Бесишь

— Бесишь, — в очередной раз сказал Чуя Дазаю, когда тот вытащил их задницы из передряги почти целыми. Точнее, свою совсем целой, а Чуе всегда влетает по первое число. Но Накахара слишком гордый, чтобы признать, что сам виноват во всех полученных травмах, сам лезет бить морду раньше, чем разберется, что к чему. Проще свалить все на партнера, считая того едва ли не мстительным воплощением вселенского зла. — Сам виноват, — коротко ответил Осаму. И Чуя сжал кулаки, чтобы не убить этого умного ублюдка. Он, черт возьми, знает это, и нет нужды повторять ему каждый гребаный раз. После каждой миссии. Накахара подавляет гнев, считая до десяти. Он может сколько угодно ссориться с Дазаем. Они будут перекидываться обидными фразами, будут публично унижать и заставлять краснеть. Но Накахара все равно уверен, что в трудной, критической ситуации, Осаму, несмотря на все разногласия, поможет. Даже когда он кричит: “Бьешь, как баба”, это помогает. Потому что злость придает сил. И Дазай прекрасно знает, когда и что надо сказать. Накахара не может злиться на него всерьез и долго, подолгу обижаться. Он знает, что если сорвется и изобьет Дазая до полусмерти, потом совесть замучает. Да-да, у Чуи есть совесть, которая удерживает его от совсем уж безумных поступков. Он знает, что станет куда более рассеянным и агрессивным, если с Осаму что-то произойдет. Он не найдет себе места еще долгое время. Хотя, конечно же, не скажет об этом никому — слишком гордый. Контроль эмоций явно не сильная сторона Чуи, но он правда старается, когда рядом Дазай. Он действительно держит себя в руках, позволяя Осаму едва ли не любые вольности в свой адрес. Будь то не Дазай, труп смельчака бы не нашли никогда. Или нашли кусками, выброшенными на съедение крысам в канализации. “Дерьмо к дерьму”, — сказал бы Чуя, выкидывая останки. Но Осаму он не трогал. В глубине души он уважал Дазая. Уважал и благоговел. Чуя отнюдь не был идиотом и часто думал, как бы жил без своей гравитационной способности. И… он понятия не имел. Что бы он делал, если бы все его силы ограничивались жалкой нейтрализацией? Конечно, он был прекрасно развит физически, так что и без своей способности мог одной левой уложить двоих. Но… защита от пуль, ударов. Всего этого он бы лишился в мгновение ока. Секунда промедления могла бы стоить ему жизни. И не факт, что с такой опасной работой он бы дожил до своего возраста. Учитывая вспыльчивость Накахары, он бы ринулся в бой и сразу же схлопотал бы пулю в лоб. Но Дазай… это совсем другой случай. Его нельзя было не уважать, если задуматься о том, как он живет. И чего добился. И кем он был… Накахара завидовал. Но он бы в жизни не признал ни единого из перечисленных фактов. — Ты мог обезвредить их одним выстрелом! — злобно прошипел Чуя, потирая ушибленный в битве бок. Тело почему-то начинало ныть. Дазай пожал плечами, развел извечно забинтованными руками и легко ответил: — Извини, не подумал. Мог бы и подсказать. Чуя хмыкнул. Дазай издевался. Тонко и жестоко. Он не мог не подумать: Накахара знал, что этот парень просчитывал каждый из возможных вариантов исходов, просчитывал на несколько шагов вперед, и просто не мог не углядеть эту возможность с пистолетом. Но, кажется, калечить Накахару чужими руками вошло у него в привычку, в очень противную привычку. — Когда-нибудь я тебя прикончу, — без особого энтузиазма отозвался Накахара спустя минуту молчания. Они все дальше отходили от места последней стычки с вражеской организацией. На небе уже полыхало зарево рассвета, тускнели звездные плеяды, и Чуя вдруг понял, насколько он вымотался с этой работой. Спать захотелось дико. Мышцы заныли от напряжения, в котором находились уже не первый час. Накахара пообещал себе в следующий раз быть осторожнее с порчей, потому что после нее он чувствовал себя еще хреновее, чем после обычных многочасовых битв. И скотина Дазай всегда останавливал его уже на пределе возможностей. Чуя зацепился носком ботинка за торчащий из земли корень и уже приготовился встретиться лицом с