«Under the skin»

***

      Арнольд склонен был винить во всем Хельгу Патаки. Возможно, это вошло у него в привычку, но правда была в том, что она действительно разбила его сердце. А потом еще потопталась по осколкам много раз, так много, что за грудиной у него до сих пор саднило. Арнольд всегда был излишне сентиментальным, потому не было ничего странного в том, что разрыв вывернул его наизнанку. Он и раньше состоял в отношениях. После того, как Арнольд избавился от своей маленькой одержимости Лайлой, он понял, что вокруг полно девушек, и он даже может выбирать, однако, то, что было у них с Хельгой, казалось чем-то особенным. И это что-то не должно было иметь такой бесславный конец.       Ко Дню Труда, когда начался последний год старшей школы, Арнольд хандрил уже второй месяц. Сорок шесть дней, если быть точным — именно столько дней прошло с момента отъезда Хельги. Этому предшествовали две недели бурных разборок, ссор и взаимных обвинений, и даже парочки истерик. На исходе второй недели они оба выгорели до пепла, даже головешек не осталось. Арнольд был уверен, что Хельга уже не плакала, когда он не пришел провожать ее в аэропорт — ему самому не хватало запала ни на что, кроме ленивой грусти. Он более не испытывал острой боли, которую ощущал, когда Хельга сообщила ему, что переезжает в Сан-Франциско к Ольге и ее семье. То, что было ею раньше, теперь лежало тяжким плоским камнем на его груди.       Арнольд знал, что о них будут говорить или точнее судачить. Они с Хельгой не были такими уж популярными с тех пор, как в прошлом семестре он ушел из бейсбольной команды, чтобы углубиться в учебу, а она перестала печататься в школьной газете после конфликта с новым редактором, но их считали красивой парой, расставание которой можно обсосать в отсутствие более горячих сплетен. Несколько раз Арнольд уловил шепотки, в которых смог расслышать их имена, но которые, впрочем, обрывались после пары выразительных взглядов с его стороны.       Джеральд и Фиби были особенно внимательны к нему в первые дни в школе. Вообще-то это началось еще сорок шесть дней тому назад, но тут они умудрились переплюнуть самих себя. Фиби таскала ему кофе и подкладывала в тарелку экстра-порцию пудинга из тапиоки, а Джеральд развлекал интересными новостями и забавными историями, которые у него не переводились. Арнольд по большей части молча жевал, изредка улыбался и думал о том, что расставание его друзей уж точно обернулось бы для старшей школы трагедией или поводом для сочного злорадства — смотря с какой стороны посмотреть.       Они старательно обходили Хельгу в своих разговорах, но она все равно незримо присутствовала. Их связывали годы тесной дружбы, из них получился чудесный квартет, а вот насчет трио Арнольд не был так уж уверен, ни в том случае, когда двое из тройки состоят в романтических отношениях. Он, конечно, не стал отвергать друзей, но его безучастность очень способствовала их медленному отдалению. Через пару недель — того же срока, что им с Хельгой хватило, чтобы нанести друг другу многочисленные душевные раны — Арнольд получил то, чего желал — свободу от настырной опеки. Конечно, их общение все же осталось довольно близким. Они продолжали пересекаться на общих предметах, Арнольд иногда посещал тренировки бейсбольной команды, в которой Джеральд остался, а после они захаживали в «Sub King» перехватить бургеров, Фиби частенько звонила ему по вечерам, но в целом он мог вздохнуть с облегчением, насколько ему позволял тяжелый плоский камень на груди, и начать потихоньку поднимать свою жизнь из (очень) метафорических руин.       И все шло неплохо, пока туда не вошел Сид Гифальди.       Начало положила дурацкая совместная работа над докладом по истории. Так как Арнольд остался без партнера (напоминание о чем, заставило камень стань на несколько фунтов тяжелее) в пару к нему поставили болвана, с которым никто не хотел работать. Он не был так уж против, лишь вяло попререкался с преподавательницей, говоря, что прекрасно справится и сам, но она заявила, что не может пойти против правил. Арнольд горестно вздохнул и принял свою судьбу, полагая, что ему все равно придется делать все в одиночку, но не тут-то было.       — Эй, Шотмэн! — Арнольд замер, занеся ногу над последней ступенью крыльца. Оборачивался он медленно, надеясь, что, если будет достаточно прилежен в этом, обладатель голоса растворится в воздухе.       Ох, очередное разочарование.       Увидев, что Арнольд повернулся, Сид ему помахал. Ну то есть вяло махнул рукой, как приветствуют старых-престарых знакомых, с которыми у вас уже нет ничего общего. Он стоял в небольшом кармашке за забором-рабицей, где старшеклассники устроили себе курилку, в компании смутно знакомых Арнольду парней.       — У тебя или у меня? — Сид выразительно приподнял брови, от чего небольшую компашку сотряс хохот.       — У меня, — коротко бросил Арнольд и продолжил свой путь.       — Мудрое решение, моя комната все такой же отстой, — долетело до него перед тем, как дверь в школу захлопнулась. А потом еще один взрыв смеха, слышный даже внутри. Арнольд лишь закатил глаза, но этого уже никто не увидел. Это будет долгая неделя.       Арнольд завел привычку по большей части пользовать наушниками с тех пор, как у его бабушки случился микроинфаркт. Он любил максимальную громкость, но когда выставлял ее, то музыку слышал весь «Sunset Arms», а Герти нужен был покой. Когда они с Хельгой порвали, это перестало быть проблемой, так как теперь ему не нужно было жертвовать музыкой ради разговоров, и обычно его никто не тревожил. Потому, когда на плечо Арнольда опустилась рука, он вскочил, чуть не опрокинув кресло. Сдернув наушники, он услышал знакомый смех, что вывел его из и без того шаткого равновесия.       — Тише, это только я, — усмехнулся Сид Гифальди. — И давно ты стал таким нервным?       Арнольд, чье сердце подскочило к горлу, но уже начало успокаиваться, напустил на себя дежурное безразличие.       — Давно.       Шестьдесят один день, если быть точным.       Как и в первый раз, в последующие разы Сид приходил в его комнату по пожарной лестнице и через крышу. Арнольд запоздало возмутился, что в его спальню так легко попасть, хотя знал, что его старый знакомый — не первый, кто так сюда пробирается. Когда их с Хельгой отношения стали доверительными, она призналась, что тайно проникала в пансион. Сколько раз, Арнольд уточнять не стал, но подозревал, что много. Для него это не было проблемой, потому что осталось в прошлом, но Сид — иное дело. Каждый раз он умудрялся приходить в разное время, и Арнольд уже действительно становился нервным. Сида это развлекало. Он явно был из того сорта людей, которые любят забираться другим под кожу и делают это мастерски.       Вопреки ожиданиям Арнольда, Сид не согласился самоустраниться и дать ему сделать всю работу самому, из-за чего все и пошло вкривь и вкось. Самостоятельно он бы справился с докладом за два-три вечера упорного труда, но с партнером, вставляющим ему палки в колеса, все затянулось более чем на неделю. Арнольд любил историю, все еще не сделав выбора между ней и антропологией в качестве предмета изучения в колледже, но благодаря Сиду начинал ее тихо ненавидеть. Если ему нужно будет ежедневно отвечать на такое количество дурацких вопросов, то стезя преподавания — явно неверный для него путь. К счастью, со временем количество задаваемых дурацких вопросов уменьшилось, и Арнольду стало казаться, что Сид начинал вникать в тему Гражданской войны. Радовался он недолго. Дурацкие вопросы по теме сменились дурацкими вопросами не по теме, а потом, Боже помоги, дурацкими шуточками.       В один пятничный вечер, который его сверстники проводят на свиданиях, вечеринках или на худой конец с друзьями, Арнольд вернулся в комнату с сэндвичами (гостеприимство никто не отменял) и застал Сида за изучением своей фонотеки. Он был уверен, что никто уже не использует такой термин, но Арнольд когда-то перенял его у дедушки, и с тех пор это название закрепилось за его коллекцией. «Коллекция» же была словом более чем подходящим. У него была тонна винила, старого и нового, и еще больше CD-дисков. Что-то досталось Арнольду в наследство, что-то он прикупил в небольшом магазинчике пластинок на Бахман-стрит, а что-то заказал через интернет, но все было одинаково любимо им и находилось в идеальном порядке и сохранности.       Когда он вошел, Сид стоял у секции шестидесятых, содержащей в основном записи Битлов, Боба Дилана и, конечно, Элвиса, куда ж без него, и, разумеется, четыре альбома The Doors, записанные в эту старую добрую хипповую эпоху. Арнольд нарочито громко опустил тарелки на стол, и Сид развернулся к нему. У него в руках был «Rubber Soul» — не самый любимый его альбом, но, по мнению Арнольда, один из лучших. Сид, нисколько не смутившись, усмехнулся и, продемонстрировав обложку, выразительно кивнул в сторону винилового проигрывателя.       — Нам нужно заниматься, — устало протянул Арнольд.       — Да ладно тебе, никуда эти янки и пикси от нас не денутся.       — Дикси, — машинально поправил он.       — Как скажешь, детка, — пожал плечами Сид. — Ну так что?       Арнольд закатил глаза. Он уже не впервые награждался этим прозвищем, и порой у него мелькала мысль, что тут больше игривого подтекста, чем издевки, хотя, наверняка, это было полной чушью, порожденной его утомленным и меланхоличным мозгом.       — Ладно, — ответил Арнольд. На самом деле это было не такой уж плохой идеей, он уже больше недели не слушал музыку на виниле из-за их вынужденного партнерства. — Только не эту.       Сид зажал пластинку в конверте меж указательных пальцев и несколько раз перевернул ее вокруг оси. Уголки его губ поползли вверх.       — Почему? Каждая песня на ней о твоей бывшей?       Взгляд Арнольда метнулся к его лицу. Ничего в его выражении не указывало на то, что фраза вырвалась случайно, но также он и не заметил ехидства, присущего Сиду Гифальди и в более обыденных ситуациях. Просто вопрос или скорее констатация факта с безжалостной точностью хирурга, которая точно тебя не убьет. Арнольд не знал, как ему реагировать, потому просто повторил «Не эта» и, обойдя Сида по широкой дуге, подошел к высокому стеллажу. В его руках выросла стопка пластинок, вытащенных из разных мест, но по большей части с полок с записями первой половины двадцатого века.       — Ладно, чувак, твоя комната, твоя музыка, справедливо. Что слушаем?       Сид, как ни в чем не бывало, уселся на край его кровати и сложил руки на груди.       — Джаз, — сухо бросил Арнольд и вытащил из конверта первую пластинку.       Арнольд любил джаз сколько себя помнил. Это была первая музыка, которую он услышал, можно сказать впитал с молоком матери, хотя он толком ничего не знал о музыкальных вкусах Стеллы. Конечно, речь шла о записях Дино Спамони, которые дедушка ставил, когда Арнольд только учился ходить. Он помнил тягучий голос Дино, такой же теплый и родной, как нежные объятия, помнил хрипловатые напевы дедушки, причудливые танцы бабушки и то, как ему самому хотелось петь и танцевать, стоило только заслышать знакомый мотив. Арнольд пришел в полный восторг, когда узнал, что Дино Спамони когда-то жил в «Sunset Arms», ведь это значило, что так он немного приобщался к великому. По крайней мере, к такому выводу пришел его детский разум.       Одним же из самых больших разочарований детства стало открытие, что его любовь к джазу разделяют далеко не все. Джеральд никогда не отказывался сходить с ним в магазинчик за новыми записями, но скорее терпел, чем наслаждался, когда Арнольд ставил свои любимые пластинки. Фиби испытывала к джазу один лишь академических интерес и чаще сыпала интересными фактами о знаменитых джазменах, чем собственно слушала музыку. Хельга джаз откровенно ненавидела и не скрывала этого, причем ее неприязнь была так сильна, что Арнольд начал думать, не связано ли это с какой-то психологической травмой, что, впрочем, он так и не решился выяснить.       Со временем он привык, что для окружающих джазовая музыка была скорее испытанием, чем удовольствием, потому решил, что пара часов ее прослушивания будет неплохой расплатой за ежедневные вторжения на его территорию, но все пошло не так.       Опять.       Первым Арнольд поставил своего любимчика Телониуса Монка. Старая пластинка стоила ему в свое время целое состояние, о чем он ни разу не пожалел с тех пор, как впервые опустил иглу на черную, напоминающую кольца Сатурна поверхность. Арнольд подключил стереосистему, но не стал прибавлять звук, чтобы музыку не услышали за пределами его спальни. Он устроился в вертящемся кресле у стола и сделал вид, что разглядывает вечернее небо. На самом деле он следил за Сидом, ожидая, что тот в любой миг сдастся и начнет хмуриться.       Этого не произошло ни через пять минут, ни через десять, ни через пятнадцать. Сид молчал, глядя куда-то в противоположную стену, и его поза становилась все более расслабленной. Его лицо приняло необычное выражение, и, если бы речь шла о другом человек, тут уместно было бы использовать слово «одухотворенное». Когда пластинка доиграла, и Арнольд молча сменил ее на одну из ранних записей Майлза Дэвиса. Сид даже начал едва заметно покачивать головой в такт. Видимо, Арнольду самому совершенно не удалось скрыть удивления, потому что когда их взгляды столкнулись, тот широко и торжествующе улыбнулся.       — Этот мистер мне всегда нравился, — сказал Сид, не скрывая веселья от его замешательства. — Чем еще удивишь, Шотмэн?       О, Арнольд был готов постараться. Он достал успевшие запылиться пластинки Чарли Паркера, Джона Колтрейна, Диззи Гиллеспи, Арта Блейки и Джерри Маллигана. Тягучие переливы прохладного джаза сменялись сумасшедшими ритмами бибопа, а зажигательный свинг соседствовал с хрипловатыми вокальными партиями. Вскоре от таких чокнутых контрастов даже у Арнольда голова пошла кругом, но Сиду Гифальди все было нипочем.       — А из цыпочек что-нибудь есть? — спросил он, когда доиграла уже девятая по счету пластинка.       Арнольд, чей пыл к тому времени уже здорово поугас, остановил выбор на Билли Холидэй. Когда зазвучала первая песня, Сид одобрительно кивнул. Он уже давно сидел на полу, расслабленно устроив голову на краешке кровати и прищурив глаза. Медовый голос леди Дэй обволакивал комнату, и Арнольду было сложно вообразить причину, по которой ему следовало дергаться сейчас. Билли пела о печалящейся луне, одиночестве, о том, как однажды надеется найти мужчину своей мечты, а потом о том, как глупо об этом мечтать, но от этой музыки почему-то не становилось грустно. От нее веяло умиротворяющей меланхолией, просачивающейся в самые сокровенные уголки души, и на несколько минут Арнольд даже забыл, что находится в комнате не один, и вместе с тем исчез неотступный дискомфорт от чужого присутствия. Потому-то он не сразу заметил, что запись кончилась.       — Ну ты и задрот, — голос Сида раздался откуда-то справа.       Арнольд открыл глаза и обнаружил его стоящим возле проигрывателя. Сид уверенным движением поднял иглу, снял пластинку, аккуратно сунул ее обратно в конверт и вернул на нужное место на полке.       — Ты точно не первый, кто мне это говорит, — заметил Арнольд, откидываясь в кресле. — Если хочешь меня задеть, постарайся получше.       — Зачем мне это? — усмехнулся Сид.       — Понятия не имею, но ты явно упорствуешь?       — Упорствую? Словечко-то какое. Может, я так флиртую.       Несмотря на колкий холодок, пробежавшийся по его спине, Арнольд сумел беззаботно рассмеяться.        — Если ты называешь флиртом грубость, тогда ты флиртуешь со всеми, и мне не о чем беспокоиться.       Сид предпочел не отвечать. Вместо того он нарочито сладко потянулся и лениво взглянул на часы.       — Ну, мне пора. Пятничный вечер еще можно спасти. А у тебя еще много работы, не отлынивай.       До того, как Арнольд успел возмутиться, он сунул в рот сэндвич и в мгновение ока вскарабкался по лестнице на крышу.       — Было не так уж и плохо, — сказал Сид, придерживая одной рукой створку окна. — Повторим как-то, только музыка будет за мной.       Когда его шаги стихли, взгляд Арнольда остановился на разбросанных на кровати пластинках. Нехотя он согласился со своим партнером. Вечер был не так уж и плох, по крайней мере, в последние пару часов в его голове не появилось ни одной тяжелой мысли. Арнольду хотелось верить, что тут дело в музыке, которая всегда сильно влияла на его настроение, а вовсе не в Сиде Гифальди. Тряхнув головой, он пришел к окончательному выводу, что так оно и было. Арнольд не сразу заметил, что дышалось ему непривычно легко. Впервые за долгое время. За семьдесят два дня, если быть точным.       Их доклад по истории был принят на ура. Арнольд получил ожидаемое «A», Сид — «B», чем остался полностью доволен. Не каждый день получаешь «очень хорошо» за то, что перелистываешь слайды и зеваешь, когда учитель отворачивается. В конце доклада Сид ответил на несколько вопросов, причем без запинки, чем немало удивил как Арнольда, так и мисс Седарис. Гифальди выглядел крайне довольным собой, и он поблагодарил небеса, что всему этому подходит конец, но тут судьба нанесла ему очередной удар.       Арнольд всегда подозревал, что у учителей имеется свое сарафанное радио, но никогда подумать не мог, что оно разносит вести так быстро. Не успел он с чистой совестью и чувством выполненного долга спокойно пообедать, распрощаться с Фиби и отправиться на английскую литературу, как его под руку поймала школьный консультант. Вообще-то миссис Брайтман скорее вызывала у Арнольда симпатию, этим он отличался от большинства старшеклассников, но даже он признавал, что она была докучливой сверх всякой меры.       Усаживаясь в чересчур мягкое кресло, Арнольд уже догадывался, что речь пойдет об очередном проекте, в котором он просто обязан принять участие, потому, когда миссис Брайтман принялась на все лады расхваливать его высокую успеваемость, это его не насторожило. Он начал напрягаться, когда она заговорила об отстающих и упомянула конкретного отстающего. Первым порывом Арнольда было встать и удрать как можно быстрее, и Брайтман это заметила.       — Сядьте, мистер Шотмэн, — попросила она с мягкой улыбкой. — Я просто прошу вас стать наставником для мистера Гифальди. Ваша подруга мисс Хейердал, к примеру, уже согласилась поучаствовать в этой программе.       — Программе? — нахмурился Арнольд. — С какой стати я должен тратить свое личное время, подтягивая чужие хвосты?       — Я полагаю, вам известно, что в слово «наставничество» вкладывается иной смысл. Вы не должны учиться за кого-то, вы должны мотивировать учиться.       — Все равно звучит так себе.       — Мы засчитаем вам это как общественную нагрузку. Думаю, это пойдет вам на пользу, раз уж вы покинули команду, и мистеру Гифальди, кстати, тоже. Поймите, я как никто другой заинтересована, чтобы мои подопечные, в число которых входите вы, успешно поступили в колледжи. Чем больше, тем лучше — скрывать не буду.       Чертова команда! Чертов колледж! Последние два года ни дня не прошло без упоминания этих слов. Команда это, команда то. То ради колледжа, се ради колледжа. Даже Хельга уехала на другое побережье в основном поэтому, а не из-за того, что ее семья разваливалась на куски. Даже Джеральд упахивался на тренировках ради спортивной стипендии. Арнольд был бы благодарен судьбе, если быть ему удалось провести хоть недельку без этого зависшего над ним Дамоклова меча. И все же он не мог не признать правоту консультантки.       — Но почему Гифальди?       — Разве вы плохо ладите? — картинно удивилась миссис Брайтман.       Арнольд оставил вопрос без ответа, лишь перевел взгляд в потолок, надеясь, что его молчание будет красноречивее слов. Напрасно.       — Насколько я знаю, вы вместе посещали общественную школу № 118? Класс мистера Роберта Симмонса?       Арнольд кивнул оба раза, подтверждая то, что консультантка и так знала.       — Я ознакомилась с вашими характеристиками и из младших классов тоже. Мистер Симмонс очень высоко отзывался о вас в целом, и о вашей коммуникабельности в частности.       Тут нечего было возразить. Их класс действительно был дружным. Они были командой и в стенах школы, и вне их. Конечно, по прошествии стольких лет сохранить добрые отношения удалось далеко не со всеми, но это нисколько не омрачало его теплых воспоминаний.       — Скажу прямо, мистер Шотмэн, я не вижу никого, кроме вас, в качестве наставника такого проблемного молодого человека, как Сидни Гифальди. Я уверена, именно вам удастся найти к нему подход. К тому же вы так прекрасно справились с совместным докладом.       Арнольд угрюмо кивнул. Он уже давно усвоил, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным, и у него не было ни одного довода против слов консультантки. Споры бессмысленны, подумал Арнольд с какой-то обреченной отрешенностью, а сопротивление — пустая трата времени. Он покинул офис миссис Брайтман, радуясь только тому, что у них с Сидом больше не будет совместных уроков. Если повезет, они не увидятся до завтра.       Сид Гифальди настиг его сразу после занятий всего в нескольких ярдах от школы, словно поджидал его там.       — Привет, партнер! — весело поздоровался он. Арнольд не замедлил шаг, так что Сиду пришлось догонять его почти бегом. — Или мне теперь стоит обращаться к тебе «мистер Шотмэн»?       Арнольд едва сдержался, чтобы не зарычать от досады.       — Да пошел ты, — бросил он и зашагал еще быстрее.       — Ой, как грубо! Не знал, что ты так умеешь, — пожурил его Сид, подстраиваясь под его новый темп.       — Ни хрена ты обо мне не знаешь!       Арнольд не мог понять, откуда в нем взялась эта кипучая злость. Последний раз с ним такое было, когда Хельга сообщила о своем переезде, но то была серьезная проблема, а не мелкая неприятность, как сейчас. Впрочем, не такая уж мелкая, к тому же насмешливая и непрошибаемая.       — Между прочим, я на это не напрашивался.       — Но и не отказался, — парировал Арнольд.       — Они нас всех держат за яйца, будто ты не знаешь. Если даже тебя смогли заставить, а ты на хорошем счету, святоша. Хотя, не такой ты уже и святой.       Арнольд резко остановился. Сид сделал еще пару шагов и развернулся к нему лицом. Наверное, впервые в жизни он испытывал такое острое желание вмазать кому-то. Арнольд сжал кулаки и стиснул зубы. От внимания Сида это не ускользнуло. Он чуть усмехнулся, и желание стало еще острее. Сид глядел на него спокойно, но с вызовом, точно именно этого и добивался, точно был готов принять удар, если до этого и впрямь дойдет.       Арнольд выдохнул. Он не должен был поддаваться, позволять забраться к себе под кожу, позволять пробуждать в себе такие сильные эмоции. Нервы его и правда были ни к черту.       — Два дня в неделю, в крайнем случае, три перед экзаменами. И ты будешь учиться, а не валять дурака. С тебя еда и содовая. Принимаешь условия?       — Как скажите, мистер Шотмэн, — ухмыльнулся Сид. — Мы договорились.       — Хорошо, — Арнольд предпочел пропустить колкости мимо ушей. — По каким предметам тебя нужно подтягивать?       — О, список длинный, пока буду перечислять, как раз успеем дойти до твоего дома.       Арнольд снова взял быстрый темп, но, как он уже понял, с Сидом Гифальди это не имело никакого смысла.       Арнольд не умел злиться долго. Чаще всего его злость обращалась безразличием, реже она оставляла по себе короткую цепочку из вспышек раздражения, поэтому их занятия очень быстро перестали казаться пыткой. Конечно, Сид оставался собой и не упускал возможности поддеть его чем-нибудь, и порой, в моменты дикой усталости, Арнольду приходила в голову дикая мысль, что тот и правда пытается с ним флиртовать. Должно быть, это было побочным эффектом общения с Хельгой. В более зрелом возрасте он осознал, что все ее выходки были порождением влюбленности, слишком сильной, чтобы ее можно было держать в себе, и которая находила выход в такой необычной форме. Наверное, это попахивало легким извращением. Может, мазохизмом, но Арнольд не забывал о том, что их с Сидом общение было вынужденным.       В целом все было… неплохо. Сид даже отчасти соблюдал поставленные им условия. Через раз он приносил с собой еду и напитки — пиццу из итальянского кафе неподалеку, хот-доги, бургеры и бурито, купленные у заслуживающих доверия лоточников. Однажды даже заявился с коробкой ее любимых пончиков, хотя, скорее всего, это было совпадением. С учебой дела обстояли тоже сносно. С точными науками, к удивлению Арнольда, все шло ни шатко, ни валко, естественные даже вызывали у Сида сдержанный интерес, особенно органическая химия, камнем преткновения были только гуманитарные. Они время от времени пробуждали в Сиде второсортного стендап-комика, но все же пара шуточек заставила Арнольда улыбнуться.       Вскоре он обнаружил, что вечера перестали тянуться бесконечно долго, и Арнольд вынужден был признать, что он совсем не против компании. Компании не гиперзаботливых людей, старавшихся оберегать его на каждом шагу, словно он был ребенком. Так что это было почти комфортно. Пока Сид не начинал лезть не в свои дела.       — Ну и как там Патаки?       Арнольд не вздрогнул, но неестественно замер, словно его застали за чем-то непристойным. Сид сидел на диване, не отрывая взгляда от короткого эссе, над которым корпел уже около часа. Для человека, задавшего неуместный вопрос, он выглядел крайне невозмутимым. Арнольд поднял голову, только когда молчание затянулось.       — Ты же не будешь отрицать, что пасешь ее в сети?       Его спокойный, почти задумчивый тон диссонировал со словами, и от этого по коже побежали мурашки.       — Это слишком громко сказано, — ответил Арнольд, когда его голос нашелся.       — Неужели? — рассеяно отозвался Сид, опуская взгляд обратно к блокноту.       Он действительно это делал — просматривал ее профиль в Фейсбуке. Изредка. Ну ладно, не изредка, но уж точно не каждый день, так что это нельзя было назвать слежкой, и уж тем более сталкингом. Что плохого в том, чтобы проверить все ли в порядке с человеком, который был тебе дорог. А, может быть, дорог до сих пор.       — Надеешься, что она к тебе вернется? — нанес очередной удар Сид.       Этот вопрос уже не застал его врасплох, но у Арнольда все равно не было на него ответа. Несмотря на долгие часы обдумывания.       — Не думаю, что это твое дело, на что я надеюсь.       — Хм, — просто ответил Сид, и его ручка задвигалась по бумаге.       Он отличался удивительной способностью как развязывать конфликты, так и уходить от них, хотя к последнему прибегал гораздо реже. Арнольд просто промолчал — делать вид, что этого разговора не было гораздо проще. Умело не замечать то, что не хочешь, было удивительной способностью его самого.       Хельга выглядела счастливой — это было единственным, что утешало Арнольда в его дурацкой тоске по ней. Однако он не мог не признать, что и это чувство притуплялось с каждым днем вдали от нее. Когда Хельга начала выкладывать в свой профиль фотографии с новой геолокацией, Арнольд едва находил в себе силы смотреть на них: на ее улыбчивое лицо, длинные волосы, которые ласково трепал океанический бриз и, конечно, совершенно отличные от Хиллвудских пейзажи.       Он знал, что ее жизнь стала налаживаться, знал, что Ольга будет ей гораздо лучшей родительницей, чем Боб и Мириам, которым было настолько плевать на жизнь младшей дочери, что они не удосужились даже запомнить его имя после их почти двухлетних отношений, знал так же, что во Фриско у Хельги больше шансов воплотить в жизнь свои мечты. Но стоило Арнольду своими глазами увидеть доказательства того, что она способна спокойно существовать без него, и тяжелый плоский камень на груди начинал не только давить сильнее, но еще и раскаляться добела.       