Когда прошлое - это настоящее

      Всё смешалось в один ком: мысли, чувства, воспоминания. Конечно, она понимала, что уезд одного из главных героев фильма не соответствует сюжету, ведь в оригинале всё было иначе. Не было незапланированной поездки, не было сюжетной линии с доктором Рюггером, не было странного человека, с которым Ягер говорил в холле «Дома господ». Хотя, может это просто вырезанные сцены? Однако верить в то, что именно она причина всего этого просто не хотелось.       Вспоминая за работой другие фильмы, где были путешествия во времени, переводчица вспомнила одну деталь, которая могла сыграть ключевую роль, даже если бы она притворилась человеком из этого времени, а не спрашивала около стен лагеря «не видел ли кто туристический автобус». И эта деталь — её вещи в рюкзаке. Конечно, они могли вызвать интерес к ним! Непонятный предмет называемый «смартфон», который может поместить в себе необходимую информацию. Документы с датами из будущего. И её любимые фотографии, лежащие вместе с блокнотом.       А ведь среди тех фотографий были и те, что могли вызвать много вопросов к ней.       «Ну почему же могли? Если бы не они, я бы никогда не стала переводчицей в команде танкистов. — Она вспомнила первую встречу в Ягером. Тогда она была в холодном и сыром блоке, дрожа и думая, что это лишь кошмарный сон, после того как упала в озеро. Тогда было очень страшно. Никогда не знаешь, как отреагируют люди в ярости, даже если она скрыта за маской. Но именно тогда она поняла, что имеет шанс сбежать и вернуться домой. — И кто мог подумать, что я буду работать на Клауса Ягера, главного антагониста этой истории? Буду каждый день видеться с танкистами и ним, погружаясь глубже в историю, становясь одной из её героинь».              С героями всегда случаются разные истории. Они растут, изменяются, знакомятся с другими людьми и… Меняют к ним свое отношение, в зависимости от того, кем они друг другу приходятся. — Зачем я только это сказала? — сказала она тихо на немецком, чувствуя как щеки покрываются лёгким румянцем от недавних воспоминаний, когда она пожелала ему удачного пути. И это было чертовски неправильно!       Или всё же правильно?       Что-то изменилось в её взгляде на него. Он уже некоторое время до этого казался ей обычным человеком, после того диалога, когда она рисовала его портрет. Он просто был на другой стороне невидимой баррикады. А это мешало и путало. С одной стороны, он хороший человек, по большей части, а с другой стороны — враг, у которого она в плену, не имея шанса сбежать домой.       Это сбивало девушку с толку. Она должна была остерегаться, держать дистанцию и не поднимать головы выше дозволенного, но порой не могла отвести взгляд, а сегодня так вообще совершила две глупости одновременно — предложила помощь и пожелала удачной дороги.       Какого черта ты творишь! Хотелось кричать на себя, чувствую причину своего такого неоднозначного отношения к шрамированному танковому полковнику. Причину, почему карандаш слегка дрогнул, когда она рисовала глаза, почему делает такие ошибки, почему чувствует как мурашки бегут по её спине, когда он говорит или стоит сзади, узнавая подробности работы красноармейцев.       Она окинула взглядом танкистов, что по обыкновению что-то проверяли у непробиваемой огнестрельной машины. Они ещё не знали, что штандартенфюрер уехал, оставив их на своего адъютанта. Пусть пока побудут в небольшом неведении. Чем меньше они знают, тем меньше шанс, что ещё одна ниточка истории запутается.       Примерно представляя, что они мастерят, какие-то самоделки, намереваясь их использовать во время нечестного боя, как и припрятанные снаряды, Алина сделала вид будто занята изучением бетонного пола, глубже погружаясь в мысли. Она закинула ногу на ногу, скрещивая руки ниже к груди и смотря в другую сторону, невольно устремила взгляд, где однажды стоял немец в сопровождении солдат. Хорошо, что конвойные смотрят в другую сторону, ни капли не интересуясь, что делают танкисты. Главное, чтобы не сбежали и не попытались устроить мятеж, а дальше хоть перебивайте друг друга.       