землей и проехаться пару метров на собственной челюсти, но падение остановили. Он удивленно поднял глаза на Осаму, поддерживающего его под руки. Секундное удивление сменилось наигранной злостью, и Дазай еле заметно улыбнулся — так же на секунду. — Давно это ты стал таким заботливым? — раздраженно спросил Чуя, поморщился, как будто ему было отвратительно от одной только мысли, что Осаму держит его, но вырываться не спешил. На самом деле он готов был заснуть прямо здесь, поддерживаемый этими руками. — Давно это ты стал таким неловким растяпой? Чуя отвернулся, пряча вспыхнувшее румянцем лицо. Хотел съязвить, но передумал, переступая через ненавистный корень, развалившейся на всей тропке. Дазай только думал отпустить его, как Чуя опасно пошатнулся. “Умираю что ли?” — пронеслось в голове Накахары. — Отпусти, — однако сказал он вслух, но вырываться все еще не спешил. И крепко стоять на своих двоих тоже. Кости ломило, мышцы ныли. Кажется, до этого он двигался на чистейшем адреналине, уровень которого упал в крови, и Чуя почувствовал все, что ощущало его тело под слоем гормонов. — Хватит, — резко отозвался Дазай. Чуя вновь на мгновение округлил глаза от удивления, но быстро взял эмоции под контроль. Демонстративно цокнул и все же предпринял вялую попытку вырваться. — Если я тебя отпущу, ты упадешь прямо здесь. Будешь валяться на холодной земле, мокрый от росы и пота, грязный, не в силах самостоятельно добраться до дома. Не отказывайся от моей помощи, пока я тебе ее предлагаю. — И что я должен буду тебе за помощь? — угрюмо спросил Чуя. Дазай опять оказался чертовски прав: без него Накахара бы вряд ли сделал хоть что-то в нынешнем состоянии. — Забудь, — отмахнулся Дазай, — ничего. — Не похоже на тебя, где же выгода? — ядовито улыбнулся Накахара, сильнее наваливаясь на плечо Дазая всем весом. Тот, к великому удивлению Чуи, перехватил его, приобнимая за талию, позволяя закинуть руку себе на плечо. Сил краснеть, к счастью, тоже не осталось. — Ты меня совершенно не знаешь, — серьезно отозвался Дазай, ступая осторожно и медленно. — Да ты и не пытался узнать. Хотя даже если бы попытался, ничего бы не вышло. Так что ты не вправе судить, что на меня похоже, а что нет. — Эй, — возмутился, насколько хватило сил, Накахара, — ты только что намекнул, что я тупой? — Нет, — совершенно спокойно вновь ответил Дазай. Этот тон успокоил Чую: на секунду ему даже стало стыдно за то, что он ни за что взвился снова. — Даже если бы попытался, я бы тебе ничего не рассказал и ты бы не добился ничего. И проблема ни в том, что ты тупой. Проблема в твоей непробиваемой гордости. Накахара резко замер, Дазай, не успев отреагировать, отшатнулся назад под его весом. Чуя открыл рот, желая ляпнуть какую-нибудь колкость, но передумал. Подумал сказать, что Осаму неправ, но толку врать? Все знают, какой самооценкой обладал Накахара. Однако признать факт своей необъятной гордости эта самая гордость как раз и не позволяла. — Бесишь, — наконец выдохнул Чуя, не в состоянии придумать что-то поумнее. Голова опасно закружилась, но Дазай все еще держал его за талию. Чуя крепче вцепился в его плечо, оставляя на коже красные отметины, которые завтра превратятся в синяки. — Вот о чем я и говорил, Накахара. Гордость. Ты просто не можешь признать, что проблема вовсе не во мне. Или, боги, неужели ты правда думаешь, что мне так приятно каждый раз слушать отборный мат в свой адрес? — Но ты ни разу не оставался в долгу, — хмыкнул Чуя. — Я слышу от тебя ничуть не меньше. Это наша вечная война, Дазай. И что вообще за утренние откровенности? Аж тошнит. Осаму глянул на небо. Уже почти рассвело, и вокруг все было какое-то теплое, желто-розовое. Брюки вымокли в росе, она же сверкала россыпью звезд на листья деревьев и трав. Полузаброшенная мрачная тропинка, на которую они ступили в самом начале теперь выглядела куда живее и жизнерадостнее. — Ты можешь идти? — спросил Дазай, переводя взгляд с неровной заросшей тропы на вымотавшегося Чую. Он начал жалеть, что не остановил порчу сразу