один день
В Нью-Йорке выпал снег в то утро, когда в их класс пришел Эйджи Окумура. Шортер потом несмешно шутил, что он как снег и свалился им на головы — светлый, чистый, ничем не запятнанный. Стоял перед классом в синих брючках и белой рубашечке, глаза большие, испуганные. Поклонился — смешки с задних парт — и сел чинно за первую парту, один. Он перевелся к ним в середине года. У него был портфель и тщательно причесанные волосы, такие густые, что издалека походили на шапку. Всего этого Эш тогда и не заметил даже. Эш вообще довольно долго его не замечал.одна неделя
Зато замечали другие. Он не очень хорошо говорил по-английски и постоянно кланялся, а дети даже в младшей школе могут быть настоящими тварями. Он был старше Эша на год с чем-то, но выглядел чересчур маленьким и хрупким для своих двенадцати лет, совсем детское личико, и эти глаза — слишком невинные, слишком наивные, слишком благополучные. Он был сыном каких-то важных шишек из Японии, жил в большом доме, из школы его забирал личный водитель. Удивительно, почему его отдали учиться к ним. Говорили, что это хорошая школа, но Эш как-то не замечал. Эш жил в бедном квартале со старшим братом, который работал на двух работах, чтобы прокормить их обоих. Но Эш был умный, он выиграл стипендию в эту чертову «хорошую школу», а вот Шортер уже в свои тринадцать был обаятельным крошкой-официантом в ресторане своих родителей и выбивал себе чаевые всеми возможными способами, чтобы хоть как-то помогать семье. Они могли понять, почему этот мальчик так сильно выбесил всех, кому посчастливилось меньше. Он постоянно молчал. Его постоянно дразнили. Подкарауливали после уроков. Залепляли жвачкой замок его шкафчика. Забрасывали дохлых ящериц ему в портфель. Девчонка, сидевшая позади него, вечно «случайно» пачкала его накрахмаленную белоснежную рубашку чернилами. Он молчал.один месяц
Он хорошо бегал. Вообще был хорош во всем, что касалось физкультуры. Никто не мог за ним угнаться, он был недосягаем, когда бежал. Иногда казалось — ему хочется, чтобы дорожка не заканчивалась, чтобы можно было убежать с площадки, с территории школы, из этого квартала, из этого города, добежать до самого моря, и там нестись по волнам, далеко, далеко. Он улыбался, когда бежал. Он был свободен от всего на свете, когда бежал. Иногда он бежал с закрытыми глазами.три месяца
Однажды кто-то из мальчишек бросил мяч ему под ноги. Эш был там тогда, на стадионе. Сидел на скамейке, жмурясь от солнца, читал книжку — прикрылся липовой справкой, которую ему нарисовала тогдашняя подружка Гриффа, медсестричка, чтобы не участвовать. Эш ненавидел физкультуру. Эш любил читать. Его отвлек шум — он глянул, там было местное соревнование по бегу между младшеклассниками, мальчишка в майке и красных шортах сильно оторвался от остальных; почти летел, раскрасневшийся, с улыбкой на губах. Те, кто не бежал, толпились у финиша, галдя и веселясь. Двое или трое гоняли мяч, один из них смотрел краем глаза на летящего мальчишку, будто высматривал дичь. Он выбежал на финишную прямую, легкий, радостный. Он закрыл глаза — мальчик с мячом развернулся в его сторону — Эш за долю секунды понял, что сейчас случится, но не смог выдавить ни звука. Мяч врезался в ровно в голень, резко, сильно, ребята вокруг ахнули. Мальчишка взвился в воздух, пролетел метра два и рухнул на землю в полной тишине. Вскрикнул, когда упал на уже покалеченную ногу, коротко — это был первый раз на памяти Эша, когда хоть какой-то звук вообще сорвался с его губ. Брань учителя, бегущего к ним с другого конца площадки; Эш уронил книгу. Она прокатилась по лесенке вниз, упала куда-то в траву, обложка оторвалась. Эш смотрел на мальчика, распростертого на земле — подстреленная птица, дрожащая, окруженная стервятниками. Эш не слышал своих шагов, не помнил, как подошел к нему, не слышал собственного голоса, когда шептал ему — очнись — не помнил, как ударил ублюдка с мячом, один, два, три раза, пока руку не залило кровью из его разбитого носа, а запястье не начало болеть. Учитель разнял их, кричал. Эш даже не слышал его. Эйджи Окумура не появлялся в школе почти до самого конца учебного года.полгода
Не то чтобы Эш о нем так уж думал. Просыпался следующие пару недель от воспоминания с того дня — как он летит и падает, разбиваясь; но Эш так и от историй в своих книжках просыпался по ночам. Особенно, когда был помладше. Смотрел в потолок, боялся моргнуть, дышал часто-часто; страшные образы кружили над ним как птицы. Ему исполнилось одиннадцать, и Грифф подарил ему целую связку новых книг. Надия испекла вкуснющий торт, и они с Шортером все выходные объедались им и играли в гоночки на старой приставке, а потом ночью Эш обложился своими дарами и разглядывал их под одеялом, подсвечивая себе фонариком. Так и уснул на раскрытых страницах, а фонарик, откатившись, всю ночь светил в окно соседского дома, не давая старой миссис Карпентер спать. На следующий день в школу вернулся Эйджи. Ровно за неделю до конца занятий. Завтра был контрольный тест по математике. Эш обнаружил его на своем любимом местечке для чтения во время окон в расписании, у старых теплиц, где когда-то школьный учитель биологии выращивал всякую ерунду, чтобы показывать детям. Эйджи был очень бледным и казался еще меньше, чем раньше, дернулся, когда увидел Эша, и замер, как птичка, склонив голову чуть на бок. Такие большие глаза, такие темные. В них не было страха, только любопытство и, может, капелька тепла? Его губы чуть тронула улыбка. Эша как обожгло. Может быть, Эйджи помнил его?.. — Это мое место, — грубо сказал Эш, испугавшись того, что почувствовал. — Уходи. Горечь и стыд, и что-то еще болючее, чему он не смог дать названия. Эйджи был таким хрупким в его руках тогда, на стадионе, поломанный, измазанный в крови и земле. Эш помнил это так ярко. Эйджи моргнул, опустил голову. На секунду прижал к груди угловатые коленки. Сложился весь, как журавлик-оригами, поднялся, неловко пошатнувшись. На правой ноге — плотная повязка. Посмотрел спокойно, грустно, подобрал свой портфель и захромал прочь. Эшу стало тошно от самого себя. Он завалил тест по математике. Написать этот тест, по его собственным словам двухнедельной давности, смогла бы даже обезьяна. Шортер сказал, что это его ботанский способ наказать себя. Эш пнул его под зад. Шортер заржал как последняя скотина. Школа разошлась на каникулы.восемь месяцев
Школьная библиотека, по мнению Эша, не имела совершенно никакого права на это звание, так что он ходил в городскую. Нью-Йоркская Публичная Библиотека. Роскошная, огромная, в ней было больше книг, чем он смог бы прочитать за всю свою жизнь, даже если бы ни на секунду не останавливался. Она разбила ему сердце в тот же миг, когда он переступил ее порог впервые — в шесть лет, когда Грифф привел его сюда на его день рождения. Тогда Грифф еще был совсем сопляк, перебивался на хреновых работах и не мог позволить себе купить ему подарок, но это место было лучшим, что он мог подарить. Эш приходил туда как в храм, как к мессе — каждое воскресенье, ровно в десять утра. Занимал один и тот же стол, выстраивал баррикады из книг вокруг и читал, читал взахлеб, забывая про обед, туалет, часы, которые пролетали мимо. Библиотекари уже знали его и улыбались ему, а одна, самая молоденькая, всегда заговорщицким голосом докладывала, если появились новинки в его любимых разделах с приключениями. В конце августа он спасался там от удушающей жары и читал про пиратов. У них с Шортером был форт в одном из заброшенных доков недалеко от Чайнатауна — старая лодка с пробитым дном, они натаскали туда веток и трухлявых досок, валявшихся поблизости, чтобы сделать крышу. Этим летом форт превратился в пиратский корабль. Надия отвесила Шортеру самый знатный подзатыльник на свете и облила самой отборной бранью, когда он исполосовал ее черное платье на пиратские флаги. После возражения Шортера о том, что платье неделю валялось в стирке и от него пахло лимонным одеколоном младшего офицера Чарли Дикинсона, Надия посмотрела на него так, что пришлось уносить ноги. Надие было семнадцать, и она была чувствительна к такого рода вещам. Когда через неделю Шортер, которого жизнь ничему не учит, снова случайно ляпнул что-то про младшего офицера Чарли Дикинсона, Надия так рассвирипела, что выплюнула жвачку, которую жевала в тот момент, прямо ему в волосы, а потом достала еще одну, разжевала пару секунд и плюнула снова, как следует вмяв их и размазав, пока ошалевший Шортер не мог сдвинуться с места. Их бедной матери пришлось выстричь ему большую часть волос, и теперь он ходил почти лысый с одним смешным хохолком на макушке. Пират из него с такой прической вышел совершенно отпадный. В жаркие августовские дни в библиотеке было не так уж много людей, так что, когда в зал зашли сразу несколько человек, это стало слишком заметно. Эш настороженно поднял голову — его книжные фортификационные сооружения позволяли ему видеть вошедших только наполовину. Оглядел их внимательно, как они с Шортером привыкли