Отторжение
С самого начала обстоятельства связывали нас. Мы носили на своих плечах общее прошлое: ходили в одну группу в детском саду, а затем пошли в один класс. Но первое, что я чувствовала по отношению к тебе — это именно отторжение. С оттенком безразличия. Возможно, всё из-за моего самого первого воспоминания о тебе. То, что ты нагло присвоила мой коврик на кружке по плетению и даже убедила нашу надзирательницу, что он на самом деле твой. Тот самый коврик, который я старательно собирала из ниток своими ещё совсем детскими пальчиками. До сих пор обидно. Ты мне казалась излишне посредственной. Ты пыталась всех устраивать, и у тебя получалось. Вот только я была совсем не такой. Меня считали странной. Всегда. Не могу даже внятно сказать почему. И ты на меня смотрела, как и все остальные. И я на тебя смотрела так же, как и на большинство моих знакомых, — как на что-то неважное, как на фонарный столб, мимо которого ты проходишь во время очередной прогулки.Зависть
А ещё ты мне казалась слишком красивой. Слишком привлекательной. Лучшей в моём классе. И я пыталась отрицать это внутри себя, но потом как-то смирилась и уже отрицала свою зависть. Позже — признала и её. Особенно, когда влюбилась в одного из своих одноклассников. Мне тогда было всего лишь девять, и я подумала, что пропала надолго. Конечно, потребовалось время, чтобы понять, что у меня нет шансов, но ведь отчасти я винила в этом тебя. Хоть ты была и не виновата. Я верила, что ты ему нравилась, и, быть может, всё так, но реального чёткого подтверждения для этого не нашлось. А я воспринимала за чёткое подтверждение всё, что видела своими детскими глазами. И завидовала тебе. Вновь и вновь. Конечно, мне хотелось заглушить это чувство. И мне даже это удалось.Озадаченность
Дружба. Достаточно громкое слово. И я не могла его употребить по отношению к тебе, если мы говорим о чувствах. Вместо этого в моей голове повисла какая-то неразрешённость. Ты мне слишком часто снилась, а я была и не против этого. И после того, как в нашей девичьей компании зародились те самые отношения, которые мы называли дружбой, я хотела ответить для самой себя на вопрос: «Что я чувствую конкретно по отношению к тебе?».Влюблённость
Что ж… это именно то, что я реально чувствовала. И не сказать, что мне нужно было много времени, чтобы признаться себе в этом. Один из снов с твоим участием стал решающим. Тот, где я решилась поцеловать тебя, а ты меня оттолкнула — отвергла; об этом узнала одна из моих подруг и начала меня опасаться, ведь я же «лесбиянка». И реалистичность сновидения не могла меня не напугать. Я три года хранила секрет о том, что была влюблена в тебя.Желание
Дружба предполагает близость. В том числе и физическую. Подростковая дружба, к тому же, чаще предполагает много дурачества. Одним из таких дурачеств стали наши съемки. Да, представлять себя актрисой или режиссёром, когда тебе тринадцать довольно забавно. И ещё не так постыдно. Точнее, это было достаточно постыдно, раз уж мы удаляли свои «шедевры» в конце веселья, но тогда ещё терпимо.Внутренний смех
