Дева и чёрный медведь

Белое вино кажется слишком кислым. Цезарь кривится, допивает оставшееся: в его привычки не входит манера бросать алкоголь недопитым — и заваливается на спинку стула, глядя на шумное веселье. Цезарь уже почти жалеет, что польстился на предложение дона — трудно было отказаться после удачной продажи целой партии амфетамина, но, право, стоило бы засомневаться насчёт веселья, когда Кихано намекнул на официальный костюм. С пиджаком и попытками причесаться ещё можно смириться, — космы, пусть и завязанные, всё равно никогда не лягут как следует, а пиджак снят: слишком хорошо выглажен, и это смущает сильнее, чем перспектива остаться в рубашке и подтяжках, — но с тем, что очень быстро собравшиеся сбились в свою компанию, — не особо. Право, лучше было бы остаться дома с банкой пива и пушистым мурчащим бездельником Джо на коленях. Или, сославшись на работу, поглазеть на девок в каком-нибудь баре. Какая же тоска! Рука снова тянется за вином.       — Эй! Цезарь, прекратив попытки открыть бутылку с толедских виноградников, щурится, первым делом вперившись взглядом в обтянутую плотным лифом платья грудь. Моне. Непривычно видеть её без очков, в платье, в серебряных серёжках.       — А где твой широкий пояс вместо юбки, цыпа?       — Очень смешно. — Впрочем, никакого раздражения в её голосе не слышно. — Потанцуй со мной.       — Не хочу-у, — отвечает Цезарь, старательно смотря мимо.       — Не хочу или не умею?       — Иди, танцуй с доном. Он не оттопчет ноги.       — Э, он не умеет толком! Только фламенко и канкан, на танго спотыкается. — Моне смеётся и тут же хмурится. — Слушай, меня Тревор приглашает уже третий раз. Надоело. Спасай! Цезарь не без опаски косится на грузного шотландца, сморкающегося каждую минуту в отглаженный пёстрый платок и всё равно умудряющегося трепаться о чём-то, совершенно не вяжущимся ни с причиной ужина, ни с его репутацией.       — Ладно. Один раз. Я жить хочу. Моне, приободрясь, выталкивает его из-за стола и выскальзывает из тени поближе к свету, подальше от столов, — Цезарь едва успевает спохватиться и чуть не валится во весь немалый рост, неуклюже споткнувшись об стул. Тревор, оборвав рассказ, хохочет.       — Глядите-ка! Сдаётся, дева вывела медведя! Цезарь, закатив глаза и расправив плечи, берёт себя в руки, а деву — под локоть, почти с насмешкой поклонившись.       — Изволите пригласить на танец, леди? Тёмное зелёное платье идёт ей не меньше привычной юбки и вязаного свитера, а вести под южный, совершенно не привычный уху ритм, почти не разбирая слов какой-то итальянской песни, на удивление легко. Ну, ладно. Пожалуй, раз так, то можно ещё один танец. Этого не хочется обрывать, даже если бы внимательный взгляд задержавшего бокал в руке дона Кихано, — толком не разобрать под очками, какой именно, но осязаемо ощупывающий со спины, — прожёг насквозь. У Моне тёплые руки.

***

      — Ишь, тоже мне, — тянет Доминго, глядя сквозь тёмные очки и не без блаженства отпивая: больные в суставах ноги уже не те, что в двадцать лет, когда отплясывать со всеми женщинами подряд казалось делом плёвым, да и правое колено ноет и болезненно тянет, — аукается старая травма. Интересно, когда и где он растянул тогда сустав? В Толедо? В Загребе? Может, в Сараево?       — Скорее уж дева и чёрный медведь, — пожимает плечами подсевший Тревор и снова шумно сморкается. Старший, бородатый и при всей внешней тяжеловесности тихий в походке, сам похож на медведя, — того самого, который может разодрать до потрохов одним только взмахом когтей: Тревор весит под центнер, и места за столом становится ощутимо меньше.       — Вылечи ты уже насморк.       — Это хроническое. Гайморит. Доминго морщится, вытягивая ногу и потирая больное колено. Хорошо быть молодым. Вон Деллинджер, не моргнув, открутил четыре круга джиги, а теперь, рассевшись на столе и болтая ногами в берцах, пялит огромные прозрачные глаза на всё вокруг, — помнится, Йора принесла его совсем малявкой, который даже ползать не умел, а сейчас он тратит карманные на сигареты вместо конфет и таскает то кошкодавы, то туфли на заказ, пусть и тридцать восьмого размера только: ростом не вышел. А Сандрино Пинкколо? Бедняга. Ведь когда-то ходил упруго, как на пружинах, — гордый, смуглый, первый итальянский красавец в тогда ещё маленькой банде торговцев оружием, — а сейчас сидит, обмахиваясь салфеткой и переводя дыхание после одного танца: широкие плечи ссутулило время, точёная фигура отяжелела, да и былой упругости уже не видать. Да и я не молодею, снова думает Доминго, потирая глаза под очками, и подливает себе толедское.       — А я её приглашал три раза. — Тревор разочарованно вздыхает, глядя, как долговязый острый Цезарь, придерживая Моне за руку, даёт ей возможность покружиться в танце, и снова трёт нос. — У женщин странные вкусы.       — Может, ты просто не в её вкусе.       — Я хоть не натыкаюсь на стулья. И я не абы кто, молодой дон. — Подперев подбородок, Тревор привычно цепко всматривается в жесты чужого для синдиката человека. — Ты ведь позвал его как гостя? Так?       — Если бы не он, мы бы не выручили столько. — Доминго вытягивает обе ноги: колено уже не ноет. — Он варит лучший метамфетамин.       — Оно и видно. В лаборатории явно гуляет ловчее. Доминго молчит. Моне, не прерывая танца, — прежний, лёгкий и живой, перешёл в вальс, и у неё выбилась из причёски целая прядь, — уже что-то говорит Цезарю и хмурится, и её рука не особенно спешит столкнуть его ладонь с талии, а Цезарь слушает, периодически натягивая на плечо сползшую подтяжку.       — Какая разница, как и с кем он танцует, Тревор, если он поставляет товар? От вина на губах тлеет привкус оставленной ламанчской земли.

