Еще шаг... и мир упадет в океан...

*** Каким бы хорошим ни был день, он всегда заканчивается. Вот и сейчас солнце устало скатилось за горизонт, покрывая мир пеленой мрака и таинственности ночи. Я наблюдал, как лучи покидают землю, сменяясь алым отблеском заката, мне становилось все тяжелее на душе. Словно светило забирало с собой всю мою уверенность и былую бесшабашность, которую я так искусно разыгрывал при других. Но я один. В комнате нет никого, перед кем мне стоило бы играть эту роль, которая с каждым днем становилась все тяжелее и острыми когтями разрывала меня на части. Это ведь всего лишь люди. Человек. Память его не более чем решето. Время излечит все раны. Но память Книжника, которым я решил стать, хранит в себе малейшие, еле заметные простому и ненаблюдательному человеческому взгляду, но все-таки такие важные подробности Истории. Моя задача – записывать Историю такой, какой я ее вижу. Это мое предназначение. Лави. Лави. И как только Панда умудрился придумать такое имя? И с какой стати назвал меня так? Лави – сорок девятое имя, данное мне Книжником. Но оно совсем мне не подходит. Совсем. Возможно, именно оно и виновато во всем, что со мной происходит. Знаете, говорят, что имя способно влиять на судьбу и характер человека. Сказки все это. Пустые слова глупых и недальновидных людей, готовых верить во что угодно, только лишь для того, чтоб не признавать своей вины в тех или иных поступках. Слабохарактерные пустышки, ничего не понимающие в жизни, ничего не смыслящие в своем предназначении. А ведь у каждого есть свой путь. И по этой извилистой тропе нужно идти, не оглядываясь по сторонам, не сворачивая ни в какие кущи или дебри. Просто идти вперед, во что бы то ни стало. Но человек не может понять бесконечного, а самым ярким примером бесконечной величины является человеческая глупость. Многому меня научила битва в Ковчеге, о многом заставила задуматься. Нельзя постичь мудрость за один день, особенно, если ты вырос среди глупости. Как предсказуемо. Я так считал тогда. И слепо верил в то, что говорил мне наставник. Все, что я видел - не более, чем тень Истории, которую описывают Книжники. - А в чем наш с тобой долг Лави? – спросил меня старик, когда рассказывал мне о бремени, которое ляжет на мои плечи, если я пойду по стезе Книжника. Я тогда не знал что ответить. Мал был да неопытен. - Что бы ни происходило – мы всего лишь наблюдатели, нас не касаются мирские законы. Да, я стану наследником Книжника. - Неофициальная История – это то, что передается из уст в уста, но не попадает в исторические книги. Вот что придется записывать тебе, Лави. Как наивен был тогда тот рыжеволосый ребенок, который заворожено наблюдал за полетом взметнувшихся в простор неба белых пушистых зонтиков одуванчиков. Жизнь полна тайн, а узнать все сразу никак не получится - это было мое первое заученное правило. Но с каждым годом, пока я блуждал по свету с наставником, меня все больше переполняло чувство гордости - я узнаю то, что никто не будет знать, кроме меня. И я решил, что вот она, причина, ради которой я должен стать Книжником. Я не сближался ни с одним человеком, потому что люди - это просто чернила на бумаге. Чернила не могут разговаривать с теми, кто пишет ими. Поэтому я не чувствовал боли, когда выводил витиеватые строки увиденной мной Истории на бумаге. Это была всего лишь маленькая часть мира, которую я видел со стороны, не вмешиваясь ни во что, не принимая прямого участия в ее судьбе. Просто анализируя и запоминая так, как это мог только ученик Книжника. Куда бы я ни шел - повсюду война, и больше ничего. Она будет всегда, потому что так устроен человек. Если посчитать войны, которые я успел увидеть, то их было уже сорок восемь. И так продолжается целые столетия. Люди как были, так и остались неисправимо глупы. Это я отлично понял. Сердце кровью обливалось каждый раз, когда я видел как возвращались с войны подбитые и обожженные корабли. Как раненые и покалеченные люди еле выбирались на берег, как сгружали трупы в большую повозку, для того, чтобы перевезти их за город и закопать в общей могиле. Никто даже не удосуживался разузнать о том, кто погиб в этой жестокой войне. Кто отдал жизнь за тех родных и близких, верно и преданно ждавших дома. Но я сохранял беспристрастное выражение лица каждый раз, когда щемило в груди и горький ком подкатывал к горлу. Я боялся даже сглотнуть, потому что знал, что наставник увидит еле заметное движение кадыка и сразу раскусит меня. А я хотел стать настоящим Историком, который смог бы спокойно и трезво реагировать на происходящее. Мы всегда боимся того, чего не понимаем. А я не понимал тогда, что со мной творилось. Я закрывал глаза на боль и страдания, хотя в глубине души испытывал те же чувства, что видел на лицах тех, кто