Когда весь мир крутится, мне нужно стоять на твердой земле

Все начинается в больнице. Его теребят и тянут врачи, намеревающиеся подсунуть ему еще один «последний» тест, потому что его отец не слышит слов «я в порядке, папа», независимо от того, сколько раз и насколько искренне Стайлз это говорит. Они проверяют его температуру, его кровь, его зрачки и его давление, в то время как отец Стайлза стоит над ним, будто бульдог, готовый разорвать горло любому, кто осмелится рискнуть предположить, что с его сыном что-то не так. Стайлз вздыхает, когда его ведут на сканирование за сканированием, и в то же время прекрасно понимает, что на улице стоят еще два человека, потому что в больницу допускается только один член семьи на пациента, пока проводятся анализы. Он устал и истощен, и единственная вещь, которая заставит его улыбаться — это счастливые вздохи трех самых важных людей в мире, когда доктор говорит им, что он, несомненно, в порядке, кроме пары незначительных мелочей. — Видишь? Я же говорил, — говорит Стайлз, его голос звучит ровно, когда он пытается и не может звучать беззаботно. Его отец качает головой и, таким образом, начинается сражение против отца, поскольку по просьбе доктора его оставляют на ночь, чтобы убедиться, что все в порядке. Кровать настолько мягкая, что он не понимает, насколько устал, пока его голова не касается подушки. Его отец говорит, что у него есть свободное время, чтобы присматривать за ним, и его протесты игнорируются, в то время как Скотт и Лидия обсуждают график, когда кто из них будет приезжать, будто его нет в комнате. К его жалобам остаются глухи, так как Стайлз слишком поздно осознает, что каждый раз, когда он моргает, его глаза закрываются все на большее время. Последнее, что он видит — это Лидия, которая берет Скотта за руку и тянет его из палаты, и это первое о чем он вспоминает, когда просыпается утром. *** Не то, чтобы он активно ищет подтверждения этому. Через три недели после выписки Стайлза из больницы к нему приходит Скотт с сумкой, перекинутой через плечо, потому что его лучший друг полон решимости отложить все заботы и отвлечь их обоих. Это самое меньшее, что Стайлз может сделать после всего, что произошло, и поэтому они устраивают марафон фильмов и ни о чем конкретно не говорят. Они не упоминают имя Эллисон ни разу. Лидия присоединяется к ним все чаще. Они вечно спорят по поводу ром-комы или боевики, и смеются сильнее, чем когда-либо. Но тишина еще хуже, поэтому они разговаривают, едят и проводят в его спальне рекордное количество времени, пытаясь помешать Лидии отремонтировать ее. Он не может не заметить, как Скотт и Лидия сидят ближе, чем нужно. Стайлз качает головой и пытается убедить себя, что он параноик, но, видя, как они склоняют головы, чтобы пошептаться друг с другом, он начинает активно замечать другие изменения. Стайлз видит странные взгляды, которыми они обмениваются, когда он что-то говорит или делает. Он не может не считать секунды, когда они находятся одни в другой комнате, и видит, как они отстраняются друг от друга, когда Стайлз использует попкорн в качестве предлога, чтобы объявить о своем присутствии. Он делает вид, что не замечает, как Скотт нежно касается ее руки, чтобы привлечь ее внимание, и маленькие благодарные улыбки, которые они посылают друг другу, когда думают, что он не смотрит. Это слишком, смотреть, как у его лучшего друга и единственной девушки, которую он действительно когда-либо хотел, есть собственный тайный язык, частью которого он не является. Он чувствует, что что-то в его сердце разрывается, и Стайлз изо всех сил старается избавиться от подозрений, что между ними что-то происходит, и это вообще не его дело. Это не мешает ему быть мелочным. В тот день, когда он ловит этих двоих, держащимися за руки, сидящих на кровати, и буквально отпрыгивающих друг от друга, когда они видят его, он притворяется, что у него болит голова, и последний фильм они не досматривают. Он надеется, что когда-нибудь с ним все будет в порядке. По секрету, Стайлз знает, что не будет. *** — Ты идешь с Лидией? — выпаливает Стайлз, не задумываясь. Скотт в замешательстве замирает: — Что? Смутно, Стайлз признает тот факт, что его лучший друг упоминал эту деталь