оглядывать из дыры в своем форте людей, нечаянно забредших на их территорию. С вошедшими была сотрудница библиотеки, из тех, что поглавнее, чем его подружки-библиотекарши, остальные — чужаки. Двое в костюмах и еще двое, мужчина и женщина азиатской наружности. Они тихо переговаривались, совершенно не обращая внимания на великолепие вокруг. Скучные старики. Эш потерял к ним интерес и уткнулся было обратно в книгу, но тут поверх высшей точки его баррикады проплыла чья-то макушка. Мальчик в коротких шортах и футболке с какой-то толстой птичкой. Отросшая челка падала на глаза, и он смешно сдувал ее. Ходил между столов, на цыпочках, трогал спинки стульев тонкими пальцами, заглядывал под столы. Эш тоже туда заглядывал, когда пришел сюда в первый раз. У него сильно-сильно забилось сердце. Это был Эйджи Окумура. Эйджи прошел еще пару рядов, и наконец наткнулся блуждающим взглядом на Эша, погребенного в своих пиратских сокровищах. Застыл. Смотрел на него долгое мгновение, за которое из Эша вышел весь воздух, потом неуверенно склонил голову, собираясь поклониться, как он раньше делал, но дернулся. Замялся еще на секунду и неловко махнул ладонью — привет. Эш смотрел на него во все глаза и ничего не слышал за шумом крови в ушах. Эйджи постоял несколько секунд. Его темный взгляд тревожил душу. Эш забыл, как двигать руками. Эйджи опустил голову, по губам скользнула грустная улыбка, и уже повернулся, чтобы уходить, но Эш не мог этого допустить — ему пришлось бы заваливать все тесты по математике, которые случатся с ним в жизни, чтобы исправить это — он неуклюже попытался привстать, ножки стула взрезали скрипом пыльную тишину. Эйджи обернулся. Эш стоял, возвышясь над кипой книг, тощий и нескладный, в помятой футболке, и обмирал внутри. Поднял руку и сделал ею какое-то глупое кривое движение — привет. Эйджи улыбнулся. Одним уголком рта сначала, потом обоими, опустил голову. Бросил быстрый взгляд и пошел вслед за родителями в другой зал. Эш позорно сбежал из библиотеки, намереваясь найти ближайший столб и биться об него головой пока солнце не сядет.девять месяцев
С нового учебного года Эш перешел в среднюю школу, и они с Шортером снова учились вместе. Средняя школа была там же, где и младшая, в общем-то, но в соседнем здании — побольше и посолидней. Классы перемешались. В своем новом классе Эш знал четверых человек, все они были ему безразличны, остальных он видел впервые в жизни. Одного сразу приметил как источник возможных проблем — тонкий китайский мальчик, больше похожий на девочку. Острый на язык, змеиные глаза, задира. Шайка подпевал рядом, целая братия. Шортер замолчал, когда узнал, с кем он теперь учится, и, впервые в жизни став серьезным, сказал держаться от них подальше. Эш послушно держался. В том, что касалось китайцев, он предпочитал Шортеру доверять. Он сидел один за партой у окна, выбрал ту, которая больше всего напоминала его любимый стол в библиотеке. Сердце противно ныло. Не то, чтобы он надеялся увидеть Эйджи Окумуру хоть еще один раз, но — он надеялся. И увидел. В один из дней в сентябре, когда у него выдался свободный час между уроками, он по привычке добрел до своего старого местечка за теплицей, чтобы почитать. Эйджи сидел там на перевернутом ведре, которое Эш обычно использовал вместо стула — закинув ногу на ногу и опершись локтем о коленку. Уложил подбородок на ладонь и читал какую-то яркую японскую книжку, чуть покачивая носком кроссовка. Его нога зажила. Было тепло, на нем были шорты, и кожа на его лодыжках была чистой и гладкой. Эша захлестнуло облегчением так, что колени подкосились. Он неловко поскользнулся на ровном месте и прошуршал подошвами по траве и камням. Эйджи испуганно вскинул голову. Поразглядывал его как птичка, потом поднял повыше свою коробочку с ланчем и тихо спросил: — Хочешь?один год
Он стал ездить в школу на велосипеде, как все нормальные люди. Одевался по-прежнему аккуратно, но чуть более небрежно. Перестал кляняться. Младшая школа его многому научила. Эш не был уверен, что это хорошо. Эйджи учился в параллельном классе и тоже там никого не знал. Эш был рад, что ему не попался никто из тех, с кем они учились в младшей школе. Ни один из тех уродов, которые его обижали. И он был отчасти рад, что Эйджи не попал в один класс с ним самим — змееныш Юэ Лун Ли подгребал под себя всех азиатов без разбору, не только китайцев. С одной стороны, это могло бы быть хорошо для Эйджи — змееныша и его банду в школе побаивались даже ребята постарше. Но с другой — кто знает, чего стоила эта защита? Эш решил, что сам защитит его, если потребуется. Это будет его миссией в средней школе. Перед рождественскими каникулами Эйджи встретил его в их уже общем тайном месте. Местечко за теплицей было покрыто тонким, хрустящим под ногами снежным настом. Эйджи стоял там, укутанный в шарф, улыбнулся тихим шагам Эша позади. — С Рождеством, — сказал застенчиво, протягивая запакованный в красную бумагу предмет. Это была книга японских мифов и сказок. Чернильные картинки внутри, тонкие, острые. Между некоторыми страничками лежали высушенные листочки гинкго — так Эйджи пометил те истории, которые нравились ему самому. Эш сокрушенно выдохнул, пораженный в самое сердце. — У меня нет для тебя подарка, — угрюмо сказал он. — Есть, — возразил Эйджи. — И что это? Эйджи чуть улыбнулся и пожал плечом.один год и два месяца
За всю младшую школу они и словом не перекинулись, Эш и не знал, как он разговаривал тогда. Мальчишки дразнили его за акцент и медлительность. Сейчас он тоже разговаривал медленно, будто подбирая слова. Всегда коротко и по существу, а если длиннее одной фразы, то очень грамматически правильно и немного чудно, будто вывалившийся из прошлого века британский аристократ. Эша это удивляло и забавляло. Он спросил однажды: не сложно ли так учиться? Эйджи ответил, что хорошо понимает речь и может довольно свободно читать и писать, но говорить стесняется. — У меня не было друзей здесь, — грустная улыбка. — Мне не с кем говорить. Эшу захотелось драться. — Говори со мной, — сказал он. Я — твой друг, хотел сказать он, но не решился.полтора года
Уроки у них почти не совпадали, а сразу после занятий Эйджи всегда очень быстро уезжал домой. Они встречались только один раз за день — на большой перемене, в своем тайном месте. Ели вместе свой ланч. У Эйджи всегда была очень интересная еда, которой Эш никогда прежде не видел, всякие странные японские штуки. Эйджи охотно делился. Эш грустил, потому что ему поделиться было нечем — его обедом всегда был угрюмый сэндвич с яйцом, ветчиной и сыром, который Грифф успевал ему соорудить прежде, чем убежать на работу. Однажды они поменялись, и Эйджи сказал, что ничего вкуснее в жизни не ел. Эш подозревал, что он просто пытался быть вежливым. — Как тебя зовут? — спросил Эйджи как-то раз. Эш фыркнул. — Ты же знаешь, как меня зовут. — Но мы никогда не знакомились официально, — улыбнулся Эйджи. — Это другое. Он встал и, чинно поклонившись, представился на японский манер: — Окумура Эйджи. Очень приятно. У Эша закоротило все внутри. Он же больше не кланялся. Никогда в школе. Никому. Эш тоже поднялся, немного неловко, не зная, куда деть руки, японцы вроде не здороваются за руки? Склонился чуть ниже, и еще чуть ниже, точно не зная, на сколько низко надо. — Эш… — начал он, но потом передумал. — Аслан. Аслан Калленриз. Темные глаза Эйджи расширились в недоумении, но он поклонился в ответ. — Тогда что такое «Эш»? — спросил он позже, когда они шли обратно к школе. — Имя, которое я предпочитаю. Ненастоящее. — А кто знает настоящее? — Шортер. Мой друг из девятого класса, — Эш смущенно опустил голову. — И ты. Эйджи шел медленно, пиная камешки по дороге. Молчал, обдумывая что-то. Эш не решался его потревожить. — Это значит, что я теперь тоже твой друг? — спросил он наконец. Они остановились в коридоре, прежде, чем разойтись в разные стороны, в разные классы. Эйджи обнимал свой портфель, челка падала ему на глаза. Эш вспомнил библиотеку. И заваленный тест по математике. И свои кровоточащие костяшки, разбитые о лицо ублюдка, который его поранил. — Да, — сказал он. — Ты тоже мой друг. Улыбка Эйджи грела его до конца дня. Год заканчивался. Эйджи собирался уехать в Японию на все каникулы. Впервые в жизни Эш мечтал, чтобы лето никогда не наступило.один год и восемь месяцев