Когда я играла вместе с тобой супружескую пару на телефонную камеру, моё желание стало совсем уж различимым. Для меня уж точно. Да и не только для меня, раз уж наша общая подруга шутила на тему того, что ты — идеал для меня. Конечно, во всём виновата наша имитация постельных сцен на камеру. И её мы тоже потом удаляли, хотя я бы не отказалась пересмотреть эти видео. Для того, чтобы вновь увидеть твою полуобнажённую грудь и чёрный бюстгалтер, или для того, чтобы вновь понаблюдать за своими эмоциями. Я до сих пор помню то самое чувство и тот самый момент, что никогда больше не повторится. Помню то влечение, когда касалась тёплой кожи и слышала те самые наигранные стоны. Я хотела бы, чтобы та искусственная сцена под одеялом продлилась ещё дольше или вовсе застыла. Я хотела бы вновь окунуться в неё. Или в те две недели, когда мы, девятиклассницы, сидим за одной партой на протяжении двух недель, а я тебя страстно обнимаю. Ты и не против. Я даже начинаю верить, что объятия могут стать куда интимней поцелуев. На нас же не просто так смотрели с подозрением. Ведь так?Смирение
Ничто не вечно. И хорошее тоже имеет конец. Ты отдалялась от меня. Формально мы ещё были подругами, но я понимала, что большего мне не светит и постепенно сживалась с этим, воспринимала то понимание как истину. Говорила самой себе, что никогда тебе не скажу о том, что на самом деле чувствую, что ты никогда не узнаешь, ведь в этом нет смысла, потому что тот самый сон, где ты меня отвергаешь — это проекция возможной реальности. Говорила себе, что мои фантазии — навсегда останутся только фантазиями, которые можно увидеть разве что в царстве Морфея. И то — если повезёт.Чувство долга
То самое, во что и перетекло моё смирение. В этой части истории я всё ещё девятиклассница. Мне посчастливилось сесть сегодня рядом с тобой, как я давно и хотела. Но мы почти не говорим. Достаю наушники и слушаю Tightrope. И для меня эта песня становится символом того самого перетечения, когда понимаешь, что тебе остаётся лишь исполнять долг подруги. Даже не самой близкой. Даже когда ты ревнуешь её к другим парням. И даже когда ты считаешь свою ревность странной. Это ведь твоя вершина. Пользуйся тем, что имеешь, ежели хочешь быть рядом. И будь добра — сделай вид, что шипперишь её со своим одноклассником, когда вы идёте домой после второй смены, и они вместе дурачатся под красивым оранжевым небом. Наверное, в тот момент это тебе и было нужно. Необходимо было, чтобы я думала именно так. Вряд ли ты станешь благодарить меня за такое, но… Я не знаю, что мне сказать после слова «но».Восхищение
Ни смирение, ни чувство долга не отняли у меня мои желания, порождённые восхищением от тебя. Я восхищалась твоей простотой, твоей непосредственностью, твоей наивностью, твоей сексуальностью. И я никак не могла не восхищаться твоими пухлыми губами, которых всегда хотела коснуться своими. Особенно красочны мои желания были перед выпускным. В голове транслировались короткометражки о том, как класс в разгар веселья решит поиграть в бутылочку, и когда очередь дойдёт до меня… Думаю, не стоит уточнять, на кого укажет горлышко. Или же «Правда или действие» в узкой компании ребят, которые на этом празднике решили повеселиться отдельно от остального класса. Мой одноклассник загадывает тот самый поцелуй, и мы безоружны перед условиями игры. И я всё ещё в восхищении от тебя и не могу поверить в происходящее. Как жаль, но этого всё-таки не произошло. На выпускном мы были не так физически близки. Разве что танцевали под песню LP. Каждый раз теперь вспоминаю тебя, когда слышу её Other people или, тем более, Tightrope. Восхищение — это то, что я смогла использовать в качестве прагматичного аргумента. В основном из-за слишком внезапного порыва в мыслях. Думала — не выдержу перманентного молчания. Захотела сказать обо всём маме. Но что-то остановило. И я начала нести ей чушь о том, что путала романтический интерес с восхищением. Чушь вышла убедительной.Надежда