Она несильно прикусила внутреннюю сторону щеки. Всё же, что это точно? Симпатия, влюблённость? Или же это благодарность за то, что он спас её из той камеры пыток?       А может это всё просто интерес к игре характера и духа?       Неизвестность пугала. А поступки вгоняли в краску. Да, жест незначительный, но крупица за крупицей собирается гора. Так же и здесь.       А что если это окажется правдой? Что если она начала теплеть к этому опасному и непредсказуемому человеку, которого ждёт печальный конец в этой истории… — Нужно отвлечься! — быстро встав с коробки из-под каких-то деталей, она подошла к танкистам стараясь погрузиться в работу. Перетаскивая одни коробки, то другие, она мычала себе под нос песню одна за другой, чтобы не занимать себя «ненужными» мыслями.       Работа действительно позволяет отвлечься, привести чувства в порядок перед новым боем с сознанием и мыслями, когда вся эта волокита закончится. В спокойной обстановке, в тишине, в глубине тёмного блока — тогда она будет готова. Согласитесь, когда поблизости есть кто-то, то быть честным с собой не всегда получается.       Она поставила коробку, ногой задвигая её в свободное место под стеллажом с деталями. Сил почти не осталось, а по ощущениям прошло не более часа. И как она будет дальше работать? Снова сидеть в углу и наблюдать за командой Ивушкина совсем не хотелось. Да и Герра Ягера нет, чтобы ему отчитываться.       «Опять!» — Мысленно давая себе подзатыльник за то, что вспомнила о нём, Алина, гордо встала встряхнув хвостом. Она может работать усерднее. — Степан Савельич, что я могу ещё сделать? — спрятала она руки за спиной, подходя к мехводу, что собирал вновь фару. — Встань чуть левее, — попросил он, прося прикрыть его на всякий случай от взгляда немцев. Она незамедлительно сделала маленький шаг в нужном направлении, быстро кинув взгляд через плечо. Всё спокойно! — А насчёт твоего вопроса, Алина, — он сделал паузу, чтобы туже затянуть гайку, — ты уже всё перенесла. Иди. Это вообще не твоя работа. Твоё дело переводить и смотреть за ходом работы. — Знаю, но я не хочу просто так сидеть. Да и когда я не сижу без дела, я меньше привлекаю внимание тех чистюль, — она качнула головой, указывая направление на тех самых «чистюль» у входа.       Василёнок качнул головой и ухмыльнулся. — Я готова даже сидеть и чистить детали. Пусть перепачкаюсь, но буду занята делом.       «Это хорошо, что она не хочет сидеть без дела, но она помогает, хоть и вынужденно, фрицу… Но девчушка она хорошая, трудолюбивая», — подумал мехвод, искоса глядя на переводчицу. Взгляд уставший, будто она трудилась без перерыва несколько недель подряд, руки спрятаны позади. Он подумал, что это может быть от того, что она либо их испачкала, либо решила спрятать из-за небольшой тряски от перенапряжения. Всё же даже если они и в плену и женщины здесь трудятся почти наравне с мужчинами, перетаскивание коробок — сложный процесс, требующий физической подготовки. А какая подготовка у человека, что говорит лишь на нескольких языках? — Вообще к этим вопросам нужно не ко мне, а к Николаю. Он у нас здесь главный, ведь знаешь же. — Знаю… знаю. — ответила она, растягивая слова. — Тогда пойду спрошу.       На её слова она увидела лишь согласный кивок головой.       Ивушкин следил за её действиями с того момента, как она резко встала с места начиная таскать бесполезные коробки. Он так же слышал, как его мехвод направил переводчицу к нему за поручением. Всё же он здесь главный среди них… Но что он может предложить ей? А вдруг это всё происки немцев, а она лишь исполняет?       «Ане бы не понравилось, что я сомневаюсь в людях, которые кажутся ей хорошими…» — перебил он свои размышления о предательстве. Всё же, если она действительно только притворяется, то это выгодно для них. Клюева может рассказать всё, что услышала, что увидела, прочла. — Хотела чистить детали? — безразличным тоном начал он, отрываясь от работы, чтобы посмотреть в глаза переводчицы из будущего. — Не имеет разницы, — в такой же манере сказала она. С ним сложно идти на контакт, он слишком подозрительно ко всему относится. Именно по этой причине она решила, что будет просто отвечать так же, как и он. Что-то вроде подражания.       Он скажет сурово, она ответит. Наклон головы, её голова как бы невзначай, тоже делает наклон в другую сторону. «Посмотрим работает ли этот метод установления контакта…» — как-то решила она для себя, как ей нужно общаться с капитаном нового танкового экипажа. — Тогда милости просим.       Он пододвинул ведро с песком ближе, располагая его как бы по середине в своей рабочей зоне, отделил от пучка сухой травы часть, передавая её в руки путешественницы. Алина села на коробку на мгновение прикрыв глаза от усталости, чтобы набраться сил для новой работы.       Перед ними стояла коробка с металлоломом. Ей нужно было разобрать, отобрав целые детали, без ржавчины и сквозных дыр, почистить их, а затем передать их Ионову и Волчку. Она посмотрела в другую часть гаража. За столами, вооружившись наждаками и измерительными приборами, для измерения зазоров и размера деталей, они собирали то, что можно использовать для изготовления недостающих запчастей. Они о чём-то спорили, подходили к Василёнку, чтобы что-то уточнить, а затем возвращались к работе.       Неприятный звук скрежета наждачного круга по металлу наполнил рабочее помещение. Став негласным сигналом к началу работы, девушка взяла что-то похожее на какой-то переходник и посыпала его песком. Конечно, он был больше похож на смесь песка с камнями, где последних было больше, но выбирать не приходится… Затем Алина взяла в руки сухую траву и взглянув на работу Ивушкина проследила за движением его рук. Сжимая с силой растрепавшуюся траву в руке, он проводил этим своеобразным мочалом то вверх, то вниз. — Что застыла? Уже устала? — Удивлённо спросил Ивушкин, поднимая бровь, продолжая натирать деталь. — Нисколько, — отозвалась она, замечая взгляды других на себе. — То что я остановилась не значит, что устала. Может я задумалась на мгновение. — И над чем, философ? — шутя спросил Демьян, забирая зачищенную до металла кривой обрубок от трубы. Он всё так же с недоверием поглядывал на неё, будто ожидал ножа в спину, но обещал командиру, что будет вести себя иначе, или хотя бы не показывать это так явно.       «Ладно, я просто не хочу признавать, что не сразу поняла как это делать».       Она отмолчалась, начиная водить сухой травой по песку. Сложно, но она не может это всё так бросить. Устав ждать ответа Демьян махнул рукой, сказав, что она просто напридумывала себе что-то.       Девушка ещё раз провела по металлической поверхности, концентрируясь на работе.       «Работа, работа и ничего кроме работы!» — напоминала она себе, давая указания.       Песни уже напивались не первый раз и словно кто-то намеренно нажал на кнопку «повтор», возвращались через некоторое время и растворялись в мычании.       Странно поглядывая на чудаковатую брюнетку, можно было сказать, что она в конец сошла с ума. Даже что-то напевает без остановки себе под нос. — Ты не устала петь? Не думаю, что это лучший способ привлечь внимание фашистов, — спустя время и не прерывающееся мычание, сделал Ивушкин замечание. «Действительно, она, что, совсем бессмертная? Конечно, может она и догадывается, что мы сейчас делаем, но всё же я никому не позволю мешать нашей работе». — Лучше три усерднее. — Ладно, — Алина слегка дернула плечом, прекращая напевать песню любимой группы. Всё же от этих людей зависит, вернётся она выйти за пределы лагеря, чтобы вернуться домой или нет. — Постараюсь молчать.