В середине июля пришла открытка из Японии. Эш не знал об этом три долгих дня, потому что не имел привычки заглядывать в почтовый ящик. Грифф работал как проклятый всю неделю. Дома было невозможное пекло и непреодолимая скука. Дырявый форт, напротив, обдувался морским ветерком со всех сторон. Эш торчал там целыми днями, или уходил в библиотеку. Шортера он редко видел в эти душные летние месяцы — Шортеру исполнилось пятнадцать лет, он проколол бровь, чем привел в ужас свое семейство, отрастил ирокез и выкрасил его в фиолетовый цвет, и связался с сомнительной компанией. Ему хотелось бунтарствовать. Он даже девчонку себе завел, совершенно отмороженную, скорее повыпендриваться, чем на самом деле. Эш осуждал, но молча. Он был уверен, что лодку моральных принципов Шортера не раскачать даже самой дурной компании, так что не лез. Перебесится и вернется. Но как же без него было скучно. Он звал Эша с собой на тусовки временами, и Эш даже сходил пару раз, но быстро оценил контингент и потерял интерес. Особенно после того, как две полумертвые от алкоголя девицы заблевали лестничную площадку второго этажа в доме, где была вечеринка, и Эш от отвращения не смог спуститься вниз, пришлось слезать по водосточной трубе через окно. Он прошел мимо кучи окон, ища то, рядом с которым проходит труба, и на подоконнике одного из них увидел змееныша Юэ Луна. Он проводил Эша загадочной улыбкой и исчез в переплетении темных коридоров. Разве не рано двенадцатилетке тусить в таких местах? Ты и сам двенадцатилетка, — усмехнулся голос Шортера в голове. Эш вылез из дома по трубе, ободрав немного ладони. На душе было паскудно. Больше он на вечеринки не ходил. Это было самое скучное и беспокойное лето в его жизни. Он скучал по Эйджи и беспокоился о Шортере. Проводил все время в форте или у воды, смотрел, слушал, уплывал куда-то мыслями вслед за кораблями из гавани. Ночами шатался по улицам. В Чанг Дай не ходил — Надия, которая с этого лета работала там на полную ставку, постоянно устраивала ему допрос с пристрастием. Насчет Шортера. И он не знал, что ей отвечать. Она встречалась с копом, а Шортер сейчас был не самым добропорядочным гражданином. Он так редко бывал дома, что уже и забыл, как выглядит Грифф, поэтому когда тот однажды заявился вечером в форт, пока Эш лениво валялся и пытался читать, это на секунду ощутилось как столкновение двух разных миров. — Вот ты где, — сказал Грифф, с трудом протискиваясь в узкую дыру, служившую входом. — Я уж думал, тебя украли, или еще что. У него на лице было написано облегчение. Он сел рядом, потрепал Эша по голове. Быстро осмотрел, как обычно выискивая увечья, зацепился взглядом за свежую ссадину на локте. Поморщился. — Как ты узнал про это место? — спросил Эш. Грифф пах своим обычным кремом для бритья, знакомый успокаивающий запах, свежий, с солеными морскими нотками. Эш привалился к его плечу, закрыв глаза, слушая далекий шум волн, бьющихся о старые бетонные причалы. — Зашел в Чанг Дай. Шортер сказал. — Он там? — встрепенулся Эш. — Да, работает. Вы поругались что ли? — Нет. Грифф помолчал, потом, вздохнув, опустил голову на макушку Эша. — Он тусит с плохими ребятами, да? — Ага. Грифф вздохнул снова. — Он неглупый парень. Поймет, что они придурки, и одумается. — Знаю. — Но я так рад, что ты с ними не тусишь, — хмыкнул Грифф, приобняв его. Эш возмущенно фыркнул ему в плечо. Он не такой тупой и не будет гробить свою жизнь ради того, чтобы впечатлить кого-то и казаться классным. Он сообщил об этом Гриффу. Грифф расхохотался. — Посмотрим, как ты заговоришь через три года. Они шли домой в красных закатных лучах, Грифф рассказывал смешные байки с работы, купил им сэндвичи и чай в ларьке. — Прости, что я так много работаю, — сказал он позже. — Я взял отгул на завтра, можем погонять в футбол или еще что, хочешь? — Ладно, — улыбнулся Эш и шутливо боднул его в бок. С Гриффом ему всегда было хорошо, и тоскливое одиночество последних недель немного рассеялось. Он поплелся вверх по лестнице, утомленный жарой и бездельем, мечтающий только завалиться спать. Грифф остался внизу, открыл почтовый ящик, поморщился от пришедших счетов. Из них выпал какой-то яркий кусочек картона. — Эй, — сказал Грифф. Эш обернулся на лестнице. — Тут кое-что для тебя. Открытка. Эш слетел вниз в мгновение ока. Сердце стучало в груди как колокол. Гриффин улыбнулся и подтолкнул его наверх, домой. Эш рухнул в кровать, не раздеваясь, и просто смотрел, пока глаза не заболели, рассматривал плотный листочек, текстурный, приятный на ощупь, пахнущий краской, чернилами и длинной дорогой. Сакура, вычерченная тонкими линиями, лепестки розовее восходящего солнца. Тихая река, переливающаяся аквамарином и белизной, с нежными облачками пены на волнах. И туманный ореол горы Фудзи вдалеке, мерцающий, недостижимый, такой же далекий, как тот, кто купил эту открытку где-то там, за морем. «Дорогой Эш, Надеюсь, ты проводишь самое замечательное лето. В Нью-Йорке, наверное, очень жарко, да? У нас тоже. Я живу у бабушки в Идзумо. Тут очень здорово. Мне исполнилось 14! Очень сильно намекал родителям на собаку, может быть, получу ее, когда вернемся в НЙ. Мы тут часто гуляем в лесу и ходим в горы. Я много купаюсь в море. Нашел одну интересную книгу для тебя, привезу в сентябре. Она на английском, не беспокойся ^_^ Здесь указан обратный адрес, можешь написать мне тоже, если захочешь. Я буду очень рад узнать, как у тебя дела. Твой друг, Эйджи». Твой друг, Эйджи. Эш взвыл в подушку. Он даже не знал, когда день рождения у его друга Эйджи. Очевидно, он его пропустил. И опять ничего не подарил. А Эйджи собирается привезти ему книгу просто так. Эш уставился в потолок, пытаясь придумать, что такого можно ему подарить, и после долгих размышлений пришел к неутешительному выводу — он, собственно, и не особенно знает Эйджи. Что ему вообще нравится? Они никогда толком не разговаривали о личном, Эш ничего не спрашивал, а Эйджи не рассказывал сам. Но он-то знает Эша. Он знает, что Эш любит книги. Знает о его предпочтениях в еде — выяснил опытным путем, постоянно подкармливая его всякими разными штуками. Знает, что Эш предпочитает одиночество, и что у него нет друзей, кроме Шортера. Знает про Гриффина и библиотеку. Он знает все действительно важные вещи. А что знает Эш? Только то, что Эйджи нравится бегать. Он даже ни разу не спросил, каково ему было в младшей школе, и не обижают ли его сейчас. Он снова выпустил в подушку яростный вопль, и разбуженный Грифф вломился в его комнату с бейсбольной битой. — Что? — хрипло спросил он, оглядываясь. — Что такое?.. — Ничего, — хмуро ответил Эш. — Извини. Грифф фыркнул и выронил биту, зевая. — Напугал. Ты в порядке? — Помнишь, я говорил, что я умный? — Ну? — Забудь, — вздохнул Эш. — Я самый тупой человек на земле. Гриффин рассмеялся и, потрепав его по голове, вернулся в свою комнату. Эш перечитал открытку, с тяжелым сердцем уложил ее между страниц книги японских сказок, которую Эйджи подарил ему на Рождество, обнял книгу и мрачно уснул.один год и десять месяцев
Он так и не ответил на открытку. Собирался несколько недель, но так и не придумал, что написать. Эйджи надеялся, что он прекрасно проводит время, а он что? Целыми днями валялся с книгой, засыпал от скуки, ел всякую ерунду, если Гриффа не было дома, часами сидел на старом пирсе, смотря на слепящую солнцем воду. Но написать на открытке ему было решительно нечего. — Ты загорел, — сообщил ему Эйджи, когда они наконец увиделись в начале следующего учебного года. Эш от неожиданности выронил тетради. Они рассыпались по полу, и он принялся лихорадочно подбирать их. Эйджи помог, с крохотной усмешкой на губах, от которой Эша бросило в жар. Он не ожидал увидеть Эйджи в первый же день, он не придумал никаких оправданий, и теперь сгорал от ужасных чувств, снедающих его нутро. — С-спасибо, — хрипло поблагодарил он. — Ты получил мою открытку? — тихо спросил Эйджи. Они неловко стояли у шкафчиков, собирая на себе все взгляды. Эш агрессивно запихивал тетради в шкафчик, стараясь не смотреть на него. — Получил, да. Спасибо. Он не знал, что сказать. Разговаривать посреди коридора было непривычно. Неправильно. Раньше они всегда встречались в местечке за теплицами, где не было посторонних взглядов, и теперь Эш ощущал себя так, будто всё вокруг вторгается в маленький мир, выстроенный только для них двоих. Эйджи посмотрел на него пустыми грустными глазами, какие были у него в младшей школе. Эш возненавидел себя в ту же секунду, но не смог ничего из себя выдавить. — Книга, о которой я говорил, — сказал Эйджи, протянув ему запакованный предмет. И ушел. Забрав с собой весь воздух. Эш с упоением занимался самобичеванием следующие два урока. Потом на большой перемене пошел к теплицам. Он был почти уверен, что Эйджи там, и репетировал свою извинительную речь, то и дело спотыкаясь, нервно оглядывался — не следит ли кто. Эйджи и правда был там. Сидел, согнувшись, уронив голову на колени, рассматривал жучка на своем кроссовке. Эш сел рядом, но он даже не шелохнулся. — Я завалил контрольную по физике, — хмуро сказал Эш. — Мне жаль, — отозвался Эйджи, не меняя позы. — Я умный, эта контрольная — ерунда, — сказал Эш. — Я завалил ее, потому что не мог сосредоточиться, потому что чувствую себя виноватым. Эйджи поднял голову, внимательно посмотрел. Эш встретился с его темным печальным взглядом. — Прости меня, — выдохнул он. — Мне просто не нравится разговаривать в школе. — Не хочешь, чтобы нас видели вместе? — понимающе хмыкнул Эйджи. Эша будто ударили под дых. — Нет! — воскликнул он, громче, чем собирался. Эйджи вздрогнул. — Просто там все иначе, там я не могу быть таким, как здесь. Эйджи кивнул. Они