Кинктябрь — Похвала

К тому времени, когда вы достигли спальни, ваши тела казались неразлучными. Дверь закрылась, и громкие звуки Маскарада превратились в неясный ропот, все, что можно было услышать — шорохи вашей одежды во время объятий. Ты чувствуешь, как растворяешься в нем, или это он — в тебе. Ты изгибаешься, когда он целует тебя, словно прося прощения за своё долгое отсутствие. С тяжелым выдохом вылетает твоё имя, чтобы столкнуться с твоими губами; глаза — масленые, смотрящие с желанием, — ищут твои. Он выглядит таким привлекательным. И видит Бог, нет ничего на свете, что бы ты любила сейчас больше. — Не уверена, что говорила тебе, как хорошо ты выглядишь в этом, — ты приурочиваешь к словам жест: проводишь ладонями по лиловой ткани платья. — Хм, — он льнет в попытке снова встретиться с твоими губами. — Кажется, уже, — твоя маска стукается с его, когда он оказывается ближе и целует тебя: легко и нежно, целомудренно. В плену его объятий ты доходишь до кровати. — Ох, ты не понимаешь, — ты снимаешь маску с его лица, — что ты делаешь со мной. — Опуская ладонь на его грудь, чтобы опрокинуть на кровать, в итоге падаешь следом за ним. Его широко распахнутые глаза блестят, и ты готова поклясться, что он затаил дыхание. Ты снимаешь с себя маску, опуская ладонь на его лицо, и чужие пальцы дрожат, скользя по твоим губам. Он заворожен. Смотрит, как ты оставляешь медленные поцелуи на кончиках его пальцев. — Расскажи мне, — выдыхает он, и это все, что тебе нужно услышать. Ты берёшь его палец в рот. Не разрывая зрительного контакта. Зубами стягиваешь перчатку с его указательного пальца. Один. Следующий — большой; два. Он повторяет за тобой, освобождая свою вторую руку; три. Кажется, он даже не замечает, как улыбается, зубами впиваясь в ткань собственной перчатки; четыре. Ты почти закончила; пять. Окончательно снимаешь с него перчатку, и вторая летит следом за первой. — Для начала, — ты прижимаешься губами к его ладони и запястью: медленно поднимаешься по руке, пока не достигаешь шеи, — твой запах. — И ты прижимаешься носом к его коже, вдыхая его аромат. Он покрывается мурашками. — Какой он? — Цветочные поля и летние ночи, — ты отвечаешь и понимаешь, насколько велико желание попросту выпить его — целиком, без остатка. Он выглядит озадаченным, но всё ещё заинтересованным. — И как же пахнут летние ночи? — Хм, — касаешься своего подбородка пальцем, смотря в сторону. Воспоминания о первых летних деньках, проведённых вместе, накатывают на тебя. Ну, те, что ты помнишь. Поздние уроки магии. Его руки поверх твоих, усиливающие заклинания. Уставший громкий смех, разносящийся по магазину, пока вы укладываетесь спать. Что-то такое простое, делающее самым смешным пляски узоров на шторах. Ты возвращаешься к нему с плохо скрываемой усмешкой. — Магия. Он, кажется, тоже помнит всё это. Твои пальцы проходятся по его голове и ерошат волосы, превращая уложенную прическу в привычные кудри. — Морская пена. — М? — Твои волосы. Они напоминают мне морскую пену, — объясняешь ты и наклоняешься, чтобы спрятать нос в кудрях и ласково уткнуться. Он закрывает глаза, когда ты двумя руками берёшь его лицо, подаваясь вперёд к тебе. — И твои глаза. — Мягкий поцелуй опускается на его веки, заставляет снова взглянуть на тебя. — Я тебе когда-нибудь говорила, что они сияют как звезды? Ты видишь себя же в его глазах — своё отражение — и трудно не почувствовать, что сама ты живешь в нём. Он не был бы против этого: он такая же часть тебя, как и ты — его. Скользя поцелуями по его подбородку, ты слышишь, как он вздыхает. Ты кусаешь его кожу, дразнясь, прежде чем продолжить. Он тут же обвивает тебя руками, крепко к себе прижимая, и прячет лицо в изгибе шеи. Ты чувствуешь его возбуждение: его вставший член упирается в тебя, когда он тянет с тебя одежду. Сердце делает несколько отчетливых ударов, увеличивая их количество, когда его бёдра сталкиваются с твоими, а зубы кусают твоё плечо: он пытается заглушить собственные стоны. Ты отвечаешь тотчас, трешься сквозь одежду о него. — Мне нравится слушать твой голос, — ты шепчешь в его ухо. — Ты должен позволить мне слышать тебя лучше. Ты надавливаешь большими пальцами на его бёдра — нащупываешь тазовые косточки — и притягиваешь ближе к себе. Он чувствует напряжение, его член реагирует на твои движения, и он гортанно стонет. Да. — По сути, — говоришь ты, удерживая его напротив себя, и скользя по нему бёдрами, — нет ничего, что я бы не любила в тебе. — Кусая мочку его уха, ты слышишь очередной стон: твоё имя летит вместе с ним. Ты скользишь ниже, находя его соски, очертания которых видны сквозь ткань. Ты касаешься одного, берёшь в рот, чувствуя лишь материал платья, но он всё ещё хрипло дышит в ответ. — Мне нравится эта часть тебя. Твои руки скользят по его одежде, обнажая бёдра. — И эта тоже. И ты сжимаешь его бёдра в своих руках, прежде чем продолжить. — И конечно, — устраиваясь между ног, ты касаешься его члена сквозь одежду, — эта часть. Ах, снова, выстанывает твоё имя. Это вызывает привыкание, если не быть осторожной. Когда ты берёшь его член в рот, его голос, обращённый к тебе, звучит с наслаждением, а ты уже не так уверена в своей независимости, вбирая его всё глубже с каждым его стоном. Он кончает, комкая простыни, полностью поглощённый твоими комплиментами и обожанием. Ты проглатываешь его и освобождаешь рот. — И ещё кое-что, — ты забираешься на него, пока он восстанавливает дыхание. — Что? Он кусает губы, нетерпеливо, требовательно. Это выглядит очень горячо и пылко, даже когда он успокаивается от оргазма, ты позволяешь ему почувствовать собственный вкус, скользя языком. Ты тоже не в состоянии нормально дышать, когда разрываешь поцелуй. — Ты поразительно вкусный.