Экстренная помощь для феи

Пальцы медленно касались чёрствых струн гитары, с которой Муза не могла расстаться уже который год. Напоминая себе о том, как тяжело было верить в себя, когда все вокруг были против, фея музыки искала в себе силы, чтобы пройти через трудности сегодняшнего дня. Вспоминалась Гардиния, где каждый был так недружелюбно и воинственно настроен против фей. Забавно, что вселить любовь в сердца сотен человек оказалось намного проще, чем удержать на плаву всего одно. Ривен снова не пришёл. После того, как он остался тренироваться сегодня днём, пока все остальные решили навестить Винкс, фея явно огорчилась. Конечно, специалист бы мог об этом узнать, если бы считал нужным иногда приходить к ней. — Ну неужели это так сложно? — резко проведя пальцами по струнам, злобно и отчаянно прошипела Муза. У неё дрогнула рука, которой она держала гитару: фея вцепилась в гриф со страшным ожиданием. Когда Ривен не пришёл к ней днём, Муза была в расстроенных чувствах, но уверенно и правдоподобно делала вид, что ничего не происходит, хотя смотреть на то, как её подруги наслаждаются прикосновениями любимых, было сложно, даже завидно. Девушка помнит до сих пор, как в горле всё пересохло и она сжала губы сильно так сильно, что они побелели. Зависть была непростительна в отношении подруг, ведь она разрушает изнутри саму суть дружбы. Терять кого-то из девчонок ей совершенно не хотелось. Муза посмотрела на свою ладонь, где виднелись шрамы-полумесяцы от собственных ногтей, когда она, до безумия отчаянно пыталась сдержать в себе своенравное желание накричать на всех и сразу, сбежать от всей той любви, которой окружают себя другие Винкс. Бежать от этого было опрометчиво и глупо, ведь столько раз фея уже давала своему возлюбленному новый шанс. Она наивно полагала, что это может сыграть какую-то роль, ведь не может же человек быть таким плохим. Осознать, что она полюбила не принца, а злодея было невозможно. После их победы в оранжерее, спасения Флоры и ухода Блум, когда сердце постепенно начало заполняться пустотой, ведь отвлекаться было больше не на что, Муза написала Ривену сообщение, в котором пригласила его на встречу в парке сегодня вечером. Спустя сорок минут его всё ещё не было, а надежда на то, что он вообще появится, угасала. Мозгом фея понимала, что он уже не придёт, но сердце хотело дать ему ещё один шанс. — Неужели так сложно прийти, положить мне руку на плечо, хотя бы, и спросить: «Муза, ты как?», — фея положила гитару на траву рядом с собой, одной рукой прикоснулась к груди, а вторую вытянула вперёд. Муза разочарованно выдохнула, подтянула к себе ноги и обняла колени: ждать, конечно, было бессмысленно, но возвращаться в наполненную отчаянием комнату к другим феям не представлялось возможным, ведь заставлять их беспокоиться ещё больше девушка никак не собиралась. Фея обречённо опустила голову, лбом утыкаясь в коленки. Ривен так беспощаден и холоден к ней, всегда вбирает тренировку, словно сила — всё, что ему надо от этой жизни. И сейчас, когда он снова не пришёл, девушка понимала, что больше шансов не будет. Ривен всегда был жесток к ней и её сердцу, но те редкие моменты, когда он был так добр и мил всегда топили лёд, которым она пыталась отгородиться от этого грубого и своенравного человека. Циничный, прямолинейным, жаждущий власти и силы материалист вызывал в ней чувство страха и отчаяния, ведь оставаться с ним токсично и небезопасно, а уйти — равносильно самоубийству. Быть с ним невозможно, без него — смертельно. От осознания того, что и с ним, и без него будет разрушаться её душа до самого её основания, фея заплакала. Её плечи и колени дрожали, она всхлипывала и что-то невнятное говорила самой себе в ноги, иногда издавая звуки, похожие на вой умирающего зверя. В один момент Муза почувствовала, что летит в пропасть, откуда её никто уже не вытащит. Тёмная бездна казалась чернее самого мрачного леса, самой безлунной ночи и даже той нефти, разлитой у берегов Гардинии. — Муза? — мягкий и спокойный голос профессора Палладиума вернул девушку назад в парк