Гарри Поттер, неучтённый фактор и всё остальное. Часть третья. Месть мага

Уж не знаю, до чего бы я додумался, если бы Мицар неожиданно сам не вызвал меня на разговор. Это случилось после того, как мы с Римусом, от души погоняв павлинов, возвратились в Слизерин-мэнор. Большая часть гостей уже успела распрощаться с гостеприимными хозяевами и отбыть домой, а вот мы с Конни, Лестрейнджи и Римус решили заночевать в мэноре. Ну, с Римусом и семейством Лестрейндж всё понятно, их международные портключи должны были сработать только завтра к обеду, а вот Конни прочно захватила в плен женская половина семейства Лестрейндж. Белла, прознавшая о нашей скорой свадьбе, пришла в дикий восторг и возжелала лично обсудить с любимым племянником всю церемонию. Попробовали припахать к этому и меня, но я отговорился срочным разговором с Римусом и трусливо бежал подальше от охваченных предсвадебной лихорадкой дам. Конни послал мне бешеный взгляд, узрев который я перестал сомневаться в том, что сидеть на трибуне во время третьего этапа Кубка мне будет… затруднительно, но общение с Беллой в таком ключе было выше моих сил. Рудольфус и Рабастан, кстати, только кивнули мне понимающе, запаслись парой-тройкой бутылок хорошего вина и уволокли с собой Рега, за которым как-то сам собой потянулся Ник. Я только хмыкнул — этим четверым явно будет, что вспомнить — и тоже потащил Римуса к выходу в парк. Так вот, когда я вернулся, дамы вместе с Конни продолжали заседать в гостиной, и я, почувствовав некоторые угрызения совести, решил принять душ и выручить бедолагу из цепких лапок устроительниц чужого счастья. В принципе, сначала всё так и пошло, но когда я, уже свеженький и переодетый, торопился к гостиной, дверь библиотеки неожиданно приоткрылась, и оттуда выглянул Мицар. — Гарри, извини, но… Могу я кое-что спросить? — Конечно, — покладисто ответил я, — только давай побыстрее, а то твои матушка с сестрицей совсем моего любимого замучают. Мицар как-то странно скривился и сделал приглашающий жест, пробормотав: — Это много времени не займёт… Я пожал плечами, прошёл в библиотеку и уселся в кресло у камина. Мицар уселся в соседнее кресло, какое-то время молчал, а потом выдавил: — Я не понимаю… — Чего? — удивился я. — Заклятья какие-то не даются? Скажи, я покажу. — Нет, — отрезал Мицар, — с этим всё в порядке. Я один из лучших учеников Дурмстранга. — Поздравляю, — вполне искренне сказал я. — А что ж тогда на Турнир не поехал? Безумно интересное зрелище, если честно. Настоящая магия. — Не захотел, — отрезал Мицар. — И в том числе из-за тебя, Гарри. — Не понял. А я-то здесь каким боком? Я уже не студент, в Турнире участвовать не собирался… — Не в этом дело, — мрачно сказал Мицар. — Гарри, прошу тебя, дай мне сказать. Я поднял руки в знак того, что замолкаю и не буду задавать никаких вопросов, пока Мицар не выскажется. — Гарри… — грустно сказал Мицар, — не думай, я не неблагодарный какой-то… Я помню, что произошло… несколько лет назад. Я тебя очень уважал. Ты для меня был настоящим образцом для подражания. Героем. Я считал, что именно таким и должен быть настоящий маг. Таким, как ты… Сильным, смелым, честным… Не боящимся говорить правду… Но… — А теперь, значит, не считаешь? — не выдержал я. — Не то, чтобы мне хотелось быть для кого-то образцом и кумиром, но интересно — с чего такая немилость? — Твоя помолвка, — мрачно выдавил Мицар. — Раньше я об этом не задумывался, но теперь… — А что не так с моей помолвкой? Конни я люблю, он любит меня, что большая редкость в магическом браке, родня с обеих сторон не возражает, дети у нас в дальнейшем будут… надеюсь, что красивые, умные и сильные магически… Что не так? — Всё не так! — почти рявкнул Мицар. — Конни — мужчина! Почему ты заключил помолвку с мужчиной? В Англии, что — не осталось достойных ведьм? Да это просто поветрие какое-то… Сначала Сириус и