***
— Чонхи. Голос Чонгука ворвался в мои мысли. Вот она смерть. Вот они — предсмертные галлюцинации. Я однажды слышала, что перед смертью нам начинают мерещиться самые заветные желания. Но никогда бы не подумала, что это действительно так. Я вообще не собиралась оправдывать эту идиотскую версию, но вот она я, и вот мои глюки. — Чонхи. Слышать голос оказалось и приятно и больно одновременно. Он больше меня не увидит; я больше его не услышу. Наш разговор в машине оказался последним в наших с ним жизнях. Интересно, он будет горевать, если я умру? — Чонхи! Я резко открыла глаза; яркий свет ударил по ним своей светлой силой, от чего я сморщилась. Чьи-то руки держали меня, возвращая ощущения. Я не могла пошевелить телом, но прекрасно чувствовала, как что-то воткнули в здоровое плечо. Паника накрыла меня. Я пыталась вернуть контроль над телом, и он медленно возвращался из-за моих попыток пошевелиться и свалить отсюда. Однако, когда глаза привыкли к свету, я увидела Чонгука, склонившегося надо мной, держа во рту колпачок от шприца. Ещё одна галлюцинация? Парень уловил мой взгляд и выплюнул колпачок, мешающий ему говорить. — Моргни если слышишь и понимаешь, что я говорю. Какой правдоподобный бред. Я на всякий случай моргнула, боясь выпроводить этот прекрасный мираж. В плече перестало колоть, и уши уловили звук падающего предмета. Теперь я засомневалась, что мне всё мерещится. Без причины я закрыла глаза. Не мог же Чонгук прилететь сюда, ко мне, бросив операцию в Северной Корее вместе с Миджин. Брр. Меня бросает в лёгкую дрожь лишь от одного её имени в мыслях. Сильные руки подняли меня с пола, и я испытала эффект дежавю. Эти чувства я испытывала в стрип-клубе, после пулевого ранения в плечо, а дальше постоперационное состояние на лестнице в руках парня. В глубине души я знала, что происходит, но моё нутро пыталось опровергать всё и и вся. Меня с осторожностью приземлили на кровать, окутав жестокими простынями и одеялом мою спину. Это была моя постель. Чье-то тепло окутало левое бедро, прогнув кровать под своим весом. Живот окутало непонятное ощущение, но я была счастлива уже только от того, что боль прошла. Что-то холодное прикоснулось к моей коже; я, наверное, вздрогнула. Прикосновения то появлялись, то пропадали. Не знаю сколько я так пролежала, но постепенно моё сознание начало проясняться. Мои глаза открылись и первое, что я увидела — чёрную чёлку Чонгука, склонившегося над моим животом. Всё-таки он здесь. — Я убийца, — не знаю, кто это сказал, я или моя душа, но звучало болезненно и печально. И кого я пытаюсь обмануть. Это сказала вся моя сущность. Думать об этом совсем не хотелось, но душе и сердцу не прикажешь. Признание хоть и получилось душераздирающим, произнесла я его как всегда без эмоций. Чонгук при звуке моего голоса поднял голову и посмотрел мне в глазах, возможно, проверяя на наличие здравого смысла. Я повторила на всякий случай, после этого Чонгук облегчённо выдохнул и прошёлся пятернёй по волосам в противоположном направлении. — Ты — кто угодно, только не убийца, — сказал он таким же тоном, что и я. Мне вдруг стало немного спокойно. На меня не должны были подействовать так его слова. Я убийца, в жилах которой течёт холод. И вы с Чонгук в этом похожи. Ненавистный внутренний голос говорил правду. Мы убиваем и теряем, и в то же время остаёмся безразличны и к тому и другому. По крайней мере так это выглядит со стороны. Но внутри нас, я уверена, взрываются миллионы вулканов, пытаясь прорвать оковы льда. — Зачем ты здесь? — спросила я, своим на удивление здоровым голосом. — Спасаю твою задницу, — на его лице появилось подобие улыбки, пока пальцы намазывали какую-то мазь на порванный шов на животе. — Снова. — Так говоришь, будто спасаешь её всю свою жизнь, — усмехнулась я, пытаясь всё выставить, как шутку, что у меня вышло лишь на 20%. — Думаю, встреть мы друг друга в возрасте 6 лет, всё было бы именно так, — он выпрямился, после чего, я увидела состояние своего тела. Что ж… Картина как была неприятной, такой и осталась. Я никак не отреагировала на это, ибо толку от этого, как от дождевого червя на асфальте. — Неужели я такой проблемный ребёнок? — сделала снова я жалкую попытку пошутить. — Да, — без доли сомнения подтвердил парень, в придачу кивнув несколько