оплакивал своих убитых ни в чем не повинных детей, мужей, сыновей, братьев и сестер. Но я должен был быть сильным, твердил я тогда себе, потому что это - выбранный мной путь. Мое предназначение. Моя работа. Моя обязанность. Знал ли я, как кардинально изменится мое мировоззрение, когда сидел в приемной Черного Ордена и слушал скучные наставления Книжника? Он говорил, эта война станет совсем другой, не такой, как мы с ним видели до сих пор. С чего бы это? Я тогда не понимал, к чему клонит хитрый старый пень, потому что все войны – одинаковы. Война – это не триумфальное шествие, а страдание и грязь. Чем эта очередная прихоть «великих» мира сего могла отличаться от предыдущих? Ничем. И я верил в это. Но как я тогда ошибался! Я, дурак, тогда все слова Панды пропустил мимо ушей. Он говорил, что мы тоже будем сражаться и записывать Историю так, как видим ее сами. Это было первое мое испытание. - Но не забывай, что бы ни случилось, кем бы ты ни был, роль Книжника – только записывать Историю. Сколько раз он повторял эти слова, что невыносимо хотелось выть от скуки, который раз повторяя законы наставника: - Не строй ни с кем никаких отношений, - зевнул я тогда, даже не догадываясь, что за сюрприз мне готовила судьба. - Я буду невозмутимым и дружелюбным, как обычно. Знал ли я, что это обещание мне будет так тяжело выполнить? Худшая ложь - это ложь самому себе. А в маскировке своих чувств я был тогда мастером. Мне казалось, что я горы мог перевернуть, лишь бы достичь своего. Что будет это проще простого. Ан нет. Уже с первого дня моего появления в Черном Ордене начали возникать трудности. Первое, что я увидел в холле, когда мы с наставником поднимались в кабинет смотрителя, – это сотни гробов, в которых привезли убитых на войне. Сколько раз я спокойно смотрел на это. Похороны, слезы, смерть. Она словно витала вокруг, окутывая все чувства безжалостными объятиями, холод от которых проникал в самые отдаленные глубины сердца. И все было бы ничего, если бы я не увидел девочку, хрупкую, беззащитную, которая рыдала над погибшими, ненавидящим взглядом уставившись куда-то перед собой. Этот безнадежный взгляд до сих пор является мне в кошмарах. - В этой битве они проиграли, - прошептал я, даже не обратив внимания на то, что наставник представлял меня Смотрителю. Я глаз не мог оторвать от перебинтованной малышки с лейкопластырями на милом и таком изможденном лице. Эта девочка тоже боролась со всеми. Это маленькое существо тоже повидало боль и страдания. Во мне тогда словно что-то перевернулось. Все были так сердечны и приветливы со мной. Даже костюм решили сшить по индивидуальному фасону, специально для меня, чтоб не мешал в бою и был удобен. Я тогда сопротивлялся, но ребята убедили меня все-таки сделать примерку. - Просто все хотят тебе угодить, Лави! – улыбнулась тогда Линали. - Ты стал одним из нас. «Один из них?» Да что они тогда знали о человеке, которого считали своим? Ничего. У человека кроме лица есть еще и изнанка. А кто тогда подозревал, какого вида была моя изнанка? Все воспринимали во мне только оболочку, то, что я разрешал им видеть в себе, показывал, смеясь и веселясь, потому что ничто так не походило на здравый смысл, как его полное отсутствие. Все так и считали меня компанейским парнем, пока я не встретил Канду. Этот бешеный парень читал меня, как открытую книгу. Как детектор лжи - сразу определял где вранье, а где - правда. Он так схож со мной, но в то же время разница между нами очень заметна. Страх – могучее оружие, если уметь им пользоваться. А Юу Канда умел пользоваться им в полной мере, поэтому все боялись его быстро вспыхивающего характера, меткого взгляда и острого Мугена. А спор с Юу и вовсе грозил закончиться плачевно для здоровья и целостности конечностей. Никто не хотел ощутить холод стали в своем сердце. Хотя это было бы последнее, что они бы почувствовали. Вот и стало интересно подобраться к нему поближе, постучаться в его кремневый щит, авось, после продолжительных и требовательных перепалок все-таки смилостивится хозяин и откроет дубовую дверь своего сердца. Зачем мне это надо было, сам не знаю. Само собой всегда получалось. И добился же. Стал лучше понимать его, как человека. «Ты познаешь сердце другого, только когда посмотришь в свое», - так некогда я прочитал в одной книге и здорово тогда посмеялся над этой фразой. Глупец. Пока сам не прочувствуешь на себе всю соль жизни, ни за что не поверишь. Только посмотрев на себя со стороны и осознав, наконец, кто я такой, я смог понимать окружающих и начал считать их своими друзьями. Чувство, которое мне должно быть неведомо. Изоляция и постоянное недовольное бормотание Книжника накладывало свой отпечаток на его ученика. А что поделать? Ничего уже тогда изменить было нельзя. А потом битва