Гитара и барабанные палочки

Выйдя из подъезда, я направилась к месту репы, так как опаздывать на встречи не привыкла. Руки чесались, я поскорее хотела взять в руки свои барабанные палки и сыграть что-нибудь! Я подошла к остановке, автобус должен приехать через десять минут, так что я успеваю. На остановке никого не было, поэтому я просто села на скамью и стала ждать. Автобус не опоздал и приехал когда надо. Пока я ехала, рассматривала красоты Петербурга, которые и так видела каждый день. Но мне они до безобразия нравятся. Выйдя на нужной остановке, я уже хотела идти дальше, как вдруг увидела на скамейке сидящую Цвиркунову, уткнувшуюся в свои ладони. — Яна! — Окрикнула я ее: та подняла на меня взгляд, но потом снова уткнулась в ладони. Я подошла к ней: — Ты что тут сидишь? У нас репетиция же! — Я не пойду, ска.жи всем, — на слове «скажи» она всхлипнула. — И вообще, останусь здесь… — Что случилось? — Я забеспокоилась и подсела рядом — мысли о том, что я могу опоздать сразу улетучились. — Ты только скажи… — Ни…чего, — снова икнула она, резко втягивая воздух. — Тебя кто-то обидел? — решила попытать удачу я. — Что-то случилось пока ты шла? Только через некоторое время, пока мы сидели, она решилась рассказать: — Я шла на репу, как раз единственный раз хотела не опоздать. Но вдруг какой-то дебил сбил меня с ног и…и…— она честно пыталась не плакать, но все же слезы мучительно покатились из ее глаз, — я упала и, кажется, сломала свою гитарууууууу! Она взвыла. Я не знала, что делать, но решила все же ее утешить. — Не переживай, может, все не так плохо? Зачем зря разводить сопли, ну. Давай домой пойдём, там и разберёмся! Давай? — Ну, — она хлюпнула носом и утёрла слезы, — я ещё ногу потянула… Я тяжело вздохнула: — Тогда облокачивайся на меня и пошли! — та кивнула и вцепилась в меня, начав дышать мне в ухо. Я сморщилась, фыркнув, — и бери гитару… — А как же репетиция? — вдруг спохватилась она, — они же будут злиться… — Придём домой, я им позвоню. Кстати, пойдём ко мне, так ближе. *** Приехав домой, я усадила Яну на диван. — Подожди! — крикнула она, когда я хотела посмотреть, что с гитарой, — давай сначала разберёмся с ногой, я как раз успокоюсь окончательно. Я лишь пожала плечами и положила гитару на место. Стягивать ботинок с больной ноги было не очень лёгкой затеей. Цвиркунова постоянно шипела и хватала меня за плечи. Наверное, останутся синяки. Я очень старалась, даже закусила нижнюю губу от усердия. Наконец эта пытка закончилась — Яна вздохнула. — Нам ещё штаны с тебя снять надо, — напомнила я, — но я думаю, что это не так больно и долго. Та простонала: — А это обязательно? — Да. Ну, это было действительно легче, чем с ботинками, так что мы вскоре обе выдохнули. — Так, наверное, тебе надо принять обезболивающее. Очень больно? — Давай лучше обезболивающее. Я пошла на кухню и достала из шкафа с посудой аптечку. Там я нашла на всякий случай и Валеру (валерьянка). От всего этого очень захотелось есть, поэтому я достала ещё и макароны с мясом из холодильника, чтобы подогреть их. — Вот, выпей. Она улыбнулась мне, взяла таблетку и стакан с водой, который я тоже уже приготовила. Посмотрев на ее недовольную рожу при глотании, я усмехнулась и решила, что мне тоже надо раздеться, ибо мыть полы раньше, чем через неделю я отказываюсь. Уже из прихожей я решила задать вопрос, непосредственно касающийся моих макаронок. — Ты жрать-то хочешь? — Ну если ты не против того, чтобы я ела твою еду, то… Я прошла