раз головой. Засранец! — Почему обезболивающее действовало недолго? — этот вопрос мучал меня с того момента, как начало болеть плечо. — Я не знаю. Его лицо стало хмурым, он так же, как и я, не понимал, что такого произошло, вызволив всё лекарство из организма. Стоп! Кое-что всё-таки было. Разве не?.. — Лило мне дала успокоительное, — произнесла я мысли вслух. Чонгук посмотрел на меня, как на инопланетянина или же, словно я только что сказала: «я мужик!». От его взгляда мне захотелось сесть, чтобы серьёзно навалять ему, ибо я сказала само разумеющееся, но он меня остановил. — Ты мне не веришь? — пыталась выяснить я. — Лило, знает, что тебе нельзя вводить лекарственные препараты энтерально. Мне кажется я уже привыкла к этой немногословности и непонятности слов в предложениях этого парня. И это ещё один пункт в списке «Почему мне нравится этот плохой-добрый парень». — Я строго предупредил её инъецировать лекарства посредством иглы, — его брови сошлись в переносице, а глаза уставились в пол. Хоть он и говорил по-умному, до меня смысл дошёл. — Может она забыла? — предположила я. — Скорее всего, — он глубоко вздохнул и поднял глаза на меня. Скорее всего, мы пришли к единому мнение враз. Наша мысль вполне реально: моя сестра полумертва; я сошла с ума; голова совсем не думает. Тэюн… Как она? Я знаю, что могу спросить о ней Чонгука, но боюсь знать ответ. Где-то там в его доме лежит без сознания мама, а недалеко от дома, в больнице — сестра. Всё это кучей сваливается и давит меня, заставляя почувствовать себя мышкой в мышеловке. Я не должна трусить, но это происходит со мной. — Как ты себя чувствуешь? — перевёл плавно тему Чонгук. — Нормально, — поддержала я его в смене темы. — А ты разве не должен сейчас быть в Северной Корее? — Мне пришлось развернуться, — пояснил он. — Из-за меня? — я всё же приподнялась на локтях, от чего вызвала у него встревоженность. Однако он лишь оценил ситуацию глазами и не двинулся с места. Это характерно ему. — Возможно, — как-то неуверенно произнёс он. — Как это? — я приподняла бровь, вытягивая из него продолжение информации. — Ну ты резко сбросила трубку, ответив, что чувствуешь себя паршиво. — И?.. — Я предположил, что ты попала в аварию, и посчитал нужным развернутся. Более того, твоя сестра была госпитализирована, и моя помощь бы уж точно не помешала. Вот он момент. Я сжала всю свою волю в кулак, потому что я не слабая. — С ней… всё?.. — Она в порядке, — опередил меня он. От его слов, я расслабилась так, что снова упала на кровать и глубоко вздохнула. По телу пробежала еле ощутимая дрожь, подтверждающая мой страх. — Слава богу, — прошептала я с закрытыми глазами. Новость о том, что состояние сестры стабильно равно той белой штуке, которой Чонгук мазал мою дыру в животе. — Почему ты пришла сюда? — его тон понизился, словно он и так мог ответить на этот вопрос. Я не нашлась, что сказать. В любом случае он прекрасно понимает моё состояние. Я ему много чего рассказала, парень должен был сделать выводы. Лишь спустя какое-то время я помотала головой, показывая, что не собираюсь отвечать на его вопрос. Чтобы отвлечься, я начала осматривать свою комнату, которая ни капли не изменилась. Да и с чего в ней должно что-либо меняться? Меня от силы здесь не было неделю с хвостиком. всё тот же белый потолок, с старыми бежевыми обоями. Моя комнатушка слишком мала, для нас двоих, и я подозреваю, что это является повышению температуры в ней. Если парень выпрямит ноги, то те точно ступнями достигнут гостиной. А если я расправлю руки над головой, то точно ударюсь об стол. — А как там Лило? — теперь настала моя очередь менять тему. — Она в печали, — произнёс Чонгук, но я не смогла разобрать то ли он грустит, то ли усмехается и была благодарна за то, что не начал выдавливать из меня ответы на его вопрос. — Почему? — Мне пришлось избавиться от Хаммера: тебя преследовали птички. Я так поняла, что птички — это полиция, а от внедорожника пришлось избавляться из-за осторожности. Меня окутало чувство вины, ибо Хаммер — крутая дорогая игрушка. — Мне жаль, — извинилась я. — Но как же ты нашёл меня, если в машине я больше не находилась? — Ты же однажды сказала нам, что тебя зовут Ким Чонхи, тебе 17 лет и живёшь ты в районе Мапо, в доме номер 40, — он повторил