Still Delicate - Ещё нежнее

— Но я не хочу жить с папой. — Это всего на пару месяцев. — Но я не хочу! Это обязательно? — Я думала, тебе нравится проводить у него время. — Им не нравится, когда Олли лает, и они сердятся на нее! — Олли может остаться здесь, а ты будешь ее навещать. — Я хочу, чтобы Олли поехала со мной! — Хорошо, она поедет с тобой! — Почему я больше не могу жить здесь? — ...Твой папа хочет проводить с тобой больше времени. Потому что очень любит тебя, так же как и я. — Но я хочу жить здесь! — Ты не можешь жить здесь! Не смей плакать перед ним. Глубоко вздыхаю, прежде чем продолжить. Эйдан явно обижен, что я повысила голос на него, но он точно не плакса. По крайней мере, хоть кто-то из нас — сильный. — Извини, — вздыхаю я, чувствуя, как увеличивается комок в моем горле. — Мне это нравится не больше, чем тебе... Мама с папой ждут снаружи квартиры. Они дали мне возможность самостоятельно все объяснить ему, а потом помогают упаковать его вещи. — Я хочу жить с тобой! — умоляет Эйдан. — Пожалуйста, мам! Я буду хорошим! — Эйдан, ты и так хороший! — уверяю я. — Это всего на несколько месяцев, обещаю! И мы будем видеться каждый день. Он бросает на меня взгляд, полный обиды и злости. Впервые за всю свою жизнь Эйдан смотрит на меня так, и это практически убивает меня — я сделала ему очень больно. А ведь именно я должна была защищать его от боли. Усаживаю его к себе на колени, крепко обнимая. Его светлые волосы такие мягкие. — Мне очень жаль, — шепчу я. Я могу лишь шептать: если заговорю — он услышит, как дрожит мой голос. — Ты не представляешь, насколько сильно я тебя люблю. Ты же знаешь? — Почему вы с папой не можете жить вместе? — Ты знаешь почему. Родители стучат, прежде чем войти в гостиную. Уверена, что они пытаются спрятать свой гнев от Эйдана, но просто излучают это чувство. Мама явно вот-вот расплачется. Папа готов разбить что-нибудь. — Эйдан, давай я помогу тебе собрать вещи? — ласково предлагает мама и берет его за руку. Как только они выходят, папа садится на диван рядом со мной и обнимает меня за плечи. Теперь, когда Эйдан вышел, я могу разрыдаться. — Только что говорил с Томом Фоксом. Он пообещал зайти попозже, проведать тебя. Он хороший парень, — говорит папа. Я планирую запереть дверь и притвориться, что меня здесь нет, если он появится. — Том говорит, что Визенгамот поручил Малфою полную опеку только потому, что они не могут судить о его родительских способностях в длительной перспективе, или что-то вроде этой ерунды. Он не получит полную опеку навсегда. Это слабо утешает меня. А что, если он справится с воспитанием Эйдана лучше меня? У него хорошая квартира и работа, жена. У меня же на сегодняшний день нет ничего. Если Визенгамот узнает, что Скорпиус — лучший родитель, я навсегда потеряю Эйдана. Он станет проводить с Дэйзи больше времени, чем со мной, и начнет думать о ней, как о своей настоящей матери. А я буду просто мамой на выходные. — Ты всегда была хорошим ребенком, Роззи, — говорит мне папа. — Ты преодолеешь это. Я уверен. — Спасибо, папа, — бормочу я, отлично зная, что он говорит это лишь потому, что должен. Я его единственная дочь, его любимица, его первенец — если он не постоит за меня, то кто тогда? Мама и Эйдан возвращаются