Северус, потом вы с Конни, теперь вот Регулус и Ник… Это как зараза какая-то! Как так можно? П*здец, как забавно. Первый раз в жизни вижу мага-гомофоба. При всех своих тараканах британские маги к мужским бракам относились вполне спокойно. Что ж Мицара-то так крючит? Спокойно, спокойно… Мицар гость Ника, я не могу тут устраивать разборки и заниматься вразумлением глупых юнцов. Будем разговаривать. И желательно, мирно. — Тебе не нравится, что я заключил помолвку с мужчиной? — спокойно спросил я. — Да! Да! Да! — рявкнул Мицар. — Это противно природе и неправильно! Так не должно быть! Природа создала два пола — ты понимаешь, два, а не один! И дети у вас всё равно будут от женщины, а значит — ты испортишь репутацию какой-нибудь бедной девушке! — Это значит, — спокойно ответил я, — что какая-нибудь девушка, родившаяся сквибом или очень слабой волшебницей, получит шанс стать полноценной сильной ведьмой. И очень, очень нехилое приданое, которое позволит ей выйти замуж за того, за кого она пожелает, что в Магической Британии большая редкость. Ты не задумывался о том, как повезло твоим родителям в том, что сговор ИХ родителей оказался удачным? Будь это по-другому, твоя мама просто не выжила бы в Азкабане. — Если бы они не примкнули к Волдеморту, — злобно фыркнул Мицар, — ничего этого не было бы! — Это их ошибка, — ответил я. — и за неё они заплатили сполна, уж поверь. К тому же, даже чокнутый Волди отослал их с глаз, когда узнал, что твоя мама беременна. Твои родители — не белокрылые ангелы, но то обвинение, по которому они попали в Азкабан, было насквозь ложным. И не Волдеморт разлучил их с собственными детьми, отчего твоя мама медленно сходила с ума. Впрочем, это дела давно минувших дней, и не тебе судить об ошибках своих родителей, ещё успеешь понаделать собственных. Я о другом. Если бы твои родители… или Люциус с Нарциссой, к примеру, так и не сумели бы полюбить друг друга, в какой ад превратилась бы их жизнь? Ты не задумывался? Так что я отнюдь не собираюсь портить чью-то репутацию. Я собираюсь дать шанс тем, у кого его не было изначально. Разве это не благое дело? — По-моему, — фыркнул Мицар, — это называется демагогией. — А по-моему, — вернул подачу я, — то, что говоришь ты, называется ханжеством. Прости, но чужая постель — не твоё дело. Я не заставляю тебя жить так, как хочу я, и ты не должен учить меня, как жить мне. — Но это гадко! Грязно! Безнравственно! Бедный Конни! — Минуточку… — раздалось от двери, — с чего это я бедный? — Конни? — почти хором произнесли мы с Мицаром, обернувшись к двери. Конни вошёл в библиотеку, кивнул Мицару и устроился на подлокотнике моего кресла. — Я тут наконец-то вырвался на волю, стал искать тебя, а ты тут дискуссионный клуб в чужой библиотеке устраиваешь? — ласково спросил он, чуть коснувшись губами моего виска. Мицара аж перекосило, но Конни не обратил на это никакого внимания и насмешливо продолжил: — Ни за что бы не стал вмешиваться в чужой разговор, но ты так возмущался, Мици, что я просто не мог пройти мимо. С чего это ты взял, что я — бедный? — Я тебе не Мици, — огрызнулся Мицар, но как-то вяло, словно теряя запал. — Мици, Мици… — ехидно заявил Конни. — Так с чего это ты вздумал меня жалеть? У меня всё великолепно — во всех смыслах. И в постели — тоже, если тебе так хотелось это знать. — Но ведь это плохо… гадко… грязно… больно… — пробормотал Мицар. Мы с Конни переглянулись. Блин. А о том, что проделывали с пацаном так называемые «приёмные родители», мы и позабыли. К тому же, Сметвик хорошо поработал, ослабляя травмирующие воспоминания, и до недавнего времени с Мицаром всё было в порядке. Так что ж сейчас-то случилось? — Конни, — прошептал я, — раздобудь коньяку… или виски… В общем, спиртного какого-нибудь. И поскорее. Конни понятливо кивнул и исчез. Можно было бы, конечно, вызвать эльфа, но пока привлекать