помолчали. Эш силился объяснить все как-то получше, но слова сворачивались на языке, и все, что он мог, — это чувствовать себя несчастным и злобно пнуть камешек. — Я не ответил, потому что не придумал, что сказать, — он неловко сгорбился, теребя рукав толстовки. — Лето было отстойным. — Так уж плохо? — помолчав, мягко спросил Эйджи. Эш задумался. Может быть он и преувеличивал. Наверное, не так уж было плохо. Грифф, поняв, как он тоскует без Шортера, старался проводить с ним больше времени. Они много гуляли и играли в футбол, шатались по книжным магазинам, и Грифф послушно ходил вслед за Эшем между полками, отыскивая какие-нибудь сокровища. В то лето Эшу нравились плохие детективы. Он находил особое удовольствие в том, как все было глупо и предсказуемо, и они с Гриффом выдумывали альтернативные концовки для этих историй, валяясь на траве в Центральном парке и поглощая бургеры. Было весело. А потом и Шортер вернулся. С синяком под глазом и расцарапанной скулой. Последнее досталось ему от его так называемой подружки, с которой они драматично разошлись. — Дерьмо эти девчонки, — сообщил Шортер, завалившись под конец августа в форт, как ни в чем не бывало. — Не связывайся с ними. Эш осторожно пообещал, что не будет. Шортер вырос за лето сантиметров на пять, и теперь с трудом помещался в их маленьком убежище. Ныл и жаловался, рассмешил Эша до колик в животе. А потом они пошли в Чанг Дай и получили от Надии по подзатыльнику и тарелке рамена. Эш ни о чем не спрашивал. Знал, что Шортер сам расскажет о своих приключениях, если захочет. Он теперь ходил в темных очках из-за синяка, и потом так и не снял их, даже когда синяк сошел. Ему казалось, что он крутой. Эшу тоже казалось, что он крутой. Эш скучал по нему, но не собирался об этом говорить. Шортер вернулся на работу и тусил только с Эшем и своими старыми приятелями. Эш их всех знал, они звезд с неба не ловили, но хотя бы не блевали дальше, чем видят, упиваясь до полусмерти и буяня каждый свободный вечер. Эш улыбнулся воспоминаниям. На душе потеплело. — Ты прав, — сказал он, повернувшись к Эйджи. — Не так уж было плохо. Но было бы еще лучше, если бы ты был здесь. Эйджи удивленно моргнул. Его скулы чуть заалели. Эш смутился тоже, сам не понял, почему. Но это и правда было бы так здорово. Он помнил Эйджи в библиотеке, тот казался таким любопытным. В нем чувствовался потенциал — нерастраченное озорство, которому Эш бы точно нашел применение. В Нью-Йорке столько мест, которые он хотел бы показать Эйджи, целого лета бы не хватило. Эйджи молчал, и Эш попытался неловко сменить тему: — Тебе подарили собаку? — Нет, — вздохнул Эйджи. — Мне подарили новый велосипед. Родители никогда не дарят мне то, что я действительно хочу. — А что ты действительно хочешь? — спросил Эш, отчаянно пытаясь не звучать слишком жаждуще. Эйджи помолчал. Грустная улыбка на его губах тревожила сердце. — Простых вещей, — ответил он тихо. — Которые сложно получить, если твои родители постоянно работают. Провести целый день вместе. Сходить на пикник в парк. Послушать музыку вместе, как раньше. Мой папа очень любит американский блюз, и мы часто слушали его, когда еще жили в Японии. Я тоже полюбил. Простые вещи, понимаешь? Эш кивнул. Подумал о Гриффе, Шортере, Надии. Ему никогда не дарили новый велосипед. Но у него всегда было навалом простых вещей. Возможно, ему стоило бы ценить их больше. Он постеснялся спросить, когда именно у Эйджи день рождения, но в его голове созрел план. Он обдумывал его на уроке математики, когда вспомнил про книгу, которую Эйджи ему привез. Достал из рюкзака с каким-то трепетным чувством, которого раньше за собой не помнил. Развернул, скрыв кашлем шуршание бумаги. Очень красивое издание «Властелина колец» с тонкими чернильными иллюстрациями в японском стиле. Эшу понадобилось некоторое время, чтобы полежать головой на столе.два года
В тот день, ровно через два года после того, как Эйджи Окумура пришел в их класс, снова пошел снег. Ребята с восторгом высыпали на улицу на большой перемене. Снег падал громадными пушистыми хлопьями, делая все вокруг дивным, сказочным, ослепительным. Эш, нехотя вывалившийся на улицу вместе со всеми, зевал и мерз, он не любил зиму, не любил носить много одежды, и вообще день был отстой, и неделя была отстой, и вся жизнь была отстой. Он лучше всех шестиклашек в школе написал эссе на конкурс, это несколько утешало его и тешило самолюбие, но в остальном… Он увидел Эйджи среди ребят. Эйджи смеялся и разговаривал с кем-то, кого Эш сначала не узнал, но когда узнал, то весь обмер внутри. Юэ Лун, чтоб его, Ли. Эш так удивился, что даже не подошел к ним, просто стоял и пристально пялился, пока глаза не заболели. — Йоу, — Шортер нарисовался из ниоткуда, усыпанный снегом, все так же в темных очках, хлопнул Эша по плечу, и замер, увидев Юэ Луна и Эйджи, болтавших как самые лучшие на свете друзья. — Так-так. Теперь они пялились вдвоем. — Это что, блин, такое? — почти пропищал Эш, тут же выбесившись от собственного сорвавшегося на фальцет голоса. Шортер, разумеется, заржал как последняя скотина. — Полагаю, твой маленький дружок угодил в паучьи лапки. — Я его прихлопну, — выдохнул Эш сквозь зубы. — Прихлопну этого сученыша, вот пойду и… — Ой, не, — Шортер схватил его за шиворот и не дал двинуться с места. — Не лезь к нему. Жахнет так, что вовек не отмоешься. Эш так разозлился, что не пошел к теплицам в тот день, и на следующий день тоже, и через день. Не ходил до конца недели, а на выходных зарылся в библиотеке в подаренную Эйджи книжку, пытаясь отвлечься от своего кровоточащего сердца, но мучился только сильнее. Ну да, подумал он, постоянно ловя себя на том, что бездумно пялится в окно на так и падавший пушистый снег. Ты что думал, он ни с кем, кроме тебя, не общается? Думал, ты у него единственный? Он говорил, что у него нет друзей, но это же не означало, что он не разговаривает ни с единой душой в этой проклятой школе! Эш стиснул зубы. Заставил взгляд скользить по строчкам, но ничего так и не уложилось в голове. Он ощущал себя преданным. И ради кого — ради этой скотской змеи? Эйджи вообще понимает, в какой он опасности? Эш яростно захлопнул книгу, но потом погладил обложку, извиняясь. Может быть, дело просто в том, что Эш хреновый друг. Шортер вон вечно на него жалуется. Говорит, что он постоянно зависает у себя в голове, и хрен его оттуда достанешь. С Эйджи он тоже вел себя плохо. И понимал это. Эйджи был совершенно не похож на Шортера, с ним не было так легко и понятно. Эйджи был загадочный. Эйджи был другой. Или это просто Эш недостаточно озаботился тем, чтобы узнать его как можно лучше? Это выводило его из себя. Понедельник был холоднее Арктики, и Эш угрюмо мерз в двух свитерах в столовой, теребя обертку от своего сэндвича. — Ты опять. В спину ударили сначала слова, а потом и острый локоток. Эйджи уселся напротив, как смешной рассерженный котенок. Губы поджаты, брови нахмурены, челка падает на глаза, придавая ему еще больше драматизма. Эш вздохнул. Вдруг понял, что страшно соскучился, но говорить об этом не собирался. — Опять игнорируешь, — веско уронил Эйджи, принимаясь распаковывать свой ланч-бокс. Вытащил какие-то штучки из риса, одну оставил себе, вторую положил на салфетку и подтолкнул к Эшу. — Я не бездомный, не надо меня подкармливать, — ощетинился Эш. Не то, чтобы он не понимал, что все усугубляет, но мрачные тучи в голове так просто не разгонишь. Эйджи, впрочем, не выглядел впечатленным. Пожал плечами, уткнулся в свой навороченный смартфон и принялся есть. Эш обиженно косился на него, прикусывая язык, чтобы не сорваться на поток обвинений, но получалось с трудом, так что он в страдании запихнул в рот рисовую штучку, чтобы отвлечься. Она была чертовски вкусной, но об этом он тоже промолчал. В столовую вошел Юэ Лун Ли собственной персоной, окруженный ворохом подпевал. С недавнего времени с ним тусовался и младшенький кузен Шортера, Син, наглый сопляк, которого даже сам Шортер побаивался. Син быстро выбился из шестерок в едва ли не правую руку своего главаря, и они теперь ходили повсюду вместе, мелкие и нахальные, страшно раздражая старшеклассников. Но все знали, что с семейкой Ли лучше не связываться, так что никто их не трогал. Все продолжали ненавидеть их — или завидовать — с безопасного расстояния. Юэ Лун царапнул по Эшу острым взглядом и вдруг тепло улыбнулся Эйджи. Насколько холодная скользкая змея может тепло улыбнуться, конечно. Под Эшем едва стул не загорелся от ярости. — Да что… — задохнулся он. — Да какого… Эйджи улыбнулся в ответ, и Эша просто порвало. Он вскипел как перегревшийся чайник, и почувствовал, что если не уйдет сейчас, то взорвется и закатит какую-то отвратительную, гадкую, совершенно не свойственную себе сцену. — Сядь обратно, — неожиданно резко отчеканил Эйджи, когда он, трясясь от злости, поднялся на ноги. — И хватит вести себя как пятилетка, если тебе есть, что сказать, говори словами, — и добавил мягче, словно пытаясь по привычке быть вежливым, — пожалуйста. Эш