в гостиную. Мама держит сумки Эйдана, а он — Боба, который квоффл. Он все еще обижен на меня. Не знаю, перестанет ли он когда-нибудь обижаться. До меня доходит, что мне стоило просто сообщить ему о том, что он едет на каникулы к папе. Если бы я не использовала слово «жить», он, вероятно, так бы не расстроился. Он просто едет на каникулы. Так звучит лучше. — Я заберу тебя из школы завтра, — говорю ему я. — Как тебе такое? Он пожимает плечами. Этого недостаточно. Я знала это. — И мы поедим мороженое, — предлагаю я. — Хорошо, — безучастно отвечает он. Если и мороженое не способно развеселить его, то у меня больше нет вариантов. Мороженое было придумано для того, чтобы даже худшие из матерей чувствовали себя лучше. Зная, что Скорпиус будет здесь с минуты на минуту, я надеваю поводок на Олли, которая радостно лает от мысли, что ее выведут гулять. Я даже по ней буду скучать, несмотря на то, что мне постоянно приходится ее выгуливать и она все время лает. Это лучше, чем тишина, которая теперь станет моей постоянной спутницей. Мама с папой остаются до прихода Скорпиуса, и он просит их отправиться с Эйданом в его квартиру. Он хочет поговорить со мной. Родители соглашаются ради Эйдана, а не ради просьбы Скорпиуса. Одно я знаю точно — что бы ни случилось, мои родители всегда будут ненавидеть Скорпиуса Малфоя. Ну, папе он и так никогда особо не нравился. Обнимаю Эйдана на прощание. — Увидимся завтра, — говорю я ему, целуя. Он знает: что бы он ни сказал, ничего не изменится. Когда они уходят, мы со Скорпиусом остаемся в гостиной, глядя друг на друга. На несколько минут повисает тишина. На его лице снова это раздражающее сожаление, как и после слушания. Из-за этого мне снова хочется ударить его. — Все вышло из-под контроля, — в конце концов, говорит он. — Я... я никогда не хотел сделать тебе больно. Мне смешно. Это ужасно горький смех. — Ты отобрал у меня единственное, что имело для меня значение. Как это ты не хотел сделать мне больно? У него хватает совести изобразить сожаление. — Ты права. Мне жаль... я просто должен был. — Что? — Я должен был обидеть тебя. — Но зачем? — Я должен был сделать так, чтобы ты разлюбила меня! — восклицает он. — Мне нужно, чтобы ты двигалась дальше. — Отлично сработано, — холодно отвечаю я. — У тебя получилось. — Правда? — он удивлен. — Ты забрал у меня Эйдана. Не думаю, что смогла бы возненавидеть тебя больше, чем сейчас. — Ты знаешь, я никогда не просил о полной опеке. Я не пытаюсь отобрать его, Роза, но я хочу видеться с ним чаще! — и мы опять возвращаемся к тому, с чего все начиналось. У меня нет сил ссориться с ним, так что я просто молчу. — Ты можешь приходить, когда захочешь. Я не буду просить о полной опеке на следующем слушании. — Вот спасибо! Он знает, что в таком состоянии со мной невозможно разговаривать. Не тогда, когда я близка к истерике. Поэтому он собирается уходить. — Мне нужно идти. Увидимся завтра, — я не отвечаю. — Роза, у меня всегда будут чувства к тебе. Но мне нужно двигаться дальше, а для этого и ты тоже должна двигаться. Поэтому я должен был ранить тебя. Каким-то невероятным образом он вывернул все так, что вина за случившееся оказалась полностью на мне. Перекладывание вины на меня всегда удавалось ему лучше всего.

