Закуска

— Я смотрю, ты ждала меня, но не дождалась? — тянет гласные неизвестно откуда взявшаяся на пороге Розали, и ещё не успевает завершить фразу, как Белла подскакивает на диване, так что покрывало взлетает, и в ужасе оборачивается. Молния на её брюках всё ещё расстёгнута, а их хозяйка шокирована настолько, что даже не отодвигается в сторону, когда Розали мягко опускается рядом с ней на диван. — О, вовсе не стоило прерываться из-за меня, — тут же поспешно добавляет она, — похоже, тебе это нравилось. Глаза Беллы широко распахнуты и не мигая смотрят на Розали, настолько пристально, что та позволяет себе взволнованно улыбнуться. — Боже, да ты вся горишь! — восклицает она, быстро прижимая губы ко лбу Беллы. Её поцелуй как ожог сухого льда, и всё же Белла разом становится какой-то мягкой и податливой, полностью расслабляясь и давая Розали обнять себя за плечи. Та склоняется к ней так близко, что кончики их носов почти соприкасаются, и в какую-то минуту Белла берёт инициативу в свои руки, потянувшись к сидящей рядом девушке губами. Розали усмехается, прежде чем ответить ей, но на самом деле она и сама понятия не имеет, что сейчас происходит и что тому виной — её ли собственное обаяние или перейденная только что Беллой черта доверия. У Беллы мягкие искусанные губы, которых так хочется касаться и касаться, но стосковавшаяся по теплу Розали даже не успевает заметить этого, вжавшись ртом в её рот, словно в страхе, что кто-то сейчас нарушит это единение и прервёт их поцелуй. И только сама она определяет, сколько должно длиться это безумие, и только она может сделать его таким сладким, мощным и целостным, чтобы цепочка прикосновений губ, скользнувшая к мягкой выпуклости подбородка и потом снова вверх, к мочке уха, заставила эту нервную бледную девочку забыть, как дышать. Розали зарывается носом в тёмные пряди, улавливая незнакомый аромат каких-то южных фруктов, совсем не похожий на запах хвои, к которому она привыкла в Форксе. Она перебирает волосы Беллы, кладёт руки ей на плечи, гладит мизинцем узкую ложбинку над верхней губой и делает это так неторопливо и бережно, как будто наслаждается прикосновениями к величайшей драгоценности. — О, ты ведь скажешь мне, если захочешь, чтобы я прекратила? — мурлычет Розали, и её качающийся локон цвета белого золота почти касается щеки Беллы. Та машинально кивает, слушая её с пылающими ушами, и вдруг отстраняется, садясь удобнее и откинув волосы за спину. Пауза длится несколько минут, не больше, а потом… Потом Белла рывком стягивает через голову свитер, и Розали ловит её ладони спустя мгновение после того, как он падает на пол, подносит к лицу, скользит носом между пальцами и наконец, отыскав на их кончиках тот едва уловимый запах, шумно втягивает воздух. Щёки Беллы вспыхивают, она опускает глаза и на мгновение Розали кажется, что она только что перешла черту, но эта мысль не задерживается в её сознании, и они обе возвращаются к одежде. Узкие джинсы, слишком узкие даже для её тощих бёдер и острых коленей. Белла пытается высвободиться из них как можно скорее, путаясь ногами в штанинах, и так увлекается этим, что совсем забывает про Розали. Та сбрасывает лёгкий кардиган, оставляя его на ковре — это занимает у неё немногим меньше времени, чем выскользнуть из тёмного облегающего платья. Она делает это абсолютно бесшумно, и потому лишь когда Розали роняет туфли, чтобы с ногами забраться на диван, их стук заставляет смущённую Беллу взглянуть в её сторону. Теперь, почти полностью лишённые покровов, они кажутся ещё более непохожими друг на друга. Белла, неловкая тростинка Белла, сцепляющая руки в замок перед грудью до хруста пальцев, и неторопливая, уверенная в себе Розали с её пышными формами и мраморными изгибами плеч. Их взгляды не скрещиваются, пока одна изучает другую с одинаковым интересом, словно оценивания и уже спустя секунду любуясь. И когда наконец их взгляды встречаются, в глубине глаз, карих и серых, друг другу откликаются огоньки, словно приглашая не медлить и ценить каждое мгновение. Белла откидывается назад на диван, опираясь на локти, как