обратно в комнату и гыгыкнула: — Нет, я, конечно, жрать и не толстеть очень люблю, но не настолько, чтобы морить тебя голодом! — Тогда — давай. *** Уже на кухне, когда с аппетитом наворачивала макарошки с мясом, я поинтересовалась: — Ты когда ела-то в последний раз? — Сегодня утром я съела бутерброд, — прожевав, ответила она, — а ещё выпила кружку кофе. Я закатила глаза. В этом была вся Цвиркунова, мы с ней в этой области очень отличались. Если я никогда не припускаю мимо себя ни завтрак, ни обед и ни ужин, иногда даже ем что-то ещё, то Яна может съесть бутер за день, а потом не есть ничего. Хотя, мне кажется, это просто лень делать что-то в принципе. — Смотри не подавись, — посоветовала я, когда та, почти не пережевывая, глотала. — Не бойся, я всегда так ем. Я же ела медленно, наслаждаясь своей едой, и постоянно думала о чём-то, уставившись в стенку напротив. Ещё я иногда читала за едой, но когда была одна. Внезапно я спохватилась, что забыла позвонить Горшеневой, они же там, наверное, все пересрались. Я встала из-за стола и пошла искать телефон. — Я сейчас. *** — ГДЕ ВАС ЧЕРТИ НОСЯТ?! — прокричал знакомый голос Горшеневой в трубку. Минус мои уши. — Да не ори ты так! — воскликнула я, — я сейчас все объясню… — Ты уж постарайся! — снизила громкость Машка, перебивая меня. — Цвиркунова тут со мной, я ее притащила к себе после того, как нашла ее по дороге. Ее кто-то сбил, и она упала, повредив ногу и, возможно, гитару, — последнее я произнесла максимально тихо, чтобы Яна не услышала меня и не начала снова волноваться, — вот, прости, что мы не пришли на репетицию, сама понимаешь… Послышался тяжелый вздох на том конце провода. — Хорошо… Я могла поклясться, что Машка ща чешет переносицу. — Но в следующий раз сразу предупреждайте! — Я знаю, мой прокол. Пока! На кухне было тихо, Яна тупо сидела и пялилась в одну точку. Но заметив меня, спросила: — Ну как там? — Все устаканилось. Машка, вроде, не злится больше. Цвиркунова кивнула. Я взяла наши тарелки и поставила в раковину. Вечером помою. — Ну, что, будем смотреть, что там с гитарой или как? — решилась я наконец, а то никогда так и не посмотрим. — Ну давай, — я еле услышала ее реплику. Так я перетащила ее в комнату и потянулась за гитарой. Только открыв, было понятно, что не хватало некоторых струн, корпус чуть потрескался, а так на вид ничего не было. — Ну, все не так плохо…— с сомнением протянула я, аккуратно протягивая инструмент его владельцу. — Ну, мне так кажется. Я же не разбираюсь в этом. Та критично все осмотрела, что-то покрутила и кивнула своим мыслям. — Ты была права: все не так плохо… — Я же говорила! — торжественно ответила я, плюхнувшись рядом на диван. Вдруг та подалась вперёд и крепко меня обняла. Мне казалось, что мои рёбра сейчас треснут. Я, покряхтев, обняла ее в ответ. Она забралась ко мне на колени и устроилась поудобнее, что-то бурча. — Что ты делаешь? — Устраиваюсь. — Логично. Внезапный прилив чужой нежности совсем сбил меня с толку, и все, что я смогла сделать — это легонько погладить ее по голове. Чужие большие глаза ласково уставились у меня, отчего в груди болезненно-сладко кольнуло. В этот момент я поняла все, что между нами происходило: все наши движения, дружеские жесты, мои желания… Я впилась в ее пухлые губы так, будто они были святой водой из живительного родника. Она ответила мне мгновенно, обхватывая затылок тонкими пальцами. «Я люблю Яну Цвиркунову, » — лихорадочно била мне в голову единственная мысль.