* * *

Следующие несколько дней в квартире самые одинокое и тихие из всех, что когда-либо были. Несколько раз я собираюсь позвонить Дженни, но мне не хватает смелости. Мы уже так давно не общались, и, очевидно, ей нечего мне сказать. Ал навещал меня через день после слушания, чтобы убедиться, в порядке ли я, так же, как и Тедди. Но они — не Дженни. Она всегда говорила правильные вещи. Я очень скучаю по нашей дружбе и знаю, что она тоже скучает. Быть беременной нелегко, но я даже представить не могу, как тяжело это было бы, если бы ее не было рядом со мной в то время. Мы с Эйданом видимся каждый день после школы. Я водила его за мороженым, водила на Косую Аллею, водила в зоопарк, но, похоже, ничего не радует его. Я очень стараюсь не говорить с Дэйзи и Скорпиусом, когда вижу их. Это довольно непросто, особенно когда я представляю их головы, пронизанные большим копьем. Но несмотря на то, что мой мир перевернулся с ног на голову за последние несколько дней, жизнь продолжается. Брайан весьма жестко напоминает мне об этом, когда появляется в моей квартире после работы с известием, что его жена хочет вернуться к нему. — Я не знаю, что делать, — излагает он. — Мне очень нравится Дом... — Тогда оставайся с ней. — Но нас с женой столько связывает. Мы были очень счастливы в наши лучшие времена. — Ты имеешь в виду, когда она не спала с твоим братом? Брайан горько вздыхает. Несколько недель назад меня бы больше заботило его затруднительное положение. Но сейчас мне все равно. — Послушай, — продолжаю я, — ты попросил свести тебя с Дом — и я сделала это. Но я не брошу ее за тебя. Сам разбирайся с этой грязной работой. Если бы я знала, что он правда нравится Дом, я бы больше беспокоилась. Но я совершенно не уверена, нравится ли он ей вообще. Брайан бросает на меня сочувственный взгляд, и я понимаю, что единственной причиной, по которой он вывалил свои личные проблемы, было его желание отвлечь меня от моих собственных. — Ты выиграешь следующее слушание, — уверенно говорит он. — Не понимаю, почему все продолжают говорить мне об этом. — Потому что ты отличная мать, — отвечает он. Я не говорила ему, что он частично стал причиной того, что я проиграла в первом слушании. Я не стала сообщать ему, что Скорпиус считает, будто между мной и Брайаном что-то есть. И я не призналась, что я вроде как виню его в этом, хотя он и не виноват. Я очень рада остаться в одиночестве, когда Брайан уходит. Почему-то все думают, что если проведают меня, я почувствую себя лучше и забуду, что Эйдан больше не со мной. Но это не так. На самом деле, все эти люди лишь подчеркивают мое одиночество. Когда звонит телефон, я решаю не отвечать. Терпеть еще один разговор с мамой о моих чувствах, или лекцию бабушки Молли о питании, или разглагольствования Дом о том, какой Скорпиус мудак, — выше моих сил. Даже на работе я сижу с опущенной головой, избегая сочувствующих взглядов коллег. Меня бесит то, что все в курсе моих дел. Меня бесит, что информация о моих делах напечатана практически в каждой магической газете. Тем не менее, мое желание игнорировать звонки оказывается неверным: Ал появляется на пороге моей квартиры через двадцать минут. На самом деле он лучшая кандидатура из всех, кто мог прийти. Ал всегда находит правильные слова. Он знает, как подбодрить меня. — У Дженни случился выкидыш, — сообщает он, как только я открываю дверь. Или нет. Он выглядит ужасно, будто не знает, куда себя деть. Его трясет, и он явно плакал. — Я не знаю, что ей сказать, Роза. Мне нужна твоя помощь. Я обнимаю его. Это мой первый порыв. Именно он сейчас больше всех нуждается в поддержке. — Мне очень жаль, Ал. — Мы только сегодня узнали, — бормочет он напряженным голосом. — Врач сказал, что ничьей вины в этом нет... просто так бывает... — Дженни сейчас одна? — Да, — кивает он. — Ты не брала трубку, поэтому я пришел. Ты должна поговорить с ней. Я же полный профан в подобных ситуациях. Хватаю