почти час назад. Теперь они вроде как говорят о его отце, но Стайлз не может думать ни о чем другом. — Сбор средств. — О, да, — Скотт качает головой, когда понимает о чем речь. — Я бы позвал тебя, но… — Мой папа, да, — Стайлз делает глубокий вздох, и его плечи напрягаются. — Он сводит меня с ума. — Прошло всего несколько недель. — Несколько недель домашнего заключения. — Он просто беспокоится о тебе. — Он боится выпустить меня из поля зрения даже на минуту, Скотт. Он выводит слово «контроль» на совершенно новый уровень, который граничит с преследованием, — он легкомысленно указывает на камеру, установленную в его комнате, и делает глубокий вдох, чтобы успокоить нервы. — Дай ему время, — спокойно говорит Скотт. — Он справится. — Да, — бормочет Стайлз себе под нос, борясь с желанием узнать больше информации о том, как Скотт поведет Лидию на сбор средств в школе. — Конечно, справится. Хотя он перестает думать об этом, по крайней мере, на некоторое время, пока не увидит в ленте новостей фотографию Лидии и Скотта, обнимающихся и со смеющимися яркими глазами. Он не понимает, что сминает банку ред-булла в руке, пока жидкость не заливает его пальцы. *** Он хочет поехать к Скотту. Это то, что он говорит себе, когда пробирается через скрипучую заднюю дверь, садится в джип и едет, болезненно сжимая руль пальцами. Он не чувствует злости, просто любопытство. Он ни капельки не расстроен. И определенно точно не ревнует. У Лидии и Скотта невинная дружба, в которой он слишком много видит. Вот и все. И все же, когда джип останавливается, Стайлз оказывается не у дома своего лучшего друга. И когда он звонит в дверной звонок, засунув руки в карманы брюк и сгорбившись, борясь с желанием бежать, дверь открывает не миссис МакКолл, а миссис Мартин. Она улыбается, вежливо приветствует его и приглашает зайти, зовя Лидию, и уходит, когда ее дочь спускается по лестнице. Лидия одета в шорты и слишком большую футболку, ее волосы собраны в небрежный пучок, и Стайлз может поклясться, что у него перехватывает дыхание каждый раз, когда он видит ее. Но то, что заставляет его улыбаться, — это то, как ее глаза смягчаются, когда ее взгляд падает на него, и то, как Лидия произносит его имя, когда она подходит к нему так близко, что на короткое мгновение он представляет себе, что сейчас она наклонится и поцелует его. Это все в его голове, говорит он себе. Все со Скоттом все в его голове. — Ты здесь, чтобы забрать куртку Скотта? Его улыбка пропадает слишком быстро. — Э-э… Да? Да, — снова повторяет он, более уверенно, не способный озвучить реальную причину, потому что он сам не знает, зачем он здесь. — Куртка Скотта. Вот почему я здесь. Она закатывает глаза и жестом указывает ему следовать за ней в гостиную. Лидия берет куртку, лежащую на подлокотнике дивана, и протягивает его ему, на её лице скука. — Скажи ему, что хватит ему уже играть в Золушку. Это становится раздражающим. Взяв куртку, Стайлз пожимает плечами, скрывая боль, которую он чувствует, зная, что они видятся без него: — Он часто оставляет здесь вещи? Обычно он любит оставлять книги. Ну, ты знаешь, отрицание и все такое. Ее смех полон веселья. Он чувствует, как что-то внутри него щелкает, когда она нежно улыбается простому напоминанию о Скотте. Стайлз отворачивается от нее, поэтому Лидия этого не замечает. — Я просто… — он делает шаг назад, почти роняя напольную вазу. Лидия не говорит ни слова о его неуклюжести, просто сжимает губы, чтобы скрыть смех. — Скажи Скотту, что ему лучше завтра не опаздывать, — говорит она ему вслед, заставляя его сердце забиться еще сильнее. Он кивает, сохраняя безопасное расстояние между ними, поворачиваясь к ней лицом: — Хорошо, передам. Ее улыбка нежна и так полна любви, что он думает, что Лидия преднамеренно жестока: — Спокойной ночи, Стайлз. Его улыбка длится лишь секунду: — Спокойной ночи, — бормочет он, поворачиваясь к ней спиной. В его груди пульсирует боль, которую он не может игнорировать, и его рука на куртке Скотта сжимается. Через два шага он поворачивается, чтобы увидеть, как она закрывает за ним дверь. — Не встречайся со Скоттом. Ее глаза расширяются: — Что? — она задерживает дыхание. Боль в груди усиливается, дыхание становится резким и