сказанные когда-то мной слова для Чимина, чтобы тот заблокировал мою базу данных от правоохранительных органов. — вычислить квартиру было не сложно. — Ну это я уже поняла, — я сделала ещё одну попытку улыбнуться. Мы сидели в тишине; каждый думал о своём. Я смотрела на профиль парня и вспоминала все интересные факты о его жизни, известные мне. И их оказалось на удивление ничтожно мало. Я почти его не знала, но он мне нравился. Такое вообще возможно? — Расскажи мне о себе, — вдруг попросила я. — Что именно? — он обратил на меня внимание. — Кто тебя научил стрелять и лечить? -первое, что пришло в голову, выпалила я. — И тому и этому меня научил один человек — Ли Монхи, муж Лило. Я уставилась на него, не веря своим ушам. Муж Лило научил его не только медицине, но владением оружия. Этого я никак не ожидала. Кем же был этот Монхи, вызывающий печаль на лицах Лило и Чонгука? — Он был хирургом? — осторожно предположила я. — Да, — тихо подтвердил Чонгук. Я задала вопрос в прошедшем времени и он не поправил меня. Мои предположения о том, что именно Ли Монхи убили в Северной Корее, стали больше походить на правду. Кто же тогда с ним ещё был? О, нет! А что если там была девушка Чонгука, поэтому он с такой печалью это говорит, когда же в основном находится в бесстрастном состоянии? И почему я так вдруг заволновалась и… думаю, пора назвать вещи своими именами… заревновала? Но ведь есть ещё Миджин. Боже, как всё непонятно и запутано. — А где твои мама с папой? — медленно перешла на другую тему я. — Я не знаю, — ответил он, пожав плечами. — А кто для тебя Лило? — недоумевала я. — Она меня вырастила, — был его ответ. Можно подумать, что он совсем не желает отвечать на задаваемые мной вопросы. — А кто для тебя Миджин? — совершенно не подумав, задала я вопрос, одновременно дав себе мысленный пинок под зад. Он сейчас сразу распознает мои цели. — Друг, — его лицо снова ничего не выражало. Как же мне хотелось знать, хочет ли он с ней только дружить. — А я кто для тебя? — ни он, ни я не ожидали этого вопросы, вылетевшего из моего рта. — Ты… — он задумался. Я дура. Мы знакомы с ним всего ничего, кем я могу для него быть? Разве что обузой. — Не отвечай, забей, — я снова приподнялась на локти. — Глупый был вопрос. Не знаю, почему я это спросила. — Я бы сказал, что ты для меня проблемный ребёнок, — всё-таки ответил он, тем самым ранив мне душу. Я знала ответ на этот вопрос. Почему я спрашиваю то, что и так понятно, как теорема Пифагора? — Я уже не ребёнок, — возразила я. — Ты не делала минет — ты ребёнок, — издевательски сказал он. — С каких пор дети делают минет? — ужаснулась по-актёрски я. — Это у тебя нужно спросить, — тут же пояснил он. Его ухмылка бесила и возбуждала до чёртиков. Моя голова толком не соображала. Как мы дошли до этой точки кипения? — Ты украл мой первый поцелуй, — заявила я. — Ты в курсе, что тебя стоит наказать? — Ты сама лишилась его, я лишь помог, — отчеканил он, всё ещё улыбаясь своей хитрой улыбкой. — Ты мог меня остановить, — прошептала я. — Мог, — подтвердил, прекращая улыбаться, за губы это делали глаза. Он пристально наблюдал за мной. — Ты хочешь меня за это наказать? — Возможно. Так почему ответил мне на поцелуй? — сексуальным шёпотом спросила я. — Не говори со мной так, как разговариваешь со своими заказчиками, — без эмоций предупредил он, почти убив во мне всё желание. — Но ведь ты хотел быть на их месте тогда. В ту роковую ночь ты заказал меня, — продолжала я. — Мне нужна была наживка для митсубаши, — отвертелся он. — И почему же я не подошла? — поинтересовалась я, слегка смягчая интонацию. — Потому что оказалась лучше, чем твои соплеменницы, — его голос тоже стал довольно сексуальным. Точнее он сделал его ещё сексуальнее. — Я тебе противна? — крепко вцепившись взглядом ему в глаза, прошептала я. — Нет, — признался он. — Ты бы взял меня во всех пристойных и непристойных позах? — бум! Ящик Пандоры открылся. Его лицо озарила весёлая улыбка, вызывая во мне поток счастья и возбуждения. И он ответил, заставив моё сердце стучать быстрее положенного: — Да.14
10 октября 2019 г. в 22:49
Я пришла домой, после того, как вылезла из машины и нашла первую автобусную остановку. Деньги я нашла в кармане своих брюк, и их оказалось столько, сколько стоил проезд. Аллилуйя!