Несмотря на это Арнольд продолжал заходить в профиль, где все реже и реже светился значок «онлайн» — еще один весомый довод в пользу легкого мазохизма, однако он предпочитал считать это чем-то вроде терапии. Которая в итоге дала результаты. С каждым разом становилось легче. Камень не обрушивался на него резко со своими тяжестью и жаром, а медленно опускался, и вес его становился все меньше и меньше. Арнольд понял, что готов двигаться дальше, как сказала бы их школьный психолог, когда новое фото Хельги, где она держала на коленях двухлетнего племянника, не вызвало у него ставшего уже почти рефлекторным негатива.       Хельга прижимала перемазанного джемом карапуза к груди с такой силой, точно он был величайшей драгоценностью, которую ей вверили охранять. У него были ее глаза, и, Арнольд готов был поспорить, ее характер. По крайней мере, на эту мысль его натолкнули не по годам серьезное личико и сведенные к переносице бровки. Глядя на них двоих нельзя было не улыбнуться, даже зная, что это не останется незамеченным. Сид, который в это время успел разделаться с домашкой и в очередной раз шерстил его фонотеку, отпустил комментарий насчет его улыбки до ушей, однако, даже это не смогло ее погасить. Тогда он и сам улыбнулся как будто чему-то своему, но отчего-то Арнольду казалось, что эта улыбка необычно понимающая.       — Fleetwood Mac? — спросил Сид, демонстрируя ему блеклый конверт с черно-белой фотографией.       — Да, почему бы и нет, — ответил Арнольд, расслаблено откидываясь в кресле.       В школе они практически не пересекались, и со временем это стало казаться слегка странным. У них были общие предметы, но Сид всегда садился куда-то на галерку, в то время как Арнольд привычно сидел впереди. Никто из присутствующих ни за что бы ни догадался, как много времени они проводят вместе, слушая разную музыку и занимаясь, и даже делая в этом некоторые успехи. Пока они были в школе, их можно было принять за почти незнакомцев. Кому взбрело бы в голову принимать всерьез сдержанные кивки при встречах в коридоре или короткие фразы, которыми они перебрасывались, если оказывались недалеко друг от друга в очереди в кафетерии.       За обедом Арнольд по-прежнему отдавал предпочтение Джеральду и Фиби. Они не могли позволить себе упустить такую возможность пообщаться. Последний год в старшей школе страшно выматывал его друзей, почти не оставляя времени для себя, однако во время ланча все шло по давно заведенному порядку. Фиби угощала Арнольда кофе или подкладывала ему пудинг, Джеральд шутил и пересказывал забавные случаи с бейсбольных тренировок. В тот короткий промежуток времени все тяготы старшей школы переставали быть такими тягостными.       А потом Арнольд возвращался к себе и своим мыслям, в которых Сид Гифальди занимал все больше места. Он точно не мог сказать, когда тому удалось прокрасться туда и устроиться там, как у себя дома. Арнольд просто наблюдал за ним, анализировал и сопоставлял. Он видел Сида, часто обедающим в одиночестве или со случайными людьми, за чьим столиком нашлось свободное место. В курилке он тоже оказывался в компании одноразовых знакомых, хотя, возможно, Арнольд просто не брал на себя труда запоминать чужие лица. Были ли у Сида вообще друзья? Может быть, он в них не нуждался теперь?       Арнольд все еще помнил невысокого сутулого мальчика итальянского происхождения в потертой кожаной куртке, зеленой кепке и белых рокерских ботиночках, которыми он гордился больше всего на свете. Он помнило мальчика, что легко пленялся навязчивыми идеями, был склонен к хулиганству, но порой боялся собственной тени. Дожило ли хоть что-то из этого до наших дней? На первый взгляд старый образ был стерт подчистую, не считая склонности к проказам. Новая версия Сидни Гифальди состояла из небрежного стиля в одежде, наглости и убийственных улыбок — этого было достаточно, чтобы любая падкая на плохих парней девчонка завизжала от счастья и набросилась на него. Однако Арнольду казалось, что он видит кое-что еще, недоступное другим, которые даже не пытаются копнуть глубже.       Арнольд все еще мог разглядеть уязвимого мальчика, скрытого глубоко под слоями выверенных жестов, похабных шуточек и ухмылок, мальчика, который так хотел подружиться с богатым новеньким, что больше недели выдавал его комнату за свою, мальчика, что ввязался в дела школьной «мафии», но когда пришлось выбирать — сделал правильный выбор. По крайней мере, он очень старался разглядеть. Именно этим Арнольд объяснял минуты, когда он мог неотрывно глядеть на Сида, убедившись, что тот слишком занят, чтобы послать ему ответный взгляд.       — Эй, чувак, ты еще здесь? — голос Джеральда звучал скорее устало, чем недовольно, но ему все равно стало неловко. Это не помешало Арнольду поспешно сместить глаза к окну, а затем к другу.       — Прости, Джеральд, задумался.       — И о чем же? — Джеральд вскинул брови и сделал большой глоток диетической колы.       — Да так… Погода хорошая, не правда ли?       — Не приставай к нему, Джеральд, — вступилась Фиби. — Мне кажется, наш мечтательный Арнольд возвращается.       Легкая улыбка коснулась ее уст, и от этого внутри разлилась уже почти забытая теплота.       — Все в порядке, Фиби. Так о чем ты рассказывал? — Арнольд повернулся к другу.       — Я как раз рассказывал об очередных зверствах Крокетта, мужик. Этот парень просто помешанный, не помню, когда уже засыпал без ломоты во всем теле. Начинаю думать, что ты правильно сделал, что унес ноги. Жаль, мне уже не соскочить.       — Ужас, — пространно отозвался Арнольд. Пока его отвлекал Джеральд, Сид успел испариться из кафетерия.       — Но я не просто так жалуюсь. Извини, но я в пролете с пятницей.       Арнольду пришлось напрячь мозги, чтобы сообразить, о чем говорит его друг, и он понадеялся, что не поставил себя в совсем уж глупое положение.       — Ах да, концерт.       — М-м-м, наверное, не стоит спрашивать, если у тебя запасные варианты? — будь на месте Джеральда кто-то другой, вопрос прозвучал бы ехидно, так что со стороны друга это было просто участие.       — Нет, не стоит. Ну, тогда, наверное, в другой раз.       — Нет, нет, дружище, ты сходи. Знаешь, это ведь всего лишь клуб, туда и поодиночке ходят.       — Даже не знаю. Не думаю, что…       — Не о чем тут думать. Тебе нужно развеяться, а Лукас пустит тебя через черный ход. Давай же, мужик.       Арнольд молча кивнул и уткнулся в тарелку. Он решил, что никуда не пойдет.       — Добро пожаловать в «Laudanum», парень! Я Лукас.       Арнольд пожал протянутую руку и, сдержанно улыбнувшись, последовал за Лукасом. Узкий коридорчик едва освещался, но он безошибочно шел по маршруту, следуя за светлой макушкой, точно за маячком, и она вывела его в такое же сумрачное помещение, но уже куда больше. И шумнее. Громкая музыка оглушила Арнольда, и ему понадобилось некоторое время, чтобы сориентироваться и отыскать глазами приятеля Джейми. Он махал ему из-за длиннющей барной стойки, и его улыбка была почти такой же ослепительной, как вспышки стробоскопов.       Арнольд неловко уселся на один из множества пустующих табуретов, и перед ним тут же появилась бутылка ледяного пива, которое он и не думал заказывать. Он попытался возразить, но Лукас лишь отмахнулся. Бармен пообещал, что концерт начнется самое позднее через сорок минут и посоветовал пока расслабиться.       Вообще-то концерт было слишком громким словом — молодая группа The Wicked Witches только начинала играть что-то похожее на профессиональную музыку, и пока те несколько песен, что они исполняли в местных клубах и забегаловках, оплачивались только закусками и бесплатной выпивкой. Арнольду все это было известно, потому что он знал троих участников группы из пяти. Конни Хейден и Мария Эспозито когда-то учились на два года старше в школе № 118, и он еще помнил их заносчивыми юными модницами, а Вольфганг Коделл не только посещал вместе с ним старшую школу, но еще и считался самым отпетым задирой в младших и средних классах, и все сверстники знали его в лицо. Арнольд понятия не имел, какие обстоятельства смогли привести этих людей в одну группу, но работали они достаточно слаженно, чтобы их коллектив медленно, но верно шел к успеху.       Как и было обещано, The Wicked Witches появились на сцене примерно через полчаса, но только начали налаживать аппаратуру. К этому времени Арнольд успел расправиться с первым пивом, и, едва опустив на стойку пустую бутылку, получил от Лукаса второе. В голове уже царила приятная легкость, которая бывает только от пива и только в многолюдных местечках, и остатки напряжения из-за того, что он пришел сюда один, почти полностью испарились. Арнольд расслабил плечи и принялся глядеть по сторонам.       Музыку чуть приглушили, потому танцпол опустел. Было еще довольно рано, но взгляд Арнольда без труда выцепил из толпы несколько парочек, пьяно покачивающихся в такт. Они казались такими беззаботными, что в нем невольно зашевелилась зависть. Вероятно, они не были влюбленными — «Laudanum» был подходящим местом для поиска партнера на одну ночь и вертикальные танцы являли собой только прелюдию к их переходу в горизонтальное положение. Арнольд этого никогда не понимал, но не мог не завидовать этому ощущению желанности, которым веяло от каждого из них. Вероятно, ему понадобится много времени, чтобы забыть, каково это. Порой Арнольд ненавидел себя за эту привычку зацикливаться.       Он повернулся к барной стойке, ряду блестящих бутылок и неоновой вывеске «Private Hell» и нашел глазами Лукаса, хлопотавшего над очередным заказом. Тот точно чувствовал себя здесь как рыба в воде. Он по-прежнему улыбался, словно улыбка была приклеена суперклеем, но это прекрасно сочеталось с его образом мистера Калифорнии — выбеленными волосами, загаром, развитой мускулатурой — ни дать, ни взять сёрфер из Золотого штата. Любопытно, станет ли Хельга встречаться с кем-то подобным в Сан-Франциско или даже отдаленное сходство с Арнольдом должно отталкивать ее от таких экземпляров?       — Хей, мистер Шотмэн!       В плечо Арнольда что-то врезалось, и он едва не полетел с табурета, но успел ухватиться за стойку. Только стряхнув с пальцев пролитое пиво и отыскав недовольным взглядом виновника сего, он понял, что этим чем-то было чужое плечо. Ухмылка Сида Гифальди была шире обычного, а вот полуприкрытые глаза глядели с обычной насмешкой.       — О, прости за это, — сказал он без единого намека на вину в голосе. — Уж очень надо было тебя потрогать, ну, знаешь, чтобы убедиться, что мне не мерещится.       Из-за шума Сиду приходилось говорить ему почти в ухо, и его дыхание опалило шею Арнольда. Он поспешно отстранился и с недоверием посмотрел на Гифальди.       — О чем это ты?       — Это довольно шокирующе встретить вас в клубе, учитель.       Сид подмигнул и отпил из стакана, что вырос перед ним на стойке в мгновение ока. Арнольд горестно вздохнул.       — Опять за свое?       — Не смог удержаться, приятель. Видел бы ты свою серьезную мину, — он захохотал. — Это сильнее меня.       Арнольд мысленно сосчитал до десяти в обратном порядке и сдвинулся еще на дюйм дальше от Сида, продолжавшего бесцеремонно вторгаться в его личное пространство.       — Может, хоть разок обойдемся без всего этого?       Сид сделал вид, что раздумывает, постукивая пальцем по стакану.       — Даже не знаю. Зачем мне это?       — Неужели тебе так сильно нравится меня злить? — спросил Арнольд, прекрасно зная ответ на вопрос.       — В последнее время это что-то вроде моего хобби. К тому же ты выглядишь мило, когда сердишься.       Арнольд поперхнулся пивом, но, откашлявшись пару раз, вернулся в норму.       — Мило? — хрипло произнес он. Сид снова рассмеялся.       — Не так мило, как Патаки, ты уж прости, но гнев и тебе к лицу, солнышко.       В этих словах было столько неприкрытого заигрывания, что это все просто не могло быть взаправду. Арнольд решил ему подыграть. Какого черта? Он был молод, свободен и даже чуточку заинтересован.       — Может, есть способ договориться? — Арнольд постарался скопировать чужую кривую усмешку, но не был уверен, что у него вышло. — Худой мир лучше доброй войны. Чего мне будет стоить один спокойный вечер?       Сид снова напустил на себя задумчивый вид.       — Ладно, — наконец сказал он. — Один вечер без…       — Без подколок, развязных шуточек, — подсказал Арнольд, — и упоминаний моей бывшей.       — Хорошо, — притворно-покладисто согласился Сид, — но взамен ты пьешь со мной до конца вечера. Принимаешь условия?       — Всего-то? — уточнил Арнольд.       — Ага.       — Принимаю.       — Тогда мы договорились, — Сид протянул руку. Арнольду казалось, что это вовсе не обязательно, но они скрепили сделку как полагается.       — Отлично, — Сид Гифальди хлопнул в ладоши. Арнольд потянулся за своим початым пивом, но его остановили. — О, нет, нет, не эту дрянь.       Сид отобрал у него бутылку и поднял над головой, как будто бы ему пришло в голову пытаться вернуть ее. Арнольд нахмурился.       — Мы так не…       — Нет уж. Если ты пьешь со мной, ты пьешь нормальное пойло, — он повернулся к бармену. — Лу, налей-ка джину моему приятелю.       И тут Арнольд понял, что влип.       Арнольд и раньше употреблял крепкие напитки, все же ему доводилось посещать подростковые вечеринки, и он не был таким занудой, как можно было подумать. Он успел перепробовать многое: от ледяных шотов водки в доме Ронды Ллойд до вполне неплохого виски, который они с Хельгой и Джеральдом распивали из бумажных стаканчиков на заднем сидении Паккарда, пока Фиби, как трезвому водителю, приходилось их терпеть. Но чистый джин ему пить еще не доводилось.       Арнольд сделал первый осторожный глоток, крепость и сильный аромат можжевеловых ягод ударили ему в нос, но под пристальным взглядом Сида он поспешил глотнуть еще. Пошло мягче.       — Неплохо, — Арнольд выдавил из себя улыбку и опустил стакан на стойку.       — Ну еще бы, — отозвался Сид. Свою порцию он уже приговорил и успел заказать вторую. Спиртное он глотал точно воду, и Арнольду было даже как-то страшно задумываться, сколько опыта стоит за этим. Он вдруг понял, что они никогда не пили вместе, то есть не оказывались в одной компании уже много лет. От того более странным казалось, что Арнольд так быстро к нему привык. Да, именно привык, не более того.       Он тряхнул головой. О каком «более того» могла идти речь?       Арнольд мог бы испугаться себя, но алкоголь расслаблял, и это была далеко не первая странная мысль о Сиде Гифальди. Он опрокинул в себя остатки джина и даже не поморщился. Рядом присвистнули.       — А ты быстро адаптируешься, сынок.       Арнольд неожиданно для себя рассмеялся. Двусмысленность сказанного от него не ускользнула.       — Приходится. Расскажи, как твои дела.       На миг на лице Сида появилось что-то похожее на удивление, но он быстро скрыл его за дежурным выражением.       — Шотмэн, мы виделись вчера.       — Вчера я тоже не знал, как твои дела, — Арнольд пожал плечами и обезоруживающе улыбнулся, надеясь, что это сработает там, где не принесло результата показушно преувеличенное раздражение. — По правде говоря, я уже давно не знаю.       Сид сделал знак, чтобы ему повторили, и стакан Арнольда вновь наполнился.       — Не думал, что так быстро впадаешь в сентиментальность.       — Это скорее участливость, — поправил Арнольд, чокаясь с ним впервые за вечер. Сид приподнял бровь.       — Может, ты так флиртуешь? — спросил он, склонившись так близко, что его губы едва не касались уха, но отчего-то Арнольду совершенно не было дела до того, как это может выглядеть со стороны, и его сердце было почти спокойным.       — Если ты называешь флиртом участливость, то я флиртую со всеми, и тебе не о чем волноваться.       Сид отстранился и откинулся назад. Впервые на памяти Арнольда он отвел взгляд, хоть и нельзя было сказать, что он выглядел смущенным. Он сам в свою очередь воспользовался еще одной возможностью рассмотреть его, точно это становилось какой-то до глупости смешной необходимостью. Неоновый свет красиво бликовал на черных волосах. Сид подходил этому месту, чего Арнольд не мог сказать про себя. Он сделал еще один глоток джина, его взгляд упал на руку Сида, и он заметил кое-что, что его насторожило. На обнажившемся запястье темнело несколько синяков, должно быть, еще свежих, раз они проступили даже сквозь рисунок татуировок в таком скудном освещении. Совсем свежие. Сид перехватил его взгляд. Он не стал прятать руку, но новая улыбка получилась явно вымученной.       — Кажется, мой выход, — сказал он, поднимаясь, и прежде чем Арнольд успел что-то спросить, смешался с толпой.       Свет стал немного ярче, музыка на миг стихла, а затем жесткие гитарные риффы прицельно ударили по ушам. The Wicked Witches играли вступление к песне, которую, судя по воодушевлению публики, исполняли тут часто. Конни и Мария уверенно держались на сцене в своих кричаще ярких нарядах и привлекали к себе почти все внимание. Немного перепадало и Вольфгангу, играющему на бас-гитаре, но Арнольд заметил и того, кто держался в тени в глубине сцены. Лицо Сида Гифальди было сосредоточенным, а пальцы ловко порхали над клавишами синтезатора, извлекая мелодичный звук, отчетливо диссонирующий с агрессивной игрой на гитаре.       — Эй, приятель, тебе еще налить?       Лукас неожиданно вырос рядом с ним по ту сторону стойки, заставив Арнольда вздрогнуть.       — Да, почему бы и нет, — ответил он, подставляя стакан.       Группа играла неплохо, даже хорошо на его притязательный вкус, Арнольд задавался только одним вопросом, сколько ему понадобится выпивки, чтобы уязвимое выражение, на мгновение мелькнувшее на лице Сида, перестало то и дело сплывать перед его глазами.       — А ты хорошенько набрался, дружок, — язвительный, но слегка усталый голос вывел Арнольда из сосредоточенности, с которой он старался идти, не шатаясь.       Сид шагал рядом, беззаботно сунув руки в карманы. В сравнении с ним самим он казался почти трезвым.       — И кого же мне за это благодарить? — протянул Арнольд заплетающимся языком, за что даже был удостоен прищуренного взгляда.       — Эм, дай-ка подумать. Свою слабую печень?       — Все в порядке с моей печенью, — буркнул он.       Осенняя ночь была прохладной, но Арнольду было жарко, как в знойный полдень.       — Вижу, — хохотнул Сид. — Мы пришли.       Он схватил Арнольда за плечо и направил его в проулок около пансиона.       — Давай, ты лезешь первым. Не обещаю, что поймаю тебя, но, если что, соскребу с асфальта.       Подъем дался ему удивительно легко, учитывая состояние. Арнольд только больно стукнулся коленом, перебираясь с пожарной лестницы на крышу, но алкоголь в крови быстро притупил боль. Когда Сид взобрался вслед за ним, он уже сидел на краю старого шезлонга и поджигал сигарету из припрятанного запаса. Когда он подошел, Арнольд молча протянул ему пачку и спички.       — Ты удивляешь меня все больше и больше, дорогуша. Твоим деду с бабкой стоит получше приглядывать за тобой.       Света уличных фонарей было мало, чтобы разглядеть все детали, но Арнольд был уверен, что Сид ухмылялся как обычно, то есть по-сидовски. Он подождал, когда сладость первой затяжки сойдет на нет, и только тогда заговорил.       — Они мне доверяют. Всегда доверяли, в общем-то.       — Это они напрасно, — проговорил Сид почти серьезно.       — Это еще почему?       — Потому что хорошие мальчики вроде тебя легко поддаются соблазну.       — Соблазну? — Арнольда злило то, как неуверенно звучит его голос. Хотелось бы все списать на опьянение.       — Да, тому, чему сложно противиться, чему противиться не хочется, часто чему-то не очень хорошему.       А вот теперь покой потеряло и его сердце. Оно забилось быстро и неровно, как бывало в острые моменты предвкушения или в те не менее острые мгновения, когда предвкушение вытеснялось собственно тем, что предвкушалось.       — Не могу припомнить, чтобы меня привлекло что-то нехорошее.       Сид хмыкнул и глубоко затянулся.       — Я бы мог поймать тебя на лжи, но мы условились не говорить о твоей бывшей, а я, чтобы ты себе не думал, отношусь к уговорам серьезно.       Арнольду хотелось возразить, сказать, что Хельга не была плохой, что она была доброй, сочувствующей, яркой, замечательной, но он не мог отрицать, что у нее была и темная сторона — пристанище намеренной жесткости, гнева, порой даже глумливости. Арнольд сполна познал ее пару месяцев назад, но и раньше знал о ее существовании. Возможно, она привлекала его не меньше ее положительных черт. Однако это не значило, что он готов это обсуждать, потому сменить тему показалось ему верным решением.       — Не знал, что ты играешь в группе.       Сид швырнул окурок за край крыши и вытянул ноги.       — А я и не играю. У Witches клавишник вышел из строя — поцапался с одним мудилой и сломал руку, я его ненадолго подменяю. Понравилось?       — Сложно сказать, я услышал не так уж и много.       — Хм, — Сид потер подбородок. — Недостаточно, чтобы мистер Шотмэн сложил свое мнение о моей игре?       — Я не это… Эй, что насчет уговора?       Но тот уже не слушал Арнольда. Взгляд Сида остановился на покрытом брезентом рояле, стоявшем около бывшей голубятни.       — Это твоей бабули?       — Да, но на нем уже давно не играли. Наверняка, он расстроен.       — Да похуй, — Сид стащил брезент, поднял крышку и пробежался пальцам по клавишам. — Сойдет.       Он устроился на крутящемся стуле.       — Сид, тебе совсем не обязательно…       Арнольд умолк, когда тот начал играть вступление, и замер, не дыша, когда мелодия стала отчетливо узнаваемой. Он во все глаза смотрел на Сида, который с ленивой грацией наигрывал «My Funny Valentine», чуть покачивая в такт растрепанной головой. Арнольд слышала этот мотив сотни, если не тысячи раз, и не мог найти в игре даже намека на фальшь. Сид играл так, словно и сам не просто слышал его много раз, но много раз сыграл, учитывая, что он воспроизводил все прямо из головы.       Музыка разливалась в ночной тиши, разбавляемая лишь шорохом шин, изредка проезжающих автомобилей, и отдавалась эхом в хмельной голове Арнольда. Он видел лишь очертания, но не мог отвести глаз от Сида, который уже подходил к финальным аккордам с прежним мастерством. Хулиганистый парень, не упускающий не одной возможности забраться к нему под кожу, сыграл одну из лучших джазовых мелодий так, что Арнольд не сразу вспомнил, как дышать. Сможет ли он и дальше жить в мире, где происходит такое? Сможет ли смотреть на Сида Гифальди прежними глазами? В одном Арнольд был уверен на все сто: как прежде на него он уже давно не смотрит.       — Скажешь что-нибудь?       Сид опустил крышку на клавиши и развернулся к нему.       — Это… это было великолепно, Сид, — Арнольд спохватился, что забыл поаплодировать, но момент уже был упущен. — Где ты научился так играть?       Сид как будто ненадолго призадумался, но потом устремил взгляд к нему.       — Моя двоюродная бабка была одержима идеей передать кому-то свои умения. Так как из-за вздорного характера ни мужа, ни детей она не прижила, выбор пал на меня. Мой папаша решил, что так я буду меньше болтаться на улице, но наивность Рэя мы обсудим потом, и вот три раза в неделю я по несколько часов проводил за фортепиано в ее пропахшей кошачьей жрачкой квартире. Сколько же синяков она набила мне своей здоровенной указкой — итальянский темперамент, все дела, — но вот, что из этого вышло. Ах да, она была без ума от джаза, почти как ты, Шотмэн, так что это и многое другое я сыграю с завязанными глазами.       — Звучит, как паршивое детство, — вырвалось у Арнольда до того, как он успел подумать.       Кому понравится, что его детство называют паршивым, даже если по всем признакам так оно и есть. Сид, однако, не разозлился. В отличие от него самого он казался полностью расслабленным.       — Не так уж и паршиво все было. Мне нравились ее кошки, их можно было кормить с рук.       — Разве это может компенсировать такое?       — Ох, Шотмэн, — Сид поднялся и подошел к шезлонгу, — я ошибся, ты совсем не меняешься.       Арнольд был абсолютно не согласен с этим утверждением. Вообще-то коснувшиеся его изменения были весьма серьезными. Он больше не мог позволить себе сострадать всем и каждому, теперь его хватало на небольшую группу людей и это в корне меняло все. Разве теперь его можно было считать хорошим? Арнольд резко встал, чтобы высказать это Сиду прямо в лицо, но ноги подвели его и подкосились. Он судорожно схватил ртом воздух, предчувствуя падение, но что-то удержало его вертикально. Этим чем-то была рука, крепко вцепившаяся в его плечо.       — Осторожней, — только и успел сказать Сид до того, как Арнольда швырнуло вперед, прямиком в его грудь.       Когда головокружение схлынуло, Арнольд обнаружил свою голову лежащей у шеи Сида, а рука того поддерживающе лежала у него между лопаток, и он не торопился убирать ее оттуда. Это было… объятие. Неловкое, но полноценное объятие. Арнольд расслышал, как Сид выдохнул сквозь зубы, и его сердце забилось быстрее — это легко установить, когда твое ухо прижимается к ключице. Отчего-то это было так волнительно, что и его сердце пустилось вскачь следом. Арнольда теперь и правда волновало куда меньшее количество людей, но Сид Гифальди как-то незаметно вошел в их число.       Арнольд осторожно отстранился так, чтобы у него была возможность всмотреться в его лицо. Ладонь Сида осталась на прежнем месте, и, казалось, что он мог почувствовать ее тепло даже через два слоя одежды. Он действительно был пьян, раз это все так действовало на него. Выражение лица Сида было нечитаемым. Он будто бы покорно ждал того, что последует дальше. Только полуприкрытые глаза и пары алкоголя напоминали о том, что он тоже пил этим вечером.       — Ты… ты так и не рассказал, как твои дела. Сейчас, — с расстановкой произнес Арнольд, игнорируя сильные удары в грудину.       Он взял ладонь Сида и чуть неуклюже обнажил его запястье. Даже здесь и сейчас синяки проступали на коже явственно. Арнольд не смог справиться с собой и ласково провел пальцами вдоль продолговатых следов, осторожно, словно мог причинить этим боль. Сид не противился, и это могло показаться странным, если бы другая его рука не была перекинута через его плечо.       — У тебя неприятности?       Запястье выскользнуло из пальцев Арнольда, и рядом раздался отчетливый усталый вздох.       — Тебе пора на боковую, приятель.       Рука Сида вновь очутилась на его плече и почти грубо развернула его к стеклянному куполу его спальни, где зияла чернотой открытая фрамуга, и подтолкнула его вперед.       Арнольд не противился. У него не было на это сил, хоть он и понимал, что должен их найти. Он устало прикрыл глаза и позволил втолкнуть себя вовнутрь, надеясь, что его вид будет говорить сам за себя. Каким-то чудом Арнольду удалось правильно ставить ноги на перекладины лестницы, и только в самом низу он оступился и шлепнулся на задницу. Голова Сида показалась в проеме.       — Не шуми, — сказал он и исчез, не попрощавшись.       О, Арнольд не собирался шуметь. Он упал на спину и растянулся на кровати во весь рост, понимая, что едва ли сможет встать до утра. Возможно, ему следовало подняться на крышу снова и попытаться догнать Сида, но с каждой уплывающей в небытие секундой в этом оставалось все меньше смысла. В нем оставалось все меньше сил. Арнольд закрыл глаза и отдался усталости и головокружению. Когда он уснул, ему снились пыльная квартира, его гостиная с роялем, удивительно похожим на пансионный, и кошки, которых кормили с рук.       — Сюрприз!       