the sharpest knive
3 сентября 2019 г. в 00:45
Они встречаются случайно, когда одна идёт своей дорогой куда подальше от знакомых лесов и битвы с Мором, а второй с разбитым сердцем от потери Стража в самом печальном сражении. Сначала узнать друг друга было нелегко, но Морриган была первее. Украв со спины клинок, приставив к горлу, колдунья усмехается, а тот знает ту ухмылку хотя бы на слух. Помнит, как в приключениях его напрасно отшивали, принимая во внимание ативанской плоти толк, да только не в постели. Он мог бы процитировать её слова, но снова — толк?
Морриган ведь нравятся его клинки — кому не нравятся? Владелец их не так, как мог, а вот заточенные наостро собратья — ничего. В самый раз. Переливаются на свету, точно зовут к новым подвигам и экспериментам, как и этот озорной взгляд. К нему прилагается ещё и ужасный цвет глаз — ей не по нраву, но она довольствуется малым.
Зевран упивается жизнью, пока может. Даже её каплей. Довольный, хотя бы живой после встречи Стража. Та девушка храбра была, наивна и глупа, да и тогда спасла его, ничуть не пожалев о выборе, с первого взгляда находя сходство острых ушей и навыков. Не будут лишними в команде. Не хотелось и напрасно проливать кровь известных антиванских воронов. Чтобы он сумел стать кем-то, заплатить за собственные грехи победой над порождениями тьмы.
И не для того, чтобы он стал сосудом в руках Морриган.
Но сейчас Зевран просто сосуд, и даже так очень доволен своим положением.
Обычный, хрупкий сосуд, где вчерашний броский шрам сквозит не хуже пары свежих, пока его же заточенный клинок изучает каждый сантиметр смуглой кожи, едва цепляя, пуская горячую кровь наружу. На руках и без Морриган остаются шрамы, а ей нужно приводить их в человеческий вид. Нужно останавливаться, сменить направление опасной ведьмовской утехи на что-то более подходящее для антиванской крови куда ниже.
Для него ведь всё происходящее — забава. Игра, где каждый в выигрыше от удовольствия, наслаждения собственных фетишей. Зевран во власти Морриган не видит в темноте абсолютно ничего, а ведьма всё туже стягивает повязку на глазах, сидит на нем и точно вырисовывает тайные символы на груди разбойника, что до ужаса схожи с меткой на лице. Точно он та самая нужная жертва, которой не нужно сопротивляться — он был уготовлен для этого с самого рождения до этого момента.
Руки из-за её пахучих трав стали куда тяжелее, приземлённее, а кровь приливает совсем к другой голове. Цепляя тёмные волосы с трудом, разбойник острит: «Все ваши лесные прелюдии всегда такие возбуждающие?» и знает ответ в хладном лезвии собственного клинка и молчании до ужаса возбуждающей дьяволицы. Ему не нужно даже видеть — он знает, как выглядит в данный момент, ведьма разглядывает усмешку в полумраке.
Любое движение опасно, чтобы притянуть к себе её за поцелуем. Любое. Столько раз уже испробовал, да напрасно — оставил после лишь лишние царапины, мешающие её глупому ритуалу каждый раз. Она и злиться будет, и уйдёт, но как обычно возвратится к свету своего костра. Может, в это время ищет одну-другую жертву для себя, но не находит.
Лучше не отыщет, а эльф и не сбегает, берет инициативу в свои мужские руки. Не только руки. Душа млеет от тихих дамских вздохов, когда губы касаются шеи, пальцы проходятся по непристойному ведьмовскому тряпью, оголяя мягкую грудь. Он представляет, как на ней бы хорошо смотрелись кожаные жгуты с россыпью бордовых нитей. В её характере и так очаровательно. Не так, как на хрупком с виду Страже.
Голова кругом или от травяного аромата или от самой Морриган. Непонятно, да только в радость, как собственный лириум на короткое время. Зевран позарился на её тело с самого начала, теперь он оставляет свои метки на светлой коже, она — тоже, но совсем другие. По пальцам можно пересчитать, да лучше губами и прытким языком, спускаясь ниже под сладкий стон.
Шершавые мужские пальцы медленно перебирают по спине каждый позвонок, словно проверяя на прочность, прижимая разгорячённое тело к себе. Зевран делает секундные паузы, шумно выдыхая меж грудей, и даже не дожидается, когда ведьма томно вздохнёт и попросит продолжить. Она не из таких, но поиграться любит.
Горячими от желания руками Зевран проводит по нежной талии, и стягивает остальное ведьмовское облачение. Долго, пленительно долго и осторожно, с редкими поцелуями по телу вниз. Им некуда торопиться, не от кого бежать, нет своих чётко поставленных целей, как со Стражем. С такой женщиной Зевран мог остаться подольше, тянуть за тонкие ниточки меж бёдер, как он умеет, точнее — научили.
Зевран продолжает изучение дамского тела губами и ладонями, касаясь её податливых бёдер, в конце концов, не прикрытых тряпьём. До сумасшествия сводит ноги, этакого совершенного хаоса, что вряд ли так просто появилось бы без её безумной прелюдии, его пальцев около влажной промежности, этих приятных на слух стонов и рваных спазмов в ногах.
Морриган поддаётся телом, когда разбойник весьма порывисто входит, но останавливает планку на растяжении удовольствия от такого сладостного проникновения. Нет, он не старается быть грубым или дерзким, что хочет увидеть и ощутить как раз сама ведьма и её тесная промежность. Его возбуждает само узкое нутро, теперь его власть над ней, как своё преимущество.
Задирая женскую ногу чуть повыше, Зевран делает первые размеренные толчки, у самого с губ срывается вздох томительной услады, укрывает его во влажном поцелуе, не забывая расторопно обеспечить настоящее удовлетворение в мельчайших деталях, мягкой груди и ярко-розовых сосках — в темноте даже не видно, но и днём глаза разбойника не отвлекаются. Сама Морриган не заставляет эльфа забыть о себе — ни с чем не сравнятся её слабые укусы, освоенные из прогулок в Диких землях и тамошних развлечений.
Они, как единое целое, держатся на балансе тех отрадных минут, а после такого приятного действа, Зевран по обычаю выходит из уютной палатки. Возвращается, как ни в чём ни бывало, оставаясь у костра. Он пишет. Пишет тому, кто никогда не прочитает его мемуары, не подаст ещё один рулон бумаги, какие Страж набирала постоянно, а куда девать — не знала. Все пригодится. Хотя бы сейчас, как воспоминание.
Морриган не трогает его. Колдунья знает, что он весь принадлежит не ей, да исправлять не желает. Его письма куда-то в пустоту, в архивы, все подтверждают и иногда говорят больше, чем он показывает. Зеврана и Стража не разлучило бы и самое острое лезвие. Но это лезвие держит Морриган в своих руках каждую ночь, а он только рад.