обескураженно сел. Смотрел, как Эйджи невозмутимо доедает свой ланч, но так и не проронил ни слова. Прозвенел звонок, и Эйджи, поджав губы, ушел, а Эш опять весь следующий урок задавался вопросом, как же он уродился таким идиотом. Юэ Лун сидел через ряд от него, отвратительно самодовольный. Эш скрипел зубами и сломал два карандаша, пока урок закончился, а потом сорвался с места, чтобы успеть добежать до кабинета математики и перехватить собирающегося домой Эйджи. — Я тупой, — сообщил он. Ухватил Эйджи под руку и вытащил его из гомонящей кучки ребят. Эйджи рассмеялся, и Эшу немного полегчало. — Я уже понял. — Прости, — сконфуженно сказал Эш. — Это все из-за змееныша. — Ты про Юэ Луна? — Про него, — проскрипел Эш. — Он не самая лучшая компания для тебя, не понимаю, где вы вообще могли… — На приеме, — отозвался Эйджи. Он перекинул ремешок портфеля через плечо и направился к гардеробу. — Мои родители дипломаты, а его родители крупные бизнесмены, и мы познакомились на жутко важном и жутко скучном рождественском приеме в прошлом году. — В прошлом году! — пискнул Эш в ужасе. Эйджи все это время! Дружил с треклятой змеей! За его спиной! Это было выше его сил. — Но мы не особенно общались, — осторожно продолжил Эйджи, украдкой наблюдая за бурей на его лице. — До прошлой недели. Эш напряженно ждал, пока он продолжит. — У него был день рождения, и меня пригласили. Он хороший, — словно оправдываясь, сказал Эйджи, неловко теребя ремешок портфеля. — Просто немного самовлюбленный. День рождения! Кто вообще приглашает едва знакомого человека на свой день рождения! Син, как главная подпевала, наверняка был там тоже, и Эш собирался допросить его с пристрастием, чего бы ему это не стоило. — Говорят, его семья связана с мафией, — ледяным голосом сообщил Эш, надеясь, что это весомый аргумент. — Может, и так, — отозвался Эйджи. Очевидно, это его не останавливало. Эш угрюмо нахмурился, отвернувшись. Они забрали свои вещи и оделись. У Эйджи была милая шапочка с помпоном. Эш должен был защитить его любой ценой. Когда они вместе спускались по лестнице к выходу, Эш, смотрящий куда угодно, но не на Эйджи, натолкнулся взглядом на группу ребят, окруженных весьма ощутимым недружелюбием. Они сдвинулись с места и пошли за ними, молча и угрожающе. Эш кожей чувствовал их колюще-режущие взгляды. Эйджи выпрямил спину чуть сильнее, но в целом не подал виду. Там были и старшеклассники и ребята помладше, они проводили их почти до самого выхода, осыпав напоследок смешками, и стайкой, как рыбки, завернули за угол. Эш вздохнул с облегчением. Но это его неприятно поразило и продолжало грызть всю дорогу домой. Эйджи предложил его подвезти — с наступлением холодов он снова начал ездить на машине с водителем, но Эш отказался. Потому что Эш — идиот. А еще он подозревал, что это все влияние проклятого Юэ Луна — тот тоже ездил на крутой тачке с личным мордоворотом за рулем и кичился этим. Кажется, из-за него и Эйджи перестал стесняться своего богатства. Эша это выводило из себя, но ему не хотелось задумываться о причинах этого гнева. Его просто бесил чертов змееныш, вот и все! — Ты же не любишь мерзнуть, — с жалостью сказал Эйджи, открыв перед ним дверь. Из салона машины веяло теплом и запахом шоколада. Эш мечтал сейчас и о том, и о другом, но вместо того, чтобы перестать быть идиотом и согласиться, он выбрал холодный одинокий путь домой и страдание. Откуда Эйджи вообще узнал про его ненависть к морозу? Этот чертов Эйджи. Эш кое-что придумал. Те ребята не давали ему покоя, так что он не спал до глубокой ночи, дожидаясь, пока Грифф вернется с работы. Выбежал навстречу, едва услышав дребезжание ключа в замке, босой, тут же околевший на холодном полу, и запрыгнул на брата, обхватив его шею руками. Грифф издал полузадушенный хрип, но обнял его в ответ, рассмеявшись. — Ты чего не спишь? — спросил он, достал из рюкзака плитку шоколада и протянул ему. Перенервничавший Эш умял ее в мгновение ока. — Грифф, — взволнованно сказал он и выпалил то, ради чего так долго не спал: — Научи меня драться?два с половиной года
За прошедшее время они, кажется, ничуть не сблизились. Проходил месяц за месяцем. Эйджи постоянно где-то пропадал. Эш мучился ревностью и топил себя в учебе и вечерних занятиях с Гриффином. Он подозревал, что Эйджи тусит с треклятым Юэ Луном, и даже осмелился однажды прижать к стене Сина и выпытать из него правду. Син брыкался, лягался и орал. Но он был размером с креветку, так что даже тщедушный Эш смог его поймать. Эйджи не появлялся в их мутной компашке, Син заявил, что даже не знает, о ком вообще речь. Но рожа у него была слишком хитрая. Все он знал, сучий сын, и раскололся после того, как Эш отвесил ему мощный пинок под зад. Син обиженно завыл и вывалил на него такой поток ругательств, каких даже Шортер себе не позволял. Это было впечатляюще. Эш понимал, что ему не избежать расправы в будущем, но цель оправдывала средства. Оказалось, что Эйджи все же креветке знаком, и иногда он и правда гуляет с Юэ Луном, но не часто. Син говорил об этом мрачно и с наездом, как будто Эш в этом виноват. Син тоже ревновал, наверное, и Эш на долю секунды почувствовал угрюмую солидарность с ним. Они с Эйджи все еще проводили вместе только большую перемену в школе. И Эшу становилось мучительно мало этого времени, чем дальше, тем больше. — У этих парней какие-то проблемы с нами, — сказал он однажды в начале мая, за неделю до начала итоговых тестов. Эйджи незаинтересованно кивнул, уставившись в свой конспект, и откусил бутерброд. Их любимое местечко за теплицей оккупировали младшеклассники, так что теперь они обедали в укромном уголке школьного двора на старой лестнице, которой никто не пользовался. Здесь было отличное раскидистое дерево, спасавшее от жары, и было видно спортплощадку. На большой перемене всегда кто-то занимался. Эшу сначала не понравилась идея обедать здесь, он был уверен, что Эйджи обходит спортплощадку стороной, учитывая его печальный опыт, но нет. — Почему я должен ее бояться? — недоуменно ответил он, когда Эш спросил. — Я хожу смотреть все соревнования. Эш удивленно моргнул. Он ходит на соревнования? Ребята, разминавшиеся недалеко от нового убежища, окидывали их неприязненными взглядами. Эш был трагически равнодушен к школьным спортивным командам, но даже ему хватило ума понять, что это не футболисты. Эти были в обтягивающих трико и без девчонок с помпонами. Может, им казалось, что Эш и Эйджи пялятся на их задницы в обтягивающих трико, поэтому они недовольны? Когда Эйджи встал, чтобы отнести коробочку от сока в урну, они проводили его все теми же мрачными взглядами. Проблема явно была не в Эше, но от ощущения опасности его почти затошнило. Это был не первый раз. И даже не второй. От всех осторожных вопросов на этот счет Эйджи всегда виртуозно увиливал. Эш украдкой пощупал свой бицепс. Прошло почти полгода с тех пор, как он начал заниматься с Гриффином. Поначалу даже почти бросил эту затею, он ненавидел физкультуру, ненавидел бегать, ненавидел прыгать, ненавидел потеть. Но Грифф каждый раз напоминал ему, ради чего он это делает. Эш приходил в школу, видел милую улыбку Эйджи и каждый вечер бросался в бой снова. Эйджи было почти пятнадцать, и он заметно вытянулся, даже перерос Эша. Это было так странно, Эшу тоже хотелось поскорее вырасти, стать высоким и сильным, как Грифф и Шортер. Но пока он был всего лишь тощим двенадцатилеткой, хоть и куда более выносливым, чем раньше. Впрочем, ему вот-вот должно было исполниться тринадцать, и он втайне ужасно гордился этим. Тринадцать — это уже серьезно. С тринадцатью надо считаться. Парни ушли тренироваться, потеряв к ним интерес, и остаток перемены Эш жевал бутерброд и слушал, как Эйджи взволнованно пересказывает ему конспект по физике. После ланча они возвращались в классы, и Эш, погруженный в свои наполеоновские планы, едва не забыл спросить самое важное. — Эй, — сказал он, взяв Эйджи за локоть, прежде, чем они разошлись. — Приходи на мой день рождения в субботу? Кафе «Чанг Дай» в Чайнатауне. В пять. Эйджи смотрел на него секунду, вторую, третью. Эш уже почти приготовился к отказу, но он улыбнулся, кивнув. — Хорошо, я приду. Окрыленный, Эш написал контрольную по физике на максимально высокий балл. В субботу Надия и Шортер украсили «Чанг Дай» специально для него. Развесили гирлянды с теплыми огоньками, красные и зеленые флажки. Было пасмурно, так что они решили провести праздник внутри. Шортер с приятелями жарили сосиски на гриле во дворике. Грифф неловко познакомил Эша с новой подружкой. У нее были сухие волосы и сережка в носу. Эш нагло сообщил, что медсестричка ему нравилась больше, и потом виновато хихикал, пока новая подружка сердито ругалась с Гриффом в уголке. — Ну ты и говнюк, — хмыкнула Надия, но одобрительно ударила в его подставленный кулак. Грифф совершенно не умел выбирать себе подружек. Потом они сидели за столом и объедались. Играла музыка, пузырьки от газировки шипели в носу. Даже Син забежал, спешно поздравил его