| — Я постараюсь вернуться, обещаю — | 2
В неприятных воспоминаниях есть одна хорошая сторона: они убеждают человека в том, что он теперь счастлив, даже если секунду назад он в это не верил. Счастье — такое относительное понятие! Кто это постиг, редко чувствует себя совершенно несчастным. Эрих Мария Ремарк|Ночь в Лиссабоне
Сизый дым клубится в баре 100 Рентген, навевая таинственности к живой музыке, которую не часто можно услышать в Зоне. По просьбе Бармена, и подкупном обещании подогнать горячего ужина после концерта, согласилась скрасить мужикам время. Гитара быстро нашлась, как и табуретка. Народ немного оживился, приметив, как настраиваю красавицу, проверяя звучание. Первые аккорды знакомых песен, побуждают бывалых исследователей менять своё местоположение. Разогрев начинаю с Высоцкого, охота на волков. Конечно, Мастера того времени я не перепою, но эмоционально вкладываюсь, не жалея голосовых связок. Вспоминаю много старой классики, которую начинают подпевать, кое-что из фолка выходит под гитару. Группа Кино, Рождество, Юрий Лоза, Маршал. Про брата сталкера и дом, дорогу, память о прошлом. Но одна песня, из репертуара Александра Розембаума, задевает струны души и не только у меня. « Ты прости, что я не всё отдал из того, что мог, Что спешил и что не подождал в суете дорог. Нам бы лето вместе провести по грибным местам. Ты прости меня, мой брат, прости, через край устал. Что имеем, знамо, не храним — истина стара. Неподатливую жизнь-гранит маяли с утра. Ты меня когда-то отпустил в небо на чуть-чуть. Ты прости меня, мой брат, прости, до сих пор лечу.» Эмоции берут силу над голосом, пропуская хриплые нотки в слова. И будто специально, воспоминания накрывают с головой, унося к дням жизни на Большой Земле. Фельдшерская бригада под командованием Врача с большой буквы. Анатолич. Мировой мужик, ставший для зелёного желторотика, то есть меня, и папкой, и наставником, и жилеткой, и самым близким, верным другом. Шефер Евгений Анатольевич, он — пример, который изменил взгляд на многие вещи, окружающий мир, поступки людей. Он научил многому, при том, сохранив в душе самое важное — Человечность. «Плачет небо Над каналами В зной и стужу. Ваша светлость, это видно по Вам. Вечный ребус: Почему смерть Щадит ненужных? Кто ей дал права?..» Восьмая бригада много глотнула дерьма, как в принципе, все наши коллеги скоряки. Но неизменно, он был всегда рядом. Принимая на свою грудь очередной выверт судьбы, и отводя, крепкой рукой, меня за спину. Есть такие люди, стоящие на передовой жизни, в мирные будни внутри больших городов миллионниках. Анатолич являлся, именно, таким человеком. До сих пор помню наши дежурства. Снежную дорогу 31 декабря. Его удивление от подарка, когда вернулись на подстанцию, за десять минут до начала Нового Года. То, был первый год под его крылом, и врезалась в память растерянность мужчины, вперемешку с печалью. Не успел озаботиться презентом, из-за праздничной суеты и подготовки внутри семьи. Красивая ключница, сделанная на заказ с фразой: «Будь осторожен, дома ждёт семья». Растрогала брутального дядьку, найдя первый ключик к его сердцу, искренность. Или совсем другой момент.