Finché abbiamo dei ricordi, il passato dura. До тех пор, пока мы помним, продолжается прошлое.
В замыленном разводами зеркале отражаются совершенно пьяные глаза, бесцельно разглядывающие исхудавшее лицо и некогда в меру накаченное тело. В руках бутылка с недопитым вонючим виски — настолько дешевым, что в голове стоит гул. В комнате собирается интимный отблеск ночи, затухает единственный источник света: подсвечник, заляпанный затвердевшим воском, с вульгарным абажуром клонится вниз из-за врывающихся в покои порывов, а пламя на нитях дёргается ему в такт и грозится исчезнуть. Настроение резко меняется из «напьюсь-в-дрова» в «у меня все отлично». Ему присущи совершенно нелепые и нелогичные поступки, постоянные изменения в характере и личности, смена интересов и хобби. Работоспособность снижается до уровня «а на кой-черт оно мне надо?», и Такеши с треском вылетает из круга Хранителей. Вылетает по собственному желанию. Вылетает, потому что ему куда интереснее травить себя дешевым алкоголем и некачественной синтетикой, чем защищать тех, кого он звал семьей. Кривая ухмылка появляется на губах, будто он вовсе не бывший мафиози, который похоронил своего старика полгода назад. Полгода? Может год? Или вчера? Пьёт до дна горькую мешанину, а потом сплевывает себе под ноги, убого пытаясь вместе со слюной избавиться от вязкости в груди. В голове — бред, вокруг — жизнь. И это раздражает. В прошлом Дождь был жизнерадостным глупым юнцом, но жизнь имеет всех и каждого, причём столько раз, сколько этой суке будет угодно. Этот груз уже когда-то был в его грудной клетке, но он успешно таился, и бейсболист не ощущал его. Только вот после известия, как и почему его мать скончалась, груз начал расти с каждым днём, месяцем, годом. Всё это уже было, но он не припомнит когда. Детская травма — самая хреновая травма, которая только может быть. С того самого дня, как Ямамото взял в руки биту, все пошло наперекосяк: они вдвоём с отцом поднимались на ноги, отстраивали магазинчик и пытались жить так, словно ничего не произошло. Но он помнил, помнит и будет помнить, если не сдохнет от передоза. — Ямамото Тсуёши здесь проживает? — мужчина в костюме был весьма холоден и сдержан. Такеши был весьма дружелюбен и мил. — Папы нет дома, ему что-нибудь передать? — мальчик стоит в дверях, мило улыбаясь и щуря глаза. Тот молча кивает, протягивая парнишке лет восьми папку с фотографиями. Малыш заинтересованно смотрит в спину загадочному гостю и достаёт из обложки первые попавшиеся листы, чтобы через несколько мгновенний замереть от ужаса. Он сжал листок в кулаке и тихо всхлипнул, выбрасывая тот куда-то вглубь квартиры. Связываться с мафией слишком опасно. И мама это знала. С грохотом ломается зеркало и осыпается на пол тысячей режущих стекляшек. Осколки в кулаке окрашиваются в кроваво-красный цвет, и Такеши с силой вырывает их, воя от боли. Если эта боль поможет ему закрыть гнилую калитку воспоминаний, то он будет раздирать руки в кровь столько, сколько потребуется. Имя, фамилия, дата рождения, характер — не нужны. Ничего не нужно сейчас, кроме горькой отравы, обжигающим жаром льющейся в горло. Внутри ломается мир, целая система, и мечник кидает в окно опустошенную бутылку, разбивает окровавленные руки о стены, выворачивает пальцы о старую мебель, давится собственным скулежом, выкидывая в окно фотографии с родителями, хранителями, школьными друзьями. Старый магнитофон летит в стену и заедает на какой-то радиоволне, закадычным голосом объявляя новости. — Сегодня была раскрыта личность убийцы двух мужчин и одного подростка: Савада Тсунаёши, Гокудера Хаято и Бовино Ламбо. Преступник был найден… Мужчина швыряет дымившейся радиовещатель в окно, не в силах больше слушать это дерьмо. Слишком больно. Слишком всё надоело. Глазами бегло осматривает помещение, оценивая беспорядок: старый, дырявый от угольков сигарет диван перевёрнут и валяется где-то под окном, тумбочка с вывернутой дверцей покоится на подоконнике, треснувший стол с оторванной ножкой лежит «на спине», окна и зеркала разбиты и стелятся россыпью-рябью. Шквал звуков обрушивается отовсюду. Писк тормозов с улицы визжит так, что опьяненная голова взрывается изнутри тысячей фейерверков, сворачивает челюсть и закатывает в агонии глаза, сдавливая руками виски. А когда эта встряска заканчивается, он чувствует себя безвольным идиотом, зачем-то существующим здесь, которого швыряют в стену, потолок и обратно на пол, и он летит вниз, в бездну, из которой уже не выберется. И глушит эти внутренние грозовые раскаты очередной бутылкой, закидывается пачкой успокоительного и снотворного, и запивает копеечным алкоголем. Он трясёт головой, как болванчик-собачка из машины, пытается отогнать угнетающие воспоминания и садится-валится на пол, не в силах стоять на ногах. Мысли крепнут, и Такеши больше не похож на пьяного урода, но по-прежнему никак не может встать на ноги. Однако трезвость головы длится недолго, и тягучая боль в мышцах приятно разливается по телу, отдаёт импульсом в нервной системе, и мужчина ложится на пол, закрывая глаза. — Один… — Сегодня мы собрались с вами здесь, чтобы почтить… — Два… — …память о наших близких и родных… — Три… —…Такеши-сан, хотите взять первым слово? — Конечно, — мужчина откашливается, вставая со своего места. — Дождитесь меня… Сознание медленно покидает мужчину, и тот блаженно улыбается, прошептав лишь одну фразу: —…я скоро буду с вами....
2 августа 2019 г. в 13:53