В этой маленькой квартире, известной также под названием «каморка», было тише, чем в могиле. Моё плечо ныло от боли. Мой живот горел в агонии. Как только мои ноги дотащили меня до двери квартиры, в которой мы счастливо жили втроём, я упала на пол, не заперев замком дверь. Ну вот теперь я умирала. Мою голову посещали неприятные и в то же время приятные мысли: может мы всей семьёй встретимся где-нибудь там, если оно существует. Тогда есть шансы на счастливый больной, в том смысле, что ненормальный, конец. Тем не менее, я буду счастливее, если окажусь в этой лодке одна: моя сестра слишком мала и ей ещё в школу завтра утром идти (знаю, не самый лучший аргумент, но ведь аргумент!). Естественно, она не пойдёт завтра на учёбу и ей, скорей всего, ещё целый месяц придётся отлежать в кровати: кто знает, что эти твари ей вкололи.
Странно, даже в такой ситуации я продолжаю думать о парне с чёрными, как смола, волосами и темнее ночи глазами. Мне хотелось, хоть я и подавляла в себе это желание, чтобы он появился здесь и спас меня от неминуемой смерти. А ещё я снова желала ощутить прикосновение его губ и вкус языка, тёплые объятия и напористые руки на затылке, подталкивающие к нему. Я поймала себя на мысли о том, что нуждаюсь в нём больше, чем в маме и ещё ком-либо. Всё моё нутро подсказывало, что со мной что-то не так. Конечно, я как бы умирала, но это не то. Внутри меня что-о трепетало, когда я думала о Чонгуке. Это чувство было сродни тому, когда падаешь с высоты 30 метров на американских горках. Я чувствовала и радость, и отчаяние. Последнее было со мной всегда, но ощущалось по-другому.
Раньше я отчаялась и не видела смысла в жизни, а теперь же я нуждалась в присутствии человека, которого толком не знала. Со мной явно происходило неладное.
Мне нравится этот парень и, как бы мне не хотелось это отрицать, с этим ничего не поделаешь. Я задумалась: с какого момента он мне начал нравится? В голову сразу пришли воспоминания нашей первой встречи. Тогда он меня пугал, но я старалась этого не показывать. Он вёл себя слишком самоуверенно, когда рядом происходило жестокое ограбление с учётом двух погибших девушек. Сейчас, посмотрев на это с другой стороны, я восхищаюсь им, ведь он всё равно рано или поздно остановил этих недоумков.
Мне не приходило в голову, что он безмерно богат и талантлив. Чонгук отличается от всех. Он (ох, чтоб меня) особенный. И я дурочка — втрескалась в него по уши. Чонгук — запретный субъект в моей жизни. Это как подойти к обрыву, зная, что дальше почвы нет, и всё равно сделать шаг вперёд.
Что же меня в нём привлекает? Его холодность. Я не люблю, когда меня жалеют и подозреваю мы с ним в этом похожи, раз он никак не отреагировал на то, что меня лишил девственности чёрте знает кто в 16 лет. Нормальные люди бы сразу бросились в просьбы принять свои сожаления, которые я терпеть не могу. Их жалость не вернёт мне мою девственность и не починит жизнь в мгновение ока. И Чонгук прекрасно знает это чувство. Мне нравится в нём он сам. И я не жалею о своём первом поцелуе.
Бабочки — вот как это называется. То, непонятное чувство из американских горок — бабочки в животе. До чёртиков приятное ощущение.