внимания к демаршу Мицара мне не хотелось. Похоже, у парня начался сложный период, плюс половое созревание… вот и вылезло наружу всё, что казалось давным-давно погребённым. Ой-ой-ой… а если все, и без того упитанные, тараканы Мицара наложились на неосознанное влечение к объекту своего пола? Девушек в Дурмстранге немного, а те, что есть — такие же свои в доску, как и парни, если судить по тому впечатлению, которое производит делегация. Ага, и ещё наследственное Блэковское безумие… увы, но факт, к совершеннолетию эта штука проявляется у всех Блэков — отсюда и ранние браки, принятые в этом Роду, и особая тщательность при выборе второй половинки. Да-да, леди Вальпурга приняла бы Сева, будь он даже канонным нищим полукровкой с отцом-алкашом в активе — слишком надёжный якорь, чтобы терять. Так что нужно срочно поговорить с Беллой, Руди и Раби — не может быть, чтобы они ни сном ни духом о сыновних проблемах. Я взглянул на Мицара. После своей реплики он сгорбился в кресле, закрыв лицо руками и начал медленно раскачиваться. Ой, плохой знак… Поэтому я подошёл, присел рядом, и глядя на него снизу вверх, осторожно дотронулся до его ладони: — Эй, я понимаю… Мирись-мирись-мирись и больше не дерись… — Что? — от неожиданности ладони отдёрнулись от лица, и на меня взглянули два разнесчастных глаза. — А ничего, — улыбнулся я, — просто мы говорили о глупостях и разговор получился глупый. Давай начнём сначала — и будем говорить о серьёзных вещах. Как мужчины. — А как это? — А сейчас Конни выпить принесёт. Поверь мне, старому и опытному Лорду… (при этих словах Мицар невольно прыснул, сразу перестав быть несчастным) под хорошую выпивку можно обсудить любые проблемы без ущерба для чести. — Точно? — недоверчиво спросил Мицар. — А мне казалось, что под выпивку можно нажить ещё большие проблемы. — Можно, — покладисто согласился я. — Но это под неправильную выпивку. А мы будем выпивать правильно. Учись, студент. И тут появился Конни с подносом. На подносе стояла бутылка дорогущего (маггловского!) виски, зачарованная серебряная подставка с кубиками льда, тарелка с тонко нарезанным копчёным мясом, три квадратных стакана и бутылка содовой. — Рapa говорит, — невозмутимо пояснил Конни, — что огневиски Огдена хорошо пить, когда хочешь надраться и забыться, а вот хороший маггловский виски пойдёт под любой разговор. Если пить со льдом и содовой. — А мясо зачем? — удивился Мицар. — Для закуски, — пояснил Конни. — У русских есть один мудрый обычай — закусывать. — Тоже Антонин рассказывал? — поинтересовался я. — Не-а, Никола Питерский, — безмятежно ответил Конни. — Мы тут пообщались… и он сказал, что когда Турнир закончится — непременно надо будет выпить. Но нельзя забывать древнюю русскую традицию, которая называется «закусь». Я спросил, что это за традиция — он пояснил. Я заржал. Градус коммуникабельности Конни рос на глазах. — А почему мясо? — уточнил я. — А Никола сказал, что настоящие мужики всегда едят мясо на закусь, — отозвался Конни. — А мы ведь уже настоящие мужики? — Самые, что ни на есть, — заверил я и недрогнувшей рукой набулькал в стаканы виски, добавил содовой и бросил лёд. — Так выпьем же за понимание! И лихо опрокинул содержимое стакана. Что и говорить — виски и впрямь был хороший, а метаболизм магов позволяет им и не столь приятные жидкости поглощать без ущерба для себя. К тому же, какой-никакой опыт потребления спиртных напитков у меня был, пусть и не в этом теле, так что первая (и, скорее всего, последняя на сегодня) пошла хорошо. Конни слегка покачал головой и сделал чисто символический глоток — всё правильно, англичане — это вам не русские, «жахать» залпом не есть признак хорошего тона, но мне многое прощается, потому что я… как это… эксцентричный. Эксцентричность англичане уважают, если, конечно, не переходить известные границы. А вот получившему хорошее воспитание