***

— Что-то немцы нас не спешат проверять? — донеслось до слуха девушки, хриплый голос Ионова, когда он подошёл к Ивушкину, намереваясь забрать начищенные ими детали. Выйдя из своеобразного транса, она отвлеклась, чтобы отряхнуть грязные руки.       Внезапная боль сковала пальцы правой рабочей руки. Разжать ладонь было больно и страшно одновременно. Пыльцы сотрясала мелкая судорога при тщетных попытках Клюевой раскрыть ладонь. — Я заметил, — коротко ответил Ивушкин, хмурясь. В это время Ягер уже приходил с проверкой, ненадолго оставался, чтобы своим присутствием заставить их взглядом убить его различными способами, за старые обиды и будущую бесславную смерть.       Вспомнив, что отец как-то делал ей массаж на руке, когда она перенапрягла руку рисуя ещё в школе какой-то проект, она попыталась повторить те манипуляции, то поглаживая ладонь, то разминая её. — И что нам делать? А что если он просто хотел, чтобы мы восстановили танк, чтобы узнать, а затем передать другим о слабых местах танка? — Не знаю как вы, но я бы радовалась, что их пока нет, — подхватил Демьян, решивший помочь красноармейцу с больным горлом. — Порадоваться, то мы порадуемся, но нам нужно быть хоть на крупицу уверенными, что сегодня нас не поставят к стене. — начал Ивушкин. — За что? Вы ведь ничего не сделали плохого! — протестующе воскликнула девушка, шипя в конце о неосторожного движения. Она растирала пальцы, начиная массаж от указательного пальца, постепенно переходя от его основания к кончикам. Так она поступила с каждым пальцем. Постепенно боль начала отступать. — Посмотрим, — усмехнулся Василёнок, хорошо слышавший её слова за танком с другой стороны. — Заткнулись! И за работу, — приказным тоном сказал вошедший солдат, подходя к ним слишком близко. Каждый начал быстро приступать к не связанному с восстановлением танка делом. — Эй, ты! — он обратился к Алине, зная, что она говорит по-немецки. — Что вы делаете? — Что он спросил? — тихо спросил сидящий рядом Ивушкин, искоса смотря на солдата. — Лишь хочет узнать, что мы здесь делаем, — также ответила она, стараясь это сделать быстро. «Не могу же я сказать, что вы делаете самоделки и запчасти к предстоящему бою без разрешения», — мысленно закатила она глаза на вопрос танкового командира. — Я не знаю точно, — она опустила взгляд, как её учила Аня, вставая с места, как и Коля, — ведь я просто девушка, просто пленная. Но это какая-то большая деталь для коробки передач… — непринуждённо сказала она, молясь, чтобы ей поверили.       Солдат с презрением посмотрел на них, уделяя особое внимание металлолому в коробке перед ведром с песком. «И я должен в это поверить? Да этими бы деталями даже в обычную машину использовать нельзя. Только изуродуют её». — он осмотрел ещё раз запчасти и начал ходить по гаражу, всматриваясь в работу военнопленных. — Что ты ему сказала? — гневно спросил Ивушкин отдельно произнося каждое слово. — Если он только… — Ничего плохого не случится. Я сказала лишь, что мы делаем что-то для коробки передач. — Похоже ты запомнила это слово лучше всего. — Не правда. — Она сделала паузу, чтобы посмотреть, как далеко от них находится немец. — Просто нужно было что-то сказать из внутренней части танка. — Эй, русская, переведи, — приказал он обходя гараж-мастерскую. Девушка вышла на шаг вперёд, и прочистив горло приступила к переводу. — На этот раз мы поверим, что вы делаете детали для вашей «чудо машины», — выделил голосом он последнее слово, делая после короткую паузу для передышки. — Однако, если вы что-то будете замышлять, мы ведь не тупые в отличие от вас, есть много разных способов как оправдать причину смерти четверых танкистов из союза. И пока Ягера здесь нет, вы лишь никому не нужная соринка, которую нужно смести с полки, чтобы она упала на пол. — Зачем такие сложные слова? Вдруг не поймут. — Усмехнулся солдат, оставшийся на посту. — Скажи им в двух словах.       