Эксперимент

      Орочимару медленно вошёл в лабораторию с какими-то очередными пробирками, обводя её взглядом. Разместив поднос на полочке в большом холодильнике, который больше напоминал шкаф, саннин решил убрать все лишние вещи с большого металлического лабораторного стола. Микроскопы, колбы, реактивы и прочие учёные приблуды переместились в стеллажи, заняв своё законное место. Заканчивая это дело, Орочимару потянулся и глубоко вздохнул, он не планировал сегодня вечером работать, у него были совсем иные планы.       Совсем недавно учёный "заключил контракт" с очень алчной личностью — Какузу. Хотя стоит признать, что его навыки в области хирургии действительно велики. Видимо, работа с бессмертным напарником, о котором брюнет был хорошо наслышан, не прошла даром. Поначалу Орочимару видел в шатене только личную выгоду — помощь с будущим телом, однако, вскоре всё как-то неожиданно поменялось.       Какузу не был весьма разговорчивым, не выказывал недовольство, просто выполнял приказы, можно сказать, исполнял роль ассистента. Это-то и привлекло Орочимару — покорность. Несмотря на грозную, немного вводящую в страх внешность, Какузу не был таким уж и злющим. Когда шатен спокоен, то он просто душка. А если выдавалась свободная минута, его просто невозможно заметить в давящей тишине логова — тихо сидит где-нибудь и читает книгу, немного шелестя страницами.       А когда мужчины свыклись, они начали общаться как хорошие друзья, за работой понимали друг друга с полуслова. Но однажды Орочимару не выдержал и из чистого интереса спросил, мол, что под маской. (Ох уж этот интерес узнать неизвестное.) Тогда Какузу неохотно стянул её с себя, показывая все последствия от запретной техники. Саннин пристально вгляделся в его лицо, запоминая и анализируя каждую мелочь, которая касалась новых для него знаний, а также невольно отметил, что считает шатена симпатичным. И сейчас, сопоставляя все характерные и внешние качества "ассистента", отбрасывая вероятную опасность от возможного конфликта с ним, он хотел получить из этой его покорности удовольствие для себя. Да-да, Орочимару задумал совсем недетскую игру со своим новым "другом". Брюнет знал, что младше Какузу лет на пятьдесят, но рангом был, как-никак, выше, что давало ему некую уверенность в том, что в данной ситуации он не будет проигравшим.       Когда на пороге лаборатории появился "виновник торжества", которого Орочимару попросил зайти в свободное время, брюнет как-то хитро ухмыльнулся, приглашая того войти. Сейчас ему нужно было как-то занять Какузу, чтобы не вызвать подозрений, ведь работать, как стало известно ранее, он не собирался. Конечно, саннин и сам бы мог прекрасно переставить микроскопы на верхнюю полку стеллажа, но решил попросить об этом шатена, ссылаясь на то, что просто не достаёт. Пока Какузу выполнял просьбу, Орочимару рассматривал его со спины, пытаясь по движениям определить настроение мужчины. Он был наслышан о порывах гнева отступника, поэтому не хотел попадать под горячую руку, если вдруг всё пойдёт не по плану. Но шатен был спокоен, казалось, что и сверлящий взгляд Орочимару никак его не волновал, он просто делал свою работу. Когда всё было сделано, Какузу хотел уйти, но саннин не позволил, попросив присесть. Мужчина выполнил и это — сел на табуретку с кожаным сидением. Брюнет же, в свою очередь, обошёл того со спины, положил свои руки ему на плечи и, наклонившись к уху, шёпотом спросил: — Ты же покорный? Выполняешь приказы? — Да. — Тогда выполни то, что я тебе скажу. Встав напротив, Орочимару властно произнёс: — Встань на колени и закрой глаза. Шатен поднял на него взгляд полный недоумения. Действительно, что это за приказ такой? — Вставай, говорю! Ты же всегда выполняешь приказы, так сделай то, что сказано. Ты же так разочаруешь своего хозяина, если не послушаешься, — последнюю фразу саннин произнёс в шутку, за что получил упрёк строгим взглядом.       