в Ковчеге. Ох, и перелопатила тогда Роад мне мозги. Все воспоминания мои вывернула наизнанку. Все, что в сердце хранил, вымела, как сор из избы, и посмеялась, чертова тварь. Поняла, проклятое создание, что печали ложатся не морщинами на лицо, а шрамами на сердце, решила добить меня моими же воспоминаниями. Да, в который раз удивляюсь изощренными ноевским методам издевательства над своими врагами. Покопалась в памяти Книжника-младшего и поняла, даже лучше меня тогда поняла, что я впервые стал считать людей из Ордена своими друзьями. Вот и решила сделать так, чтобы мое сердце разорвалось от горя и предательства экзорцистов, которые стремились убить меня. Я не сразу понял, что это все проделки Мечты Ноя, принял за чистую монету, а сердцу было так больно, а я не смог этого скрыть. Не хватило сил защититься от внезапного удара, оттолкнуть наступающую боль, прекратить весь этот балаган. «Книжнику друзья не нужны. Не связывайся с ними. Ты ведь знаешь правила? Если друзья лезут тебе в душу – от них надо избавляться», - твердили наступающие призраки. А я не мог сопротивляться, я разрешил теням моего прошлого убить себя. Если бы я не сделал этого, то я бы точно сошел с ума. И только тогда, валяясь в луже собственной крови, я понял наконец-то, что значат для меня все члены Ордена. Я доверял им. Доверие - самая ценная и самая хрупкая вещь на свете. Без него ничего не получается. Именно осознание силы дружбы и помогло мне тогда выкарабкаться из плена Мечты Ноя. Но с тех пор все словно перевернулось вверх тормашками. Казалось, еще малейший шаг – и мир упадет в океан. Мой мир, так искусно созданный, слепленный собственными руками и наставлениями учителя, просто рухнет. Еще шаг, и он утонет в океане чувств, переполняющих его. А ведь я должен был быть сдержаннее, не подпускать к себе никого, беспристрастно следить за ходом Истории. « Ты обретешь душевное спокойствие, если погасишь огонь в сердце», - говорили «великие». Я старался подражать Панде, быть стойким и уверенным в себе, как он. Каждый свой душевный порыв поверять разумом. Но я не смог пройти испытания. Я не смог быть все таким же черствым и холодным, как и прежде. Потому что я не смотрел со стороны. Я принимал активное участие во всех сражениях экзорцистов. Я вдыхал с ними отравленный газ акум, получал серьезные раны, после которых мы вместе валялись в лазаретах, чувствовал на губах тот же солоноватый привкус, что и они. Мы бились плечом к плечу, отвечая врагу ударом на удар. Даже самые крепкие деревья иногда ломаются от дуновения ветра, а я не дерево. Я – человек. Я – экзорцист. И вот, теперь я еще и друг. Как я могу теперь стать Книжником, если я даже самого элементарного выполнить не смог? Это - непростительная ошибка. Увидеть радость, пусть и мимолетную, а потом слезы на лице учителя – было невероятным удивлением для меня. Понял я, что старый пень вовсе не такой железный, как хочется казаться на первый взгляд. Он ведь тоже человек. А людям свойственны слабости и недостатки. Вот только теперь понять я не могу, что же мне дальше делать-то? - Еще шаг – и мир упадет в океан. - Вздор, - фыркнул кто-то сзади меня. Я этот голос узнаю из тысячи. Даже не оборачиваясь, я могу понять кто это. - Юу… - Что, жизнь давит? – нет, ну умеет же этот зверь вот так, с порога, взять и ударить словом посильнее Мугена. Я обернулся и посмотрел в его темные глаза, которые пристально и внимательно разглядывали меня. Знает меня этот укротитель комуринов и видит, словно насквозь. Понимает, что даже если я и обернулся со счастливым выражением на лице, все равно что-то гложет и тревожит меня. Что-то не дает покоя. Откуда он это понимает? Неужели взгляд выдает? Хотя, говорят же, что глаза – зеркало души. Ну вот, хоть не смотри на него сейчас и не оборачивайся. - Да нет, Юу. Это ты на меня давишь, вот таким вот взглядом буравя меня, - снова маска весельчака, снова улыбаюсь, как идиот, размахивая руками. А все замечаю, что он видит и понимает все, как есть на самом деле. Но в душу не лезет, ибо знает, что если захочу – сам приду, как на исповедь. Друг, он и есть друг. И плечо подставит, когда понадобится, и спину в бою защитит, и катаной нервы пощекочет, когда невменяем становлюсь, и срочно мозги вправить нужно. - Тебя Комуи ждет. Ты уже пять минут, как опоздал, - снова этот пристальный взгляд, как бы говорящий: если что – на Юу рассчитывать можно, выговориться, как всегда, без защитного барьера и без масок. Канда тут же развернулся и ушел. Вот оно – чувство, так долго дремавшее в моем сердце. Теперь я точно понимаю, что это такое. Я теперь точно уверен в этом. Доверие. Понимание. Дружба. Не стань я экзорцистом, так бы и не понял его до конца. Не прочувствовал. Ибо то, что с тобой творится в жизни, учит не хуже, чем книги. конец