Словно ты меня любишь

Невесомые утренние лучи скользили по раскрытому окну и мягко подкрадывались к самому центру комнаты, медленно растягиваясь по стене, заросшей красочным нарисованным терновником. Джулиан сидел на кровати, закрыв лицо руками ,и прерывисто дышал. Его грудь вздымалась и опускалась под гнетом беспокойного чувства, что охватывало юношу с головой. Сегодня ночью он снова убил своего отца. Сегодня ночью он снова не успел спасти своих братьев и сестер. Сегодня ночью он снова потерял Эмму. Юноша не мог сказать, как долго ему снятся кошмары, потому что не мог вспомнить времена, когда их не было. Но раньше, когда он просыпался в холодном поту, рядом была Эмма. Она обхватывала его тело горячими руками и мягко упиралась подбородком ему в плечо, а потом шептала успокаивающие слова, которые врезались в сердце Джулиана такой нужной болью, и заставляли руну парабатаев гореть отчаянием и любовью. Но это было раньше. До того, как Джулиан, скрепя сердце, стал закрывать дверь на ключ. Он никогда не делал этого: любому члену его семьи могло понадобиться зайти к Джулиану даже глубокой ночью по самым разным причинам, будь то плохие сны или заставший врасплох голод. Но теперь все было иначе. Близнецы достаточно взрослые, чтобы приготовить себе банальный бутерброд, Дрю каждую ночь сама запирается в своей комнате, а если Тавви проснется - Джулиан непременно услышит и придет к нему. Но даже при таком раскладе, Джулиан закрывался не от них. Когда две недели назад Эмма снова пришла к нему в спальню и, нырнув под одеяло, переплела их ноги, он едва не задохнулся от любви к ней, накатившей с небывалой силой. Юноша всегда мог контролировать свои эмоции и чувства, умело скрывая их, закидывая в самый дальний ящик, но в последнее время делать это стало значительно труднее. Особенно когда она была рядом. Так близко, что ее дыхание щекотало Джулиану щёки, а запах ее духов - лимона и розмарина - въедался в кожу. Эмма была везде. Ею пропахли подушки на кровати, простыни и одеяло. Стены помнили касания ее рук и несли на себе прямой взгляд ее карих глаз. И Джулиан физически не мог сдерживать свою любовь к Эмме, когда даже каждая вещь в его комнате любила ее, словно свою хозяйку. Словно мало было сердца, которое юноша готов был отдать за одну лишь ее улыбку. Он ещё раз глубоко вздохнул и медленно встал, упираясь дрожащими руками в спинку кровати. Он ненавидел себя за эту никчёмную слабость и за то, что даже в самых страшных ситуациях продолжал думать о ней. Так много. Так сильно. Оставалось поступить так, как и в любой ситуации, когда чувства становились слишком сильными, чтобы просто говорить о них. Джулиан уверенно взял в руки кисти и акварельную палитру, все ещё немного покачиваясь после тревожного сна. Он решил рисовать сегодня в комнате, а не в студии, что было для него весьма непривычным, но там… Там портреты Эммы. Везде. На каждой стене, во всех углах. Она смотрит тёплыми карими глазами, воинственно поднимает кортану, заплетает светлые волосы и ласково ерошит волосы Тавви. Он хотел написать то, что его терзало, но прошлые картины связывали его руки, заставляли создавать с похожими эмоциями - благоговением и страшной, непростительной любовью. Здесь было другое. Он чувствовал тоску и щемящую нежность. Ему остро не хватало Эммы, и в тоже время он запрещал себе ее видеть. Ему важно было знать, что она не презирает его. Ему важно было знать о ее любви, пусть эта любовь и была связью парабатаев. Джулиан стиснул зубы, и, проклиная руну на своей руке, провел кистью по холсту. Краска расплывалась золотым пятном, светилась изнутри и мягко смешивалась узорами. Напряжение понемногу отпускало, и юноша ещё раз легко коснулся холста. Силуэт вырисовывался мягко и легко, и каждая следующая линия отдавалась в груди скрипом и беспричинной любовью. Он убегал от себя, прятал эмоции, закрывал грудную клетку на семь замков. Он врал каждый день себе и всем вокруг. Он прорастал терновым стеблями, словно был разрушенным замком, словно шипы и должны врезаться в руки. Он разрушался и падал, но почему-то снова и снова рисовал Эмму. Плавная линия ключиц чайкой рассекает белую кожу. Тонкая сеточка вен синими змейками вьется по запястью, втекает под кожу на ладони и расползается по пальцам тонкими струйками акварели. Светлые ресницы прикрывают решительные глаза, смотрящие со скорбью и чем-то похожим на неземную любовь. Джулиан знал, что это за чувство. Но еще он знал, что Эмма на него так не смотрит. Он врисовал ей в волосы незабудки, которые так ярко и удивительно смотрелись в ее волосах, что глазам стало больно. Наклонился ближе, чтобы безошибочно найти место на шее, где находится родинка. Поставил руну ясновидения, ловкости, скорости и ночного видения, сознательно пропустив руну парабатаев. Юноша коснулся кончиками пальцев подсохшей краски и закрыл глаза. - Мое сердце, - Джулиан провел рукой по лицу, словно стряхивая усталость. - Моя боль. Нефилим отошёл на пару шагов, придирчиво рассматривая результат своей работы. Он кинул мимолётный взгляд на часы, и обнаружил, что время клонится уже к обеду. И его ещё никто не искал? Юноша нахмурился, направляясь к выходу из комнаты. Он повернул ключ в замочной скважине и, не задумываясь, толкнул дверь, встречаясь взглядом с той, чьими портретами была завалена целая комната. Сердце Джулиана пропустило удар, и сам он не успел взять себя в руки, нелепо моргая и пытаясь скрыть от Эммы только что написанную картину всем своим телом. Девушка встревожено наблюдала за тем, как юноша покрывался красными пятнами и судорожно сжимал кулаки. Она подняла руку, чтобы поправить лохматую прядь, но тут же осеклась под пристальным взглядом парабатая. - Джулс? Она стояла перед ним такая настоящая, светлая и сильная. Только протяни руку - и вот она. Совсем рядом. Джулиан боялся обжечься, если всё-таки решится дотронуться. Это ведь все равно, что бросаться в огонь и радоваться тому, что ты говоришь заживо. Но он хочет броситься. Отчаянно хочет. - Не зови меня так. Его голос хриплый, сорванный и бесцветный. Он хочет быть сильнее, чем есть, он хочет быть ближе к ней, чем есть. Он хочет быть. - Как мне тебя звать? - Эмма напряжённо ссутулила плечи, но рассмотреть то, что скрывает от нее Джулиан за своей спиной, не пыталась. - Так, словно ты меня любишь. Девушка подняла на него полный тоски взгляд и лучезарно улыбнулась, вспарывая уголками губ душу юноши. - Я уж думала, ты никогда не попросишь.