же, а как всегда дал тому измотать себя до полусмерти. Вот это уже действительно вина Осаму и его мстительной стороны личности. И его собственной гордости, в которой он только что упрекнул Чую. — Могу. И даже сам, — отозвался Накахара, но снова пошатнулся, стоило ему только попробовать перенести вес с плеча Дазая на ноги. — Черт… — Придется остановиться здесь, — задумчиво протянул Осаму. — Чуя-кун, опять ты мне все планы испортил. — Кто мне там еще что-то про гордость будет говорить. Дазай стянул с плеч Накахары черный плащ, небрежно постелил на корнях какого-то дерева, несмотря на протесты Чуи, и оба сели, облокачиваясь о шершавый ствол. Накахара понял, насколько же ему необходимо просто отдохнуть немного: ноги нещадно ныли. — Ты мог остановить меня раньше? Прежде, чем мне осталась секунда до смерти. — Вообще-то твое тело продержалось бы еще минимум минут пять. Но отправлять тебя сразу в реанимацию моей задачей не стояло. Чуя вздохнул. Спрашивать больше ничего не хотелось. Точнее, как раз-таки наоборот: спросить хотелось, и о многом. Но это были слишком личные вопросы, которые Дазай припоминал бы ему потом до конца жизни. Издевался бы, что Накахаре вдруг стало интересно про его прошлое, как будто он волновался о партнере. — Спрашивай, — устало вздохнул Осаму. Чуя поднял на него непонимающий взгляд. Что, простите?.. Он читает мысли или… — Давай, Чуя, ты же о многом хочешь спросить, но боишься... Моих дальнейших подколов, да? Накахара отвернулся, судорожно бегая расфокусированным взглядом по корням деревьев. Почему Дазай всегда читает его, как открытую книгу? Может, к своей нейтрализующей способности он еще и в чужие головы умеет залезать, только об этом никто не знает. Щеки полыхали, и Чуя в который раз пообещал держать все чувства и мысли при себе, когда рядом Осаму. — Нет, — ответил он, мечтая, что уже совсем скоро они пойдут дальше и неловкие разговоры вновь перерастут в постоянную ругань из-за мелочей. Перекидываться обидными фразами он хотя бы умел, в отличие от искренних душевных разговоров, которые только и делали, что заставляли Накахару краснеть каждую секунду. — С чего ты вообще взял, что я хочу с тобой разговаривать? Раздражаешь… Дазай усмехнулся. Он осторожно положил руку на голову Чуе и взъерошил и без того растрепанные волосы. Накахара быстро тряхнул головой, несмотря на усталость. Честно говоря, сбрасывать теплую руку, которая на удивление аккуратно обошлась с ним, не хотелось, но Чуя решил до последнего стойко играть свою роль. — Что это ты делаешь? — спросил он, приглаживая локоны и надевая шляпу, которая покоилась у него на коленях. — Какого черта? Осаму вздохнул. Медленно откинулся назад, опираясь о ствол, прикрыл глаза. Потом неспеша повернул голову и стеклянным взглядом уставился на Накахару. У того от подобного поведения по коже пробежали мурашки. Пусть он и знал Дазая длительное время, предсказать действия напарника Чуя мог с трудом. В отличие от Дазая, который знал о каждом шаге Накахары наперед: даже когда сам парень сомневался, Осаму точно знал, к чему же он все-таки придет в итоге. И это угнетало. — Чуя, просто признай, что не ненавидишь меня. Просто признай уже это и хватит, роль стервы не для тебя. Накахара поджал губы. Хотелось врезать Дазаю, и сильно. Но сил не было, а Осаму на самом деле был прав. Чертовски прав насчет чувств и эмоций Чуи, в которых он сам не мог разобраться даже в этот момент. С одной стороны, наверное, по привычке, хотелось сломать челюсть Дазаю. С другой — Чуя сглотнул — хотелось, чтобы Дазай как минимум вернул руку на его голову. Так почему-то было легче. — Бе… — Сишь, — закончил за него Осаму, устало вздыхая. — Придумал бы, что поинтереснее, Чуя. Одно и то же изо дня в день, не надоело? Даже попугай, и тот знает больше слов. Опять. Опять этот чертов Дазай провоцировал его на конфликт. Но зачем? Чего он добивался этими ежедневными подколами, зачем заставлял Чую злиться каждый день? Накахара снова начал считать до десяти, но в глазах резко потемнело. Он завалился