Алфеи, где не было ни тьмы, ни пропасти, а только она, гитара и учитель, который появился здесь совсем недавно. — Ты в порядке? Опустившись на колено рядом со студенткой, профессор робко коснулся плеча феи, желая поддержать её. Как учитель он просто не имел права оставить девушку сейчас одну, в таком состоянии. Девушка всхлипнула, поднимая глаза на профессора. Весь её внешний вид, начиная от красных глаза и дорожек от слёз, заканчивая дрожащими губами и подбородком, едва розовым носом и паре прилипших к щекам волосинок, заставляли Палладиума чувствовать себя обязаным помочь ей. — Профессор? — неуверенно отозвалась девушка, тут же начиная лихорадочно дрожащими руками вытирать глаза и щёки. — Всё… Всё хорошо, — неубедительно лжёт девушка, что не скрывается от глаз мужчины. — О, нет, нет, — тут же пытается настоять на своём Палладиум. — Пойдём, я дам тебе успокаивающий чай, мы поговорим, — профессор протянул фее руку, предлагая помощь, чтобы подняться. — Тебе полегчает потом. Предложение профессора было немного сомнительным, ведь Муза была не из тех, кто привык много говорить о том, что их беспокоит, но как нельзя кстати уместным: вернуться в таком состоянии в комнату равносильно тому, что она начнёт сеять панику, тревогу и хаос. И фея согласилась, вкладывая свою дрожащую руку в ладонь мужчины. В лаборатории профессора пахло травами и зельями, отчего у человека, который давно сюда не заходил, могла закружится голова. И в любой другой день фея музыки непременно бы обратила на это внимание, но сегодня было немного безразлично. Пока в тишине, которая повисла между огорчённой и немного смущённой студенткой и преподавателем, последний ходил и заваривал в небольшом зелёном чайничке с вытянутыми длинным носиком успокаивающие травы, Муза медленно ходила возле столиков с зельями, к которым никогда не испытывала сильной страсти. Наука, которой на протяжении многих лет учил в Алфее Палладиум, могла показаться невероятной и полезной, например, Флоре, которая разбиралась в растениях и их свойствах. Для феи музыки набор трав и последовательность их использования выглядел немного тяжёлым для запоминания. Профессор молчал, девушка даже не собиралась первой говорить. Немного замкнутая и, казалось бы, равнодушная, фея музыки понимала как нельзя лучше тонкости душ окружающих её людей, могла их раскрыть и исцелить. Свою душу она трогала лишь тогда, когда писала песни. — Возьми, только аккуратно, ещё немного горячо, — белая кружка, которую поставил рядом с ней Палладиум, была действительно горячей, а от слегка зелёной жидкости пахло чем-то приятным. Фея взяла кружку обеими руками, начиная остужать свой успокаивающий отвар. Сосредоточенно продолжая дуть на чай, девушка, казалось, избегает даже малейшего намёка профессора на личную беседу. — Если захочешь, то можешь поделиться тем, что тебя беспокоит, — Палладиум предлагал свою помощь деликатно, не настойчиво. — Обещаю, что дальше этого кабинета ничего не выйдет. Муза неловко опустила взгляд на свои ноги, словно впервые в жизни видит туфли, в которых ходит. Всё это: помощь, чай и простая беседа — так важно и одновременно с этим бесполезно. Ей нужен Ривен, не Палладиум. Фея делает осторожный глоток отвара. Действуют не травы, а долгожданное тепло, которое распространяется по телу. И от этого ощущение, кажется, девушка теряется и сомневается в своём первоначальном решении не реагировать на слова профессора. — Это личное, — шаблонно отмахивается от ненужных разговоров Муза, как бы сразу оставляя для себя барьер между ними: поделиться переживаниями о Ривене она могла бы с Лейлой, а Палладиум — преподаватель, в чьи обязанности не входит копание в чужом нижнем белье. Муза делает ещё глоток чая. Стоящий недалеко от неё профессор молчит, лишь понимающе кивает. И фея не смотрит на него, хотя если бы сделала это, то увидела бы, как непривычно тяжело даётся мужчине не предпринимать ничего. Девушка ставит кружку на стол. — И всё же, — тут же он слышит задумчивый голос Музы. — Скажите мне, как мужчина, который наверняка уже любил