почти болезненным. Стайлз подходит ближе к ней, и его голосе скользит отчаянье: — Пожалуйста, не встречайся со Скоттом. Ты можешь получить кого угодно. Любого. Только не Скотта, хорошо? — Я… — Лидия качает головой, ее глаза все еще широко раскрыты в панике, но он прерывает ее. — Я знаю, что не имею права тебя просить. Я просто… — Стайлз отворачивается от нее, ругаясь себе под нос, пытаясь привести свои мысли в порядок. — Послушай, ты единственная девушка, которую я когда-либо… Я имею в виду… Я знаю, что этого никогда не случится. Что мы не… — он качает головой. — И я смирился с этим. Но если это Скотт… — тихо говорит он, его голос ломается, когда это нужно меньше всего. — Я не справлюсь, если это Скотт. Лидия наклоняется к нему, ее глаза сияют: — Стайлз… — Я имею в виду, я понимаю… Ты потеряла Эллисон, он потерял Эллисон. Это то, что вас объединяет. Тебе сейчас больно. Вам обоим. И единственный способ, чтобы боль стала меньше, когда вы вместе. Я понимаю. Я просто… — он смотрит на куртку в руке, боль в груди стихает, когда его разум внезапно становится пустым от всего, кроме одной жалящей мысли. Стайлз не хочет смеяться, но короткий и горький смешок все же вырывается. — Вот это да! Я худший друг, которого только можно себе представить, да? Глаза Лидии расширяются, и она пытается шагнуть к нему. — Стайлз, я… — Нет, не надо, — он отступает, поднимая руку, чтобы удержать ее подальше от себя. — Я идиот. Кусок дерьма, дерьмовый друг. Не обращай внимания на все, что я только что сказал. Она делает шаг вперед, и Стайлз снова останавливает ее, отступая: — Я не могу поверить, что был таким эгоистом, — тихо говорит он, качая головой. — Итак, сделайте это. Будьте вместе. У тебя есть мое благословение. Он не ждет, когда Лидия дойдет до него, а бросается к своему джипу, и даже не отвечает, когда она бежит за ним босая, отчаянно крича его имя. Он несколько раз бьется головой о руль на первом же светофоре, и это заставляет его почувствовать себя немного лучше. *** Вероятность того, что Скотт захочет поговорить с ним после «инцидента» в доме Лидии, более чем высока, вероятность того, что он захочет поговорить с ним, забравшись к нему в окно еще выше. Вот почему, когда его лучший друг заваливается к нему в окно, Стайлз даже не поднимает головы, уткнувшись пылающим лицом в подушку. — Лидия отдала мне твою куртку, — бормочет он в подушку, решив не показывать лицо лучшему другу. Его даже не удивляет, что Скотт понимает, что он бормочет, используя свои супер способности оборотня, когда падает на кровать рядом с ним. — Здорово. Не нужно будет ехать к ней. — Еще она передала, что лучше тебе завтра быть вовремя, — продолжает бормотать Стайлз. Он чувствует, как вздрагивает его друг. — Да… Я должен работать твоим менеджером. Некоторое время они молчат, прежде чем Скотт говорит: — Слышал, ты пожертвовал своей идеальной девушкой ради меня. В ответ Стайлз полностью утыкается лицом в подушку и издает стон, достаточно длинный, чтобы выразить все горе и унижения, которые он перенес за последние несколько часов. Его друг громко и шумно смеется в ответ и останавливается лишь тогда, когда Стайлз поворачивает голову, и их взгляды встречаются. Улыбка Скотта искренняя и немного раздражающая: — Мы просто друзья. — Ну да, — Стайлз не может удержаться, вновь бормоча себе под нос недоверчивым тоном. — Чувак! Ты мой лучший друг. Я бы никогда так с тобой не поступил. Стайлз не может не приподнять бровь в насмешке, вызывая у Скотта еще один приступ смеха. — Опять, — поправляется его лучший друг, явно удивленный ситуацией. — Я никогда не поступил бы так с тобой снова. Я знаю, что она под запретом. Доверься мне. И даже если бы она не была, то она не в моем вкусе, — Скотт устало вздыхает. — Она понимает, что я переживаю. Я знаю, что ты здесь для меня, — быстро говорит он, когда видит, что Стайлз собирается что-то сказать. — Ты со мной проходишь через все, и ты не представляешь, как мне это нужно. Просто с Лидией… Мне не нужно объяснять ей о… — он колеблется, не в силах произнести имя даже спустя почти два месяца. — Ты понимаешь? — Да, я понимаю, — Стайлз, возможно, не совсем понимает, но ему есть над чем поработать. — Мы просто болтаемся, смотрим