурами есть ключ к разгадке шифра. — «Никому не говори про такой метод общения!».       Лэнс сначала хлопает глазами, уставляясь в необычные символы. Они даже напоминают ему что-то, только он не может вспомнить, что именно.       «Да», — отвечает студент и, осмотревшись по сторонам и найдя собеседника, — Когане помахал рукой сокурснику, — кидает бумагу обратно.       — Мы уже давно учимся вместе, но так и не знаем друг друга.       — Да. Может, нам стоит познакомиться поближе? — МакКлейн оставляет подмигивающий смайлик, едва сдерживая улыбку уголком рта в реальности.       — Может, стоит, — чуть тушуется Кит. — Встретимся у входа в столовую на перерыве.       — Окей.       Людей проходит много. Все, видимо, слишком голодны, да настолько, что готовы снести каждого. Кит кое-как пробирается к знакомому.       — О! Пришёл!       — А ты думал? — усмехается он.       — Думал, не придёшь.       — Ошибся.       — Ну, что, Кит?       — Ого, ты меня знаешь.       — Конечно. Мы же с тобой почти целый год в одних аудиториях сидим.       — Неловко… — брюнет натянуто улыбается. — Я совсем тебя не знаю. Даже имени.       — И как это ты не помнишь того, кто тебя бесил весь год? — удивлённо распахивает глаза Лэнс.       — Кто такое сказал?       — Да по тебе видно.       — Неправда.       — Ты всегда хму-у-уришься, — кубинец самодовольно улыбается.       — Врёшь, — собеседник хмурится.       — Ага, конечно. Пошли поеди-и-им, я тако-о-ой голодный!       Со временем побегов на «переменах» в столовую, оба сблизились. Конечно, теперь перешли на подоконник в туалете, ведь только там можно поспорить о том, какие намерения были у героя в фильме, а какие не были, да так поспорить, что и не выгонят. Что насупишься на него, а потом ударишь в плечо, а он тебя в ответ, и вот вы уже смеётесь, щекоча друг друга, пока звонок не отрывает вас.       Конечно, всё так глупо развивается. Лэнс по уши влюбился…       — Я не чувствую от него и капли такого, — хнычет он перед Ханком за столом, расположившись на его гладкой поверхности подбородком.       — Ну, старина, попробуй признаться. Даже если и откажут, тебя не высмеят, — лицо смуглого парнишки вмиг изменяется на лицо ужаса.       Они с Китом прекратили переписки несколько дней назад и не пересекаются в коридорах или привычных местах. Всё стало совсем по-другому. Так… отстранённо, холодно. По-чужому.       — Ты что! — он машет руками. — Как я смогу это сделать? К тому же, я совсем его не вижу, кроме как в аудитории, а свои записки кидать друг другу мы закончили. У меня не хватит смелости что-то такое сказать!       МакКлейн принимает прошлую позу, только уже лицом вниз и руками в волосах, сжимая. И не может Гарриет что-то поделать с этим… Никто не может.       Пока не прилетает парню записка.       «Лэнс, я должен тебе кое-что сказать. На этой перемене, в туалете, как обычно.»       Кубинец заинтересован, заинтригован и даже трясётся от страха. Под партой он судорожно печатает Ханку сообщение. Нет, даже сообщения. Сотню. Но ответа не приходит: друг весьма трудолюбив. От этого ещё страшнее.       Итак, время проходит одинаково и медленно, и незаметно. МакКлейн до сих пор не может успокоиться и топает в назначенное возлюбленным место.       — Ну… Я… — Когане отводит взгляд, бегая глазами вокруг, кроме как стоящего напротив парня, а затем выдаёт, краснея: — Я влюбился в тебя! Я пойму, если ты отвергнешь меня или начнёшь смеяться, но, чёрт возьми, я… Я просто не могу так. Я думал, что, если я не буду попадаться тебе на глаза, то это пройдет, но нет. Я думал, что что-то не так, что это какая-то ошибка. Понимаешь, я совсем не могу без тебя.       Лэнс по-глупому, широко улыбается, чувствуя трепет в грудной клетке, и берёт парня за руку, осторожно, не спеша, чтобы не спугнуть, наблюдает, как тот краснеет, смущается.       — Не поверишь, но я тоже влюбился в тебя и думал, что ты меня отвергнешь.       По стенам звонко раздаётся тихий смех обоих студентов.       Кит не то, чтобы не любит звонки. Он ненавидит их. Ненавидит за то, что они не дают ему насладиться своим любимым парнем. Не дают почувствовать слабый вкус шоколада на чужих губах, а то и оставить пару пятен на смуглой коже в зоне шеи.       И точно также эти звонки ненавидит Лэнс.