набок и снова не упал только благодаря Дазаю, который вовремя подхватил его, осторожно укладывая голову парня себе на колени. — Просто заткнись, — предупредил он, осторожно кладя ладонь на плечи Накахары. Чуя от этого прикосновения передумал возмущаться, уж слишком осторожным оно было. Как будто Дазай боялся его: неприятное ощущение. Накахара позволил себе лечь чуть удобнее и закрыть глаза. Он старался сделать это максимально незаметно, чтобы Осаму не догадался, что тот сдался, принимая оказанную помощь и даже наслаждаясь ей. Но Дазай явно почувствовал, потому что он выпрямил ноги, а его рука провела по волосам Накахары увереннее, чем в первые разы. Длинные пальцы аккуратно распутывали огненные локоны, которые едва ли могли остаться расчесанными после такого сражения. Чуя шикнул, когда Дазай, распутывая очередной колтун, потянул слишком сильно. — Извини, — послышался тихий голос, и Чуя резко вскочил, удивленно глядя на Дазая. Тот еле заметно покраснел, отводя взгляд. Повисла неловкая тишина. — Ты что… только что… извинился... передо мной? — наконец обретя дар речи, прошептал Чуя, все еще не сводя с Осаму своих ярко-голубых глаз. Тот выглядел совсем растерянным, таким Накахара видел его, пожалуй, впервые. — Не обольщайся, я слишком расслабился на секунду, — откликнулся Дазай, водя рукой по росшей вокруг дерева траве. — Больше не повторится, не волнуйся. Небо уже стало совсем розовым. Не было видно ни одной звезды: все растворились в рассвете. Роса начала высыхать, все меньше капелек искрилось на низких травинках. Одна прямо на глазах Накахары упала с острого кончика листа, разбиваясь о землю. — Чуя, ты… плачешь? В голосе Дазая было не меньше удивления, чем в словах самого Накахары несколько мгновений назад. Тот удивленно тряхнул головой, только сейчас осознавая, что по его щеке действительно катится слеза. Он резко дернулся, вытирая глаза рукавом. — Нет, песчинка в глаз попала, — грубо отозвался он. И правда, чего это он разревелся? Неужели извинение со стороны Осаму стало настолько трогательным событием? Или виновата его давняя любовь к рассветам? Дазай улыбнулся. Не как он обычно улыбался Накахаре: ядовито и с усмешкой. Он улыбнулся искренне и легко, даже, черт бы побрал это взыгравшее воображение Чуи, в его глазах мелькнула теплота и нежность. Рука Дазая вновь потянулся к партнеру, и пальцы осторожно коснулись щеки парня, смахивая новую слезу. И когда она только успела появиться? Чуя не шевельнулся, когда Осаму задержал пальцы чуть дольше, чем надо, и провел по скуле чуть ниже, чем того требовала ситуация. Он просто затаил дыхание и ждал. Ждал усмешек и едких комментариев про то, какой он слабак, если позволяет себе слезы. Но ничего этого не последовало. Зато Дазай провел рукой вниз до подбородка, задерживаясь там. — Непробиваемый идиот, — услышал Накахара, когда его резко дернули за подбородок и развернули лицом к себе. Их глаза встретились, и округлившиеся голубые увидели печальные карие. Чуя почувствовал, как вновь краснеет. — Обещай не бить в лицо. — Бить в ли..? Накахара не успел договорить, поскольку чужие губы накрыли его. Чуе стало еще более неловко, потому что его собственных искусанных коснулись мягкие и ухоженные, со вкусом ни то фруктов, ни то ягод. Сердце успело стукнуть о грудную клетку трижды, и с каждым разом все сильнее, прежде, чем Накахара перестал чувствовать чужое тепло в миллиметрах от себя. Осталось только легкое послевкусие бальзама для губ и призрачное ощущение. Дазай закрыл глаза, кажется, ожидая, что его все-таки ударят в лицо, несмотря на просьбу. Но Чуя колебался, рассуждая, как ему поступить. Исходя из своих принципов, он должен был вмазать с какой-то обидной фразой в придачу. Исходя из своих ощущений, притянуть Дазая за шиворот и снова поцеловать, потому что он бы соврал самому себе, сказав, что ему не понравилось. Понравилось. И он сам пару раз думал об этом, но всегда отправлял эти сцены в кэш своей памяти, где они терялись с течением времени. “Он все равно меня слишком