Воля Господа

Я открыл глаза и тут же прищурился от яркого света.  — Вы проснулись? — спросил кто-то хриплым голосом.  — Где я? — мне было тяжело говорить из-за сильной сухости во рту. — Что произошло?  — Не волнуйтесь, голубчик, всё будет в порядке.  — Голова болит…  — Это от похмелья.  — А вы кто? Я с трудом заставил себя посмотреть в ту сторону, откуда доносился голос собеседника. Тот стоял ко мне спиной возле какой-то металлической тележки и что-то перебирал на ней. Он был облачён во что-то белое и похож на ангела.  — Иван Михалыч, хирург. Значит я в больнице? Глаза понемногу адаптировались к свету от галогеновых ламп круглого светильника, висевшего прямо над операционным столом. Само помещение было ослепительно белым: подвесной потолок, плитка на стенах, глянцевый пластик на корпусах оборудования и даже мебель. Сильно пахло хлоркой, лекарствами и ещё чем-то неприятным. Возле меня суетилась медсестра и вводила какое-то белое вещество из шприца через катетер. Иван Михайлович повернулся, и я увидел бледное, морщинистое лицо.  — Как вы себя чувствуете? Я попробовал пошевелиться, но тело меня не слушалось. Было такое ощущение, что я врос в камень. Похоже, меня накачали чем-то сильнодействующим.  — Как-то странно, почти не ощущаю левую сторону тела.  — Не страшно, голубчик. Скажите спасибо, что выжили.  — Выжил? А что случилось? Последнее, что я помню, как ехал с вечеринки. Мы с друзьями обмывали моё повышение…  — Хорошо обмывали, плохо ехали.  — Я попал в ДТП? Я с трудом поднял голову с подушки и осмотрел себя.  — О, Господи!  — Пристёгиваться надо, голубчик. Вас выбросило из салона, левым боком прямо на железные ворота. Как результат: выбита ключица, переломы нескольких рёбер, плечевой и лучевой костей, раздроблено всё запястье, сильные повреждения мягких тканей. Руку придётся ампутировать. Я с ужасом рассматривал то, что когда-то было моей левой рукой: от плеча до локтя тянулись глубокие рваные раны, бицепс рассечён и кусками торчал из-под кожи, кость разломлена пополам, а оставшаяся часть руки держалась только на нескольких чудом уцелевших сухожилиях. Ниже локтя всё выглядело ещё хуже: кожа была тёмно-фиолетового цвета, почти чёрная, целых сухожилий не осталось, кисть раздроблена, а пальцы торчали в разные стороны, неестественно скрючившись. Левый бок тоже сильно пострадал: нескольких рёбер не хватало, целый кусок грудной мышцы был вырван, а сквозь повреждённые ткани виднелись слабые пульсации сердцебиения.  — Господи! — к горлу подступил ком, я чуть не разрыдался, но невероятным усилием сдержался. Мне хотелось пожалеть себя, дурака, сказать, что это какая-то ошибка, дурной сон, но из уст вырвалось только одно слово: — Господи!  — Верите в бога? — хирург подкатил тележку с инструментами к операционному столу и стал настраивать свет.  — Верую. Его заповедям следую, по его воле живу.  — Так это он заставил вас пьяным садиться за руль?  — Я не виноват! На всё воля Господа! — после этих слов мне даже немного полегчало.  — Очень легкомысленно, — вздохнул старик. — А ведь вы могли погибнуть.  — Но не погиб и благодарен Господу за это. Значит, не закончилась моя миссия на земле.  — Да, вы ещё легко отделались, в отличие от другого… — хирург внезапно оборвал себя на полуслове.  — Другого?  — Да, второго пострадавшего.  — Что? Вы про кого?  — Про того, кого вы сбили. У бедолаги раздроблены почти все кости ниже черепа, повреждены лёгкие, сильное внутреннее кровотечение. На его теле и места живого не осталось. В лучшем случае останется прикованным к кровати, но скорее всего не выживет.  — О, Господи!  — Это тоже была его воля? Я задумался. Откуда мне, простому смертному, знать о планах Всевышнего? Кто я такой, чтобы судить его волю?  — Возможно…  — Вот так, значит? — старик нахмурился.  — Я свято верю в то, что Господь указывает всем наш путь. Но бывают и те, кто заблудился во мраке, и они остаются там навсегда. На всё воля Господа!  — Ладно, успокойтесь уже, голубчик. Сейчас вам сделают анестезию, и я займусь вашей рукой. Медсестра обошла моё ложе со стороны головы и приложила маску для наркоза к лицу.  — Дышите как обычно и через несколько секунд вы заснёте. Я послушно стал вдыхать газ. Мои веки закрылись сами собой, и я впал в беспамятство. *** -…снулись? …шите меня? Сознание медленно возвращалось ко мне.  — Если слышите, кивните головой. Это удалось мне не сразу. Всё плыло, словно в тумане. Голос доктора звучал как будто из потустороннего мира. А я был где-то вдалеке от него, словно в раю. Там я забывал о тяготах людского мира. Там я чувствовал себя легко и беззаботно.  — Операция прошла успешно, теперь ваше дело — набираться сил и выздоравливать. Поспите. «Успешно — это хорошо», — подумал я и вновь отключился. ***  — Ага, спасибо! — сказал мне на ухо чей-то звонкий голос. Я сделал глубокий вдох, выдох и немного покрутил шеей, чтобы размять её.  — Кажется, он просыпается! — радостно сообщили мне на ухо.  — Эй, а можно не кричать? — возмутился я и открыл глаза. Первое, что я увидел — белобрысую макушку ребёнка. Сперва показалось, что его голова просто лежит на моей груди, но в следующее мгновение я понял, что она пришита ко мне. Буквально.  — Э-э-это ещё что? — я инстинктивно хотел сбросить голову, но сильная слабость не дала мне даже пошевелить рукой.  — Не что, а кто, — вмешался Иван Михайлович. — Это Вадик. Вадик, поздоровайся.  — Здрасьте, — сказала голова.  — Теперь Вадик будет жить с вами. Всегда. Хирург подошёл к столу и поднял надо мной зеркало. Когда я взглянул в него, то обомлел от ужаса: к моей груди слева была пришита голова, шея, плечо и рука белобрысого мальчугана, лет одиннадцати на вид. Он тоже удивлённо рассматривал отражение. Я чувствовал каждое его движение, как моя кровь приливает к его органам, как синхронно мы дышим.  — Вадик, подними руку, — попросил хирург. Я почувствовал, как пальцы на моей правой руке зашевелились, выпрямились и она тяжело поднялась вверх.  — Молодец! — старик улыбнулся. — Как самочувствие?  — Странно, но интересно, — мальчик стал рассматривать ладонь и по очереди сжимать мои пальцы… наши пальцы.  — Это… это моё наказание? — тихо спросил я.  — Это твоё искупление, — ответил хирург.  — Но… но почему?  — На всё воля господа. Правда, Вадик?  — Конечно! — засмеялся мальчик. — Ты всегда прав, дедушка!