кого-нибудь, — звучало немного грубо и резко, отчего Палладиум немного начал смущаться, но не стал перебивать девушку. — Разве это нормально, когда девушка напрашивается на свидания, а он только и делает, что игнорирует её и тренируется, тренируется, тренируется?.. — Муза всплеснула руками, из-за чего кружка падает на пол, разбиваясь. — Ой, извините, — тут же забывая о своём вопросе и начинающейся истерике, фея опускается на колени, начиная собирать осколки, хотя перед глазами всё плывёт от слёз. — Всё нормально, я уберу, — опускаясь рядом с девушкой на колени, профессор аккуратно берёт её руки в свои, заставляя фею выпустить осколки из рук, пока та не поранилась. Муза замерла больше от неожиданности, нежели от какого-либо другого чувства. Профессор Палладиум вёл себя чрезвычайно мило и дружелюбно, впрочем, это вполне вязалось с его будничным поведением. Фее даже подумалось, что она хотела бы узнать преподавателя поближе, но потом поняла, что думает о чём-то странном, до ужаса нелепом. — Что бы ни произошло между тобой и твоим молодым человеком, вы должны поговорить и найти компромисс, — поучительно начал Палладиум, замечая, что лицо феи так и говорит: «Как будто я не пыталась». — Если ему сейчас важнее тренировки, то, может, стоит оставить его на какое-то время? В словах профессора была логика и, возможно, могла бы быть истина, если бы не ненавистная мысль о том, что такими темпами Ривен мог бы и вовсе забыть о её существовании. — Послушай, Муза, я скажу тебе лишь одну вещь, которую понял за свою долгую жизнь: даже если ты зальёшь всё бетоном, от зова сердца тебе не уйти, — невесело и слегка смущённо сказал Палладиум, надеясь, что его слова девушка поймёт верно, ведь не хотелось бы ещё больше испортить её отношения. — И я не смогу тебе ничем помочь, равно как и кто-то другой. Пока ты сама не будешь готова к действиям, ты будешь бояться и прятаться. Муза стыдливо опустила глаза, наконец-то понимая, что слова Палладиума — аксиома. Не требовалось даже доказывать то, что нежелание феи бежать от проблемы вышло в простое бездействие. От этого стало немного страшно, но лишь потому, что девушка осознала: придётся действовать, придётся идти вперёд. Больше нет и не будет смысла просто пытаться отгородиться от Ривена. Фея смотрела на профессора несколько секунд, а потом, подавшись вперёд, упала в объятия к Палладиуму, который не стал противиться или убегать: рукой он мягко гладил по спине ученицу, стараясь успокоить её.       Муза смиренно прижала голову к его груди, совершенно не чувствуя, что делает что-то противоестественное. Ей казалось, словно так должно быть всегда, ведь, в конце концов, заслужила же она человека, который смог бы дать ей что-то большее, чем просто боль и мимолётную надежду на счастье. В объятиях Палладиума было спокойно и надёжно, было ощущение комфорта и чего-то такого, чего никогда не было рядом с взрывным и порывистым Ривеном, который обнимал её порой лишь затем, чтобы показать кому-то, что она с ним. Профессор обнимал её просто так, без причины, просто потому, что он может ей это дать. Удивительное чувство тепла заставило фею поднять голову, заглядывая в глаза преподавателя. Глядя друг другу в глаза, Палладиум и Муза не ощущали нужды в словах. Стояла тишина, но даже она не была такой же напряжённой и смущённой, как недавно, когда эти двое зашли в кабинет. Но девушка вдруг отвернулась, тут же выбираясь из объятий учителя. Взволнованно застыв на одном месте, Муза пробежалась глазами по лаборатории, а потом, хватая на ходу свою гитару, пулей помчалась к двери: запутывать своё сердце ещё больше и рушить свои же правила фея не собиралась. — Спасибо за помощь, профессор Палладиум, — нелепо и поспешно кинула Муза, лишь с третьей попытки заходя на ощупь дверную ручку. — До свидания. Когда за девушкой закрылась дверь, Палладиум лишь застенчиво и глупо, совершенно не по возрасту, улыбнулся, ещё несколько секунд глядя на дверь, даже не догадываясь, что Муза ещё пару секунд неуверенно и робко топталась у дверей, пока не ушла оттуда резким и торопливым шагом.