…Помню, как отпаивал горячим кофе, после возвращения на подстанцию. Попались нарики на вызове, в агрессивной форме ломки. Пока опрос, то, да сё, вышел второй бандерлога. В экстренной ситуации мозг сработал быстро, отпихнула шефа, краем глаза заметив замах. Лезвие канцелярского ножа прошлось по внешней стороне руки, и через пару секунд, Женька выбил оружие. А потом успокаивал истерику и пришедший мандраж. Признаться честно, больше за него испугалась, нежели за себя. «Просыпаться тяжело от сна, трудно было нам. Только-только подошла весна к светлым берегам. Я дорожки к дому замостил, топором стучал. Ты прости меня, мой брат, прости, что не так скучал. Злая штука этот календарь, за листком листок. Поздней ночью отошёл Стендаль, ранним утром Блок. Сколько Богу надо извести непростых ребят? Ты прости мне, брат, что я спасти не сумел тебя.» Сгорел на работе… Он был из тех, кто не оброс скорлупой или ледяной коркой, за которой скрывалось большое сердце и глубокая, словно океан, душа. Да, особый юмор из-за профессии, вводил в ступор неподготовленного человека. Со временем, само собой, привыкаешь, ловя нить понимание ядовитых, саркастичных подколок. Правду рубил с плеча, всегда отвечая за свои слова. От него не стоило ожидать ножа в спину, наоборот… Прикрывал. С таким человеком хотелось бы работать, в паре, здесь. А, главное, Женька был настоящим. Трудности преодолевал с серьёзным лицом и знаменитой фразой: «Не бзди, мелкая, прорвёмся. Конец света ещё не наступил». Удивительный, незаменимый и такой родной. Душу сжимают тиски от боли на словах: «Ты прости мне, брат, что я спасти не сумел тебя». Прости, шеф. Меня не было рядом, когда твоё сильное сердце дало сбой. Уже потом, я узнала, что тебя не стало, на руках у ученика. Бригада реанимации приехала по знакомому адресу вовремя, но… — Эй, Док, порядок? — окликает Бармен, вытаскивая из колючей мглы воспоминаний. Моргнув несколько раз, поднимаю на него взгляд, — Да, задания найдутся? — голос хрипит. Встаю с табуретки, неся в руке музыкальный инструмент. Через стойку передаю вещицу главному в баре. — Для тебя, всегда, — кивает, что-то заметив в глазах. Кто не ленится, подходит поблагодарить. Пожимаю мужскую ладонь уверенным рукопожатием, отвечая лёгкой, но усталой улыбкой. Кто-то хлопает по плечу, слегка поворачиваю голову, ловя отголоски эмоций, которые были испытаны благодаря песням. — Спасибо, Архангел, — в одном слове больше, чем кажется на первый взгляд. Лёгкий поклон головы, — Всегда, пожалуйста, Ворон, — да, я помню тех, кого приходилось в прошлом штопать. — Да, не пьёт водку, наш доктор, дятел, — недовольно ворчит шеф бара, — А настойки, с большой земли, не заказывал. Вон, лучше шоколадный батончик купи, раз отблагодарить хочешь, — подаёт умную мысль. Хмыкаю, напоминая об ужине, — Дык, всё готово, Док. Я своё слово держу! — и сразу, так гордо расправляет плечи, выставляя грудь вперёд. Поспорить никто не посмеет, если не хочет получить «Красную карточку» не допуска сюда. Отдаёт команду охраннику, — Медведь, пропусти даму, — киваю, проходя в закуток, а оттуда влево. Пожимаю подошедшему мужчине руку, — Поешь, отдохнёшь, и поговорим о работе, — молча соглашаюсь. Отварные макароны и нормальный гуляш из мяса, дружить с Барменом полезно, а после, ещё горячий чай с батончиком марса, который передали за музыкальный час. Можно считать, жизнь удалась. Новое задание ведёт в сторону болот, с посылкой для Легендарного доктора ЧЗО. Что-то привезено с Большой Земли, что-то принесено сталкерами. Причастность в благодарности к тому, кто сможет вытащить твою тушку, в самый критический момент жизни, не беря ничего взамен, почти всех роднит. От себя, несу набор хирургических инструментов, которые всегда пригодятся в деле. Заказ дорогостоящий из-за материала, но интуиция подсказывает, придётся по вкусу «Коллеге». И вновь, так ненавязчиво, начинает в мыслях играть аккордами гитары песня. Розембаум — По снегу, вроде, из кинофильма Друг. «По снегу, летящему с неба, Глубокому белому снегу, В котором лежит моя грусть, К тебе, задыхаясь