rihanna — disturbia
Его парень, он из тех, на которых обычно засматриваются девчонки на улицах: у него прекрасное тело, дерзкое выражение лица, убийственный взгляд, резкие мимические мышцы, что придают ему мужественности, а ещё — ворох кожанок, джинсов — одна пара другой теснее, татуировки от запястий до плеч и хорошая машина, подаренная отцом на совершеннолетие. Его парень, он из тех, про которых Лана Дель Рей поёт свои прекрасные баллады — очень плохой, самоуверенный, романтизированный принц, который весь из себя такой неприступный, но ради тебя отдаст последнюю рубашку, лишь бы не мёрзла и не грустила. По крайней мере, они так думают. В том смысле, что у Тэхёна никогда не бывает на душе гордости за то, что он заарканил такую сложную пташку, будучи таким, мягко говоря, нестандартным: преподаватели в универе относятся к нему несколько предвзято из-за синих волос, большого количества самых разных украшений, а также нестандартного стиля; более того, Тэхён вовсе не считает, что Чонгука было так сложно пленить своими 4D-vibes: он за ним сам пошёл, сдавшись без боя по всем фронтам. И, пусть многие говорят, что они рядом друг с другом смотрятся в крайней степени несуразно: Чонгук, он такой большой, накаченный, татуированный и богатый безмерно, а Тэхён часто ошивается на распродаже шмоток в ретро-стиле (и что?) и вообще весь из себя такой неземной — в дерьмовом, как говорят, смысле. Чонгук широкий, Тэхён довольно худощав; Чонгук улыбнётся официантке в кафе и та пробьёт восемь сотен чашек кофе в подарок, Тэхён улыбнётся ребёнку, а тот разрыдается; Чонгук подтянется три сотни раз, Тэхён подтянет штаны, которые падают с задницы, и ещё таких тэкук-параллелей можно провести великое множество, но всё это абсолютно неважно, потому что. — Кто твой папочка? — шепчет Тэхён на покрасневшее ушко, не стесняясь, путаясь пальцами в отросших, слегка вьющихся прядях, трахая грубо, без шанса на милость. Чонгук в ответ лишь скулит нечто несвязное, аккурат перед тем, как кончить уже третий раз за один заход: его мальчик всегда был таким чувственным и робким, а всё потому, что попал своему синеволосому богу в руки без малого четыре года назад девственнее первого снега: они оба ещё тогда были школьниками и Тэхён не мог сказать, что был растлителем малолетних, но, возможно, это действительно так: сейчас ему двадцать один, Чонгук же, в свою очередь, только-только переступил порог совершеннолетия, да вот только на члене у него скачет уже как залихватский ковбой, точно зная, куда, как, под каким углом и когда именно нужно вставить, чтобы достичь одновременного пика. В общем, пока все девчонки по плохому парню Чонгуку томно вздыхают, (не такой уж) плохой парень Чонгук тоже вздыхает, но только от ощущения члена в заднице, которое он так обожает. А Тэхён обожает Чонгука: замкнутый круг, полный разврата и множества странностей, но на периферии — с одной постоянной константой по имени… — Пак Чимин! — это Тэхён, пожалуй, слышит чаще, чем собственное имя. Судьба — штука весёлая и в какой-то степени — чертовски милая, когда дело касается их с Чимином. Ведь, если подумать, то как много друзей детства, из тех, что выросли в одном дворе, ходили в один детский сад, закончили одну школу, после — поступили в один университет? Возможно, это небольшая мечта всех «true friends»: делать парные тату, делиться друг с другом самым сокровенным и понимать и принимать друг друга такими, какие вы есть — Чимин, таким образом, в своё время принял Чонгука как пару своего лучшего друга без всяких вопросов, а Тэхён, в свою очередь, принял целую вереницу бойфрендов Чимина. Сначала был Хосок — отличник, выпускник и гордость школы. Улыбчивый, нежный и чертовски чуткий Хосок, который лишил девственности задницу Чимина и объездил её не один чёртов раз: они встречались около пары лет ещё тогда, когда Тэхён и Чимин учились в средней школе и им было лет по пятнадцать; Чонгуком на периферии тогда ещё даже не пахло, когда Чимин шёпотом на уроке рассказывал Тэхёну о том, как Хосок охренительно смог лишить его анальной девственности, а потом сделал такой восхитительный минет, что Пак его на всю жизнь запомнил. Но потом Хосок уехал учиться в Токио с перспективой на постоянное место жительства, и если сначала эти двое дрочили на вебку, то в итоге отношения сами собой сошли на нет, и они мирно расстались — Чимин даже не страдал ни капли. После был Юнги. Дерзкий андеграундный репер, которого семнадцатилетний Чимин нашёл на одной из тусовок: Юнги в свой двадцать один уже был амбициозным продюсером с целым набором чёртовых кинков, от которых у лучшего друга Тэхёна рвало крышу, несмотря на то, что он чаще выступал в активной позиции. Юнги импонировал Тэхёну больше всех: несмотря на образ подонка, подстёгиваемый чёрными скинни и миллиардом крутых кожанок, тот