Не сказать, что я верю в судьбу, но если она существует, то определённо хотела, чтобы мы не расходились. Мои чувства то затихали, то вновь полыхали, и мне только оставалось утопать и растворяться в этой неизбежной карусели. Ты казалась мне совсем несбыточной. Вот совсем-совсем. До того самого фееричного поворота. Не хочу казаться излишне пафосной, но для меня он был фееричным. Я и в снах не смогла бы услышать от тебя эти слова. Ты мне нравишься. Ты мне нравишься как девушка. Мы сидели на уроке рядом, смеялись при нашем безразличном учителе, школьный год только начинался. Конечно, я тебе не сразу поверила. Не в такой вот атмосфере. Конечно, мне было неловко. Но, конечно, верить мне хотелось. Очень хотелось. И я сдалась и поверила — загорелась огоньком той самой надежды. Я надеялась, что твоя неприкосновенность для меня пропадёт, что тёплая смуглая кожа твоей шеи будет касаться моих губ, что мои пальцы станут плавно очерчивать изгибы твоих бёдер, что твоё страстное дыхание от нашей, даже платонической, близости приведёт меня в дрожь. Я жаждала касаться тебя каждый раз, когда заходила в светлую классную комнату и садилась рядом. Особенно, когда летнее платье, надетое ранней осенью, облегало изгибы твоих бёдер, когда ты перелаживала тёмные шелковистые пряди на одну сторону и подушечками пальцев дотрагивалась до шеи. Когда облокачивалась на парту, сидя в лёгком свитере, что открывал обзор на ключицы и частично на грудь. Я поверила тебе, но не себе. Мне казалось, что такого быть не может, что это всё моё подсознание опять шалит — это всё очередной безумный сон. Когда несколько лет убеждаешь себя в том, что всё безнадёжно, то самое признание кажется лавиной. Но лавина эта тёплая, манящая. Возникает желание полететь вместе с этой лавиной и никогда не спускаться с небес на землю. Просто утонуть в своих иллюзиях. А ещё я хотела узнать, как ты себя чувствуешь после своего признания. Лично я взволнована. Кажется, что взорвусь от эмоций, бушующих внутри. Хотела поговорить, чтобы составить правила нашей игры и следовать им. Правила, которые, как мне казалось, будут рождены твоей смелостью и моей надеждой.Опасение
Но утопать в иллюзиях страшно. Прагматичный ум берёт своё. Я понимала, что мы слишком разные. Я — на своей волне, со своими причудами, вся такая псевдоинтеллегентная и высокодуховная. Ты — такая простая, почти что равнодушная. И мы друг другу не подходим. Но, с другой стороны, мне казалось, что ты — уникальный шанс, что нельзя тебя упустить, что стоит хотя бы попробовать, ведь лучше жалеть о совершённом, чем о несовершённом. Но нырять в отношения с тобой опасалась. Я боялась, что ты сделаешь мне больно. Ты привлекала немало парней. И я в опасениях видела себя частью твоей умалишённой коллекционной толпы.Дискомфорт
Ты затянула меня прежде, чем я успела дать внятное согласие. По крайней мере, мне сначала так показалось. Хотя, это в итоге была чистая самоирония с твоей стороны, когда ты на следующий день на уроке химии выдала: «У нас же теперь любовь». Но я решилась. Сказала тебе, что мне нравятся не только парни в тот же день, когда услышала твоё признание. Надеялась, что чаепитие уединит нас. Ошиблась. Тебе обязательно нужно было пригласить ко мне нашу бывшую одноклассницу. Я промолчала. Я промолчала, даже когда ты на следующий день по своей глупости