Конни такое не спустят. Мицар же взглянул на меня, отчаянно кивнул и тоже выпил свой стакан одним глотком. На это, собственно говоря, я и рассчитывал, и виски ему плеснул куда щедрее, чем нам с Конни. Итак, Мицар выпил виски, и глаза его тут же сделались большими и круглыми — точно к нему кто-то подкрался и шарахнул по затылку. Ага, как я и предполагал, опыта пьянки у парня нет. Эх, и куда только Каркаров смотрит? Но для нас — тем лучше. Беднягу тут же развезло не по-детски. Глаза заблестели, лицо раскраснелось, и слова полились из него, как сказали бы бессмертные Ильф и Петров, «стремительным домкратом», видимо, он это долго копил в себе. Мне осталось только чуть подтолкнуть его в нужном направлении. Короче говоря, всё оказалось именно так, как я и ожидал. После того, как Мицара нашли и вернули в семью, да ещё и проклятие удалось снять с моей и Гекаты помощью, парень был просто безумно счастлив. Живые, любящие родители, сестра, тепло, любовь, безопасность. Его очень хорошо лечили тогда, и Мицару почти удалось забыть всё, что происходило с ним у «приёмных родителей». А потом его отдали в Дурмстранг. Нет, школа его совершенно не напрягала — никаких жестокостей по отношению к ученикам там и в помине не было. Да, была строгая, практически армейская дисциплина, были и наказания, но они никогда не связывались с физическим унижением. В общем — тот же стандартный армейский набор — наряды на кухню, мойка полов, усиленные физические упражнения и марш-броски. Если учесть, что школа на девять десятых была заполнена физически крепкими парнями с нехилой склонностью к боёвке, а оставшуюся одну десятую составляли девицы, бывшие оторвами почище парней… Женщина-боевик — страшное дело, среди женщин такой Дар — редкость, но если уж попадаются… Вспомнить хотя бы матушку Мицара — Беллатрикс. В канонном варианте это был именно что страх и ужас, да и в здешнем Белла могла почти любого противника раскатать в тонкий блин, даже не запарившись. Так вот, учитывая специфичность контингента, преподаватели Дурмстранга поступали мудро. Они делали всё, чтобы студиозус, добравшийся-таки до постели, падал туда и засыпал мёртвым сном до самой побудки. Но половое созревание не мог отменить даже Каркаров со всеми своими преподавателями. Поэтому и тут была проявлена мудрая снисходительность. С третьего курса студенты могли уходить в так называемые «увольнительные» в соседнее селение Бесоштáны, этакий аналог Хогсмида. Малышня лакомилась всякой вкуснятиной и скупала разную детскую ерунду, а вот народ постарше, курса с четвёртого непременно направлял свои стопы в заведение «Весёлая кошечка». Это небогоугодное, хоть и очень облегчающее жизнь заведение, было расположено на окраине Бесоштанов и соответствующим образом зачаровано, его вывеску могли увидеть только те, кто заканчивал четвёртый курс. Малыши попросту пробегали мимо, не имея понятия, какая за неприметным заборчиком, увитым хмелем и вьюнками, кипит интересная жизнь. Обитательницы «Весёлой кошечки» были дамами, приятными во всех отношениях, сговорчивыми и всегда готовыми облегчить бедным, замученным учёбой студиозусам и жизнь, и карманы. Кстати, для любителей, кроме «кошечек» были в этом заведении и «котики», тоже пользовавшиеся большим успехом и спросом и всегда готовые поделиться опытом. В общем, для большинства студентов Дурмстранга гримасы полового созревания проходили довольно безболезненно. Но вот у Мицара с этим не срослось. Начнём с того, что сам процесс начался у него несколько позднее — лет в пятнадцать… и сразу же стали просыпаться кошмарные воспоминания о том, что проделывали с маленьким мальчиком взрослые дяденьки. Мицар похудел, побледнел, спал только со снотворным, и обеспокоенные друзья на пятом курсе потащили его в «Кошечку». Вышло ещё хуже. Поняв, куда его привели и увидев тружениц постельного фронта, чьи полуобнажённые