раз за секунду до того, как Розали властно кладёт руку на её колено. Она поглаживает кожу, втайне поражаясь тому, какая она тёплая, скользит ладонью вверх, по бедру и к талии, наблюдая, как отзывается Белла на эти манящие, но пока ещё ни к чему не обязывающие прикосновения. Розали дразнит её, проводя ногтём из стороны в сторону по коже, внизу живота, над самым краем белья, а потом вдруг замирает, прислушиваясь, как учащается дыхание Беллы и с лёгким уколом зависти довольствуясь этим. Но это ещё не всё. — То, что ты делала, когда я вошла… — начинает Розали, лукаво склонив набок голову. — Было неплохо, верно? Я знаю, как сделать ещё лучше, — и прежде, чем Белла ответит или кивнёт, добавляет: — Только тебе придётся хорошенько меня попросить. Белла как будто даже не удивлена. Она приподнимается не спеша, к самому лицу склонившейся над ней Розали и снова удивляет её, переходя всё ту же самую черту доверия и как будто нарочно забывая спросить на то разрешение. Она касается кончиками пальцев точёных скул, топит кисть в густых бледно—золотых локонах, и, словно подводя итог, целует Розали в губы, нетерпеливо и требовательно, с уверенностью в том, что делает и чего хочет добиться. И, снова опускаясь на диван, Белла смотрит на неё снизу вверх, с вызовом в глазах. — О, вы, люди, такие забавные, — замечает Розали, устраиваясь рядом с Беллой и глядя ей прямо в глаза, — такие хрупкие, такие трогательные… и порой такие убедительные. Говоря так, она как будто нарочно перехватывает взгляд Беллы, отвлекая её от наблюдения за своими руками, чтобы, судя по всему, насладиться моментом, дав ей не увидеть, а почувствовать. И Белла разгадывает её намерения, ведь она совсем не глупа, эта Белла Свон. Она поворачивается на бок и тянется за новым поцелуем, срывает его, словно пытаясь забыться, спрятаться от последних следов страха и неловкости и убедить себя в правильности того, что сейчас происходит. Розали наблюдает за ней краем глаза, видя в её волнении отражение своих собственных переживаний. Белла никогда не была с кем-то из вампиров, она совсем ничего не знает о близости с ними, и меньше всего Розали бы хотелось испортить этот первый раз для неё. Но Белла даже не вздрагивает, хоть и, видимо, уже догадалась, что теплу её тела никогда не согреть эти тонких ледяных пальцев, так бережно и умело касающихся и проникающих. И Розали, начав, осознаёт вместе с ней, что теперь всё будет по-другому, и каждое движение будет чётким и сильным, будто выбитым на мраморе, будет отливаться на коже морозом, но никому, ни ей, ни ей уже нет до этого дела. Белла, возможно, вкладывает в то, чем они занимаются, какой-то глубокий, одной ей ведомый смысл, но для Розали это всего лишь бодрящая гимнастика, хоть и довольно увлекательная, если честно признаться. И потому, наверное, когда Белла негромко вскрикивает, она не даёт ей прикрыть рот рукой. Розали снова ловит её взгляд и делает самую непредсказуемую вещь, которую только могла сделать здесь и сейчас. Она улыбается Белле, вкладывает в эту одну из своих ослепительных улыбок столько тепла, сколько может отыскать в себе, переплавив эту внезапную пронзительную нежность к этой девушке. И Белла принимает это её чувство. А потом она робко сворачивается клубочком в ворохе диванных подушек подтянув к животу колени, и теперь уже можно устало опуститься рядом с ней. Розали холодна, как зимний цветок, и Белла знает, что бесполезно тереться щекой о её плечо, пытаясь разбудить в ней жизнь, и всё же… всё же ей нравится делать это. По правде сказать, им обеим это нравится. Они лежат рядом, сократив между собой расстояние до каких-то нескольких дюймов, почти неподвижно, натянув на плечи смятое покрывало и не дыша. На какой-то момент Белла придвигается ближе и, не обнаружив сопротивления, засыпает так мирно, как если бы она сейчас была дома. Здесь нет зеркала, но Розали ощущает, как в её золотисто-карих радужках расползается тьма, и невольно удивляется этому. В конце концов, это всего лишь Белла Свон. Всего лишь человек, с которым она, Розали, охотно поменялась бы судьбами. Всего лишь закуска.