Shinigami

Звук выстрела, летящая пуля, с невиданной лёгкостью входящая в грудную клетку, адская боль, словно замерший мир и темнота-темнота-темнота… Дазаю кажется, что он ослеп. Но он всего лишь умер. Эта мысль приходит сразу, как нечто разумеющееся и понятное. Никакой паники, никого страха. Он ничего не чувствует и ничего не видит. Только темнота, которая даже и не думает расступаться ни на миг. Сколько он тут висит? Минуту? Час? Два? А может день или целую неделю? Здесь время течёт иначе, или просто потерян его счёт. Дазай болтается в пустоте и думает, думает, думает… О чём? Он сам не знает. Просто думает и, кажется, вспоминает. «Жизнь пронеслась перед глазами» – именно так и говорят те, кто был на грани смерти и жизни. Раньше Дазай думал, что это “пронеслось” проходит в долю секунды, мозг с удивительной скоростью всё анализирует из-за огромного выброса адреналина в кровь, а на самом деле: ты просто висишь в пустоте и вспоминаешь все свои грехи. У него грехов было… ну, не сказать, что много. Он ещё особо ничего натворить не успел, мелкий пока что, ещё и восьми толком не исполнилось. Однако и так вспоминать много чего было. Хотя бы как он присутствовал на допросах Мори. Та ещё картина, по правде говоря. Всё меняется в тот самый, когда среди чёрной темноты появляется она. Осаму сначала думает, что это очередной выбрык фантазии, но как зачарованный смотрит в лицо самой Смерти. Смерть красивая, —как-то мельком отмечает он, прежде чем ему на голову опуская нежная женская ладонь. Ладонь тёплая-тёплая, а ещё смуглая, что совсем не вяжется с «бледной вечной невестой в чёрном саване». У неё даже савана нет – она укутана в бежевый плащ. У Смерти волосы кудрявые и спутанные, чёрного-чёрного цвета. А ещё глаза красивые, насыщенного зелёного цвета, сравнимого лишь с изумрудами, но ужасно одинокие. Такие одинокие, что сердце замирает от болезненного спазма и падает куда-то внутрь желудка. ―Тебе пора, ―выдыхает она, склоняя голову к плечу и продолжая гладить его по волосам. У Дазая дыхание перехватывает от всего этого: от её голоса, от этого небрежного жеста, от ласки, даримой ему. У него складывается ощущения, что он сходит с ума. Женщина целует его нежно в лоб, держа его лицо в собственных ладонях, и чёрная темнота начинает выцветать и терять свой цвет. Последнее, что видит Дазай – одинокие зелёные глаза. И именно эти глаза наталкивают его на безумную мысль: умереть, чтобы избавить Смерть от её одиночества. *** ―Пульс в норме, состояние стабильное. Мы его вытащили. *** Хиротсу нервно скашивает взгляд на лежащего в постели мальчика и чуть нервно сжимает собственный пистолет. Мальчишка был… странным. Это отметили все, даже Мори. Он не был заинтересован в работе Огая, как это было раньше, не улыбался и не требовал привести сестру Коё, чтобы скрасить собственную скуку. Ему всё было б е з р а з л и ч н о. Словно бы подменили ребёнка. Мори говорил, что по началу это нормально, всё же мальчик едва не умер, на пару секунд наступила даже клиническая смерть, благо успели откачать, но говорил как-то больно неуверенно. Сам видимо осознавал, что это через чур странно для Дазая. Тот даже от первых увиденных пыток оклемался спустя пару часов, а сейчас прошло чуть больше недели. Огромное количество времени, как считает Хиротсу. Но пугало не столько это. Это был пустяк, который рано или поздно пройдёт. Пугало то, что Осаму говорил Мори каждый раз: “Зачем вы меня вытащили?” Этот вопрос ставил в тупик, заставлял покрываться холодным потом и срываться сердце в бешеный пляс. То какими глазами смотрел в это время мальчик… Так смотрит сам демон – порождение злости и ярости – так смотрел Осаму Дазай на входящего в палату Огая Мори. В тот момент передёргивало всех. Может всё же зря реабилитировали мальчишку? посещает однажды Хиротсу мысль. Но он почти сразу выкидывает её из головы, осознавая, что с ним будет, выскажи он эту мысль в слух. Как-никак, а Дазай – сын Босса и тот за него глотку перегрызёт и Мори натравит. А Мори в деле – это море крови и горы кусков мяса. Хиротсу быть куском обезображенного острым скальпелем мяса не хочет. Поэтому молчит в тряпочку и просто сторожит мальчишку, чтобы тот не удавился на проводах медаппаратуры. А то пытался уже. Малолетний горе суицидник. *** ―Второй раз за неделю… И это с учётом, что сегодня вторник… Чем ты там таким занимаешься? ―вздыхает Смерть и качает головой. Осаму прячет взгляд блестящих глаз и проскальзывает под женскую руку, обнимая Смерть за талию. Для своего возраста он достаточно высок, чтобы проделать это. Да и сама Смерть слишком высокая, как для женщины. Его действия заставляют её дёрнуться, а невинное личико и вовсе замереть. Дазай ещё давно знал, что детское выражение лица и умилённый взгляд способен растопить