«Все эти съёмки, фотосессии, поклонники, приятная усталость по вечерам, что совершенно не возражает отступить после горячей ванны и бокала красного вина. Нравится? Бесспорно. Ты же умная девочка, добилась таких высот: снимаешься у самого Тарино — подумать только, в этого человека ты запустила туфлю! — обзавелась собственным домом. Нет, деточка, ты идиотка. Ты всё надеешься, что этот самый настоящий итальянский болван — и, господи, самый очаровательный болван на твоей памяти — перестанет обижаться. Ведь он же непременно обижается? Он же не мог забыть. Нет! Только не то, как ждал тебя в полицейском участке. Не то путешествие на воздушном шаре… Да и в конце концов, как можно забыть человека, которого ты сбил?! Но почему же тогда он не зв-…»
— Мисс, мы приехали, — водитель галантно отворил пассажирскую дверь, сам того не подозревая, спасая тебя от собственных мыслей.
Зайдя в главный зал, ты обомлела: повсюду всполохи красного, жёлтого, синего в море светло-бежевого и тёмно-коричневого. Девушки ходили по подиуму во всевозможных накидках, одеждах прямого и прилегающего силуэтов со схематичными изображениями символов, расшитых бисером, геометрическими принтами и узорами.
Сполна налюбовавшись представлением ты подошла к девушке-ассистентке, внимательно следившей за происходящим и делавшей время от времени некоторые пометки в планшет.
— Извини, где я могу найти мистера Габардини?
Девушка нехотя отвела взгляд от подиума и, внимательно посмотрев на тебя, ответила: «Второй этаж, налево и прямо до упора».
Поблагодарив, ты направилась по указанному маршруту.
«Я иду за платьем. Это сугубо деловая встреча. Это мой первый фестиваль! Он должен меня понять! Платье… можно с этническим мотивом,.. натуральные ткани… Только платье, Эмма. Заказчик и дизайнер, ничего более».
Не доходя пары шагов до кабинета ты видишь, как из него выходит мужчина. Ты ускоряешь шаг и, приблизившись, замечаешь аккуратный круглый золотой амулет в его нагрудном кармане.
«Тот самый».
Все эмоции, все переживания, накопленные за этот год, запертые в тебе, вырываются наружу и стирают к чертям весь деловой настрой. Ты резко заходишь в кабинет и тянешь за собой ошеломлённого дизайнера.
— Ты! Второй год идёт, а ты не соизволил даже набрать меня! Скажи, так сложно было? «Эй, Эмма, ну не судьба нам быть вместе». Да я бы всё поняла! Нет, нужно было вот это вот всё? Да ты. ты! ты просто истеричка! — ты видишь, как он собирается возразить, и подходишь почти вплотную. — Ты даже не выслушал меня тогда! Понимаешь, нормального выбора у меня не было! И сейчас ты устраиваешь показ, ой, погоди, как там журналисты пишут, «обратившись к наследию аутентичных культур Северной Америки». И этот амулет! Давай, скажи, что я себе все напридумывала! Что это ничего не значит. Что это просто совпадение. Модные, мать твою, тенденции! Ну, давай, — твои глаза мечутся от его карих глаз к губам и обратно. — Ну же. Господи, да скажи же ты!
— Мистер Габардини, организаторы просят Вас подойти к н-.., — та самая ассистентка заходит в кабинет, но, подняв глаза от планшета и оценив ситуацию, быстро ретируется. — Извините, я не вовремя, я попозже напомню.
— Accidenti*! Ты меня компрометируешь, — однако несмотря на напускной серьёзный тон ты не чувствуешь его раздражения.
— Если бы мистер Габардини был против, то меня бы уже здесь не было. Я права, мистер Габардини? — стараешься «стрельнуть» глазами, что так хорошо получилось в старшей школе. — Джино, прошу, позволь мне наконец-то объясниться. Приезжай сегодня ко мне. Бель-Эйр. Я тебя встречу. Пожалуйста? — не можешь совладать со своим телом, что изголодалось по чужому теплу, обнимаешь. — Dio mio! ** Что ты со мной делаешь? — резко отстраняешься, будто пугаешься собственных действий, и, стараясь не оглядываться, быстрее выходишь из кабинета.