от бега, На горе своё тороплюсь. Под утро земля засыпает И снегом себя засыпает, Чтоб стало кому-то тепло. Лишь я, от тоски убегая, Молю, чтоб меня занесло.» Что ж, так не отпускает сегодня память о Женьке. Ведь, здесь нельзя отвлекаться, нельзя уходить глубоко в память прошлого. Скучаю. Не хватает наших разговоров, где умудрённый опытом «Ветеран Скорой» делится опытом пережитого. Не хватает рядом плеча первого, настоящего друга, с которым хоть на край света, лишь был бы рядом. «И каналы тянут руки серые ко мне. И в ладонях их уже не тает белый снег. И в ладонях их уже не тает белый снег.» Те самые, Пропащие, сели на хвост. Не знаю, может кто-то слил информацию о том, что несут посылку Болотному Доктору. Или узнали, кто прикрыл спины Легендарной четвёрке, но прилепилась проблема из пяти паскудных отбросов. Приходиться ускоряться, хотя, Зона не любит беготню, есть вероятность наткнуться на аномалию или стайку мутантов. Осторожно обхожу собачье логово за несколько метров. В подобные моменты помогает интуиция или чуйка, как хотите. Следы стараюсь путать. Пока в зоне видимости, без бинокля или прицела, хвоста не заметила, значит, держатся на расстоянии. Лишь ощутимо спиной, как преследуют. Опасная дорожка предстоит, надеюсь, получится уйти в темноте, ближе к ночи. «Сыграйте мне, нежные скрипки. Светает. Написан постскриптум, И залит обрез сургучом. Пора, грянет выстрел, и, вскрикнув, Я в снег упаду на плечо.» Разделились. Понимаю это спустя время. Больше всего, ненавижу играть в кошки-мышки. Просить о сторонней поддержке, нет времени. Надо зажимать их или искать точку, чтобы пустить в ход винтовку. Для такого манёвра нужно место, где не надует спину. Неприятный, морозный холод проходит по позвоночнику, пробегая мурашками по рукам и шее. Предчувствие намекает, без крови в этот раз не обойтись. Прислушиваюсь к окружающим звукам, чутко улавливая те, которые принадлежат Зоне, и те, что выбиваются из общей массы. Придётся задержаться, не вести же на хвосте, таких гостей к уважаемому Доктору. «Хочешь, эту песню не слушай. Дверью хлопну — легче не станет. Только не бередь мою душу. Только не тревожь мои раны.» Плохой итог вышел. Минус три из пяти и два пулевых у меня. Пробили Булат, хотя, это подтверждает мысль, что нет абсолютной защиты в Зоне. Вколотый обезбол, полчаса назад, теряет свои свойства, потому приходиться переходить к более тяжелым средствам. Ночь вступает в свои права, озаряя небо удивительно яркими звёздами, давно, такого не видела. Сжимаю зубы, вводя в организм дозу лекарства. Повязки пришлось делать на скорую руку, залив раны антисептическим средством. Что-то внутри требует двигаться, не смотря на окружающую темень и опасность встречи с живностью ЧЗО. Будто чья-то невидимая ладонь подталкивает в спину, уводя от места, где произошла перестрелка. Никак волею хозяйки этих мест, прохожу тропинки знакомых дорог, доверяя лишь слуху и не острому, в ночи, зрению. Замираю, ощутив вибрации земли. Аномальное образование, которое совсем близко. Запрокидывая голову к небу, зажмуриваю глаза. Могла же наступить. Отговорка, что от боли и потери внимательности. Смерть в шаге, да. Холодный озноб сковывает, но на рефлексию отдаю лишь пару секунд. Всё потом, в данную минуту важнее выйти к болотам, которые стали ближе. Воздух принёс с собой знакомый ароматец тины. «Снова с неба падают звёзды Снова загадать не успею Жить мне вроде бы и не поздно… Только просто так не сумею И каналы тянут руки серые ко мне И в ладонях их уже не тает белый снег И в ладонях их уже не тает белый снег» Время сливается, во что-то бесконечное. Начинается