ключи, выключаю свет движением палочки и аппарирую вместе с Алом в их квартиру. Дженни сидит в кухне за столом, обхватив чашку чая руками. Она смотрит в никуда, но, в отличие от Ала, не выглядит заплаканной. Нервничая, подхожу к ней, волнуясь, простила ли она меня за выходку на свадьбе. Сложно понять, осознает ли она, что я здесь. — Джен, Роза пришла, — мягко говорит Ал, касаясь ее плеча. Не думаю, что когда-либо видела обожание, подобное тому, что Ал испытывает к Дженни. Он боготворит ее, и так было всегда. Их отношения всегда были такими нормальными, такими чистыми, что я всегда им немного завидовала. Все бы отдала, чтобы быть в нормальных отношениях без драмы и ссор. Даже когда мы со Скорпиусом были вместе, наши отношения и близко не стояли с той любовью, которая связала Ала и Дженни. Такая любовь — уникальна, не все ее заслуживают. Я вот точно нет. — Дженни? — я сажусь на стул перед ней. — Ох, Джен, мне так жаль. Взгляд Дженни наконец фокусируется на мне. На мгновение мне становится страшно, что сейчас она плюнет мне в лицо и выгонит из дома. Но она не делает этого. Дженни слабо улыбается, ее глаза наполняются слезами и, прежде чем она начинает плакать, я обнимаю ее, как и Ала перед этим, просто потому, что ей сейчас это нужнее. Ал оставляет нас одних. Попрошу Джеймса или Скорпиуса поговорить с ним позже. — Мы были так взволнованы, — всхлипывает Дженни. — Я знаю, это было слишком рано, но мы уже выбирали имена. Ребекка — для девочки, Уильям — для мальчика. — Прекрасные имена, — говорю я. Мы уже не обнимаемся, но я все еще держу ее за руку. — У меня началось кровотечение несколько часов назад. Я все поняла еще до того, как целитель подтвердил. Я почувствовала это. — Я даже не могу представить, что ты сейчас чувствуешь, — слезы вот-вот покатятся по щекам. Почему это должно было произойти с Дженни? Она хороший человек — нет, фантастический человек. И Ал тоже. Это я заслужила все то, что со мной произошло. Все это кажется таким несправедливым. — Это моя вина, — шепчет Дженни. — Прекрати! — вскрикиваю я. — Ты не виновата! — Виновата. Когда я узнала, что беременна, я пожалела об этом. Я не хотела ребенка. — Поверь, это точно не так работает, — уверенно говорю я. — Думаешь, я хотела ребенка? — может, потому я и потеряла своего малыша. Конечно, не таким экстремальным способом, как Дженни. Меня затапливает неуместное облегчение — по крайней мере, мой ребенок в безопасности. — Я слышала о решении суда, — говорит Дженни. — Считаю, что Скорпиус поступил гадко. Если тебе что-нибудь нужно — я рядом. — Дженни, ты даже не представляешь, как много это для меня значит, — я всхлипываю, понимая, что теперь мы обе в слезах. — Извини за то, что случилось на твоей свадьбе. — Забудь об этом! Я была такой глупой... — Нет, глупой была я! — Нет, я... — Дженни, я едва не забыла твою фату, мой сын разрушил твой торт, я поцеловала женатого мужчину посреди твоих свадебных подарков, а еще именно я наорала на невесту... Замечаю сквозь слезы, что Дженни истерически хохочет, от чего я и сама смеюсь, хотя одновременно и плачу. Ал забегает на кухню, думая, что мы плачем, но понимает, что мы просто двое психически-ненормальных людей. — Не могу поверить, что мы смеемся! — восклицаю я. — Знаю. Мы чертовы идиотки! — Д-дженни! Ты выругалась! Это вызывает новый приступ смеха, сопровождаемый совершенно не женственным похрюкиванием. Ал просто качает головой и уходит в гостиную. — Ох, Роза, я так скучала по тебе! — А я — по тебе. Давай больше не будем ссориться, — Дженни скептически изгибает бровь. — Ладно, давай больше не будем ссориться так надолго. — Согласна, — улыбаясь, Дженни вытирает слезы. Я знаю, что не в моих силах излечить ее насовсем от боли. Она не забыла о своем выкидыше, а я — о потере Эйдана. Но одно я знаю точно: даже самые ужасные вещи легче пережить, когда рядом есть друг. Даже если не полегчает, вы, по крайней мере, обхохочетесь.