кулаком в плечо. Эшу тут же захотелось ухватить его за шкирку и выпытать, не видел ли он Эйджи, но тот сначала сожрал громадный бургер, затем присосался к банке с кока-колой, а потом и вовсе уснул на коленях у Надии, как блудный кот. Сначала стукнуло шесть вечера, потом семь. Эйджи не пришел. Обещал. Но не пришел. Эш уныло развалился на диванчике, накрывшись курткой с головой, чтобы никто не пытался его развеселить. Шортер, как самый лучший бро, искрометно шутил и развлекал всех вокруг, отвлекая от мрачной тучи, в которую превратился именинник. Но Гриффа было не остановить. — Эй, — он засунул лицо к Эшу под куртку. — Как у тебя тут дела? — Эйджи не пришел, — пожаловался Эш. Лежать под курткой было жарко, и от этого он расстраивался еще больше. — Дай угадаю, ты и на вечеринку согласился только ради того, чтобы его пригласить, да? — понимающе хмыкнул Грифф. Эш печально вздохнул. Они всегда справляли его день рождения дома, никогда — вот так. Он просто хотел, чтобы Эйджи пришел. Он просто хотел хоть раз увидеть его вне школы, вне большой перемены. Он знал, что сам настроил вокруг себя дурацких стен и границ, за которые Эйджи теперь вежливо не заходит, но решительно не понимал, как разрушить это все обратно, как не потерять своего друга. — Хочешь кусочек торта? — хитро спросил Грифф. Эш угрюмо кивнул. Надия и мама Вонг испекли великолепную громадину, увитую взбитыми сливками и клубникой и выложили поздравление из шипучего разноцветного сахарного песка. Эш, пребывая в мрачности духа, отказался задувать свечи, на что все только глаза закатили. Господи, он такой ужасный, почему они вообще его любят? — Вж-ж-ж-ж-ж-у-х! Грифф откинул куртку и с веселым жужжанием приземлил бумажную тарелку с куском торта прямо Эшу в лицо — под всеобщий звонкий смех и улюлюканье. — С днем рождения, мелкий засранец! — завопил он и подхватил отплевывающегося Эша на руки, завертел по комнате. Шортер с боевым кличем взорвал хлопушку над их головами, разбуженный Син разразился ругательствами, Надия и мама Вонг смеялись до слез. Даже сердитая подружка Гриффа улыбнулась. Грифф хохотал и кружил его, и Эшу тоже стало весело. Конечно, он дурак и все равно продолжал думать об Эйджи, и о том, как бы ему, лишенному таких вещей, понравилась эта вечеринка. Но черт возьми, Эшу теперь тринадцать! Он не имеет никакого морального права раскисать и вести себя как малолетка! Да, единственный человек, которого он хотел здесь видеть, не пришел. Но, в конце концов, мир Эйджи не крутится вокруг Эша. Это жизнь. С этим придется смириться, каких бы ран в сердце это не оставляло. Он задул свечи на уже обесчещенном ножом торте, блестки-конфетти, налипшие на его измазанное в креме лицо, сыпались на белоснежную глазурь, все восторженно кричали, и во всем этим шуме потонул тоненький звон входного колокольчика. — Ой-ой! — завопил вдруг Шортер и ткнул Гриффа в плечо. Грифф, все еще держащий Эша на руках, развернулся к двери, и Эшу захотелось тут же провалиться сквозь землю. Он заерзал, задрыгал конечностями, и Гриффу пришлось его отпустить. У двери стоял Эйджи, румяный, запыхавшийся, со свертком подмышкой. На его лице расплылась широкая, чуть косящая на одну сторону улыбка, когда он окинул взглядом перемазанного кремом и блестками Эша. — Привет, — коротенький смешок, от которого у Эша все внутри перевернулось. Шортер где-то на фоне как обычно бесстыже заржал, разрядив обстановку, и все, замершие на секунду, расслабились и загалдели снова. — Привет, — сказал Эш, схватив кипу салфеток и пытаясь наскоро обтереть лицо. Оставалось только надеяться, что оно не пылает там красными стыдливыми пятнами под слоями белого крема. Сердце заколотилось в груди так сильно, так громко, что он испугался, не слышно ли его. Эйджи рассмеялся снова. — Я ужасно опоздал, прости, — сказал он и протянул сверток. — С днем рождения! Судя по форме, это снова была книга. Эш, вытерев руки, взял ее кончиками пальцев. Дрожь предвкушения скользнула вниз по позвоночнику — Эйджи всегда так ловко запаковывал книги и подкладывал внутрь какие-нибудь рисунки или открытки или красивые высушенные листочки, чтение его подарков было непередаваемым удовольствием. Но это было даже неважно. Главное, что он пришел. Он пришел! — Ничего страшного, — улыбнулся Эш, едва сдерживая всколыхнувшуюся внутри радость. — Классно, что ты все-таки здесь. Будешь торт? Блестки съедобные, если что. Эйджи смешливо кивнул, и Эш подвел его к столу. Шортер, скотина, уже давно растрепал им всем о таинственном друге Эша, и они все, включая маму Вонг, вели себя чрезмерно дружелюбно и засыпали Эйджи заботой и вопросами, заставляя Эша краснеть и хотеть залезть обратно в свое курточное убежище. Эйджи был ужасно мил и вежлив, и мгновенно влюбил в себя всех — кроме креветки Сина, который ревновал его к своей змее и сидел надувшись весь остаток вечера, пока опять не уснул, завалившись Надии на плечо. Эш был счастлив как никогда в жизни. А ночью опять чуть не плакал от способности Эйджи запоминать абсолютно все, что он говорит — в свертке была прекрасно иллюстрированная энциклопедия о динозаврах. Просто потому что Эш пару недель назад постоянно трепался о том, как было бы круто, если бы динозавры не вымерли к появлению людей, и как было бы круто гонять повсюду верхом на диплодоке. Диплодок уж точно покруче пижонской тачки Юэ Луна!два года и девять месяцев
Эш собирался жестоко отомстить за свой день рождения, поэтому ждал дня рождения Эйджи едва ли не зачеркивая дни в календаре. Он вынашивал свой план еще с прошлого года. С того самого дня, когда Эйджи сказал о «простых вещах». Эш кое-что понимал в «простых вещах», а еще больше в них понимали Гриффин и Надия, которых он уговорил помочь. Надия бессовестно смеялась (у них это семейное) и умилялась его задумке, а Грифф мужественно делал вид, что все в порядке. Наверное, он переживал из-за того, что Эшу бы лучше делать такие вещи для девочек? Шортер вон только и делал, что вздыхал по какой-нибудь девчонке. Но Эша девчонки раздражали. И уж совершенно точно он не стал бы ради какой-то девчонки устраивать самый крутой сюрприз на день рождения. Другое дело — Эйджи. В плане было несколько пунктов, каждый из которых был тщательно выверен. Все должно было быть идеально. Его пособники сделали свою часть работы, и даже шальная подружка Гриффа пригодилась. К вящему неудовольствию Эша и Надии, они продолжали встречаться. Она играла в рок-группе, а в свободное время училась в консерватории, ну, или наоборот, Эш не очень хорошо запомнил. Она все еще была жутко раздражающей, но устроила один из пунктов, необходимых для Идеального Сюрприза, так что Эш решил дать ей еще один шанс. Собственно, план был очень простым. Все, что упомянул Эйджи — провести вместе день, сходить на пикник в парк, послушать блюз. Ничего лучше, чем это, Эш бы все равно не придумал. Чрезвычайно сообразительный во всех остальных вещах, он почему-то был непроходимым болваном по части выстраивания отношений с другими людьми. С Шортером он умудрился подружиться просто потому, что Шортер так решил, ну, и он был в общем-то ничего. Не лез с нотациями, не вел себя как мудак, так что Эш решил не сопротивляться. А раз один друг у него уже и так был, то зачем ему еще? Больше, чем один друг — слишком энергозатратно. — А Эйджи тогда кто? — спросил Шортер, когда Эш поделился с ним этой своей теорией. Эш задумался об этом на несколько минут. Они ведь уже решили, что они друзья, да? Эйджи сказал слово «друг», и Эш сказал слово «друг». Но все это было не то. — Эйджи — это Эйджи, — сказал в конце концов Эш. — Ну что ты за идиот, — ласково ухмыльнулся Шортер, потрепав его по голове. Эйджи вернулся как раз за несколько дней до своего дня рождения. Это было необычно. Обычно он возвращался ровно к началу учебного года, и Эш мог увидеть его только в первый день в школе. В этот раз они обменялись открытками — Эш провел мучительные полтора часа в книжком магазине, пытаясь выбрать открытку, которая передавала бы все его чувства, но в итоге просто послал Эйджи дурацкую Статую Свободы с какой-то несуразной подписью. Он так волновался, что еще и смазал часть надписи, и только усилием воли не разорвал открытку и не выбросил ее в ведро, и потом побежал на почту и не глядя сбросил ее в ящик как бомбу. Все это было непереносимо ужасно. Он чувствовал себя таким дураком. Казалось, что он абсолютно все делает неправильно, с самого начала. — Ты так переживаешь из-за своих отношений с Эйджи, — осторожно сказал Гриффин, когда они собирали корзинку для пикника. На слове «отношения» Гриффин немного запнулся, и Эш метнул в него нервный взгляд. — Я не переживаю, — заявил он, слишком громко для того, чтобы это было правдой. Грифф усмехнулся. День рождения Эйджи выпал на середину недели, и его родители устраивали праздник на выходных, так что в этот день он не собирался делать ничего особенного. Эш, набравшись храбрости, позвонил ему и позвал погулять по городу. Эйджи согласился. Они должны были встретиться через