А ведь если подумать, то Какузу действительно привык делать то, что велено, поэтому и сейчас он выполнил столь странный приказ. Да, ему пришлось переступить через гордость, ведь он был не молодым пареньком, которому исполнилось только двадцать, но, как уже упоминалось, разница в рангах давила каменной плитой. Да и стоит признать, что мужчине самому было интересно узнать, к чему же ведёт брюнет.       Краем уха Какузу уловил звуки скольжения ткани по коже, что заставило его немного напрячься, а потом снова властный голос Орочимару: — Открывай глаза. И мужчина открыл, только пожалел, что это сделал: на расстоянии пяти сантиметров от его лица располагался возбуждённый член саннина. — Что ты удумал? — спросил Какузу, собираясь вставать — Соси! Оближи его! — прошипел Орочимару в ответ, не давая шатену исполнить задуманное.       После этих слов повисло бездействие. Гордость не давала Какузу прогнуться под кого-то, а великому экспериментатору это начинало надоедать, поэтому он приблизил свой половой орган к губам мужчины, немного надавливая на них, дабы заставить того взять его в рот. — Давай! Ты же тоже этого хочешь! Не обманывай себя. — Не хочу! — неожиданно воскликнул шатен, чем, естественно, воспользовался Орочимару.       Теперь саннин чувствовал теплоту ротовой полости своего нового "друга", это давало понимание того, что эта стена сломана, и гордость отступника разрушена. Он понимал, что этим действием просто унижает его морально, и это превосходство возбуждало до мурашек. Медленно Орочимару начал двигаться, зарываясь длинными пальцами в волосы Какузу. Поначалу саннин был нежен: входил не полностью, но постепенно наращивал темп. Внезапно ему в голову пришла идея: а почему бы, грубо говоря, не засадить мужчине по самые гланды. И он это выполнил. Резко вошёл на всё длину, вызывая у шатена рвотный рефлекс, который нужно было перебороть, и боль, которая током прошлась по всему телу. В уголках закрытых глаз появились капельки слёз, брови нахмурились больше в мучительной эмоции, чем злой, а руки автоматически вцепились в оголённые бёдра Орочимару, стараясь отстраниться. Саннин не стал долго мучить отступника, посему так же резко вышел. Какузу закашлялся, и опустил голову. Жжение в горле и сбившееся дыхание не позволяли мужчине закрыть рта, но и дышать было больно. Будто ножом резал воздух по болевшим гландам. От тонких губ вниз потянулась тоненькая ниточка слюны, вместе с ней и выходили последние силы для сопротивления. Всё: сломали, унизили, растоптали, как букашку; вытерли сапоги, как о грязную половую тряпку. Чувство обиды неприятным комом стояло в груди, вызывая слёзы и заставляя родиться желанию биться в истерике.       Орочимару, взяв Какузу за подбородок, приподнял его голову, требуя на себя посмотреть. — Слёзы? Ты плачешь? — с усмешкой проговорил брюнет, — давай, рыдай! Хочу видеть тебя таким!       Не дожидаясь ответа, саннин взял шатена за волосы и одним движением насадил его на свой член. Теперь он уже церемониться не собирался — жестоко трахал того в рот, не сбавляя быстрого темпа и получая только неимоверное наслаждение от процесса и чувства собственной победы; в душе Орочимару просто ликовал. Но вот движения брюнета стали размашистее, последние рывки и он, прикусив губу и прижав голову отступника ближе к паховой области, вводя половой орган ещё глубже, обильно кончил. Постояв так минуту, он отстранился, надменно смотря на картину, которую мечтал получить. О да, она была ему по душе!       Когда саннин оставил Какузу в покое и с хлюпающим звуком покинул его рот, мужчина наклонил голову вниз и закашлялся, рефлекторно подставляя руку. Побаливающее горло не хотело принимать чужеродную жидкость, выталкивая её, поэтому на ладонь вперемешку со слюной тонкими нитями текла сперма, а оттуда спускалась на сероватый кафель. Какое унижение!       