Девушка прекрасно слышавшая и понимающая их, была вынуждена промолчать вновь. Рисковать не имеет смысла. Да и ждать осталось недолго. Скоро они сбегут, она вернётся домой и всё благополучно закончится. Вот только кто их просил говорить, что Ягера нет в лагере?! — Это уже не мои проблемы, — разворачиваясь ответил немец своему товарищу.              Шаги начали отдаляться и они наконец смогли встать так, как им удобно, а кто-то предпочёл сесть, растирая колени рукой. Всё же продолжительные пытки, отсутствие лечения оставили отпечаток. — Ты как, командир? — Всё нормально. Я не такая неженка каким кажусь на первый взгляд, — сказал Коля, усмехаясь своим собственным словам. Однако эта улыбка казалась такой измученной, что её заметил каждый присутствующий. «Крепись! Ещё чуть-чуть и мы сбежим» — думали танкисты, стараясь поддержать командира.       «Он может остаться калекой на всю жизнь…» — подумала девушка, сожалея. — «Будь здесь папа, он бы что-нибудь посоветовал. Но его здесь нет, а я не врач. Лишь учитель в будущем, переводчик сейчас, застрявшая в прошлом». — Я думал вы это поняли, — продолжил тем временем Ивушкин, поднимая взгляд на девушку, задавая вопрос. — Что они имели в виду, что Ягера нет?       «И что я должна сказать? Что он уехал, собрав вещички и теперь у них есть шанс сбежать, но за ними поставили наблюдать и следить Тилике?! Что же сказать им. Решай быстрее, Алина», — торопила себя девушка, скользя взглядом по перепачканным и неровно бритыми лицам. Сказав правду, она несомненно улучшит отношения, но… Всегда есть это проклятое «но»! Она не должна допустить, чтобы история, а именно её ход сильно разнился с оригиналом.       До сегодняшнего дня история повторялась и следовала своему ходу и потому девушка даже не переживала, что сможет вернуться домой, стоит ей выйти за стену, но теперь, когда штандартенфюрера здесь нет, а дата приезда неизвестна, настоящее начало искажаться. — Я не могу допустить ещё большего расхождения, — шепотом произнесла она. — Что? Повтори, — потребовал Ивушкин, наклоняясь корпусом вперёд. Он поставил руки на колени, стараясь не касаться больного места, и пристально посмотрел на девушку, думая, что так она испугавшись, или потеряв контроль ситуации и расскажет, что знает об этой ситуации. — Я не знаю. Я видела издалека машину и то, что он куда-то уехал. Возможно уже сегодня вечером он вернётся. Однако его помощник, Тилике, никуда не уехал, — она задумчиво коснулась своей щеки. Это действительно было ещё одной деталью, которую просто так пускать на самотёк нельзя.       Тилике верный помощник самого Ягера, а значит от успеха этой компании, зависит его дальнейшее продвижение по карьере военнослужащего. К тому как адъютант, он много перенимает от своего наставника. Не упускает деталей, доводит дело до конца и всё равно узнает, что они задумали. — Так значит немца нет… — растягивая слова, погрузился в мыслительный процесс Коля, прикрывая свои глаза дрожащими веками. — Одной проблемой меньше. — Одновременно произнесли свои мысли Ионов и Волчок, не стараясь даже их как-то скрыть, на их лицах появился уверенные взгляд, а возле глаз собралось несколько складочек бледной кожи. — Как думаешь, располосованный скоро вернётся? — сипло спросил Серафим. Он вдохнул пыльных запах гаража, но именно этот запах казалось стал немного легче. — Да пусть не возвращается вовсе. Меня раздражает его взгляд и присутствие. А ещё это наглая морда… — сказал бывший охотник, скрипя зубами. — Вы можете хоть минутку помолчать? — Не открывая глаз, Ивушкин резко прервал их, чтобы вернуть необходимую сейчас тишину. Новая информация была как нельзя важной для всех них.       