час в Центральном парке. И Эш совершенно точно не переживал по этому поводу. — Просто ну, знаешь, — неловко продолжил Грифф, когда они пошли к месту встречи, нагруженные едой для пикника, — это немного похоже на то, как будто ты, ну… как будто он тебе нравится. — Конечно, он мне нравится, — отозвался Эш. Грифф сбился с шага. — Эйджи прекрасный человек. — Это да, — сказал Грифф. — Но я имел ввиду, что, может быть, он тебе нравится? Это звучало как-то двусмысленно. Эш задумался об этом на секунду и тут же вышел из себя. — Отстань! — свирепо пробурчал он. — Ладно, — Грифф кивнул, сконфуженно потерев шею. — Будем считать, что у тебя переходный возраст. Эш не удостоил это возмутительное заявление ответом. Что, в конце концов, Грифф понимал в таких тонких вещах? Он уже слишком старый, чтобы понимать. А уж глядя на его нынешнюю подружку, Эш частенько задавался вопросом, не достались ли все мозги в этой семье ему одному. Эйджи пришел точно вовремя. Эш обомлел на мгновение — он стал, кажется, еще выше, чуть нескладный, загоревший, улыбающийся. Ему исполнялось пятнадцать лет сегодня, и это вдруг показалось такой пропастью. Эйджи мог бы пойти в старшую школу с этого года. Если бы родители не устроили его двумя классами младше, чтобы было не так тяжело с его тогдашним уровнем английского. Они могли бы вообще не встретиться. Никогда. — Привет, — с улыбкой сказал Эйджи и сгреб Эша в крепкие теплые объятия. — Привет, — ухмыльнулся Эш ему в плечо. — С днем рождения! — Спасибо! — его темные глаза сияли такой радостью, что все остальное в этом мире было совершенно неважно. — Что мы собираемся делать? — Простые вещи, — улыбнулся Эш. — Простые вещи. И они делали. Просто — провели весь день вместе. Погода была теплая и солнечная, все играло им на руку. Просто — пикник в парке, Эш пытался научить его есть бургеры и проповедовал горчицу как манну небесную. Эйджи не очень подружился с горчицей, чем нанес Эшу смертельное оскорбление, но зато много смеялся и случайно облил Эша соком, и им пришлось отстирывать его футболку в фонтане. Яркие оранжевые пятна так и не отмылись, и тогда Эйджи достал маркер из рюкзачка, который таскал с собой, и нарисовал на месте пятен смешные рожицы. Эшу было ужасно щекотно, когда он водил по нему маркером. Он был так близко. Эш чувствовал запах шампуня от его растрепавшихся волос и дрожь в своих коленках. Просто — играли с огромной мохнатой собакой в парке. Надия знала ее хозяйку и заранее договорилась, что они проведут с собакой час или полтора, пока старушка сходит по своим делам. Эш принес тарелку для фрисби, и они играли, и Эйджи светился от восторга, обнимаясь с весело лающим псом, который облизал его с ног до головы, пока он хохотал, валяясь в траве. Эш чувствовал так много, когда смотрел на него. Так много и так сильно, боже. Просто — бродили по улицам. В рюкзачке Эйджи оказалась маленькая фотокамера, ему подарили ее сегодня утром. Он только учился с ней управляться. Эш был невероятно польщен быть его первой моделью, пусть даже и ужасно стеснялся и был в уляпаной апельсиновым соком футболке. Эйджи снимал его на фоне деревьев, и собак в парке, и реки, и мостов, и высоток, и витрин кафе, и солнца, и алого вечернего неба, и яркой вывески джаз-клуба, куда Эш привел его к семи часам. Это было последнее запланированное просто — послушать блюз. Эйджи непонимающе улыбнулся, чуть нахмурив брови. — Нам сюда нельзя, — прошептал он, зачарованно разглядывая маленькое здание, приютившееся между двух небоскребов. Оттуда шел гомон, и музыка, и запах парфюма и сигарет. Эш только ухмыльнулся. Марго, консерваторно-рокерская подружка Гриффа, частенько выступала в этом клубе. Услышав про его план, она милостиво дала ему ключи от подсобки, через которую можно было пробраться в старую комнатку под самой крышей. Оттуда было хорошо видно зал, и акустика была отличная, и теплыми августовскими вечерами в клубе всегда кто-нибудь играл. Эш протащил Эйджи наверх, в комнатку. Раньше в этом здании был кинотеатр, и в комнатке была операторская. Повсюду лежали старые поврежденные кинопленки, целые мотки. Эйджи был в восторге и ужасе одновременно. — Ты никогда раньше не нарушал правила, да? — ухмыльнулся Эш. Эйджи покачал головой и так посмотрел на него, что защемило сердце. — Эш, — сказал Эйджи. Снизу раздались хлопки, и тихий томный голос сообщил, что вечер начинается. — Эш. Первая тонкая нота — мир замер в ожидании — Эйджи сделал шаг ближе — и музыка полилась, как вздох, как соленый ветер, как шум прибоя, как волны, швартующиеся у причалов портовых городов полсотни лет назад. Слишком юный, чтобы понимать, Эш просто — чувствовал. Музыку. Свое дрожащее сердце. Теплые руки Эйджи, обвившие его. — Это самый лучший день, — прошептал Эйджи ему на ухо. — Самый лучший день. Спасибо тебе. Он не добавил «рождения». Он не сказал «самый лучший день рождения». Эш обнял его в ответ, так крепко, что почти больно, и Эйджи сдавленно рассмеялся ему в плечо.три года
— Грифф, — бросил Эш. Грифф сколачивал для него новую книжную полку, потому что старая рухнула под гнетом накопленных знаний. — М-м? — Ты хочешь, чтобы я дружил с девочкой? — Ой, — сказал Грифф и ударил себя молотком по пальцам. — Я, э-м-м, не был готов к этому разговору. — Просто скажи «да» или «нет», — буркнул Эш. Как будто бы ему самому это все нравилось, ну в самом деле. — Он переживает, что этот кузнечик разобьет тебе сердце, — сообщила Марго, хотя ее мнения, в общем-то, никто и не спрашивал. Они с Гриффом все еще встречались, к сожалению. Она обстригла волосы и покрасила их в темный цвет, стала выглядеть чуть приличнее. Но кольцо в носу никуда не делось. У нее были длинные бледные ноги и она ходила в чрезвычайно коротких шортах. Она сидела, поджав ногу, за кухонным столом, в огромной рубашке Гриффа, сползавшей с ее худого плеча, ела хлопья Эша. Возмутительно, к слову, как будто у себя дома. Острые ключицы торчали из ворота рубашки, волосы растрепались. Она редко смывала косметику, и вокруг ее глаз вечно была траурная кайма. Ее губы были яркими, темными, как вишни. Шортер сказал, что она «преступно сексуальна». Шортер был от нее в восторге и клялся, что это женщина его мечты. Эш честно пытался посмотреть на нее с этой точки зрения, разглядывал ее так и эдак, даже пытался высмотреть проступающие груди под тонкой тканью. Но не чувствовал ничего особенного. Наверное, она была вполне даже красивой, если ее отмыть и причесать, но Эш был уверен, что и тогда бы в нем ничего не зашевелилось. Он мрачно повернулся к Гриффину, намереваясь все же получить ответ на свой вопрос. — Так что? Грифф беспомощно оглянулся на Марго. Та пожала плечами. — Ну, — он отложил молоток и подошел к Эшу, присев перед ним на корточки. — Просто убедись, что это все взаимно, прежде, чем влюбляться в него, ладно? Марго фыркнула в тарелку с хлопьями и авторитетно заявила: — Это так не работает. Гриффин печально вздохнул. — Вы оба совершенно бесполезные, — проворчал Эш и, так и не притронувшись к завтраку, отправился в школу. Сегодня был важный день. Сегодня были школьные соревнования. Эша бы в жизни никогда туда не занесло, и никоим образом он не счел бы зал, полный потеющих подростков, идеальным местом для времяпрепровождения, но поскольку, кажется, вся его жизнь теперь крутилась вокруг милого японского мальчика, он был вроде как вынужден. Тогда, после дня рождения Эйджи, в августе, он наконец рассказал Эшу, где пропадал так долго. — Я не был уверен, что у меня получится, — он был смущен и, кажется, пытался оправдаться. — Поэтому никому не говорил. Даже тебе. Прости. Эш сидел, уставившись на него как мертвая рыба, и не имел ни малейшего понятия, как на это реагировать. Оказалось, что Эйджи весь год упорно тренировался, чтобы попасть в школьную команду по легкой атлетике. Прыжки с шестом. Прыжки с шестом? Эшу и представить это было страшно, но Эйджи это подходило. Он ведь такой и был тогда, в младшей школе — быстрый, ловкий, бегал лучше всех, прыгал дальше всех, выше всех, свободный, счастливый. Школьная команда легкоатлетов была, как сказал Эйджи, очень крутой. Лучшие спортсмены города третий год подряд, всегда на пьедестале на соревнованиях штата и на чемпионатах страны, а то и мира. Один мальчик из старших классов даже ездил на Олимпийские игры! Эйджи говорил обо всем этом с горящими глазами, едва не захлебываясь от восторга и волнения. Он успешно прошел первый этап отборочных — как раз в тот день, когда у Эша был день рождения, поэтому он и опоздал. Успешно прошел второй, ничего Эшу об этом не сказав, — в начале года. И теперь был третий. — Если буду в тройке лучших, попаду в сборную, — сказал он, проглатывая от волнения буквы в то утро, когда они встретились перед началом уроков. Эш остановил его, чуть встряхнув за плечи, и заставил глубоко вздохнуть. — Ты со всем справишься. Эйджи закивал, глядя ему прямо в глаза, сжав его руки своими. — Ты придешь? — Конечно. Не то, чтобы у Эша было дежавю, но у Эша было дежавю. Он не знал, что