поведала женской половине класса о моей ориентации. Хотя, отчасти я даже благодарна тебе за то, что такая глупость обернулась удачей, и мне не нужно теперь скрывать ту часть себя. Больше всего меня беспокоило то, что мы почти никогда не были наедине. Всегда кто-то жадными глазами наблюдал и пускал ироничные шутки. Я продолжала флиртовать с тобой, ластиться к тебе, потому что другой такой возможности не было. Однажды мне пришлось сказать прямо о том, что хочу быть рядом именно с тобой. Ты восприняла это так, словно у меня поехала крыша, словно ты и не говорила ничего такого неделю назад. А потом ты словила мой месседж. Я рвалась поговорить с тобой серьёзно обо всей ситуации, но эти твои саркастичные слова о том, как ты «обожаешь серьёзные разговоры» опускали меня, будто пытались сделать ничтожной. То, что ты всеми силами пыталась избегать меня, вызывало явные подозрения, заставляя прямо заявлять: «Я тебе не доверяю». И после того, как отшить меня, ты могла мило флиртовать. И во мне рос тревожный дискомфорт, оттого что моим вниманием так нагло манипулировали. Ты хотела чувствовать себя значимой. А я за тобой иногда бегала словно на задних лапах. Наши отношения были для тебя пьесой в театре. Демонстративным трюком перед нужными людьми. Как же всё было просто в твоих глазах, когда я вечерами раздумывала о том, как из этого всего выбраться, искала в себе смелость покончить с этим. Но когда видела твою фигуру, не могла устоять, прощала тебя, и всё вновь вставало на круги своя. Я вновь внутренне сгорала, оттого что мы не могли быть одни, не могли гулять по провинциальным улочкам нашего города или смотреть что-нибудь у меня дома на диване, сидя в обнимку. Ты избегала любого уединения, для тебя это было громоздкой ответственностью — освободить меня от дискомфорта. Я просто не могла этого не ощутить.Презрение
Твоя избирательная показушность открыла мне глаза. Ты хотела вписаться в каноны глупой, бездарной и бездушной подростковой сказки. Постоянно говорила, писала: «Я тебя люблю». Но фальшивость и слащавость этих слов вызывали у меня отвращение. Ты не понимала сути, ты не понимала, что значат эти самые слова и разбрасывалась ими так легко, что из твоих уст они стали звучать противно, пошло, как-то даже омерзительно. Но это я ещё могла стерпеть, моя тяга к тебе заставляла продолжать слащавые переписки, в которых всё равно на мне лежало слишком много инициативы. Наибольшее презрение у меня вызывала не твоя потребность в этих переписках, а в том, что ты хотела сделать меня такой же, как ты. Хотела заставить так же бездушно произносить: «Я тебя люблю», заставить обесценить всякую прелесть этих великих слов, чтобы мы вместе сделали из них валюту. И тебе даже немного удалось. Когда я загоралась желанием, восхищением, влюблённостью, когда всё скапливалось во мне, я не могла выдержать этого всего на фоне твоего равнодушия и выпаливала те самые слова, а потом жалела обо всём этом. Но чаще, всё же, — оставалась непоколебимой в своём отказе. Тебя мой отказ вести слащавую игру никак не устраивал.Обида
Она смешивалась во мне вместе с дискомфортом. Я пыталась отстоять себя перед тобой, показать, что заслуживаю лучшего, чем твоей ветрености, чем тебя, намеренно вызывающую у меня ревность, флиртуя с парнями. Мне было жутко, оттого что ты держишься возле меня словно на тоненькой нити и готова разорвать её в любой момент. И крах произошёл, когда ты по глупости (у тебя и не могло быть иначе), не замечая меня, выпалила, что всё, что было между нами — шутка, которая слишком затянулась. Со мной никто ещё не обращался так халатно, как ты. Вечерами меня пронизывала кое-какая злость. Я понимала, что мне пора самой обрывать всё. Чувство собственного достоинства не покидало. Именно оно сохраняло и лелеяло мою обиду.Боль