Ягера нет, присмотр лишь со стороны его адъютанта, танк готов. Может стоит сбежать именно сейчас? Нужно только добыть карту и попасть на полигон. И тогда, проломив стену, остается только дойти до гарнизона советских войск и все будут среди своих. Но неужели нельзя было сразу сказать эту информацию? Обязательно нужно было тянуть, утаивать то, что поможет соотечественникам выжить. Можно было хоть намекнуть, подойти к нему и сказать. Он тяжело вздохнул. Вся эта история могла принять другой оборот, если бы фрицы не упомянули имя «их командира», они вообще могли ничего не узнать. Переводчица молчаливо стоит в стороне и словно ничего не знает — отмалчивается. «Вероятно она знает больше, но не хочет говорить. Досадно…» — подумал командир танка, вспоминая, что переводчица очень много провела времени с немцами, но так ничего полезного не смогла рассказать им.       Может стоит её всё-таки проверить, как об этом говорил самый дерзкий в их отряде…       Не нужно ей было переводить всё так досконально… Нужно было дослушать предложение, а затем пересказать лишь суть. Но разве можно было бы скрыть имя человека, что с утра занимает её мысли, не давая заниматься делами?       Его взгляд напоследок и лицо — явно не наглая морда. Да, бывает он кажется устрашающим, а его взгляд заставит опустить голову, но Алина не могла поверить, что красноармейцы способны на такие слова.       Взгляд зелёных глаз окинул союзовцев. Останавливаясь на человеке, что теребил пальцами узелок от тряпицы на ладони, она хотела сказать что-то ему о его словах в сторону немца. Но остановила себя. Что ещё за порывы защитить его? Она ещё не уверена, что испытываемое к нему правильное и нежное, но слышать слова о человеке, что спас её от очередных пыток казались неправильными, обидными и несправедливыми! — Почему не сказала раньше? — разрушая тишину, обратился к ней сидящий мужчина. Открыв свои глаза, он смотрел на неё снизу вверх. — Я… я. Я просто погрузилась с головой в работу, вот как-то и вылетело всё, — она попыталась усмехнуться в конце, но то ли это из-за усталости, то ли из-за внезапного вопроса, она слегка растерялась. — Неужели?       Шаг в их сторону. Степан Савельич словно почувствовав, что хочет сделать Коля, хотел их остановить, пока они не привлекли внимание немцев, что уже заходили за ограждение к ним. Запретный знак — поднятая ладонь, остановила его, а глаза будто говорили «так нужно». — На что ты намекаешь? — Ничего, но что же всё-таки ты хочешь? Ты находишься к немцу ближе всех, но полезной информации мы получили лишь несколько раз. Лишь несколько раз ты сказала действительно что-то полезное, но и то вскользь, иногда слишком непонятно. — Допустим я не видела в кабинете у Герра Ягера, что-то полезное для вас, — начала отвечать Алина. Глаза на мгновение опустились. Это произошло неосознанно, словно защитный рефлекс, когда кто-то пытается заглянуть в твои мысли и желания. — Что я могла говорить вам? Что он заполняет отчёты по проведенной работе за день, сколько раз он проводил смотр курсантов и опытных бойцов? Не думаю, что это было бы полезным. — В деле — любая деталь важна, — вновь сказал Ивушкин. Ионов кивнул товарищам, давая негласный намёк, что им лучше отойти в сторону, чтобы не мешать разбираться с таким щепетильным вопросам им самим. — Я вот не пойму ты за кого? Сама по себе, за нас — советский народ, или за немцев? Тебе не противно самой рассказывать о том, что мы здесь делаем, заранее готовя нам могилы? Я догадываюсь, что ты это действительно делаешь сама для себя. Все хотят сбежать. Но неужели такими методами? — Это тебя не касается, — сказала она вновь на немецком. Так он не знает, что она сказала, а у неё есть возможность выговориться прямо ему в глаза. Стоило видеть его взгляд… Холодный, опасный, но она лишь улыбнулась ему измученной улыбкой, произнося. — Да, я хочу сбежать. Знаю как это сделать и… Вернусь домой. — Все хотят, я уже говорил кажется об этом. — Он наклонил голову, опираясь на указательный палец левой руки. — Может вернёмся к работе, чтобы быстрее вернуться домой?       «Почему она хочет избежать эту тему? Стыдно, неприятно, или неинтересно? Что же ты всё-таки преследуешь, Алина? Почему ведёшь себя странно? Если бы ты была такая же, как Аня, ты бы с лёгкостью могла войти в нашу команду, могла вернуться домой как ты того хочешь, но ничего не хочешь сделать для этого. Это не по-товарищески. Не по-комсомольски!» — спрашивал и кричал Ивушкин в своих мыслях, проводя рукой по лицу вверх. Что за день?! Новые данные, домыслы и факты — это самое нужное лекарство для него от той чепухи, что творится вокруг.       Вернуться к работе… Что для неё эта работа? Снова посмотреть, разузнать и сказать врагам.       Ивушкин сожалел, что не смог вовремя направить девушку в нужном направлении. «Не ту сторону она выбирает… Не ту.» — подумал он, искоса смотря на переводчицу, что поджав губы, то ли от обиды, то ли от желания утаить ещё что-то от них, смотрела как же на него полуневидящим взглядом. Скажи ей хоть что-то, она возможно даже и не услышит с первого раза. — Всё-таки хорошо, что Ягера нет, — он пододвинул к себе ещё одну деталь, делая вид, что осматривает её. — Посмотрим, что из этого получится, — немедленно ответила она, отводя взгляд. Недолгая тишина, дала ей немного задуматься над ситуацией. Она хотела сделать как лучше для них. Всё же, если бы всё шло по сюжету она могла бы подсказать, что, как и где их ждёт по дороге к границе. А так от неё будет лишь польза в переводе, с которым может справиться и Аня. Но всё пошло совершенно не так. А эти расспросы о стороне, что красноармеец хотел от неё? Она сама за себя и помогает им вернуться домой. Разве Ярцева не сказала им об этом, или она упомянула только то, что она докладывает на них? — Как думаешь, она правда помогает немцем или водит их за нос? — шёпотом спросил больной заряжающий, откладывая штангенциркуль и беря молоточек. — Да чёрт её знает. Всё равно не меняет сути. Она подозрительная… — Ты делал комплимент ей и Ане, — поднимая бровь напомнил Серафим, охотнику. — Это был мой план. Вдруг тогда она стала бы на нашей стороне только благодаря мне, — ухмыльнулся Демьян. Всё же если бы у него получилось, могло всё сложится идеально. Два переводчика на их стороне и он не отстает от их командира. — Бред. Зря я тебя спросил, — покачивая головой ответил Серафим, измеряя деталь.       По его мнению она просто запуталась. Проведя много времени с фрицами, и в атмосфере недоверия — оступилась. Командир конечно всегда прав, но может стоило попробовать иначе, или он хотел узнать таким образом ещё что-то? Нужно было делать как он об этом говорил, когда у них всех появилось зерно сомнения. Нужно было делать всё осторожно, быть может она смогла бы помочь им. Она ведь не раз давала намёк, что знает как уйти. «Тогда почему не сбежала сама? Почему обязательно с нами?» — спросил он себя, начиная поворачиваться в сторону переводчицы, когда начался приступ кашля. Тяжёлый, глухой кашель не давал вдохнуть воздух, сковывая глотку. Прикрыв грязной от деталей ладонью рот, он приглушал кашель, чтобы не привлечь внимание. Когда легкие уже начало жечь, приступ начал ослабевать. Тогда он заметил обеспокоенные взгляды, как те, что были направленные на Ивушкина. Да уж… Команда калек, сумасшедших и людей с выжженным сердцем от боли и одиночества. Среди взглядов он увидел её зелёные глаза.       «Она не может быть на стороне немцев. Ведь глаза не врут. Будь ей все равно на человека, как фрицам, она не смотрела бы так печально…» — подумал он, утирая рукавом краешек рта.