прелести не вызвали у него ничего, кроме тошноты, Мицар почувствовал такое отвращение к этому заведению, что развернулся и бежал без оглядки. С этого дня он старательно давил в себе все проявляющиеся желания. Усиленно учился, до изнеможения занимался физическими упражнениями, обливался холодной водой… На время низменные плотские желания отступили, и Мицар уже обрадовался было… Наивный… Природа человеческая ещё никому не позволяла себя игнорировать… Заметив, что Мицар сторонится девушек и не ходит в «Весёлую кошечку», мужская часть старших студиозусов сделала для себя вполне определённые выводы — и ему стали поступать весьма ненавязчивые, но постоянные предложения насчёт «посидеть ночью на крыше», «искупаться вдвоём в бассейне», «попить вдвоём чаю после отбоя» и прочая, прочая, прочая. Нет-нет, никакого насилия и принуждения — за такое можно было вылететь из школы и влететь куда-нибудь в менее приятное заведение тюремного типа, причём без оглядки на происхождение и имущественное положение родни. Правило это исполнялось неукоснительно, поэтому были только ненавязчивые предложения. Мицар с годами стал только краше, так что целый год подобные предложения сыпались, словно горох из дырявого мешка. Мицар упорно посылал всех ухажёров по одному и тому же краткому, но точному адресу, так что, в конце концов, от него отстали все. Парень снова вздохнул с облегчением, но не тут-то было. В нём наконец-то проснулось сексуальное влечение, и единственным подспорьем в его утолении осталась правая рука. Потому как, исходя из воспоминаний прошлого, секс между мужчинами Мицар продолжал считать вещью мерзкой, грязной и неправильной… а помянутое влечение он начал испытывать именно к мужчине. Точнее, к юноше. К однокурснику. Евгений Оболенский происходил из магической ветви древнего русского княжеского Рода. Год назад он перевёлся в Дурмстранг из Колдовстворца по рекомендации тамошних преподавателей. Дело в том, что у Евгения была очень сильная и ярко выраженная склонность к Тёмным Боевым искусствам, и ему был необходим личный Наставник. В Колдовстворце ему такого предоставить не могли — имеющиеся там Наставники в этой области уже взяли личных учеников, а в Евгении данная склонность проснулась достаточно внезапно, поэтому он перевёлся в Дурмстранг и стал личным учеником Магистра Боевых искусств Станко Милича. Мицар, по роковому стечению обстоятельств, занимавшийся у того же Наставника, узрел золотоволосого голубоглазого отпрыска княжеского Рода Оболенских… и пропал с концами. И тут-то для бедного парня начался настоящий Адъ и Израилъ… Не потому, что Женя оказался гадким и злобным — наоборот. Оболенский легко вписался в местную тусовку, был парнем незлым, общительным, обаятельным и щедрым. И к Мицару относился неплохо, не догадываясь о его чувствах. А вот Мицар просто разрывался надвое. С одной стороны, хотелось пригласить Женьку туда же, куда его упорно приглашали год назад и попробовать признаться в своих неземных чувствах… С другой стороны — это же парень! Ужас-ужас-ужас и грязь! Для очистки совести Мицар даже «Весёлую кошечку» навестил втихаря и попробовал провести время с одной из тамошних прелестниц. Всё получилось и даже было немного приятно, но после ухода из заведения Мицар отмыться не мог — сам себе казался грязным. И из головы у него не шло то, что получаться у него стало только тогда, когда он на месте светловолосой синеглазой «кошечки» представил Женьку. Вот в таком душевном раздрае Мицар и прибыл с родителями на помолвку Ника — а тут мы все, такие счастливые… Вот он и сорвался… Выдав свой бессвязный жалобный рассказ, Мицар, в одиночку уговоривший почти весь вискарь, наконец-то вырубился и ровно задышал. А мы задумчиво переглянулись, и я заметил в глазах Конни знакомый маниакальный огонёк. — Гарри, — ласково протянул Конни, — а что мы знаем об Оболенских?