Многоголосый крик заставил Арнольда вздрогнуть, и вот повыскакивавшие из укрытия люди окружили его кольцом. Он растерянно моргнул несколько раз, и на секунду им овладел страх, что его разорвут на части, однако он быстро пришел в себя и вежливо улыбнулся. Людское течение подхватило его, понесло на второй этаж, а оттуда — на крышу, где в гаснущих сумерках уже горели гирлянды, были накрыты столы и играла музыка — что-то из старенького фанка.       Возглавлявшая шествие бабушка расцеловала его в обе щеки и с непривычном дрожью в голосе призналась, что рада застать восемнадцатилетие своего Кимбы. Дедушка с виноватой улыбкой пожал ему руку, а затем, обняв его, выразил надежду, что он не злиться за сюрприз-вечеринку. Арнольд, снова вежливо улыбнувшись, заверил его, что только рад. Еще, по меньшей мере, полчаса были истрачены на поздравления, похлопывания по плечу и дружелюбные подтрунивания по поводу новообретенного возраста. Среди гостей были почти все друзья детства, даже те, кто учился в других школах, вся бейсбольная команда и, конечно, жильцы пансиона. Арнольд был крайне благодарен, когда ему наконец-то сунули в руку стакан с чем-то вроде алкогольного пунша, и бесконечно рад, когда поздравительные речи стали сокращаться в объеме.       — Прости за это, мне не удалось их переубедить.       Фиби появилась рядом с ним, когда уже совсем стемнело, а фанк сменился на заводное диско. Виноватая улыбка на ее личике была качественной репродукцией улыбки дедушки.       — Не думаю, что у тебя были шансы.       Арнольд чокнулся своим красным стаканчиком со стаканчиком Фиби и осушил его. Его подруга оглядела толпу.       — Думаю, еще час, и твоего отсутствия никто не заметит.       — Ты удивительно оптимистична, — Арнольд тихонько рассмеялся.       — Как ты уже однажды говорил, кто-то же должен.       — Это было давно, — прозвучало безнадежнее, чем он ожидал, и потому, несмотря на его поспешную улыбку, лицо Фиби приняло озабоченное выражение.       — Я знаю, что мы избегаем этой темы, и сейчас неподходящее время, но все же… — она не договорила, возможно, понадеявшись, что он резко оборвет ее или…       — Я в порядке, — наконец сказал Арнольд, вертя в руках пустой стаканчик. — По крайней мере, в том, что касается Хельги. Она кажется счастливой, а мы оба знаем, что она не стала бы это изображать, — Фиби охотно кивнула. — Да и тебе, наверное, известно об этом куда больше. Я хочу сказать, я рад за нее, я не злюсь, и, похоже, все действительно приходит в норму.       — Если это и неправда, то я надеюсь, что станет правдой как можно скорее, — осторожно сказала его подруга. Арнольду ужасно захотелось ее обнять, что он и сделал.       А потом на них налетели и чуть не сбили с ног.       — Вот ты где, мужик! Извини, Фиби, — Джеральд как всегда, будучи слегка пьяным, был безудержно весел и разговорчив. — Новички из команды хотят с тобой познакомиться. Пойдем, представлю им легенду.       — Ты преувеличиваешь, дружище.       — Я?! Чувак, да ты лучший бэттер школы за последние лет десять точно, или мне напомнить, кто выбивал хоум-ран чуть ли не каждую….       — У меня просто сильный удар. «Тяжелая рука», помнишь?       — Да, да, да! Хватит скромничать, идем!       Джеральд игриво захватил его шею и повел в сторону группы людей у дальнего стола.       — Еще увидимся, Фиби, — бросил Арнольд через плечо.       — Конечно, — ответила Фиби. — Не задуши его, Джеральд!       По пути он успел подхватить еще один стакан пунша. На вкус его градус вырос, по меньшей мере, в два раза. Диско сменилось на синти-поп.       Арнольду удалось улизнуть, когда члены команды принялись бурно обсуждать слухи о появлении скаута «Блэк Сокс» на будущей игре. Не то чтобы и до этого с него не сводили глаз — Джеральд значительно преувеличил страстное желание новичков познакомиться с ним. Половина старого состава по-прежнему не простила ему уход из команды, хотя друг утверждал обратное. Это не выходило за рамки пассивно-агрессивных шуточек, которые он давно научился отбивать, но все же действовало на нервы. Так что Арнольд был рад, когда внимание переключилось на другое, и у него получилось безболезненно уклониться от ставшей непривычной компании.       Спускаясь с крыши, Арнольд все еще слышал крики Джеральда, что-то доказывавшего новому питчеру, пока их не заглушила музыка. Фиби оказалась права — никто не увязался за ним, и он беспрепятственно дошел до первого этажа. Однако это не значило, что тут его оставят в покое. В пансионе было только два места для уединения, и одно из них в данный момент было оккупировано гостями. Арнольд без долгих раздумий отправился во второе.       Воздух в подвале был сухим и спертым, но там было удивительно тепло для осени. Арнольд присел на большой деревянный ящик и вытащил из пыльной стопки старый комикс. Света было мало, но картинки разглядеть было можно. Арнольд привалился к стене и принялся листать комикс, жалея лишь о том, что не додумался прихватить с собой выпивку. Однако не успел он дойти и до середины, как дверь скрипнула и отворилась, впуская прямоугольник яркого света из коридора. На лестнице раздались тяжелые шаги, и Арнольд принялся лихорадочно придумывать оправдания для своего нахождения здесь, но вдруг вторженец запел визгливо-высоким голосом, пародируя Лесли Гор.       — It's my party, and I'll cry if I want to, cry if I want to, cry if I want to…       От неожиданности Арнольд не смог сдержать смеха. Сид Гифальди спустился с последней ступеньки и картинно поклонился.       — Как ты меня нашел? — спросил Арнольд, поднимаясь.       — Если хочешь где-то спрятаться, лучше запирай дверь. Да и, в общем-то, это было несложно, — Сид огляделся. — Милое местечко, напоминает мою берлогу.       Вообще-то он тут был точно не впервые. Арнольд мог бы напомнить, как он вместе со Стинки и Гарольдом связали и заперли его здесь, когда им почудилось, что за ними гоняется полиция, однако не стал. Странно, но отчего-то именно он чувствовал себя неловко из-за этих воспоминаний.       Сид закончил беглый осмотр и повернулся к нему. Только теперь Арнольд заметил в его руке квадратный плоский предмет.       — Ах да, это тебе.       Сид сунул сверток ему в руки. Старая бумажная обертка не давала ни единой подсказки о его содержании.       — Что это?       — У тебя же День рождения, попробуй догадаться, — усмехнулся он. Возможно, Арнольду показалось, но он как будто проявлял признаки нетерпения.       Подцепив ногтем уголок, он осторожно сорвал верхнюю часть свертка и вытащил то, что там скрывалось. Арнольд подошел ближе к тусклой лампочке, и его сердце забилось быстрее. Обложка была ему знакома, очень хорошо знакома. Еще бы. Клубы дыма и надпись в оттенках серого и черного, словно кислотная фантазия дальтоника. Такое могло родиться только в шестидесятые, как и такая музыка. Арнольд провел рукой по конверту пластинки и только тогда осознал, какой старой она была, только тогда это означало, что…       — Это первое издание? — глухо спросил он. Сид кивнул, и в кои-то веки его самодовольная ухмылка не раздражала. — Черт возьми, где ты ее достал?       Арнольд охотился за оригиналом «Wheels Of Fire» Cream, по крайней мере, год, и всякий раз ему попадались искусственно состаренные подделки или же образцы по такой цене, что отказав себе в покупке, можно было бы смотаться на Гавайи.       — Ну, считай, что получил в наследство. Нашел на чердаке и сразу подумал, Шотмэну это понравится.       — Но как?..       — Видимо, мой старик купил на какой-то барахолке, когда еще умел ценить хорошую британскую музыку.       — Это потрясающе! — Арнольда переполняли эмоции. Давно с ним такого не случалось. Впрочем, нет, совсем недавно он испытывал что-то похожее. С этим же человеком. — Спасибо огромное! Я не знаю, как тебя отблагодарить.       — Это подарок, а не услуга, — сказал Сид. — Простого «спасибо» достаточно. У меня есть еще кое-что, что тебя обрадует.       Он отвел полу своей кожанки и продемонстрировал металлическую флягу. По меркам фляги она была огромной.       — Это то, что я думаю? Нет…       — Да! — со смехом отозвался Сид. — Я помню, как тебе понравился джин. И ты не сможешь мне отказать. Только не сегодня.       Арнольд только вздохнул, но стереть с лица улыбку было невозможно. Он просто кивнул.       — Замечательно, — подытожил Сид, усаживаясь на ящик рядом со стопкой комиксов. — Каждый должен нажраться на свое восемнадцатилетие.       Арнольду было известно, что время — штука пластичная. Оно могло нестись вскачь и медленно растягиваться, как жвачка, и каждый отдельный случай таких временных метаморфоз заставлял реагировать на себя по-разному. В день, а точнее вечер восемнадцатилетия Арнольда в подвале пансиона на Вайн-стрит время текло… по-иному, и это было приятно.       — Бейонсе? Ты шутишь?       Памятуя свой предыдущий опыт, Арнольд отхлебывал из фляги по чуть-чуть, и опьянение окутывало его постепенно.       — А почему бы и нет? — Сид аккуратно потянул флагу из его руки и сделал большой глоток. Ему было можно.       — Ну… — Арнольд не знал, что ответить. Не мог же он просто сказать, что это не вязалось в его голове с образом Сида Гифальди. — Ладно, ладно. Каждый имеет право на постыдное удовольствие.       Сид хмыкнул.       — Постыдное удовольствие — это распевать в душе песенки Spice Girls, хотя лично я предпочитаю старину Пресли. Или Брюса Спрингстина.       Арнольд был рад, что в этот миг он не прикладывался к выпивке, иначе непременно бы подавился. А так он подавился только смехом.       — Не думал, что ты мыслишь так стереотипно, — не без улыбки покачал головой Сид.       — Прости, — сказал Арнольд, ни капли не чувствуя себя виноватым. От смеха и спиртного его внутренности наполнялись легкостью, точно шарики с гелием. — Похоже, я… плохо тебя знаю теперь.       «И мне жаль» — невольно добавил он мысленно. Вот только это не было случайностью, и причина была ясна как божий день: беспокоиться о ком-то (чуть) больше дозволенного и раскрываться перед ними полностью — совершенно неравнозначные вещи, они и рядом не стояли.       Сид как будто призадумался.       — Можешь наверстать это. Можем. Помнится, ты говорил, что я и о тебе нихрена не знаю.       — И как же?       — Приятно и полезно. Слыхал об игре «Правда или выпивка»? Думаю, даже ты должен был слышать.       Разумеется, Арнольд о ней слышал. Любой уважающий себя подросток сыграл в нее хоть раз. Так же он знал, что особо почетным было оказаться в конце игры самым таинственным и самым пьяным.       — Сыграем, — наконец сказал Арнольд, поражаясь беззаботности своего голоса. — Надеюсь, обойдемся без дурацких вопросов про первые…       — Я похож на двенадцатилетнюю девочку? — приподнял брови Сид и поставил флягу так, чтобы она была в досягаемости для них обоих. — Начнем тогда.       Он легонько толкнул Арнольда под ребра.       — Так какие песенки ты поешь в душе?       Игра по обоюдному молчаливому согласию началась с вполне невинных вопросов, типа любимого цвета, группы, мелодии на будильнике, но вскоре они начали становиться все более и более неудобными. Арнольд, впрочем, переживал все это вполне легко и сделал три глотка из фляги, в основном, чтобы не начать трезветь, а не из-за скрытности. Примерно на девятом раунде Сид начал задавать ему те же вопросы. Сам он чаще пил, чем отвечал, но при этом не казался намного пьянее, только выкрикивал «выпивка» с каждым разом все громче и торжественнее. Но к этому Арнольд был готов, потому нисколько не разочаровался. Ему впервые за долгое время было по-настоящему хорошо, потому он находил это даже забавным.       — Твой самый большой страх? — спросил Арнольд, драматично понизив голос, но до того как Сид успел открыть рот, добавил уже громче: — О! Стой! Я знаю! Это вампиры!       — Ну ты и засранец, — засмеялся он. — За это я хлебну дважды.       — Даже отрицать не будешь? — прищурил глаза Арнольд.       Между двумя присужденными себе глотками Сид выразительно надул губы и помотал головой. Это было так потешно, что он сам не смог удержаться от смеха.       — А чего же больше всего боишься ты?       Искристое веселье, секунду назад во всю щекотавшее солнечное сплетение Арнольда, начало меркнуть. Он уставился на грубо оштукатуренную стену напротив, где ютились старые стиралки, вновь ощущая грудью знакомые очертания камня, хоть он еще не успел раскалиться. Арнольду было горько сознавать, что этот камень всегда с ним, даже если порой совсем не чувствовался. Он был отражением его глубинных страхов — ненужности, пустоты, бессмысленности, которые настигали его, когда он оставался один, сам по себе, покинутым.       Молчание затянулось, и Сид, хмыкнув, сунул ему в руки флягу, но Арнольд лишь задумчиво повертел ее, не спеша подносить ко рту.       — Не знаю даже… как сказать, — произнес он. «Чтобы меня поняли» — умолчал он.       — Говори уже как есть, раз отказываешься от бухла.       Арнольд вздохнул.       — Наверное… Наверное, мне страшно думать, что все может не иметь смысла. Моя жизнь, то, что я делаю, то, что люблю, — его пальцы стали выбивать дробь, извлекая из фляги металлический звук, — и мои цели тоже.       Он искоса поглядел на Сида, подспудно ожидая увидеть на его лице насмешку, но не нашел там ничего кроме легкого напряжения.       — Никогда не думал, что ты можешь упасть и не подняться?       Сид тихо вздохнул и повернулся к нему. Его темные блестящие глаза впились в Арнольда. Да, «впились» было самым подходящим словом.       — Да уж, лучше вампиры, блядь.       А потом он сделал кое-что необычное. Протянул руку и накрыл ладонью, лежащие на фляге пальцы Арнольда.       — Слушай, Шотмэн, это же полный бред. Нет, не хмурься, подожди! Бред не то, что ты боишься и даже не то, чего ты боишься.       Судя по всему, подбирать слова Сиду удавалось с трудом, что уже само по себе было странно.       — Короче, я хочу сказать, что вряд ли еще найдется кто-то, кто сделал бы больше полезного, чем ты.       — Это в прошлом, — фыркнул Арнольд.       — Тогда почему ты возишься со мной?       — Меня заставили.       — Ой, да брось, никто тебя не контролирует.       — Как и тебя.       — Заткнись, будь добр, и дай мне сказать тебе что-то приятное.       Арнольд молча уставился на него.       — Так вот, — Сид прочистил горло. Или он перебрал, или на лице Гифальди обозначилось что-то похожее на румянец. — Ты хороший, Шотмэн, чересчур даже на мой вкус, и потому, не думаю, что что-то из того, что ты делаешь бессмысленно. Глупо, может быть, но не бессмысленно. Черт, надеюсь, ты мне это не припомнишь.       Последнее было сказано почти страдальчески. Сид отнял свою ладонь, чтобы сцепить руки в замок, и это до крайности несуразно ощущалось, как потеря. Сердце Арнольда опять предательски забухало, как тогда на крыше, и жар пополз к лицу. Несмотря на это ему удалось нацепить на себя благодарнейшую из улыбок в своем арсенале.       — Хей, все, что происходит в этом подвале, остается в этом подвале.       Он толкнул Сида в плечо, и тот отправил ему в ответ сомнительнейший из взглядов в своем арсенале, а их плечи так и остались притиснутыми друг к другу.       — Ты тоже ничего.       — Ой, да ладно тебе!       — Нет, правда.       — Завязывай, Шотмэн. Смущать и злить тебя — мое хобби, а не наоборот.       — А я тебя смущаю? — вскинул одну бровь Арнольд.       Это должно было быть забавным, но с каждой минутой он нервничал все больше. А еще по непонятной причине его вновь охватило предвкушение. Сид на мгновение зажмурился и аккуратно забрал у него флягу.       — Я выбираю выпивку, — и приложился к ней. Как-то уж слишком отчаянно.       — Это не игра, — сказал Арнольд, отчего-то чувствуя себя уязвленным.       Взгляд Сида сосредоточился на нем, он сидел так близко, что приходилось фокусироваться, чуть сводя брови к переносице. Немного джина потекло мимо рта, и он облизнул губы. Будь на месте Сида кто-то другой, Арнольд счел бы этот жест нервным.       — Да, это давно уже не игра, Шотмэн, — наконец ответил он. — Но ход все равно за мной.       На его лице мелькнула улыбка, быстро потухла, оставив по себе лишь слегка приподнятые уголки рта.       — Мой вопрос, — Сид выдержал небольшую паузу, — тебе понравится?       Арнольда сбила с толку едва прикрытая неуверенность в его голосе. Куда больше, чем кажущаяся бессмысленность вопроса. Позже он говорил себе, что уже и так догадывался, к чему все идет. Но в тот момент он открыл рот для уточнения, которому так и не было суждено сорваться с языка. Потому что чужой рот накрыл его губы. Удивительно осторожно и робко, вопросительно. Арнольда будто окатили ледяной водой. Он широко раскрыл глаза и не сдержал вздоха. Сид, воспользовавшись этим, сделал поцелуй глубже, но по-прежнему аккуратно. Щекотно провел языком по небу, прибавляя к своему вопросу еще парочку вопросительных знаков.       Рука легла на плечо Арнольда, и от этого по телу побежали мурашки. Тело знало ответ на вопрос и готово было его дать, однако разум бился в конвульсиях, пока его не парализовало. Единственная внятная мысль, которая могла оформиться словами, звучала как «Боже, Сид Гифальди целует меня. СидГифальдицелуетменя, целуетменяцелуетменяцелуетменя». Будто пленку зажевало. И так до тех пор, пока в мозгу не произошло замыкание. Ладони Арнольда покрылись потом, а когда рука Сида поползла вверх и очутилась на его затылке, в животе возник знакомый щекотный трепет. Он и подумать не мог, что испытает что-то подобное. Так скоро. Точно не в свой День рождения в пыльном подвале с Сидом Гифальди. Точно не с Сидом Гифальди. И тут его полуобморочный мозг снова замкнуло. Лгать себе было глупо. Он не рассматривал подвал и свой восемнадцатый День рождения. Но Сида Гифальди он рассматривал. Такая откровенность, пусть и с самим собой вогнала Арнольда в краску. В остальном же он оставался парализованным и ошеломленным.       Сид отстранился. Арнольд не нашел в себе смелости взглянуть на его лицо. Его глаза сосредоточились на стене напротив, и разуму показалось, что пересчитать трещины в штукатурке — очень хорошая идея. Возможно потому что горячая ладонь Сида все еще прижималась к его затылку, и щекотливое щекотное чувство в животе не желало покидать его. Арнольд выдохнул, но буря противоречивых эмоций внутри него лишь набирала обороты.       — Шотмэн? — глухо позвал его Сид. Арнольд моргнул раз-другой, но взгляда от стены не отвел. — Ты в порядке?       Едва ли он был в порядке. В иной ситуации он бы решил, что находится в одном шаге от панической атаки, но вряд ли бы при других обстоятельствах он так сильно хотел сделать этот шаг. Однако после двойного замыкания мозг Арнольда отказывался позволять ему шагать куда-либо, и он просто сидел и пялился в стену, надеясь, что его сердце не проломит грудную клетку и не выпрыгнет оттуда.       Рука Сида едва заметно дрогнула и медленно сползла с его затылка. Место прикосновения покалывало, словно возмущалось, что физический контакт прервался.       — Ладно, я понял, — наверняка голос Сида должен был звучать холодно, но тону не удалось хорошо замаскировать разочарование.       Чуть пошатываясь, он поднялся и сунул фляжку в руки Арнольда.       — Выпивка так выпивка.       Арнольд несколько секунд смотрел на нее и наконец смог поднять глаза на Сида. Тот уже шагал к лестнице.       — Стой, нет! — вырвалось у Арнольда, но слишком тихо. Тяжелые и торопливые шаги заглушили слова. Дверь закрылась с едва различимым хлопком, но он все равно зажмурился.       Арнольд потряс флягу. На дне еще болтались остатки джина, но он не стал пить и позволил сосуду со звоном рухнуть на бетонный пол.       — Проклятие, — прошептал он, запуская пальцы в волосы, впиваясь ногтями в кожу, — проклятие, проклятие.       Поднявшись на крышу, Арнольд обнаружил, что половина гостей уже разошлась. Он отыскал Фиби, сидящую около старой голубятни и рояля и без особого интереса издалека наблюдающую за бейсболистами, пытавшимися играть в пивбол. Арнольд молча опустился рядом с ней. Они вместе смотрели на Джеральда, примеряющегося перед броском мячика из-за спины. Музыку приглушили, но Арнольд все равно мог распознать каждое слово песни Донны Саммер, поющей о том, как она влюблена.       — Что-то случилось? — осторожно спросила Фиби, тронув его плечо.       Арнольд задумчиво повертел в руках старую пластинку Cream, которую получил в подарок.       — Я и сам не знаю, — наконец ответил он, уставившись в пол.       Арнольд чувствовал себя грустным, виноватым и слишком трезвым. Он прислушивался к словам древнего хита певицы, прикрыв глаза и мечтая, чтобы этот день наконец-то кончился.       На следующий день все дурное вернулось с лихвой. Арнольд проснулся с похмельем (слишком слабым как для всего выпитого им), гулко бьющимся сердцем и, что самое паршивое, знакомой тяжестью в груди. Такой знакомой, как если бы он вернулся в родной негостеприимный дом, который давно и с радостью покинул. Ощущение пришло раньше, чем воспоминания о том, что произошло, о том, что он сделал, но когда они накрыли его с головой… Арнольд глухо застонал и накинул одеяло на голову, жалея, что вообще проснулся.       Сид Гифальди поцеловал его. Просто взял и поцеловал, а он просто повел себя как осел. Застыл в ступоре, когда следовало… Дьявол, с чего тому вообще пришло в голову его поцеловать?! Неужто хотел посмеяться над Арнольдом? Ведь Сид сам признал, что ему нравится смущать его. Раньше он не заходил дальше слов, но тут, как видно, решил выйти на новый уровень. Как видно, ему наскучила двусмысленность, к которой Арнольд стал привыкать и против которой выработал иммунитет. Почти выработал. Потому решил пустить в ход что-то иное, что-то помощнее, ошеломительнее, что-то, что точно свалит его с ног прямолинейностью, позволит забраться под кожу.       Нет, все было не так. Его память твердила совсем иное. Может, Арнольд и был страшно сбит с толку, но помнил самое важное. Он помнил, как Сид Гифальди, в совершенно не свойственной ему манере, наговорил ему добрых слов. Помнил, как задал свой вопрос с робостью, которую не удалось укрыть за развязными манерами. Робость, которую он уже не пытался скрыть, когда перешел к действиям. И это меняло все. Неуклюжий флирт, едкие замечания, подтрунивания и даже редкие прикосновения теперь представали в ином свете.       Задыхаясь под одеялом, Арнольд залился краской. Сид Гифальди поцеловал его, потому что хотел этого. А он идиот вдвойне, раз не понял этого раньше. Идиот, идиот, идиот.       В следующие томительно-мучительные дни Арнольд повторял эти слова себе неоднократно. Сначала, в первые несколько вечеров, когда он глупо надеялся, что Сид все-таки придет ради учебы, Арнольд пытался заниматься сам. Выходило у него очень плохо. Дочитывая предложение, он уже не помнил, с чего оно начиналось, а порой и буквы расплывались, словно от убийственной усталости. Когда Арнольд отводил взгляд от книг или монитора, он в ту же секунду падал на приоткрытую фрамугу. Однако через нее так никто и не вошел.       С письменными заданиями все было еще хуже, и в итоге Арнольд сдавался, выключал компьютер и заваливался на кровать, перед тем поставив проигрываться какую-нибудь из пластин Чета Бейкера или Джерри Маллигана, и смотрел на клубящиеся в вышине облака совсем как несколько месяцев назад, когда что-то особенное для него рассыпалось в прах.       Изменения в его поведении стали столь очевидными, что на них обратил внимание даже его дедушка.       — Что с тобой, коротышка? — спросил Фил однажды за завтраком, очевидно, надеясь, что детское прозвище заставит внука хоть слабо, но улыбнуться.       Но Арнольд лишь прикрыл глаза и отхлебнул кофе из большой глиняной кружки. Он понятия не имел, как сможет объяснить это, даже человеку, которому доверял почти полностью. Фил покачал головой.       — Неужели любовная тоска? Я думал, она тебя оставила, мой дорогой. Твоя однобровая подружка уехала уже довольно давно.       — Хельга, — машинально поправил Арнольд. — Она здесь ни при чем.       — Хм, — дедушка задумчиво потер подбородок. — Что ж, расскажешь, когда будешь готов.       К счастью, больше эта тема не поднималась. Как и всегда, когда ему хотелось, Арнольда оставили в покое. Жаль, только от себя самого так просто было не сбежать.       В школе дела обстояли не лучше. Они с Сидом пересекались на общих предметах, но в перерывах тот исчезал быстрее, чем Арнольд успевал моргнуть. Какое-то время он еще пытался убедить себя, что это к лучшему, что он ведь с самого начала хотел избавиться от назойливого общества, но все эти попытки разбивались в дребезги, стоило ему хоть мельком увидеть Сида. Который теперь усердно делал вид, что его не существует. От этого Арнольда брала досада едва ли не большая, чем стыд за свои недальновидность и склонность впадать в ступор в самый неподходящий момент.       Он злился и на себя, и на Сида, но больше всего на собственные чувства. Яркие и противоречивые, слишком сильные и неизведанные, правильные и неправильные одновременно. Кто вложил их в его голову? Его сердце? Когда именно это произошло? Арнольд не знал ответов, но точно мог сказать одно: перемешавшись в его мозгу или в сердце, как ингредиенты странного варева, они действительно превратились в любовную тоску. И он почти ненавидел себя за это.       Но, как выяснилось, чувства — это еще полбеды. Настоящим злом были ощущения. Если первые еще можно было взять под контроль, то вторые… определенно жили своей собственной жизнью отдельно от стыда и здравого смысла. Особенно от здравого смысла.       Арнольду так ни разу и не удалось поймать момент, когда его тоскливые и беспокойные размышления перетекали в… что ж, самым пристойным словом было «чувственные». Он мог начать со вздохов и самопорицания и закончить фантазиями о том, как все могло быть, будь он чуть прозорливей. Мозг Арнольда будто издевался над ним, словно это не он замкнулся при самых неподходящих обстоятельствах, и теперь решил наверстать упущенное или, если уж на то пошло, перестать скрывать подавляемое.       Фаворитом его сволочного мозга была сцена на крыше. Он переиграл ее десятки раз, и с каждым новым Арнольд краснел все больше. В его воображении неловкое объятие, в которое вылилась попытка Сида удержать его на ногах, было не таким уж неловким. Напротив, его рука легла на спину Арнольда уверенно, а потом сместилась к шее и властно обхватила ее, притягивая его ближе. В воображаемом поцелуе не было места нерешительности. Он был настойчивым и даже немного грубым, но Арнольд не был против. Он отвечал тем же, если еще не более пылко, ведь тело знало, чего ему хочется. Тело реагировало правильно, и ему нравилось острое прикосновение зубов, жесткость волос под руками, хотя об этом их признаке Арнольд мог судить только по виду, нравился тот жар, что разгорался на его щеках, полз по шее вниз и еще ниже, где находил пристанище, сосредотачивался, суля волнение и блаженство. Обычно в этом месте Арнольду приходилось себя одергивать, потому что он начинал полыхать взаправду, и даже свободные домашние или пижамные брюки становились слишком тесными.       Стараясь изо всех сил игнорировать эти до неприличия приятные неудобства, Арнольд, по крайней мере, пришел к двум выводам. Во-первых, отрицать свое влечение было попросту бесполезно, и, во-вторых, он должен был что-то предпринять, чтобы Сид Гифальди перестал от него бегать, как черт от ладана. Арнольду хотелось, чтобы все вернулось на круги своя. Его чувства (и ощущения) не должны были тут ничего решать. Ему думалось, что он сможет справиться с ними или, по крайней мере, задвинуть их подальше. Арнольду было бы достаточно и их приятельства, даже не дружбы, с шуточками и подколками и, быть может, даже прежним неловким флиртом. Ему действительно этого не хватало. А фантазии… пусть остаются фантазиями. Подумаешь неприятность. Арнольд сосредоточился на этой насущной проблеме, игнорируя ту часть себя, которая насмешливо дивилась его наивности.       