фильмы. Как только твой папа откажется от всего этого контроля, мы ждем, что ты присоединишься к нам. — Да, — тихо говорит Стайлз, чувствуя себя намного легче. — Хорошо, — улыбка Скотта практически ослепляет, когда он поднимает зажатую в кулак руку с оттянутым мизинцем. — Итак… Друзья? Стайлз не может насмешливо не закатить глаза: — Ты такой ребенок, — говорит он, даже когда обхватывает мизинцем палец друга. *** Он пытается извиниться в особенно прохладный день, придя с букетом цветов, которые немного потрепались к тому моменту, как Стайлз достает их из-за спины. Лидия щурится, задумывается на минуту и выдает твердое: — Нет, — прежде чем развернуться на каблуках. Она полностью игнорирует выражение его лица, которое меняется с надежды на смущение: — Тебе не нравятся цветы? — Нет, — медленно говорит она, считая само собой разумеющимся, что Стайлз пойдет за ней по школьным коридорам. — Мне не нравятся твои извинения. — Отлично! Мне жаль. Лидия так быстро разворачивается на каблуках, что он чуть не врезается в нее: — За что? — Хм, — его зрачки расширяются от паники, когда он пытается найти правильный ответ. — Из-за того, что подумал о том, чего не было? — И? — спрашивает она, скрестив руки. — И? — он нервно заикается. — Э-э-э… За то, что сказал тебе, с кем ты можешь и не можешь встречаться? — Лучше. А еще? — Есть что-то еще? — удивляется Стайлз. Лидия пристально смотрит на него: — Есть еще кое-что. — Знаешь, было бы неплохо, если бы ты дала мне какой-то намек. Закатив глаза, она отворачивается от него, заставляя его стиснуть зубы в отчаянии. — Нет? Хорошо. Прости меня. Мне жаль, что я был таким идиотом. — Отлично, — бодро говорит она, подбадривая его. — Мне жаль, что я подумал, что имею право высказывать тебе, что ты можешь или не можешь делать со своей жизнью. — Именно! — Мне жаль, что я подумал, что мы с тобой могли бы быть чем-то большим, чем друзьями. Внезапно останавливаясь, Лидия оборачивается, чтобы пристально взглянуть на него, и ему кажется, что она сейчас ударит его. — Иногда ты такой глупый, что я задаюсь вопросом, почему ты вообще мне нравишься, — воспользовавшись его ступором, она твердым рывком забирает у него цветы, поворачиваясь на пятках и шагая вперед, оставляя Стайлза позади себя. Кашель Скотта рядом пугает его. Стайлз нервно сглатывает: — Она только что…? — Ага. — А я не… — Нет. Он на автомате поднимает руку и показывает направление, куда она ушла. — Я должен… — Ага. Он не двигается, и Скотт подталкивает его вперед и, спотыкаясь, Стайлз идет к ее шкафчику, не способный думать ни о чем. Он видит, как Лидия кладет цветы в шкафчик с хмурым взглядом, который лишь усиливается в тот момент, когда видит его: — Стайлз, если ты пришел… В первый раз он целует ее в коридоре, полном озабоченных подростков, во второй вторник месяца. Его руки обвивают ее талию и притягивают Лидию как можно ближе. Сначала она задыхается, но потом страстно целует его в ответ, углубляя поцелуй, пока ее пальцы сжимают его рубашку, чтобы удержать его около себя. Поцелуй долог, и они задыхаются от нехватки воздуха. — Это ничего не исправит, — говорит Лидия, ее пальцы касаются его плеч и запутываются в волосах. Он дрожит, когда наклоняется вперед, чтобы снова поцеловать ее, но его губы касаются ее щеки, и она пристально смотрит на него. — Я ожидаю полномасштабного извинения, состоящего как минимум из пяти свиданий. Он медленно выдыхает: — Тебе не придется меня уговаривать. — Хорошо, — шепчет она, слегка касаясь его губ, прежде чем отступить. Ему требуется секунда, чтобы понять, что его сердце не прекращало безумно биться в течение последних нескольких минут. — Ты можешь начать с того, что проводишь меня в класс. Она закатывает глаза и не позволяет ему нести ее сумку с книгами, хотя Стайлз и предлагает, вместо этого Лидия переплетает их пальцы. Это настолько обыденно и прекрасно, что он оставляет её в классе, чтобы принести новый огромный букет под аккомпанемент незыблемого: — Стилински! Стайлз успевает положить букет на её парту: — Простите, тренер, — но Финсток хватает его за ухо и тянет в кабинет директора. Он попадает на дополнительные занятия, но это того стоило, чтобы увидеть, как она покачала головой и улыбнулась только ему.