Какузу прикрыл глаза, пытаясь успокоить дыхание и сердечный ритм, искренне надеясь, что на этом Орочимару остановится и уйдёт, оставив одного. И какого же было разочарование мужчины, когда его потянули за руку, заставляя встать. — Открой глазки, — прошептал саннин на ухо шатену, приобнимая Какузу за правую руку. Отступник нехотя выполнил "приказ" и одарил брюнета недовольным взглядом. — Ну, не обижайся на меня, — начал Орочимару, ощупывая пальцами сквозь майку торс шатена, спускаясь ниже, — я же вижу в твоих глазах обиду. Кстати, а ты знал, что они у тебя прекрасны? — заговаривал зубы саннин, уже проскользнув в штаны Какузу и добравшись до нижнего белья. — А ещё ты сам очень симпатичный, и я хочу увидеть тебя во всей красе, — в этот момент Орочимару обхватил своими тонкими пальцами член немалых размеров в ширину, начиная водить ими по всей длине ствола, — и хочу сделать тебе приятно.       Стоит сказать, что Какузу не испытывал вообще никакого влечения к мужчинам, но действия Орочимару вызывали жгучее возбуждение, поэтому сейчас в его голове происходила целая война между разумом и инстинктом. В нелёгкой битве, второй одержал победу, посему мужчина поддался на ласки саннина. Кровь прилила к члену, из-за чего он увеличился в длину, стал твёрже, слегка набухая. Орочимару ликовал. Теперь-то будет легче исполнить задуманное: его оппонент возбуждён, следовательно, сопротивляться не будет.       Одним резким движением он развернул Какузу к себе спиной, прижимая его животом к холодному столу правой рукой так, чтобы мужчина даже и попробовать вырваться не смог, мало ли что, хоть это и было немного проблематично. Спустив с него штаны вместе с нижним бельём до колен, Орочимару посмотрел на то, что сейчас будет его полностью и без остатка: поджарые ягодицы, а между ними колечко мышц ещё нетронутое, совсем девственное. Наклонившись вперёд и потеревшись членом о копчик, брюнет прошептал: — Мне быть жестоким? Ответа не последовало, Какузу всего лишь опустил голову, упираясь лбом в металл. — Молчание — знак согласия, — ухмыльнулся Орочимару и выпрямился.       Плюнув на левую ладонь и размазав слюну по головке пениса, придерживая его почти у основания, он медленно начал вводить член в шатена. Когда его треть скрылась внутри, саннин резким рывком вошёл на всю длину, вызывая у отступника кроткие крик боли и шипение. Минута для того, чтобы привыкнуть к новым ощущениям, и брюнет начал двигаться, постепенно наращивал темп. Вскоре он отпустил руки мужчины, перемещая свои ладони на его талию. Взявшись за неё поудобнее, Орочимару начал двигать тело шатена навстречу своим движениям, входя глубже.       В лаборатории, смешиваясь друг с другом, раздавались звуки соприкосновения двух тел и попытки скрыть слёзы со стонами, полными жгучей боли. Саннину нравилось это, тягучее наслаждение овладело им. Стоит признать, что он давно не испытывал подобных эмоций.       Пройдясь по спине Какузу рукой, Орочимару схватил его за волосы и притянул к себе, заставляя его выгнуть спину. — Внутри тебя так узко и тепло, — продолжая двигаться, пролепетал мужчина на ухо отступнику, вызывая этим у него отвращение, — тебе нравится? — Нет, — прямо ответил шатен, даже не пытаясь как-то угодить учёному. — А так? — брюнет сменил угол и, войдя на всю длину, немного задел простату. Какузу мигом прошибло током, который порождал на этот раз медленно разливающееся по всему телу наслаждение. От этого шатен прикусил губу, стараясь так скрыть стон, что сделать, однако, получилось плохо. — Нравится, — ехидно произнёс Орочимару, отпуская волосы мужчины и возвращая руку на прежнее место. Ещё несколько толчков, и