сердца многих, даже самых злых. Смерть злой не была. Она была доброй и ужасно уставшей. А действия Дазая только смущали её, он знал это. Поэтому обнимал крепче и прятал лицо в складки странного плаща, а ещё – смотрел так нежно и любяще… Обычно Смерть отворачивалась и прятала зарумянившиеся щёки за кудрявой волной волос или зарывалась лицом ему в волосы. Она нежно обнимала его, осторожно ругала, когда он снова попадал к ней в обитель, требовала быть осторожней и целовала на прощание в лоб. Это были единственные её слова, которыми он пренебрегал. Детская влюблённость; Дазай безумно ревновал свою Смерть, а потому всё чаще старался умереть, чтобы вновь оказаться рядом с ней, чтобы скрасить её вечное одиночество. ―Тебе пора, ―фраза, которую она произносит всякий раз, целуя напоследок. Вместо прощания – короткое «береги себя» и снова выцветшая темнота и снова больничная койка и бледный, как простынь, Огай. Он ругает его, стараясь подобрать слова, но местами скатывается на очевидное шипение или рык. Он зол, слишком зол. Дазаю на это откровенно плевать. Вместо того, чтобы выслушивать чьи-то сетования, он закрывает глаза и проваливается в сладкий сон, вспоминая ощущения чужой тёплой ладони, ерошащей его волосы. ―Маленький горе-суицидник, ―выдыхает Мори и уходит, махнув на него рукой. Второй раз за эту неделю пытается умереть. И это с учётом того, что сегодня вторник! *** Нахмуренные брови, мечущий молнии взгляд, сложенные на груди руки. Дазай поджимает губы и отводит взгляд. ―Ты обещал, ―голос Смерти низок, бархатист, он гулко отдаётся в её обители, словно они находятся в большой пустой комнате, а не среди чернильной тьмы. ―что больше никогда… ―Я хочу остаться с тобой! ―Дазай сжимает зубы и смотрит прямо. Так, как его учил Мори. Он уже не тот мальчишка, которым он был ещё лет шесть назад. Дазаю четырнадцать и совсем недавно Мори Огай убил его отца прямо на его глазах. Будто это что-то должно было изменить в нём и его отношению к учителю, но… Дазай слишком сильно ненавидел старика и слишком был благодарен Мори за случившееся. ―Нет. Он замирает, смотря поражённо на женщину. ―Нет. Дазай делает шаг назад. ―Нет, ―чеканит Смерть, ―ты не останешься здесь. Я не позволю тебе остаться здесь. ―Почему? ―спрашивает он спустя долгое молчание. ―Потому что я обещала самой себе, что никто из моих близких больше не умрёт. Осаму сглатывает ком и сжимает ладони в кулаки. Короткие ногти впиваются в ладони. Перед глазами пляшут разноцветные круги, а в висках отдаётся ноющей болью. «Я обещала…» Дазай вцепляется в чужое пальто и утыкается в плечо. В нос бьёт запах каких-то трав и чего-то терпкого и явно алкогольного. Смерть гладит его по волосам, обнимает и целует в висок, ероша жарким дыханием пряди. ―Пожалуйста, живи. Не мчись ко мне сюда. У тебя вся жизнь впереди, зачем?.. ―Пожалуйста, оставь меня здесь. ―Осаму… ―Пожалуйста, разреши мне бывать с тобой, ―не слыша, шепчет он. Дазай сжимает её плечи, отстраняется и смотрит в наполненные слезами изумрудные глаза. Внутри всё обрывается, стоит увидеть блестящие на щеках мокрые дорожки. Он аккуратно стирает их, пока в груди разливается жгучая вина. ―Маленький вымогатель, ―хрипло выдыхает женщина. Дазай издаёт горький смешок и пытается показаться беззаботным, как в детстве. ―Можно..? ―выдавливает он из себя. Смерть смеживает веки, и последние две слезы срываются вниз, обжигая кожу. ―Можно. *** ―Очнулся, чёртов суицидник?! ―в уши ввинчивается крик Доппо. Куникида с порога в лазарет начинает пускать длинные и витиеватые ругательства в его адрес. Кто бы мог подумать, что простой учитель знает столько брани. Дазай поджимает губы и прячется за собственным пособием, как за последним оплотом защиты. ―Куникида, ну чего ты начинаешь? Подумаешь, пытался утопиться в Цуруми, что в этом такого? Я такое каждую неделю проворачиваю, ―пожимает плечами Осаму. ―А ничего, что ты, придурок, успел наглотаться воды и тебя откачивали в реанимации?! Скажи спасибо этой мисс, что она вытащила тебя из воды и до приезда врачей пыталась реанимировать тебя, идиот. Куникида продолжает распекать его, высказывая всё, что думает о таком идиоте, как его напарник, и совершенно не замечает поражённого, как громом, Дазая. Пособие выскользнуло из рук на тонкое одеяло, раскрывшись на страничке с видами ядов. —Познакомься с мисс Поттер. Она переехала сюда из Англии и так уж сложилось, —поправляет очки Куникида, —что твой идиотский поступок пробудил в ней способности эспера. Фукудзава-сан принял решение взять её в агенство стажёром на первое время. Осаму кивает на автомате и вглядывается в такие родные черты. Смерть ласково улыбалась ему, стоя у входа в одном лёгком ситцевом платье и накинутом сверху бежевом плаще. В зелёных глазах ни грамма одиночества. Только нежность.