Воплотить в жизнь первую часть его затеи оказалось довольно легко. Сид больше не появлялся в кафетерии, и Арнольд решил, что с большей вероятностью застанет его в курилке. Пропустив обед, он отправился на школьный двор и обнаружил Сида именно там, где и рассчитывал его найти — на узкой площадке, отгороженной от школьной территории хлипким забором-рабицей.        Делая вид, что читает учебник, Арнольд выждал почти до самого конца перерыва, но застал момент, когда Сид остался в курилке один. Он дымил какой-то там по счету сигаретой, сунув одну руку в карман кожанки и разглядывая то ли дорожную разметку, то ли витрину новой бакалейной лавки на той стороне улицы. Взгляд он не поднял, даже когда Арнольд оказался в нескольких шагах от него.       — Привет, — Арнольд попытался звучать дружелюбно, но его голос тут же дрогнул.       Сид поднял на него глаза. Он не выглядел удивленным, скорее раздосадованным, но все же сухо кивнул в ответ. Заготовленная короткая речь тут же вылетела из головы Арнольда.       — Почему ты больше не приходишь заниматься?       Сид вскинул брови и затянулся так глубоко, что сигарета затрещала. Его глаза сузились.       — Дел по горло, — ровным тоном ответил он. — И я решил, что ты будешь рад от меня избавиться.       Арнольд и так понимал, что он так думает, однако это все равно неприятно укололо его. Он ощутил, как его пальцы начинают слегка подрагивать, потому сжал кулаки, что всегда было присущим ему нервным жестом.        — Тогда ты, должно быть, неверно меня понял, — сказал Арнольд, но как-то чересчур торопливо.       Сид глядел на него пристально, словно тщательно анализируя. Редкий дымок окутывал его лицо, как прозрачная вуаль.       — Мне показалось, что я понял тебя очень хорошо, Шотмэн, — ответил он, когда у Арнольда уже начало перехватывать дыхание от затянутости паузы. Сид снова затянулся, и облачко дыма стало чуть гуще. Разумеется, речь шла вовсе не о занятиях. Разумеется…       — Нет, я не уверен…       — Ты не уверен? Какая жалость. Это довольно неприятно — быть неуверенным.       Арнольд сжал кулаки почти до боли. Если бы антипатия со стороны Сида была чем-то вроде силового поля, она бы, несомненно, сшибла его с ног, попробуй он сделать хоть один шаг навстречу. И это должно было злить, но он чувствовал только ужасную досаду. Арнольд предпочел бы, чтобы на его лбу появилась надпись «Я влюблен», все лучше, чем терпеть эту враждебность. Пусть даже эти буквы сияли бы красным неоном как вывеска «Laudanum». Возможно, тогда бы недомолвок между ними поубавилось.       Арнольд вздохнул, прикидывая, что еще он мог бы сказать, чтобы хоть немного разрядить ситуацию, но тут внезапно налетевший осенний ветерок сдул с Сида думную вуаль, а заодно и прядки черных волос, что, попав за воротник куртки, прятали левую часть его шеи. Стоило Арнольду разглядеть то, что ему открылось, как все остальные мысли вмиг испарились из его головы. Когда Сид понял, на что именно он смотрит, то к враждебности примешалась изрядная доля смущения.       — Что это такое? — хмурясь, спросил Арнольд.       Синяк выглядел свежим, он еще не начал бледнеть. Позабыв обо всем, он ступил ближе, но вовремя одумался и оставил руки при себе. Сид, однако, все равно сделал шаг назад.       — Кажется, это зовется гематомой, — произнес он язвительно.       — Откуда она у тебя? — потребовал Арнольд, про себя поражаясь своему куражу. — Кто…       — Это не твое дело! — отрезал Сид, отходя еще на шаг, который Арнольд без раздумий компенсировал шагом вперед. Его руки зудели от жажды прикосновения, в которой он даже не отдавал себе отчета.       — Нет, мое!       Замешательство, отразившееся на лице Сида, передалось и Арнольду, быстро охладив его пыл. Он шагнул назад, выходя из зоны чужого личного пространства. К дрожи прибавилась потливость ладоней.       — Если тебе грозит опасность, то можно обратиться в полицию.       Неожиданно Сид рассмеялся. Смех вышел коротким и сухим, и когда он умолк, в чертах его лица вновь наметилась жесткость. Он поднес сигарету к губам в последний раз.       — Слишком короткий список добрых дел на этой неделе, а?       Арнольд молча глядел на него, не зная, что сказать. Сид швырнул окурок под ноги и раздавил его, медленно выпуская струйку дыма изо рта.       — Мне не нужна твоя помощь. И засунь свою жалость себе в задницу, Шотмэн.       Он прошагал мимо Арнольда. Очень близко, но проследил за тем, чтобы даже случайно не коснуться его. И это уязвило Арнольда едва ли не больше всего.       То, что наступило потом, Арнольд охарактеризовал бы, как полную безнадегу. Уже ничто не было способно отвлечь его. Ни книги, ни музыка, ни учеба. Те немногие окружающие, которым было дело до него, перестали справляться о его настроении и теперь интересовались здоровьем. Арнольд отмахивался от вопросов, но чувствовал он себя действительно больным, правда, понятия не имел, как называлась его болезнь. Это была уже не любовная тоска. Его будто поразил смертельный недуг, и он был в терминальной стадии. Да, любовная тоска была еще ерундой, то, что настигло его теперь, не давало ему вздохнуть.       Арнольд едва мог есть и спать, и во всем теперь винил только себя. Да что с ним не так? Почему все всегда должно было кончаться таким образом? В последний раз Арнольд винил во всем Хельгу, но теперь ему начинало казаться, что дело действительно было в нем самом. Это он ломал все, так что же после этого сетовать, что по осколкам разбитого сердца проходятся ни раз и не два?       Похоже, он это заслужил — наказания за идиотизм и слабоволие всегда настигает быстро. И расплата особенно жестока, когда из-за этого страдают люди. Люди в беде, а в том, что Сид оказался в беде, Арнольд уже точно сомневаться не мог. Это делало все хуже, и все еще более усугублялось тем, что его порывы помочь принимались за лицемерие. Это наполняло Арнольда бессилием, и теперь он почти скучал по такой простой и знакомой вещи, как ленивая грусть.       Арнольд лежал в шезлонге на крыше и одну за одной скуривал последние сигареты из своего неприкосновенного запаса, когда на его телефон стали приходить сообщения. Вначале он их игнорировал, но после пятого вибросигнала вздохнул и подцепил пальцами лежащий на полу мобильник. Как Арнольд и думал, сообщения были от Джеральда — тот бросил ему звонить, когда понял, что это бесполезно, зато теперь закидывал его бесконечными SMS, иногда, весьма недружелюбного содержания. Все пять сообщений касались одного и того же — каждое из них было напоминанием, хотя Арнольду, чтобы вспомнить, хватило бы и двух последних:       «Пятница»       «БИТЫ, чувак!»       Арнольд закатил глаза. Разумеется, у Джеральда и своих бит была целая коллекция, но ему нужны были его биты. Увлечение спортом сделало его друга еще более суеверным. В пятницу у них был матч со школой Кеннеди, и это была вполне обычная игра, но молодчики из новичков бахвально раструбили о том, что непременно надерут зад соперникам, причем с разгромным счетом. Разговоров об этом было столько, что даже Арнольд в своем добровольном отчуждении знал все подробности. Теперь команда просто не могла продуть — выиграть было делом чести, а когда на кону стоит репутация, здравый смысл сразу уходит на второй план.       Сегодня была только среда, но Арнольд решил, что после пары часов почти неподвижного лежания будет неплохо размяться. Если Джеральду так нужны его «счастливые» биты, то пусть забирает их к чертовой матери. Ему они уж точно ни к чему. Потому без лишних раздумий, Арнольд спустился в свою спальню, сунул биты в сумку для спортивного снаряжения и, повесив ее на плечо, отправился в гараж.       Их квартал был довольно тихим местечком — одни жилые дома да лавчонки с кафешками, потому после десяти вечера всегда складывалось впечатление, что все уже спят. Арнольд катил Паккард медленно — до дома Джеральда было не больше десяти минут езды в нормальном темпе, а ему хотелось растянуть поездку. Именно поэтому он с легкостью распознал знакомый силуэт даже в полумраке. Видеть Сида Гифальди бегущим было непривычно, обычно он передвигался с неспешной вальяжностью, но душа Арнольда ушла в пятки не из-за этого. Причиной тому были еще трое бегущих — совершенно точно бегущих за Сидом.       Арнольд машинально прибавил скорости и, к тому времени, когда Сида догнали и схватили, оказался довольно далеко впереди. Он резко тормознул, и от столкновения с рулем и оглашения округи визгом клаксона его спас только тугой ремень безопасности. Арнольд тут же обернулся, к счастью, как раз вовремя, чтобы увидеть, в каком именно переулке скрылись четверо — жертва и тройка экзекуторов. В том, кем являлись эти трое, он не сомневался. Возможно или даже вполне вероятно, они были теми, кто оставил Сиду синяки на запястье и шее. Кто знает, сколько еще таких прячется под его одеждой и сколько еще появится, ведь никого не затаскивают втроем в темную подворотню в темное время суток, чтобы просто поболтать.       Взгляд Арнольда упал на заднее сидение Паккарда, на лежащие там тускло поблескивающие биты, выпавшие из сумки, когда он затормозил. Он протянул руку и ухватился за ту, что считалась самой счастливой — с автографом Микки Кейлайна. Еще до того, как сдать назад, Арнольд понял, что до дома Джоханссенов он сегодня точно не доедет.       Зрелище, открывшееся перед Арнольдом, было почти кинематографичным. Возможно, потому, что те, кто поставил эту сцену, именно к тому и стремились. В переулке горела тусклая лампа над черным ходом какого-то давно закрывшегося магазинчика, и Арнольд мог разглядеть все, хоть и без деталей. Один из парней, сравнительно невысокий, держал Сида сзади, второй, чуть повыше, наносил ему удары, а третий, настоящий громила, расслабленно стоял в сторонке и наблюдал за этим. Все они едва ли были намного старше их самих.        Арнольд подобрался тихо, однако они и так были слишком увлечены, чтобы заметить незваного гостя. Били Сида неспешно и с явным удовольствием. Удары в основном приходились в туловище, но один раз ему съездили по лицу, да так, что его голова запрокинулась назад. Арнольда замутило, когда он расслышал полузадушенный стон боли. Экзекутор № 2 отступил назад, любуясь результатом своих действий. Голова Сида упала на грудь, и он прорычал какое-то неразборчивое ругательство. Рука Арнольда крепче сжалась на спрятанной за спиной бите. Парень покачал головой и, совершенно по-киношному тряхнув кулаком, замахнулся для нового удара, и тогда Арнольд начал действовать.       — Хей, — он выступил из тени, и все как один обернулись к нему.       Арнольд обвел всех взглядом, но на Сида Гифальди глянул лишь мельком. Его глаза остановились на здоровяке или экзекуторе № 3, и именно он заговорил с ним.       — Чего нужно, парень? Иди, куда шел.       Его голос звучал скорее удивленно, чем зло. Наверное, нечасто кто-то решался вмешаться в их развлечения. Сердце Арнольда стучало уже в горле, но он старался ничем не выдавать распиравшего его волнения. Максимально беспечно он произнес:       — Трое на одного — не очень-то честно.       Здоровяк нахмурился.       — А тебе что за дело? Проваливай, кому говорят.       Арнольд лишь упрямо покачал головой. Ему нужно было, чтобы громила двинулся к нему первым, тогда у него будет преимущество. Арнольд давно не дрался, но опыт и интуиция подсказывали, что терпение у таких типов тонкое, достаточно было только его спровоцировать.       — Попробуй-ка меня заставить, — сказал Арнольд, чудом выдавливая из себя дерзкую усмешку и подходящую интонацию, чтобы раздразнить его.       Парень пошел в лобовую атаку, и когда между ними осталось не больше пары футов, Арнольд многократно отработанным движением вывернул руку с битой, сжал на ней правую ладонь и замахнулся. Удар пришелся в плечо, и он вложил в него всю свою силу. Когда здоровяка отшвырнуло вправо, Арнольд размахнулся и направил биту в его живот. Парень не смог сдержать крика, сгибаясь пополам и тараща на него глаза. Арнольд воспользовался моментом и двинул ему локтем в челюсть. Даже ему стало больно, но стремительно разливающийся по венам адреналин быстро это смазал.       Замахиваясь снова, Арнольд видел, что Сида отшвырнули к стене, и он сполз по ней и шлепнулся на землю, но ему было не до того — экзекутор № 2 несся прямо на него. Он отступил в сторону в последний момент и, ловко присев, подсек его ноги битой, а потом нанес весьма точный удар по коленной чашечке. Раздался новый вопль боли. Арнольд для верности вмазал ему ногой по ребрам и переключился на третьего. Тот не казался таким самоуверенным, как двое других, но зато у него был нож, который он без раздумий попробовал пустить в ход. Арнольд сдержал полубезумный смешок. Какая же глупость! Он треснул его по предплечью с такой силой, с какой отбивал свои лучшие подачи. Нож вылетел из раскрывшейся руки и, блеснув, улетел куда-то к мусорным бакам. Должно быть, он сломала парню руку, но какое это имело значение, если до того она сжимала направленное на него лезвие. Когда тот, забывшись от боли, развернулся к нему спиной, Арнольд на всякий случай врезал и по ней. Еще один крик и еще один глухой удар, а затем столкновение тела со стеной.       Арнольд выдохнул и огляделся. По позвоночнику и вискам струился пот, но его трясло от возбуждения, и он не мог устоять на месте. Он знал, что должен был сделать дальше. Сид Гифальди таращил на него глаза, продолжая сидеть на земле, и он ощутил новую вспышку гнева. Свободной рукой Арнольд схватил его за плечо, без труда поднял и даже протащил за собой несколько ярдов, пока не сообразил, что ему оказывают сопротивление.       — Что ты, блядь, творишь? — в голосе Сида было столько же удивления, как и раздражения, такого же неуместного.       — Спасаю твою задницу, так что, будь добр, не мешай, — прорычал Арнольд и толкнул его в спину, — шагай давай.       Сид замешкался ненадолго, но пошел вперед, однако он все равно продолжил удерживать его за локоть, точно тот мог в любой миг сбежать. Арнольд оставил зажигание Паккарда включенным, и он встретил их тихим рокотом мотора. Он распахнул дверцу со стороны пассажира.       — Живо в машину, — скомандовал Арнольд, и тот не посмел ослушаться.       Он не думал, что кто-то может за ними увязать так быстро, но все равно выжал сразу шестьдесят миль и несколько раз проехал на красный. На третьем светофоре Арнольд вдруг понял, что бита лежит у него на коленях, и швырнул ее на заднее сидение. Как же ему хотелось курить, но его так тошнило от стресса, что одна-единственная затяжка сейчас обошлась бы в несколько чудесных минут прочищения желудка.       Понимая, что жадно хватает ртом воздух, Арнольд сбросил скорость. Тогда-то он и заметил, что Сид смотрит на него.       — Ты сломал ему руку, — сказал он бесцветным голосом.       — Я в курсе, — хруст ломающейся кости все еще стоял у него в ушах. — Предлагаешь вернуться и извиниться?       — Нет. Это был плохой парень.       — Это я тоже заметил.       — Часто ломаешь кому-то руки, а? — спросил Сид, вздернув бровь. Твою мать, какого хрена?!       — Заткнись, — бросил Арнольд, стараясь сосредоточиться на дороге.       Как ни странно, Сид послушался. Взглянуть на него снова Арнольд рискнул только через минут пять молчания, и в этот раз он рассмотрел его лицо как следует. Сид легко отделался, хотя, возможно, плохое освещение создавало ложное впечатление. Его новыми приобретениями были шишка на лбу, небольшая ссадина над бровью и продолжавшая кровоточить, разбитая нижняя губа. Внутри Арнольда опять зашевелилась злость, то ли на Сида, то ли на тех, кто его так разукрасил, однако он не позволил ей взять верх. Вместо этого он открыл бардачок и бросил на колени Сида пачку салфеток. Тот достал одну и прижал ее к уголку рта. Белая бумага тут же пропиталась красным. Остаток салфеток он сунул себе в карман.       — Куда мы едем? — спросил Сид.       — Ко мне, — ответил Арнольд после небольшой паузы.       — Может, лучше ко мне?       — Нет.       — Почему это?       — Заткнись, Гифальди, — сказал Арнольд убийственно-спокойным тоном. Сид истолковал его правильно и больше рта не раскрывал. — Надо было дождаться, когда тебя вырубят.       Когда они оказались в пансионе, Арнольд тихо пробрался в ванную, чтобы взять аптечку. К счастью, она была хорошо укомплектована, и все необходимое было под рукой. Перед тем, как погасить свет, Арнольд бросил взгляд на свое отражение. Вид у него был безумный: волосы взъерошены, щеки пылают, контрастируя с бледными губами, а глаза потемнели почти до черноты. Встреть он парня из зеркала в темном переулке с битой наперевес, не раздумывая, дал бы деру. А вот Сида Гифальди его вид, похоже, забавлял. По крайней мере, Арнольду было удобно в это верить. Ему хотелось продолжать злиться, и он подначивал себя, чтобы на место гнева не пришла неловкость.       Арнольд был готов по возвращении найти комнату пустой, но его поздний гость был там, где он его оставил — на кровати. Поза Сида была расслабленной, а взгляд бродил по обстановке спальни, точно он оказался тут впервые. Арнольд был благодарен за то, что тот не смотрел на него, когда он сел рядом и принялся рыться в аптечке. Найдя то, что требовалось, он отвинтил крышку флакончика Вокадина, смочил им ватный тампон и приложил его к ссадине на лбу Сида. Тот зашипел.       — Больно, аккуратнее!       — Заткнись и потерпи немного. Уверен, сегодня тебе бывало и побольнее, — сказал Арнольд, удерживая его рукой за плечо.       — Тебе-то откуда знать? — осклабился Сид. — Ты-то, наверное, по морде не получал, не так ли, святоша?       — Я думал «святоши» — пройденный этап, ну да ладно. При таких обстоятельствах меня точно никто не бил. Кстати, что за обстоятельства?       Сид нахмурил лоб, и капля антисептика потекла по его виску.       — Я задолжал.       Арнольд выдохнул сквозь зубы.       — В этот раз речь идет не о продаже конфет, правда?       Сид приподнял уголок рта.       — А ты можешь быть догадливым, Шотмэн. Когда хочешь.       Арнольд никак это не прокомментировал. Он отвел глаза и взял новый ватный тампон, чтобы обработать губу. В этой до крайности дискомфортной ситуации радовало одно — какое-то время Сиду придется держать рот на замке. Однако вряд ли это смогло бы хоть немного разрядить обстановку.       — Что ты собираешься делать дальше? — спросил Арнольд, когда дело было сделано.       — Понятия не имею, — просто ответил Сид, пожимая плечами.       — Что значит, понятия не имеешь? Будешь все время от них бегать?       — Я не очень-то хорошо бегаю, ты разве не заметил? И какое тебе дело, Шотмэн? Скучно живется?       — Я не намерен оставлять кого-то в беде, — ответил Арнольд громче, чем планировал. — Тем более тебя!       На мгновение на лице Сида мелькнуло что-то вроде искреннего удивления, но этот проблеск исчез так же быстро, как и появился.       — Я уже сказал, куда тебе следует засунуть свою жалость.       — Жалость тут не при чем!       Арнольд ощутил, что его снова стала быть дрожь. Сид вскинул брови и как будто попытался ухмыльнуться, но у него ничего не вышло.       — А что при чем? Милосердие?       — Слушай, просто…       — Добродетельность? — он принялся загибать пальцы, и Арнольд понял, что вот-вот взорвется.       — Заткнись…       — Отзывчивость? Тоже мимо? Тогда старая добрая…       Договорить Сид не успел, потому что руки Арнольда ухватились за ворот его кожанки и встряхнули его.       — Гифальди, — прорычал он, — несносный ты ублюдок, хоть раз в жизни заткнись вовремя.       Арнольд не был до конца уверен, что контролировал себя в дальнейшем. Его руки будто сами подтянули Сида ближе, а губы нашли чужие губы. Они чуть не столкнулись носами и лбами, и краем глаза Арнольд видел, как расширились глаза Сида. Но тот его не оттолкнул. Да и едва ли у него бы это вышло. Хватка Арнольда была такой сильной, что руки заболели от напряжения. Сердце пустилось рысцой, а мозг снова был близок к короткому замыканию и зациклил единственную мысль в непрерывный поток.       «Боже, я целую Сида Гифальди. Целую Сида Гифальди. Целуюсидагифальди»       А потом Сид Гифальди ответил ему, и в голове остался один только белый шум с редкими всполохами осознаний. Вот Сид смыкает руки вокруг его запястий. Вот прижимается к нему так близко, как только возможно. Вот шипит ему прямо в рот, когда Арнольд, забывшись, прикусывает его разбитую губу. Вот он прикусывает его губу в отместку. Арнольду казалось, еще немного, и он отключится.       — Если ты планируешь… И дальше меня так затыкать… То я не против, — сказал Сид между вдохами и выдохами, когда они оторвались друг от друга.       — Я же говорил, что жалость тут ни при чем, — хохотнув, заметил Арнольд.       — Не отвлекайся.       На сей раз Сид дернул его на себя, да так, что они чуть не свалились с кровати. Его руки обвились вокруг шеи Арнольда, и несколько секунд он не знал, куда пристроить руки.       — Надеюсь, ребра целы? — проговорил он в чужую щетинистую щеку.       — Целехоньки, — выдохнул Сид ему в ухо, и от этого по позвоночнику пробежал разряд электричества.       Они поцеловались снова, и этот поцелуй не был похож на первые два — пробный и порывистый. Этот вышел диковатым, но умелым, и оказался даже лучше, чем те, что фигурировали в фантазиях Арнольда, однако он старался держать себя в руках, не делать Сиду больнее и не усугублять его рану, хотя его самого травмированная губа, похоже, не слишком волновала. Свой жар Арнольд выпускал, то стискивая его бока, то путаясь в его волосах, и пытаясь, не отрываясь от дела, стянуть куртку с плеч.       — Для хорошего мальчика ты довольно шустрый, — прокомментировал Сид, спускаясь к его шее.       — Может, это ты медленный как для несносного ублюдка, — рассмеялся Арнольд, за что получил ощутимый укус в область сонной артерии.       — Сейчас я тебе покажу, что такое скорость, так что лучше пристегни ремни, Шотмэн.       Сид сам избавился от сковывающей движения куртки, швырнул ее на пол, а потом одним ловким движением прижал его к кровати. Матрац недовольно скрипнул под весом двух тел, а затем еще раз, когда он перебросил колено через бедра Арнольда. Так ему открывался прекрасный вид. Несмотря на подпорченную физиономию, выглядел Сид чудесно. Его тонкие губы раскраснелись, волосы пребывали в восхитительном беспорядке, а глаза сверкали от возбуждения. Возможно, тому виной был адреналин от их небольшого и неприятного приключения с участием легендарной бейсбольной биты и трех экзекуторов, но Арнольду хотелось верить, что это от того, что он глядел на него. И эта вера укрепилась, стоило ему скользнуть глазами ниже простой черной футболки к джинсам и говорящей самой за себя выпуклости в области паха. Это было довольно весомым аргументом в его пользу.       Поймав взгляд Арнольда, Сид широко усмехнулся, склонился к нему и без труда расстегнул пару верхних пуговиц его рубашки. Его губы очутились в сгибе между плечом и шеей. Арнольд глухо застонал — это местечко у него всегда было очень чувствительным, о чем Сид, конечно, знать не мог. До этого момента. Он почувствовал его улыбку кожей, а затем ощутил на ней зубы и язык. Те невероятные штучки, который проделывал Сид, заставили Арнольда ерзать, рвано дышать и беспорядочно цепляться за чужую одежду. Вес тела, давящего на его таз, сводил с ума, и каждое скользящее движение пробирало его от кончиков волос до кончиков пальцев ног.       Когда эрекция стала почти невыносимо болезненной, Сид, будто уловив его немой сигнал, остановился. Приподнявшись на локтях, он заглянул Арнольду в лицо и, судя по всему, остался доволен тем, что на нем было написано. Он склонился ближе так, что дыхание коснулось щеки, и осторожно перенес вес на левую согнутую руку и колени. Правая рука неспешно скользнула к его джинсам и легко расправилась с пуговицей и молнией. Арнольд вздохнул и зажмурился, когда горячая мозолистая ладонь обхватила его член. Он нетерпеливо дернулся, но колени Сида крепко сжимали его бедра, не позволяя сместиться.       Он одарил Арнольда еще одной дразнящей улыбкой, обводя головку большим пальцем, и начал двигать рукой. То быстро, почти вознося до самого пика, то медленно, чтобы продлить сладкую истому. Сид умудрялся находить идеальный баланс, будто знал его тело, его потребности и действительно старался сделать ему приятное. Арнольд подавался ему навстречу и запрокидывал голову, однако мог видеть, что Сид не сводит с него глаз, и от того, как он на него смотрел, вело не меньше, чем от его действий. Этот взгляд пробудил ураган чувств в его груди, они взвились смерчем и разбили тяжелый плоский камень, стерли его в порошок, развеяли, и когда Арнольда настиг оргазм, от него не осталось и следа.       Он закусил тыльную сторону ладони, чтобы подавить протяжный стон, и зажмурился, ловя последние волны удовольствия, тогда-то он и ощутил, что тяжесть исчезла с его бедер, и рядом продавилась кровать. Арнольд открыл глаза и увидел лежащего на боку Сида. Он аккуратно стирал салфеткой его семя с руки.       — Смотри-ка, еще раз пригодились, — сказал он полушутливо, и Арнольд залился хриплым смехом.       Он перекатился на бок и, притянув Сида к себе, сомкнул руки за его спиной. Ему хотелось еще раз поцеловать эти губы, что он и сделал. Но когда Арнольд потянулся к застежке чужих джинсов, его руку мягко, но настойчиво отвели.       — В другой раз, — произнес Сид в его макушку. — Давай просто полежим.       — Ладно. Но я могу посмотреть? — Арнольд кивнул вниз.       — Если хочешь, валяй.       Он немного отодвинулся и задрал футболку Сида. Как он и думал, весь его торс был усыпан кровоподтеками разной степени свежести. На ребрах слева наливался новый, очевидно, оставленный сегодня.       — Подонки, — рыкнул Арнольд, осторожно касаясь гематомы.       — Ну, им досталось куда сильнее, — улыбнувшись, сказал Сид. — Ты их здорово отделал. Это было очень круто.       — Еще бы, — рассмеялся Арнольд. — Перед тобой лучший бэттер школы за последние лет десять точно.       — Мне очень повезло, — заметил Сид, опуская футболку и придвигаясь ближе, так, что его шея оказалась в пределах досягаемости. Арнольд откинул пряди волос назад.       — Можно? — спросил он.        Тот кивнул, и Арнольд осторожно коснулся губами успевшего посветлеть синяка. Он ощутил, как по телу Сида прошлась дрожь, и повторил свое действие, подложив левую ладонь под его щеку. Интимность этого процесса заставляло нутро Арнольда трепетать. Сида это, похоже, тоже не оставило равнодушным, судя по тому, как крепко он к нему прижался.       — М-м-м, думаю, мне бы еще пригодился твой талант переговорщика, — пробормотал он Арнольду в ключицу.       — Талант — слишком громко сказано.       — Называй, как хочешь. Ты меня уже выручал.       — Окей, но, надеюсь, в этот раз ты не будешь делать карьеру в мафии?       — Не буду, Шотмэн, — пообещал Сид, прикрывая глаза.       — Арнольд, — поправил он его.       — Арнольд, — послушно повторил Сид. — Теперь мы можем послушать «Rubber Soul»?       Перебирая непослушными пальцами стопку пластинок Битлов, Арнольд думал о том, что позволить забраться себе под кожу может быть не таким уж плохим решением, если речь идет об очаровательных несносных ублюдках с отменным музыкальным вкусом и жаждой приключений. Сид Гифальди всколыхнул его мирок, и он был ему за это благодарен. Возвращаясь в постель под вступление «Drive My Car», он обдумывал способы выражения благодарности и еще много чего другого, что накопилось в нем и требовало выхода. Ложась рядом с Сидом, Арнольд решил, что это можно сделать и приятным для них обоих способом.