ненавидит, считает идиотом, так что толку от этих фантазий?” — думал Чуя. — Давай, бей, я жду, — спокойно сказал Дазай, не открывая глаз. После слов он зажмурился лишь сильнее. — На этот раз действительно заслужил. — Не буду, — буркнул Чуя, с трудом поднимаясь на ноги. Осаму поднял на него карие глаза, полные неподдельного удивления. Накахара хмыкнул: хоть чем-то он смог ввести этого гения в замешательство. — Лучше просто пойдем, уже совсем рассвело. Я надеялся к этому моменту валяться дома на диване. — Серьезно не ударишь? Не скажешь, какое я собачье дерьмо? Не назовешь гребаным пидором и не закатишь скандал? Не попытаешься убить? — Нет, если ты сейчас же встанешь на ноги и дотащишь меня до дома, потому что благодаря тебе я все еще едва двигаюсь. Чуя отвернулся, вглядываясь в чащу леса, пока Дазай поднимался и накидывал пальто Накахары себе на плечи. Чуя сам приобнял его за шею и снова навалился чуть ли не всем весом. На самом деле он уже неплохо отдохнул, а новая волна адреналина от внезапного поцелуя давала о себе знать, но Накахара понял, как сильно ему хотелось заботы со стороны Дазая. Чтобы тот еще раз провел по его волосам и щеке, чтобы это был не последний поцелуй, потому что Чуя никогда не ненавидел Осаму. Ну, разве что в первую встречу и то самую малость. — Почему не ударил? Я бы не стал уворачиваться или отвечать тебе тем же, — тихо сказал Дазай. — Еще раз спросишь и ударю, — предупредил его Чуя, пряча глаза за полами шляпы. — Просто не стал тратить последние силы на такого кретина, как ты. — Или неужели понравилось и ты был бы не против повторить? — искоса глянул на Накахару Дазай. Тот уже хотел было послать его, но Осаму добавил: — Пожалуйста, давай проясним все раз и навсегда. Поэтому подумай прежде, чем послать меня, Чуя. Чуя вновь остановился, заставляя Дазая дернуться назад. Раз и навсегда? Эта фраза звучала слишком угрожающе и пугающе. Он не любил принимать такие ответственные решения, вечно спихивая их на окружающих. Но сейчас это касалось только их двоих, и Осаму ждал. А Чуя колебался между принципами и чувствами. Он боялся, что сиюминутное решение в пользу чувств будет стоить ему куда большего количества нервных клеток, чем все их ссоры. — Я не задумал коварный план по изведению тебя, если вдруг ты об этом подумал, — снова подал голос Дазай. Чуя поджал губы, потому что да, черт возьми, он подумал. — Понравилось, — совсем тихо, дрогнувшим голосом сказал Чуя. Он признал свое поражение и был готов к последствиям. Ждал, что Дазай засмеется, вновь повторяя, насколько же его напарник непробиваемый идиот, раз купился. Расскажет потом всем, и многие даже поверят, потому что Портовая мафия склонна питаться чужими неудачами и фейлами, жить сплетнями и осуждать за спиной. Ждал и подставы в виде удара под дых прямо сейчас. Но ничего не происходило. Они просто стояли, и Дазай все еще не мог оторвать от него глаз. Накахара зажмурился. Он попытался перенести часть веса с плеча Дазая, но чужие руки ему не дали. Вместо этого его крепко обняли, прижимая с себе. Чуя вдыхал запах кондиционера с ароматом лаванды, утыкаясь Осаму в жилетку. На голову Накахары вновь легла мягкая ладонь с длинными пальцами и легонько потрепала по волосам. Чуя чувствовал, как часто бьется сердце Дазая, и рука сама потянулась, чтобы обнять его за талию в ответ. Реакцией на этот его жест послужил резкий выдох Осаму. — Я действительно удивлен, Накахара, — шепнул Дазай на самое ухо парню. Горячее дыхание обжигало. — Я и не думал… — Просто заткнись, пока я не передумал и не пожалел. У тебя только один шанс, Осаму, не просри его, — устало отозвался Чуя, прижимаясь еще сильнее. Ему слишком нравилось, как его поглаживают по волосам. Ему нравился аромат лаванды. Нравился привкус фруктов или ягод, и хотелось наверняка знать, что же это за вкус. Ему нравилось многое, и Дазаю он позволял куда больше, чем всем остальным. Но гордость все равно никогда не дала бы признать эти простые вещи, хватит с него и простого “понравилось” в ответ на легкий поцелуй.