брюнету вздумалось поменять позу, посему он вышел из шатена; тот облегчённо вздохнул. — Садись, — приказным тоном произнёс саннин, сделав шаг назад и указывая на стол. Какузу недовольно на него посмотрел, но "задание" выполнил. Осторожно присев на металлическую поверхность, он поднял взгляд на Орочимару, ожидая. Тот, в свою очередь, слегка полюбовавшись открывшейся картиной, преодолел расстояние в метр и закинул ноги шатена себе на талию. Вновь приставив к анусу член, он одним резким движением вошёл внутрь, снова задевая простату, от чего отступник буквально заскулил, резко откидываясь всем телом назад.       Пока саннин ненадолго остановил свои действия, автор воспользуется моментом, дабы немного описать внешность двух мужчин за столь интересным занятием.       Какузу лежал, как уже известно, на столе, вжимаясь спиной в холодный металл. Одна его рука располагалась на груди, что высоко вздымалась от тяжёлого дыхания, а второй он до боли в костяшках сжимал край лабораторной мебели. Волосы средней длинны солнышком рассыпались по плоскости, выделяя почти пустое выражение лица: широко распахнутые глаза с капельками слёз в уголках, которые мокрыми дорожками спускались к уху, в волосы были устремлены на ровный потолок с яркими лампами и холодны, однако, иногда в них что-то всё равно вспыхивало, но сразу же потухало, будто мужчина, опомнившись, заливал этот огонь потоком воды; на щеках еле заметный на смуглой коже румянец; полуоткрытые, припухшие губы слегка подрагивали. Орочимару же располагался между ног мужчины, которые разместились у него на талии, и, придерживая их за бёдра, собирался уже начать выполнять задуманное, но ради короткого описания он слегка повременит. Саннин был настроен решительно, и, в отличие от Какузу, его лицо хоть и было немного скрыто за длинными чёрными волосами, которые водопадом спускались по плечам вниз, но выражало куда больше эмоций. Глаза горят огнём желания, и он, пожирая обнажённое тело шатена взглядом, ликовал, упивался своей победой, что выражалось в довольной улыбке, в которую растянулись тонкие губы. Брюнету нравилось видеть отступника таким: послушным, несобранным, а главное - принадлежащим только ему. Орочимару поклясться мог, что никогда и не думал сношаться с мужчиной. Но сейчас ему так нравилось глядеть на этот упадок в лице Какузу, эту беззащитную, пустую эмоцию в глазах, на рельефное, но такое красивое лицо. Как же он хочет сорвать с его губ протяжный стон удовольствия…       Саннин начинает двигаться, постепенно ускоряясь. Учёный внимательно смотрит на шатена, изучает, пытается понять чувства, что испытывает отступник. И вот удовлетворённый смешок вырвался из уст Орочимару, когда он, в очередной раз задев простату, увидел, как Какузу прикусывает губу, дабы сдержать звуки, что так хотели вырваться из его груди. Брюнет задал темп, уже попросту вбиваясь в шатена, насилуя его и физически, и морально. Задевать заветную точку брюнет стал чаще, от чего мужчина искусал все губы до крови, безуспешно пытаясь скрыть стоны наслаждения. — Зачем ты себя терзаешь? — наклонившись к Какузу и легонько поцеловав, ощущая металлический привкус, задал вопрос Орочимару. Ответа не последовало. — Тебе же больно от этого, — хрипло продолжил саннин, стирая кровь с губ шатена, но на них тут же появились новые капельки. — Тебе ведь нравится, ты получаешь наслаждение от моих действий, так не скрывай этого — кричи! Какузу отвёл взгляд, но послушался, потому что при следующей волне приятных ощущений он уже не скрывал удовольствие. А Орочимару ловил каждый его стон, порой переходящий в рваный крик, каждое шипение. Ему нравилось. Определённо нравилось. Он хотел — он получил.       