***

      Под вечер в гараж пришла Ярцева, чтобы в сопровождении солдат у входа развести всех по блокам. Сегодняшний день был долгим, но к ним так и не пришли с проверкой. Видно Тилике был занят подготовкой немецких танкистов, посчитав, что это куда важнее, чем хоть на минутку прийти проверить союзовцев. И даже несмотря на появившуюся возможность, Алина чувствовала, что наладить отношения снова не получается. Будь она как её подруга Лена, нашла бы быстро общий язык, смогла бы привлечь их внимание, она же делает как это умеет, через действия и наблюдения, а не просто шуткой или несколькими взмахами ресниц. Да и ситуация здесь немного иная… Красивые ресницы не смогли бы помочь выбраться. Но почему же они всё не хотят ей доверять?       Когда из компании остались лишь две переводчицы, их повели по обыкновению в «Дом господ». «Но зачем? Там ведь нет его…» — мысленно спросила она, сжимая руки в кулаки.       Они поднялись всё так же на второй этаж, направились в то же крыло. Она чувствовала, что ещё не готова увидеть его вновь, да и как Ягер мог бы вернуться за один день обратно? «Нет, это явно по приказу Тилике меня сюда привели. Я же переводчица, что следит за танкистами», — убеждала себя Алина, получая подтверждение своих слов. Они прошли мимо комнаты Ягера, и направились в комнату, что находилась через две двери дальше на противоположной стороне.       В дверь постучали, а затем, услышав разрешение о входе, впустили двух переводчиц внутрь. Комната по планировке не особо отличалась от комнаты Герр Ягера, лишь была чушь мень по размеру, а окна выходили в другую сторону. — Да… — протянул немец, следя за тем как они входили к нему в комнату-кабинет. — Командир уехал, а вы всё так же работаете на него. Ты, — он посмотрел на Аню, — что полезного сделала во славу Рейха? — Что приказали, то и сделала, — незамедлительно ответила Ярцева своим безэмоциональным тоном. Тилике закатил глаза. И как с такими работать? Где конкретика действий. Но он ничего не может сделать с ними, приказ есть приказ. — Ладно, чёрт с тобой. Более интересно узнать, что же сделала другая переводчица, — он посмотрел на стоящую Алину, девушку, ради которой он совсем недавно по просьбе командира выбивал документ на разрешение использования её в качестве переводчицы. Бесполезная трата сил и ресурсов, хотя командир говорил, что это не так. «Она умна и способна. Хорошо, что среди русских, есть те, кто умеет договариваться». Он осмотрел её с головы до ног. Типичная русская. Темные волосы, бледная кожа… — Что сегодня видела и делала ты? — продолжил адъютант, продолжая сидеть на месте. Подходить к ним он совершенно не собирался. Много чести для военнопленных.       Она слегка подняла голову, чтобы исподлобья подсматривать на немца. — Я помогала в гараже танкистам. Они пытались сегодня завести танк, но там была какая-то неполадка, это было с их слов. Когда я пришла, то стала помогать чистить какие-то детали, которые потом они обтачивали и собирали в запчасть для танка. — И всё? Насколько я слышал из отчётов, танк был исправен. Как тогда?.. — Не знаю, Герр гауптштурмфюрер, я не танкист, а переводчица, — неосознанно прервала она его.       «Как она посмела прервать меня! Эта… Эта жалкая русская!» — разъярённо подумал Ханс, беря нож в руки, что остался лежать возле тарелки, опустевшей после ужина. — Сейчас же извинись, — прошептала Аня, видя, как немец положил руку на нож, она молилась, чтобы он не полетел в их сторону. — Извините, я!.. Ах, — воскликнула она, моментально приседая. В её сторону полетела тарелка. «Хорошо не нож». — Я сейчас подниму всё, — начала лепетать она, быстрее собирая осколки в юбку лагерного сарафана. — Вон отсюда. Я восхищаюсь выдержке штандартенфюрера, что до сих пор вас не убил за ваше невежество, рабы Рейха… — крикнул он вслед русским, которых резким движением вытащили из его кабинета.       Мелкие кусочки тарелки оставались лежать на полу в комнате гауптштурмфюрера.       День был долгим, насыщенным событиями и эмоциями. Уставши входя в блок для сна, Алина всё продолжала сжимать осколки в руках, ранки на которых обагрили черепки от бывшей тарелки. Скинув их в угол комнаты, она промыла раны водой, что немного оставили для питья, а затем легла на кушетку.       Почти сразу она погрузилась в сон, не слыша очередное замечание Ярцевой на счёт сегодняшнего. Голубые глаза казалось теперь преследовали её и там.