такого еще сказать Эйджи перед началом, кроме как пожалуйста только не покалечься в этот раз, просто не покалечься, умоляю, но не сказал, просто обнял его покрепче, хлопнул по плечу и ушел на трибуны. До выхода прыгунов надо было торчать там целый час, глядя на скучных гимнастов и девочек с обручами. Эш взял книжку, но не смог ее читать, его раздражал шум переполненного зала и звон собственного пульса где-то в горле. — Йоу, — Шортер свалился рядом как пыльный мешок. На улице дождило, и его ирокез причудливо закудрявился, делая его обычно дерзкий вид даже несколько романтичным. Девчонки, сидящие стайкой неподалеку, захихикали, строя ему глазки. Он чуть спустил очки на нос, оценивающе оглядев их пухлые ножки в коротких юбках, и присвиснул. Девчонки засмеялись, Эш закатил глаза так, что стало больно. — Прогуливаешь? — хмуро спросил он. Шортер фыркнул и махнул рукой. У него был второй год старшей школы, теперь они совсем редко виделись днем. Он терпеть не мог школу и использовал любой повод, чтобы не ходить на занятия, даже такой странный, как соревнования по легкой атлетике среди малолеток. — Только не спали меня перед Надией, она с меня шкуру спустит, — хмыкнул он. — Как тут дела? Эш в тоске сполз вниз по сидению. — Чего ты вообще пришел? — Посмотреть на твою конфетку, конечно, — Шортер дурашливо ткнул его в бок. У него было отличное настроение, и Эша это еще больше взбесило. — И вообще-то я пришел тебя поддержать, бро. Хватит дуться. — Я не дуюсь, — надулся Эш. — Грифф говорит, что у меня переходный возраст. И меня бесит, когда ты шутишь про Эйджи. — Тебя бесит, когда кто угодно шутит про Эйджи. — Ладно, меня бесит, кажется, все на свете, — сдался Эш, зарывшись в капюшон толстовки. — Кроме Эйджи, — рассмеялся Шортер. Эш лягнул его в голень. Когда наконец начались прыжки с шестом, он уже был на грани нервного срыва. Перед Эйджи было четыре человека, но Эш пропустил их всех — смотрел только на него, кажущегося тоньше и юнее, чем остальные, хоть он и был старше. Он разминался в сторонке. На нем была красная майка и шорты, очень короткие, в них он смотрелся еще меньше. Бледный, ладони белые от талька, глаза темные, сосредоточенные. Хрупкий. У Эша сердце забывало стучать, и Шортер работал вместо него — легонько хлопал его по спине и говорил: — Дыши, чувак, дыши. Еще ничего не началось, а ты уже психанул. Эш выдохнул. Эйджи покрутил головой, размял плечи, попрыгал. Взял шест, осмотрел его, ощупал, кивнул сам себе. — Боже мой, — сказал Эш. — Ты же видишь, что там маты внизу, да? — осторожно спросил Шортер. — Он не убьется в любом случае. И никто не будет кидать ему мяч под ноги. И он же крут, если дошел до последнего этапа, а? — Заткнись, заткнись, — простонал Эш, вцепившись в его руку. — Я всю ночь смотрел ужасные видео в интернете! Он может плохо оттолкнуться и упасть, или руки соскользнут, или шест переломится в трех местах, или… — Вроде такой умный, а мозгов ни грамма, — вздохнул Шортер, натянув ему капюшон на голову, чтобы он замолчал наконец. Эйджи выпрямился. Вскинул голову, когда объявили его имя. Вышел на позицию. Как рыцарь в красной майке, поднял забрало — застывшая маской на лице сосредоточенность. Глубоко вздохнул, ощупал основание шеста, что-то шепнул сам себе. Поднял шест — как копье на средневековых турнирах. И побежал. Высота четыре метра*. Эш смотрел как в замедленной съемке — вот он быстро пробегает весь путь, набирая скорость, держа шест на весу — упирает его в пол, шест натягивается как лук, выбрасывая его вверх — и все его тело выгибается грациозной дугой, он взлетает так мощно, что дыхание перехватывает, переворачивается в воздухе, перелетает через планку, даже не приблизившись к ней — и падает на маты. — Хороший запас, — хмыкнул рядом Шортер. Собравшиеся зрители одобрительно гудели. Эш и не заметил, когда успел вскочить на ноги и не был точно уверен, что вообще дышал. — Полет нормальный, видишь? Эйджи выглядел чуточку довольным собой, и Эша это успокоило. Эйджи знает, что делает. И Эшу действительно не стоило так переживать. Но это не помешало следующим кругам ощущаться для него как круги ада. Четыре и пять. Четыре и пятнадцать. Четыре и двадцать. Четыре-тридцать-пять. Эйджи взял все четыре высоты с первой попытки, сердце Эша каждый раз пыталось остановиться, Шортер мощным хлопком по спине запускал его снова. Он справляется, думал Эш, глядя на робкую довольную улыбку Эйджи. Он, до этого слишком сосредоточенный, быстро оглядел зал, Шортер тут же вскочил, замахал руками, закричал ему. Эйджи увидел Эша и улыбнулся еще шире, еще ярче. Эш стеснялся кричать, так что просто стоял и улыбался ему в ответ, потом, подумав, вскинул обе руки с поднятыми вверх большими пальцами. Он был рад, что Эйджи рад, но, честно говоря, предпочел бы, чтобы все поскорей закончилось. Четыре-сорок-пять. Ребята начали уставать и ошибаться. Эйджи взял эту высоту только со второй попытки. Четыре-пятьдесят. И снова со второй, но планка покачнулась, и пол под ногами Эша вместе с ней. Если Эйджи продолжит соревноваться и они все еще будут друзьями, Эш определенно поседеет уже к двадцати пяти. Шортер все еще был самым лучшим бро и успокаивал его, неся всякую чушь, пока Эш не отрывал взгляда от Эйджи. Эйджи сидел на лавочке, разминал ступни, завернувшись в кофту. Эш хотел бы сидеть там с ним и непрерывно говорить ему, какой он замечательный. Финальная высота. Четыре-шестьдесят. Двое ребят берут ее с первой попытки — один легко и бахвально, Эш уже заранее его ненавидит, это один из тех, кто постоянно наседал на Эйджи в прошлом году, второй — чуть кривовато, почти свалив планку, но все же успешно. Эйджи нужно быть в тройке. Ему нужно быть в тройке. Он задевает планку ногой в первый раз, и они падают вместе. Двое парней за ним тоже не справляются. Эш изгрыз шнурки на толстовке. Вторая попытка — лучше, но задел носком кроссовка, планка качалась полторы секунды, но все же упала. Эш зажмурился. — Шортер, — сказал он. — Шортер. — Чувак, это же не Олимпийские игры, в конце концов, — проворчал Шортер. — Расслабь булки! Но для Эйджи это были Олимпийские игры. Эш это знал. Эйджи говорил только о соревнованиях, постоянно пропадал на тренировках, ждал этого дня так долго и так сильно, и от того, чего он так хотел, его отделял всего один прыжок. Одна попытка. Последняя, третья попытка. Еще двое мальчиков не взяли высоту, и остались только Эйджи и высокий неприятный мальчик, которого Эш тоже ненавидел — за то, что он не любил Эйджи и за то, что орал как дурак перед тем, как побежать. Ужасно глупо. У него тоже была последняя попытка, и он ее провалил, разразившись свирепым воем. Эйджи остался один. — Этот лев недоделанный лучше сигал до этого, да? — спросил Шортер. — Если Эйджи не прыгнет, то останется четвертым? — Да, — Эш выдохнул. Очень хотелось не смотреть, но он заставил себя. Он волновался как никогда в жизни, как никогда не волновался за себя, или Шортера, или Гриффа или кого угодно. Это чувство было ярче любой книги, сильнее всего, что он испытывал до этого, и дело было не в дурацком спорте или местах — он просто хотел, чтобы Эйджи победил. Чтобы он был счастлив. Эш и не понял, что сошел с трибуны и пошел вниз, к бортику, и смотрел, как Эйджи снова подходит к шесту, ловко берет его в руки, осматривает, ощупывает, шепчет себе что-то. Эш остановился внизу, так близко, как только можно было подойти. Эйджи кинул взгляд на трибуны, туда, где Эш был минуту назад, и тонкая морщинка пронзила его лоб, и Эшу стало больно — но через секунду их глаза встретились — потому что Шортер всеми силами жестикулировал, обозначая местоположение Эша, так что… Эйджи выдохнул и улыбнулся. Привет. Эш улыбнулся тоже. Кивнул ему, постарался выглядеть как можно спокойнее и увереннее. — Я в тебя верю, — прошептал он, надеясь, что Эйджи прочтет по губам. Эйджи улыбнулся еще раз. Вздохнул. Посмотрел на планку. И побежал. Эш задержал дыхание, когда он взмыл в воздух, прекрасный, свободный, все еще улыбающийся, и изящно проскользнул мимо планки, оставив ее непотревоженной. Да, черт возьми! Эшу хотелось покричать как глупый мальчик-лев, который теперь вопил от того, что проиграл бронзу. Зал восторженно захлопал, Эйджи, оттолкнувшись от матов, радостно вскочил на ноги и пробежал маленький победный полукруг, сияя ярче летнего солнца — у Эша дрожало сердце, он не знал, куда себя деть, и что делать — тоже не знал. После церемонии награждения он приволокся к раздевалке, измученный своими разворошенными чувствами. — Эш, — радостно выдохнул Эйджи, сгребая его в крепкие объятия. — Я так рад, что ты пришел! Спасибо! Мне это очень помогло! Эшу захотелось не то заплакать, не то закричать, но он сделал третье — очень глупое, такое глупое, что сил нет. Эш зажмурился на мгновение — теплая щека Эйджи проскользнула по его щеке, когда он разомкнул объятие, его глаза так блестели, что не было видно ничего вокруг, и, поддавшись моменту, поймав странное скрутившее нутро чувство, Эш — неловко, неумело — поцеловал его.