Часть 1
3 августа 2019 г. в 23:10
Кляксами красными — красота на кафеле в коридоре. На линолеуме и на постельном больничном белье. Особенно ярко — на белом, на черном — совсем тускло. Но эта красота — не только в цвете.
Запах дурманит голову похуже внешнего вида. Внутренности сводит от голода. Выцветает. Все выцветает, кроме спасительного красного. Чем дольше он себя сдерживает — тем сильнее ведет. Пьянит. Пациенты шарахаются — он выглядит даже хуже, чем многие из них. Бледный, вены вздулись, под глазами — черные тени, сам хил и слаб, шатается.
Все в порядке, не обращайте внимания, у доктора Рида была сложная операция, ему всего лишь нужно поспать.
Джонатан не в порядке. Эдгар бодр и свеж. Эдгар не отказывает себе в удовольствии вкусить красоту. У Эдгара мораль — серая. Он лечит их, и убивает их. Как леди Эшбери — тех, кто безнадежен. Будто бы только Джонатан старается сохранить человеческий образ. Это гложет Джонатана.
Он единственный не поддается этой красоте, потому что красота — самое опасное в его жизни. Попробуй один раз — и больше не сможешь остановиться никогда. У Джонатана — скали и крысы. Он не позволит себе большего.
Но скали пропадают с улиц, после того, как он убил Алую Королеву, после того, как уговорил Леди остаться жить, потому что Привен отлично справляется со своей работой. Даже когда во главе — стоит такой же вампир, каких они истребляют.
Джонатан совершенно один в своем противостоянии с собственной природой. Он выходит ночью на самые грязные улицы Лондона, туда, куда не добралась еще Стража, и вырезает всех скалей, которых может найти.
У него в больнице — множество пациентов. Часть из них — априори постоянные. Априори безнадежные. Тельма Хоукрофт. Почему бы не убить ее? Она и так считает, что мертва, что изменится? Или, может быть — обратить? Радикальное лечение синдрома Котара. Она и вправду умрет, но будет жить. Томас Элвуд — страдающий, обезображенный, на самой заре своей жизни — сломанный солдатик. Что изменится, если он пропадет?
Человеческая жизнь не должна стоить минутного утоления жажды.
Все, кого он обратил — превратились в монстров?
Сестра, Эдгар, священник Хэмптон — он испортил им жизнь, им всем. Пусть Эдгар не осознает этого, но его обращение — самое страшное, что когда-либо случалось с ним. И самое страшное, что случалось с больницей. Эдгару все равно потому, что человеческая жизнь ничего для него не стоила даже когда он не был эконом.
Маккалум. Он мог не обращать его. Он мог оставить его человеком — потому что Маккалум — все равно не признает себя эконом. Потому что из-за Джонатана Маккалум — нимрод. Маккалум — еще одна испорченная жизнь.
Маккалум — единственный из всех его потомков, кто тоже презирает красоту.
— Не знал, что ты вернулся в Лондон, Рид.
Он так же худ, как и сам Джонатан. Но его сила все еще при нем, и Джонатан по-настоящему не понимает, как остальные стражи до сих пор не раскрыли того, что их лидер — вампир. Маккалум, вероятно, живет на чистой ненависти, и питается только горящей злобой напополам с желанием очистить Лондон. Джонатан встречает его в один из ночных рейдов — в день, когда снова не нашел ни одного дикого скаля.
— Это все еще мой дом.
Джеффри ждет нападения — потому что Джонатан выглядит слишком диким, вероятно. Джонатан, разумеется, не нападает — Маккалум его потомок, единственный правильный потомок. И он не победит Маккалума сейчас.
Красный — на мече Маккалума, красный пахнет — болезнью и гниением, это кровь скаля. Джонатану хватило бы крови скаля. Он не ел уже — больше недели. Добровольное медленное самоубийство. Леди Эшбери уехала в Америку — без него. Звала. Но от нее слишком пахнет кровью, Джонатан может не удержать себя в руках. Он и так с трудом держится — в наполненной больнице, где красный — самый частый цвет на ровне с белым.
Джеффри смеется. Убирает меч. Джонатан позволяет себе немного расслабиться.
— Неудачная охота, пиявка? — буднично интересуется Маккалум.
Для Джонатана — это сродни настоящему беспокойству. Маккалум мог бы изгаляться, мог бы насмехаться. Он мог бы напасть — и победить. Но он — откровенно не понимает, что удерживает Джонатана от красоты, потому что его, вероятно, удерживают только вбитые с самого детства принципы.
— Даже крысы теперь могут ускользнуть от тебя? — добавляет Маккалум с толикой издевки.
— Можно и так сказать, — ровно отвечает Джонатан.
— Твое упрямство, Рид, — говорит Джеффри неодобрительно, — погубит тебя вернее, чем это сделают стражи Привена.
Он поднимает руку — Джонатана шатает. Голод бурлит где-то под горлом, красный на мече Маккалума притягивает внимание, Джонатан трясет головой. Нельзя. Эта красота обманчива.
— Не смей даже мысли допускать, что я как-то о тебе забочусь, — говорит Маккалум зло. — Но пока ты уничтожаешь скалей — ты союзник Привена.
Кинжал разрезает кожу на предплечье. Джонатана дергает вперед, но он останавливает себя. Запах, цвет, все сужается до единственной кровеносной системы.
Отданная добровольно — кровь может утолить жажду?
Когда сопротивляться сил нет — враг может стать неожиданным союзником. Кровь Джеффри красива — неправильно красива. Он не человек, а кровь вампира — утоляет жажду хуже, чем обычная человеческая. Она соленая, она холодная — холоднее, чем кровь человека. Контрастом — потому что кожа горячее, чем ожидал Джонатан.
Она может позволить Джонатану соображать чисто, не прибегая к убийству невинных пациентов.
Джонатан не говорит "спасибо" — потому что благодарность — может приравниваться Джеффри к признанию, что это было беспокойство, а не легкая помощь союзнику Стражей. Джонатан все равно для себя — решает, что это была забота.
— Я надеюсь увидеть тебя еще живым, — вместо прощания отвечает Джеффри. — Ты единственный из всех кровососов, кого Привен может помиловать. Если ты ступишь на тот путь, который совращает остальных вампиров — я убью тебя сам.
Джеффри все еще не считает себя полноценным эконом — наверное, ему так намного проще. Джонатан кивает. Если он ступит на этот путь — он сам будет рад избавиться от жизни.
Джонатану лучше, чем было за весь этот месяц.
Эта встреча становится первой из множества.