Моя привязанность, моё желание, моя всё ещё не истёкшая влюблённость привели меня к грусти. Я осмелилась отстоять себя окончательно. Мы больше были не вместе формально. Ты была почти что равнодушна к моему уходу, и это заставляло меня чувствовать себя брошенной, хотя формально ты была брошена мной. Я видела тебя счастливой, улыбающейся мне в последний день декабря. Потому Новый год выдался таким паршивым, ведь понимала же, что ты за меня, как и всегда, не беспокоишься. Понимала, что мне придётся смириться вновь, подождать, когда боль утихнет. Ждать одиноко, ведь кому я могу об этом рассказать? Людям в сети, что поддержат меня лишь словами? Да, больше и некому. Пройти путь самоисцеления, довериться времени, стереть из памяти твою беззаботную улыбку на фоне уходящего декабря. Никак иначе. Не ломаться, когда ты вновь манипулируешь моим вниманием, не давать себя зачаровать ни блеском в карих кошачьих глазах, ни шаловливыми руками, что требуют вернуть всё как было, ни смуглой тёплой кожей, которая заставляла моё тело застывать, а сознание вновь мечтать. Я понимала — долго мы не протянем, ты мной наиграешься — я тебе надоем, и ты отбросишь меня из планов по щелчку пальца, как шашку во время игры в Чапаева. И мы всё ещё сидели за одной партой. Я настолько была бессильной, что мне не хватило смелости отдалиться, выразить прямо всю гамму моей боли, ведь ты совсем ничего не поймёшь; или хуже — превратишь всё в свою очередную саркастичную шутку. Моя мама замечала, что что-то не так, но признание — не выход. Для меня это прописная истина. Она меня не поддержит, зная, что я влюбилась в девчонку и, к тому же, позволяю ей вытирать об себя ноги. Я могла психовать, много говорить о тебе без умолку, жаловаться обо всём бывшей однокласснице, но так и не сказать всё своей маме. И это тоже — боль. Не совсем та, что заставляет меня нервно бежать по холодной улице, усыпанной грязным снегом, но та, что заставляет плакать в моменты уединения с моей домашней работой, с мытьём посуды или полов, с тёплым одеялом или с горячей водой в ванне. Кажется, я говорила о холодных улицах и нервном беге? Кажется, я вновь говорила о тебе — о своих попытках не пересечься с тобой, а если даже пересечься, то не позволить тебе заметить меня. Не заметить и тогда, когда ты идёшь рядом со своим новым парнем и с улыбкой, что может меня пронзить. Холодные улицы и новая песня Хейли Кийоко — теперь то самое болезненное и неповторимое сочетание:Stuck in the traffic that's racing in my mind Застряла в движении мыслей в своей голове, Blankets of woe just to cover up my eyes Одеялами печали закрываю глаза, Cause what I need, what I need is quiet Ведь мне нужна только тишина, And I know what I need, what I need is hiding Я знаю, что мне нужно спрятаться. I'm just a face, someone passing in the street Я — просто лицо, мимо которого проходят по улицам, Paint on a smile so that no one ever sees Нарисованная улыбка, чтобы никто не увидел настоящую меня, Cause what I need, what I need is quiet Ведь мне нужна только тишина, And I know what I need, what I need is hiding Я знаю, что мне нужно спрятаться.