***

      — Ах, боже! Я выйду, ладно? — чуть ли не взмаливается Моне, когда после вальса идёт уже третий танец, — снова, чтоб его, быстрый. — Тут духота. Не успевает Цезарь, у которого уже тоже начинают ныть ноги: возраст, что ли, аукается? Что за чушь, он ещё так молод, ему тридцать девять! — и слова сказать, а женщина, похожая в своём платье на экзотическую лесную птицу, уже отпускает его локоть и упархивает к веранде, подхватив подол. Только вылезшие из причёски светлые пряди хлестнули по открытой белой спине. «Ну, нет уж». Отодвинув стул и забрав кинутый на него пиджак, Цезарь, натягивая его на ходу, с целеустремлённостью танка продвигается следом. Снаружи, несмотря на поздний час и, судя по сырости, недавнюю морось, почти тепло, горят мандариновым светом фонари и окна, а воздух пропитался озоном и созревшим, вот-вот готовым сорваться с ветки девятнадцатым днём сентября. Цезарь морщит нос на запах озона, чешет переносицу и, подумав, приваливается к косяку, сунув руки в карманы.       — Зачем ты потащила меня позориться, женщина?       — Почему так сразу — позориться? — Моне пожимает голыми плечами и, развязав уложенные в узел волосы, стягивает наново, перебирая спутавшиеся прядки. От Моне пахнет мятой и чем-то сладким, — женский запах, это было очень хорошо слышно ещё там, в зале, под вальс какого-то не известного Цезарю композитора.       — А ты что, Тревора не слышала? Он обозвал меня!       — Тревор всегда такой. Любит смеяться над всеми. Невелика беда.       — Сам он медведь.       — Верно. Ты скорее баран горный. Упрекать её дальше бессмысленно, да и не больно-то хочется, — на правду не обижаются, и Цезарь садится на резную ограду, вытянув ноги и рассеянно разглядывая ботинки. И не вспомнишь, как давно не выдавался, как сегодня, повод их почистить, — ни в лаборатории, ни на кафедре на них никто не смотрел.       — Сколько времени ты уже в синдикате? Пальцы у Моне вздрагивают, но пряди она наматывает на заколку без малейшей запинки.       — Больше десятка лет.       — И что, каково это — пахать на дона?       — Болтаешь, будто знаешь. Моне смеётся, и трудно разобрать, горький это смех, насмешливый, беззаботный или всё сразу.       — Есть крыша и работа. Вот каково. А семьи нет — ну что ж? Видно, это моё место.       — В «семье» дона? Забавные у него представления. Моне садится рядом, глядя в одно из окон, из которого льётся тёплый свет.       — Зала-адил, — тянет она и оборачивается, сощурив тёмные в вечернем полумраке глаза и сложив руки на коленях. — Ты не так уж и плохо танцуешь, кстати.       — А то.       — Хотя по тебе и не скажешь, — звучит мирно, но совершенно безжалостно.       — Да-да, пошути ещё про ботаника, женщина! Цезарь нарочито хрустко разминает пальцы.       — Чего ты, кстати, выбежал за мной? Хочешь ещё раз пригласить? Жарко? При виде её голых плеч, спины и открытой шеи, — волосы у неё послушные, совсем не как у него, и чуть вьющиеся, и так хорошо лежат в заколотой причёске — становится прохладно.       — Нет. Просто так.       — О, значит, захотел поболтать? Тебе ведь там скучно, я права? — Моне, дружелюбно улыбнувшись без тени насмешки, чуть склоняет голову к плечу; промолчав на это, Цезарь краем уха слушает, как солист-скрипач выводит за открытой дверью первые ноты безмятежной и нежной «Соллей».       — Ты красивая в платье и без этих очков, кстати.       — Любая женщина красива, когда приводит себя в порядок.       — Но в короткой юбке лучше.       — А-ха! — Моне смеётся беззлобно и громко. — Мужчины, мужчины. Не знаете, что ль, что когда много закрыто, то это интереснее? Цезарь немного неловко, но решительно укутывает Моне в свой ещё тёплый, уже немного мятый пиджак, сминая под него волосы и рукава.       — Ой!       — Вот и закройся. Вечер сегодня холодный.       — Я холод плохо чувствую.       — Ну-ну! — Цезарь укоризненно стучит пальцем по её лбу. — Мне не нужна больная птица-секретарь. Моне придерживает пиджак на плечах — с чёрной тканью её тонкие пальцы с коротко обрезанными ногтями кажутся ещё белее — и, помедлив, улыбается по-девчачьи хитро.       — Знаешь, что? Угадай-ка, кто я по зодиаку.       — Раз я чёрный медведь, — Цезарь, окончательно расслабившись, поджигает сигарету и безмятежно затягивается: дурная привычка, подхваченная у профессора Вегапанка на кафедре в Баден-Вюртемберге, — то ты прекрасная дева. Сто процентов, отвечаю. Моне, придвинувшись ещё ближе, облокачивается на него всем своим не шибко тяжёлым по его меркам весом, склонив голову на плечо и сонно глядя, как Цезарь длинно и замысловато выдыхает дым в прозрачное и мокрое звёздное небо.       — Ты угадал.