Какое-то время это продолжалось без остановок: быстрый темп, хлюпающие звуки, стоны, тяжёлое дыхание. Но наступал момент, когда обоим нужна была разрядка. Какузу потянулся к своему члену, судорожно обхватив его пальцами. От одного этого он готов был кончить. Орочимару, завидев сие действо, убрал его руку, заменяя своей. Саннин осторожно прошёлся по всей длине кончиками пальцев, будто дразня, поигрался немного с головкой, задел уздечку, вызвав у шатена дрожь по всему телу. После он начал просто надрачивать отступнику, подстраиваясь под свои же движения внутри него. Брюнет прикрыл глаза и откинул голову назад, продолжая выполнять поставленную перед собой задачу и ожидая; ему хотелось, чтобы Какузу кончил первым. Разомкнуть очи Орочимару заставили тёплые объятия: мужчина обнял его за шею, сильнее к нему прижимаясь. Ещё немного и шатен со сдавленным рыком, сжимаясь вокруг саннина, излился себе на живот. Спустя десять секунд его руки ослабли, глаза заволокло пеленой, и он вновь вернулся на прежнее место, тяжело дыша.       Брюнет усмехнулся и слегка ускорился, но вскоре толчки стали реже, размереннее. Последний рывок, и Оручимару входит глубже обычного, заставляя Какузу слегка прогнуться в спине, и, сорвав последний и самый страстный стон с его губ, обильно кончает внутрь.       С пару минут учёный приводит дыхание в норму, а после покидает истерзанное нутро шатена, смотря на дело рук своих.       На широком столе расположился мужчина. Лицо его спокойно: веки опущены, губы сомкнуты. Можно было посчитать, что он мёртв, но высоко вздымающаяся грудь говорила об обратном. Ноги его широко расставлены, они пятками упираются в металлические края, дабы не соскочить вниз. А между ягодицами краснеет колечко мышц, выплёвывающее наружу белую и густую сперму, которая тонкой нитью спускалась на пол. От такой картины у Орочимару дрожь прошла по всему телу. Он был готов ещё раз взять Какузу прямо здесь и сейчас, не взирая ни на что. Он готов трахать его, как самую распутную девицу в мире, жестоко, грубо, готов вновь наслаждаться стонами, готов снова смотреть на него, осознавая своё господство.       Нет. Решительно нет. Ни одна проститутка не стоила даже его волоса. Орочимару видел девушек разных сортов, но ни одна не смогла зажечь в нём пожар страсти, а у него удалось. А ведь всё начиналось просто с глупого эксперимента — проверить себя на натуральность, а теперь саннин был готов поклясться, что это лучший секс в его жизни.       Может быть, Какузу смог достичь таких успехов в душе брюнетка, сам того не ведая, просто потому, что был невинен, нетронут? Орочимару не знал ответа на этот вопрос. А быстрые копания в себе не помогали, они только разжигали новую волну возбуждения.       А тем временем отступник с горем пополам поднялся в положение сидя и попытался встать, однако, ноги не хотели держать его ровно, посему ему пришлось опираться рукой на тот самый злосчастный стол. Он перевёл взгляд на саннина, который сверлил его фигуру взглядом, не замечая, что его раскрыли, и усмехнулся. От этого смешка Орочимару вышел из приятного транса, в котором уже испробовал все позы со своей новой пассией, наскоро оделся и остановился в дверном проёме, вновь кидая взгляд на шатена. — Приведи себя в порядок! — очень наигранно и неубедительно изобразив отвращение на лице, Орочимару указал на стекающую по животу и ногам мужчины сперму. — И убери здесь всё! — довершающе скомандовал он и пулей покинул лабораторию, дабы не сдать с поличным своего состояния.       А ведь это не конец. Когда-нибудь саннин снова воспользуется его телом. Будет ли он его подобием собачки? Любовью на ночь? Или предметом для удовлетворения плотских утех? Возможно. Однако в душе Орочимару теплилась симпатия, которая перерастала в страсть всякий раз, когда на ум приходили воспоминания о прошедшей ночи. Когда-нибудь всё будет взаимно. И это "когда-нибудь" может оказаться и следующим днём.