Ненависть
Те самые острые несколько месяцев после расставания разожгли во мне костёр. Мысленно возложила на тебя всю вину за всё то, что переживала тогда. И в этом был смысл, не отрицаю до сих пор. Презрение перетекло в серьёзное чувство. После той самой громкой фразы, что ты повторяла из раза в раз, ты ушла так легко. Тебе наскучило. И мне, честно, тоже. Но я никак не могла из этого всего выбраться. Никак не могла простить тебя, чтобы оставить всё позади и идти своей дорогой. Не могла вот так вот запросто забыть о твоём равнодушии: о том, что ты решила поэкспериментировать со мной, а потом безответственно, без извинений убежать. Убежать и говорить со мной спокойно, без волнения, даже с весёлостью. Или хуже — с саркастичностью. Как же я ненавидела твой сарказм, не злой, но унизительный, которым ты уверенно плевалась в любом разговоре, циничность которого ты сама не замечала. Я ненавидела тебя. Ненавидела, когда ты хвасталась тем, что завоевала меня, перед своим новым бойфрендом. Ненавидела, оттого что ты выбрала себе такого, который этот поступок оценил и вовсе не ревновал тебя ко мне, как будто наши отношения не были полноценны. Да кого я обманываю? Так и было! Ненавидела твой беспричинный смех и твою отдалённость, твою новую привычку курить, что досталась тебе от нового парня, от которого ты тоже быстро убежала. Ненавидела, оттого что всё ещё была влюблена. Ненавидела, оттого что всё ещё мечтала взять тебя на столе во время очередного урока математики, или чтобы ты взяла меня. Ненавидела, оттого что так долго отходила от боли. Ненавидела, оттого что моё подсознание всё ещё обожало тебя и навязчиво рисовало твою высокую смуглую фигуру в снах. Ненавидела, оттого что даже в снах ты была недоступна. Ненавидела, потому что твоя рука касалась моей, мешающей тебе, когда ты хотела списать что-то из моей тетради. Ненавидела, потому что мне так и не удалось узнать, каковы твои губы на вкус. Ненавидела, потому что за всю жизнь меня ничто так сильно не возбуждало, как твоя тёплая бархатная кожа. Ненавидела, потому что всякое воспоминание о тебе уводило меня в пропасть моих мыслей.Вдохновение
Вся карусель чувств и твой вечный для меня образ навсегда отпечатаются в моей памяти. Этот круговорот пережитого словно оковами ещё лежал на мне. И я хотела стать свободной, но видела тебя изо дня в день. Я ждала поступления, ждала, что связи между нами оборвутся, что расстояние между нами спасёт меня. А пока ты мелькала рядом, я писала. Я понимала — я живу и должна выражать эту жизнь. Хотя бы для самой себя. Или даже в надежде на большее? В надежде на то, что кто-то другой поймёт. В надежде на то, что подсознание успокоится, оттого что чувства сохранены в моих словах, к которым всегда можно вернуться. Твоя кожа, рельефность пухлых губ, высокий, звонкий, часто шутливый, голос, широкие бёдра, мягкий белый свитер, что согревал тебя осенью, и блеск в глазах затуманятся в памяти. Моё отторжение, моя зависть, моя озадаченность, моя влюбленность, моё желание, моё смирение, моё чувство долга, моё восхищение, моя надежда, моё опасение, мой дискомфорт, моё презрение, моя обида, моя боль, моя ненависть и даже моё вдохновение — вся карусель чувств, что кружится именно благодаря тебе, когда-нибудь остановится. И я знаю, что это необходимо — сохранить словесно свою историю. Ведь эта карусель — не просто этап моей жизни.Благодарность
Эта карусель — мой учитель. Ты — мой учитель, ведь ты научила меня испытывать чувства. Ты научила меня быть живой, подарила желание ждать следующего дня, чтобы я наконец-то тебя забыла и простила, подарила уверенность в том, что я могу любить, что я могу желать, что я могу пройти через всё, что мне предстоит. Ты была моим испытанием, которое помогло мне лучше осознать, кто я. Ты дала мне всё, что могла, надеюсь, что я тебя тоже чему-то смогла научить. А теперь твой образ в моей памяти и горький, и тёплый. Теперь мне почти не больно вспоминать. Теперь мы не рядом, и наши дороги расходятся — мы умираем друг для друга. Теперь начинается таинственная новая эра, в которую я готова шагнуть.Dance in your color Танцуй в своём цвете, Reflecting in your light Отражаясь на свету. You're my horizon Ты — мой горизонт, You'll always paint my sky Ты всегда будешь краской моего неба. This is where I leave you На этой ноте я оставляю тебя, Sitting in a palace covered in gold inside my head Сидящей в позолоченном замке в моей голове. This is where I see you Такой я вижу тебя: On a bed of roses when I wanna kiss your silhouette На кровати, усыпанной розами, и я хочу поцеловать твой силуэт.