***
Ты стоишь босиком на полу с одеялом-плащом на плечах, пряча счастливую улыбку за букетом пионов.
«Приехал. Всё-таки приехал».
— Я не знал, что ты изучаешь итальянский.
— Хотела впечатлить тебя.
— О, у тебя это получилось. Ещё тогда. У тебя определённо талант.
— Да брось. Я знаю, к чему ты клонишь.
— Не для этого ты позвала меня?
— Да, прости. Чаю? Если хочешь, у меня есть вино. Будешь?
— Я помогу.
Вы вместе идёте на кухню. Ты достаёшь со стеллажа пару бокалов, свободной рукой указывая Джино на полку с бутылками, полностью доверяя вкусу гостя.
Не понимая настроя мужчины — «Это просто вежливое участие или же... что-то большее?» — ты решаешь заговорить первая.
— Джино… Я понимаю, тебе было неприятно, — ты обходишь барную стойку и становишься к нему вплотную. — Не знаю, как я бы себя повела в такой ситуации. Да нет, вру, всё я знаю. Будем откровенны, несколько прядок она бы недосчиталась, — так долго смотреть на переливы напитка в бокале уже неприлично и ты делаешь несколько глотков, ставя бокал на столешницу.
— Ты всё такая же открытая и наивная… — его голос заставляет тебя посмотреть на мужчину, и эмоции вновь берут над тобой верх.
— Всё это время я надеялась, что вот сейчас… сейчас ты точно мне позвонишь, но нет.., — твой голос слегка дрожит. — Тебя не было на премьерах, не на вечеринках, а искать случайной встречи с известным дизайнером какой-то там ничего не значащей актрисульке очень сложно, — в порыве эмоций ты размахиваешь руками, не в силах контролировать, ты вкладываешь в это все свои переживания, всю обиду (в первую очередь на себя).
— Zitto***, — мужчина ловит твои руки, легко прижимая тебя к себе в попытке успокоить, защитить.
— Coraggio…****, — ты обнимаешь его, слегка трёшься о лацканы пиджака, чувствуешь, как он вдыхает аромат твоих волос.
— Dio mio! Что ты со мной делаешь?
***
Каноничная красная ковровая дорожка, по обеим сторонам от неё — журналисты, репортёры, зрители. Ты чувствуешь, что вот оно, то, к чему ты так стремилась, и вспышки фотоаппаратов так похожи на лампочки, о которые мотыльки подпаливают свои нежные крылышки. Это не похоже ни на одну вечеринку из тех, на которых ты была или о которых тебе рассказывали. Это нечто совершенно новое, неизвестное, неизведанное, что заставляет сердце сбиваться с ритма.
«Эмма, успокойся, от аритмии люди умирают. Тебе это сейчас не надо».
Уже нет волнения, только лишь азарт, адреналин. Тебе это интересно, тебя это вдохновляет.
Нежный гладкий шёлк деликатно холодит разгорячённую кожу, плавно струится, образуя мягкие линии; цвет сливочного мороженного выгодно подчёркивает лёгший невесомой вуалью загар.
На тебя направляют объективы. Сейчас ты в центре внимания. Лёгкое светлое платье с запа́хом, из-за которого жёлтые газетёнки напишут про тебя «попросту забыла снять ночную сорочку», аккуратные тёмные пряди, спадающие на оголённые плечи, тонкая золотая нить цепочки, подчёркивающая ключицы, светлый естественный макияж… и это невероятно яркое свечение будто изнутри. Оно запоминается публике, оно делает тебя тобой, оно в твоей улыбке, выражении глаз, в твоих движениях, мимике.
Не имеет значения, кто ты: модель или актриса, режиссёр, писатель — если ты выходишь на ковровую дорожку, то ты должен знать имя того, кто трудился над твоим образом.
На вопросы репортёров ты отвечаешь: «Это дело рук прекрасного Джино Габардини». И это определённо означает что-то большее.
﹉﹉﹉
* — чёрт побери
** — Боже мой
*** — тише
**** — смелее