дождь, переходящий, за какой-то десяток минут, в сильный ливень. Сплёвываю тошнотворный привкус крови во рту, останавливаясь. Как же хочется, потешить надежду, что получится добраться до конечной точки, но червь сомнений внутри неприятно ворочается. И опять этот толчок в спину, побуждающий идти дальше. Чёрти что… Сложнее становится держать дыхание на каждом шаге, сбиваюсь при вдохе. Ну же, организм, где твоё стремление к жизни, а?! Мысленный подзатыльник, самой себе, ни черта не помогает. Сжимаю губы в узкую линию, сдерживая спазм боли, который проходит по ране в боку. Находясь в таком состоянии, совсем не ожидаешь услышать собачий лай, где-то поблизости. Шаг в сторону делаю, будто на автомате, оружие снимаю с предохранителя одним щелчком. Именно сейчас, просыпается грёбанное желание жить. Ну, конечно, отдать свою тушку, без борьбы, стае голодной своры, гордость не позволяет. Повторно сплёвываю сгусток крови. Замечаю два налобных фонарика, скрещивающиеся при повороте голов. Кто ж, такой самоуверенный, что расхаживает по окружающей территории, без страха быть сожранным или подстреленным? А ведь, идут прямиком ко мне. Мозг ещё способен работать, рассчитывая координаты передвижения неизвестных. Судорожно выдыхаю. Минута, затем вторая. — Сталкер, опусти оружие. Пришла помощь, — голос, кажется знаком, — Болотный Доктор, и мои спутники. Сможешь, выйти на свет? Кто бы знал, какое внутри накатило облегчение. Предохранитель возвращается на прошлую позицию, подтягиваю ремень так, чтобы дуло автомата смотрело прямиком в землю. Кое-как стягиваю шлем, прикрепляя к поясу. Неторопливо возвращаюсь на протоптанную тропинку, превратившуюся в грязевое нечто из-за ливня, и вышагиваю вперёд. Свет фонаря слепит глаза, успела привыкнуть к темноте, потому приходиться прикрыться заслонкой в виде ладони. — Архангел — это Вы? — спрашивает тот же голос. — Так точно, Доктор, — хрипло отвечаю, — Простите, запозднилась из-за неприятных преследователей. Две фигуры быстро приближаются, и лишь на расстоянии пяти метров замечаю, идущего вместе с ними собакена. — Не за что извиняться. Ранены? — сглатываю, изображая звук согласия. Свет фонарика перемещается к телу, быстро находя два вошедших в тело пулевых ранения, — Анатолич, подсоби девушке. Я займусь аптечкой. А меня простреливает толи от боли, толи от навязчивых воспоминаний о родном и столь близком человеке из прошлого. Скривившись, слегка наклоняюсь вперед. Расценивают движение, видимо, как возможный отлёт, — Эй, птичка, полёты сегодня ограничены из-за погодных условий, — плеча касается уверенная рука, удерживая. Тон голоса, вызывает нешуточный мороз по коже, к горлу подступает горький ком желчи. Медленно поднимаю голову, которую успела опустить пару мгновений назад, — Женька? Викинг? — сипло и несколько придушено спрашиваю, свет резко переводят на лицо, ослепляя. Находя последние крохи сил, бормочу непослушными губами, — Если это последний шаг к грани, то я чертовски рада встрече, шеф. — Мелкая? Неужели… — впечатываюсь лбом ему в плечо. Слышу непонимание, некую растерянность и глубокое удивление в тоне голоса, — Так, разрешения терять сознания, никто не давал! — пытается взбодрить рявком, который частенько срабатывал в прошлом, но сейчас, не тот случай. За какие-то секунды, внутри взрывается мыльный пузырь полного безразличия. Знаю, что в Зоне нет ничего невозможного. Но… Как же устала. Грубо встряхивают, удерживая за плечи, — Лизка! Ты нужна мне в сознании. Не хочу. P.S. Посвящено всем кто, связан накрепко с медициной, и ушедшим за черту. Вас помнят, и спасибо, за спасённые жизни.