* * *

Из-за того, что я, Скорпиус и Джеймс — единственные, кто знал о беременности Дженни, мы одни и можем их утешить после выкидыша. Тем не менее, этим занимаемся только мы со Скорпиусом. Когда я навещаю Ала и Дженни на следующий день после выкидыша, у них находится Скорпиус, но я веду себя с ним прилично ради ребят. Не думаю, что они хотят слышать, как мы собачимся, да и, честно говоря, я сама устала от наших разборок. Он не тот человек, которым был, или не тот, кем, я думала, он является. Пора уже с этим смириться. Однако, мое спокойствие дает трещину, когда Ал сообщает, что Джеймс так и не появлялся и даже не звонил. Ал просто оставил сообщение на автоответчике Джеймса. Сначала меня затапливает паника, и я вижу по выражению лица Скорпиуса, что он испытывает тоже самое. Ал был в отъезде, поэтому не знал всех деталей поведения Джеймса. Когда мы со Скорпиусом убирали у Джеймса в квартире, было очевидно, что он ничего не ест, но много пьет. Мне в голову вдруг приходит мысль о мертвом Джеймсе, лежащем на полу своей квартиры. — Я совершенно забыла, мне ведь нужно к родителям зайти. Мама просила просмотреть кое-что для ее кампании, — сообщаю я, вскакивая с кресла. Ал и Дженни выглядят удивленными. — Я вернусь через час, хорошо? — Ладно... — Мне тоже пора идти, — говорит Скорпиус. — Нужно забрать Эйдана, Дэйзи на работе допоздна. Два самых нелепых объяснения в мире, но Ал и Дженни, кажется, поверили. На самом деле, мне кажется, что они чувствуют некоторое облегчение с нашим уходом. Уверена, сейчас они хотят побыть наедине. Как только мы покидаем Ала и Дженни, обмениваемся нашими переживаниями. — Надо зайти к нему, — тут же предлагает Скорпиус. — Что если он мертв? — Он не мертв. — Откуда ты... — Роза, — Скорпиус строго смотрит на меня. — Он не умер. По совершенно непонятной причине я верю ему, хотя он знает не хуже меня, что вероятность смерти или бессознательного состояния Джеймса достаточно велика. Мы аппарируем к Джеймсу. И пусть аппарация стала доступной мне всего неделю назад, но я уже не представляю, как жила без этого раньше. Я начинаю тарабанить в дверь. — Джеймс! Открывай! — кричу я. Скорпиус грызет ногти — привычка, которая очень раздражает меня, хотя я и сама так делаю. Когда через десять секунд ответа по-прежнему нет, Скорпиус присоединяется ко мне: — Джеймс! Открой чертову дверь, или я выломаю ее! Наконец дверь открывается, и перед нами предстает Джеймс в одних трусах. — Где гребаный пожар? — бурчит он, приоткрыв один глаз. — О, так ты не умер, — замечаю я. — Потому что это единственная причина, которую я готова принять, как объяснение твоего отсутствия у Ала и Дженни! — Тебе обязательно все время так громко орать? — спрашивает Джеймс. — Я же прямо перед тобой. — Ал сказал, что оставил тебе сообщение. На счет ребенка. Почему ты не позвонил ему, приятель? — спрашивает Скорпиус? — Не смей называть его «приятель»! — сержусь я. — Ах да, я получил сообщение, — отвечает Джеймс. — И? — выплевываю я. — Ты же знаешь, что я — полное дерьмо в таких ситуация. Лучше просто немного выждать. Нас со Скорпиусом объединяет общее отвращение к моему кузену. — Не могу поверить, Джеймс, — рычу я. — Правда, не могу. Я всегда знала, что ты бесчувственный козел, но ты нужен Алу! Если ты сейчас же не притащишь туда свою задницу, он тебя никогда не простит! Как и я! — Рыжая, у меня от тебя голова болит, — зевает Джеймс. — Я реально не в настроении. — Ты же не серьезно? — хмурится Скорпиус. — Ты правда не собираешься поддержать брата? Джеймс смотрит на нас обоих со злостью. Не могу не подумать о том, куда подевался мой беззаботный кузен. Он сейчас даже наполовину не похож на того человека, которым был раньше. — Не припоминаю, чтобы просил ваших советов, — рявкает Джеймс. — Так что сделайте одолжение — не лезьте не в свое дело. И он захлопывает перед нами дверь.