всегда сохранял веру какой-то своей философии бытия, читал много книг и мог часами пиздеть о капитализме, в то время как Чимин слушал его с открытым ртом и, вроде бы как, просвящался. Расстались они спустя целых три года, съехавшись, как только Чимину стукнуло девятнадцать, и основательно потрахав друг другу мозги: быт эти отношения разрушил совершенно и до основания. Тэхён даже расстроился: мало, кто из потенциальных друзей Чимина настолько ему подходил, и если бы не природная упёртость его лучшего друга, то лучшей партии на жизнь ему бы не пришлось искать, однако… Однако, вот он, Чимин, студент третьего курса, двадцать один год, а в голове — ветер, чтобы внешне — полный секс. У Чимина охуенное тело (но не лучше, чем у Чонгука), волосы выкрашены в персиковый цвет (но чёрные волны Чонгука всё равно лучше), совершенно очаровательная пухлогубая улыбка, лоск и уверенность в себе, а ещё — год свободы, на протяжении которого Тэхён едва успевает, что снимать друга с чужих хуёв и вытаскивать его собственный из не особо проверенных мест. У Чимина в голове — полный пиздец, и, возможно, всё дело в том, что недавно они, прогуливаясь по Хондэ, видели Юнги с каким-то смазливым парнем с широкими плечами, что внешне напоминает айдола, но да Бог с ним. Вот он, Чимин, студент третьего курса, его лучший друг, а Тэхён сидит, и неожиданно ловит себя на дурацкой мысли, что это так странно, что оба они спят с мальчиками, любят мальчиков, отсасывают мальчикам, но ни разу друг с другом не пробовали по непонятной причине. Он мог бы подумать, что он не во вкусе Чимина, однако, что Хосок, что Юнги — оба как на подбор были немножечко ёбнутыми (но всё равно, бесспорно, проигрывали 4D-vibes), худощавыми (если Тэхён сделает волну телом, то костями проиграет кан-кан), и с полным отсутствием задницы (ладно, здесь немного провал). И не то, что бы Тэхён не был счастлив со своим маленьким-большим засранцем, уделяя должное внимание его заднице приблизительно каждый чёртов день, и не считая искренне смазку с члена Чонгука лучшим вкусом на свете… Но. Это «но», оно довольно горячее. Это «но» хочется до невозможности, и Тэхён знает: предложи он этот бесшабашный эксперимент, Чимин согласится примерно со стопроцентной вероятностью. Но его плохой мальчик, который на самом деле — кроткий котёнок, может быть против таких поворотов в силу своей полной моногамии и нежелания делить своего бойфренда даже с любимой собакой, поэтому на все изыски Тэхён получит ответ отрицательный — он больше, чем уверен в этом. Тэхён искренне любит своего парня. В том смысле, что любовь эта — она со школы и на всю жизнь, она неоспорима и только его губы он готов целовать примерную вечность. Тэхён в Чонгука — до дрожи, Чонгук считывает все волны Тэхёна, и это прекрасно, это всех устраивает. Но когда Чимин, смеясь, кладёт руку Тэхёну на бедро, он запоминает этот момент, а вечером в душе почему-то кончает особенно бурно, представляя, как в него входит член его лучшего друга: Чонгук никогда не горел желанием менять позицию в постели, получая неистовый кайф от стимуляции простаты, но проблема их отношений, возможно, единственная, состоит в том, что Тэхён тоже хочет попробовать член в заднице.***
Этот план зреет в его голове сначала робко, но с каждым, блять, днём совершенствуется, превращаясь в чёртового монстра, что ни больше, ни меньше по итогу (спустя неделю) смахивает на операцию «Барбаросса»*. В нём нет никаких недочётов, обстоятельства складываются ну просто прекрасно, и в один прекрасный день, аккурат в разгар летней сессии, Тэхён начинает двухфазное наступление, падая рядом с Чимином на лавочку на заднем дворе и прыгая в прорубь с разбега: — Я хочу, чтобы ты меня трахнул, если Чонгук согласится на групповой секс, а он согласится, вот увидишь, — возможно, дело всё в тех же 4D-vibes, или, кто знает, может, Чимин за долгие годы их знакомства уже привык к странным решениям в жизни своего лучшего друга, Тэхён точно не знает, но Пак не ведёт даже бровью, лишь только хмыкает: — Сексом дружбу, конечно, не испортишь, но отношения с Чон Чонгуком — той ещё собственнической задницей, вполне себе. Я в деле, но не имею ни малейшего понятия, как ты заставишь его согласиться на то, чтобы я тебя трахнул. — У него на глазах, — считает должным добавить Тэхён. — У него на глазах. — Послушай, я встречаюсь с Чонгуком четыре года своей жизни, я прекрасно знаю, что именно может заставить дать своё согласие. Он не ханжа, просто робкий, — Тэхён разводит руками. — Я и разговор этот начал вовсе не за тем, чтобы спросить твоего совета, как поступить, а просто, чтобы ты был в курсе, что скоро выебешь своего лучшего друга. — Почему ты был так уверен, что я соглашусь? — апатично тянет Чимин, откидывая назад выкрашенные в персиковый цвет волосы. — Потому что я слишком хорошо тебя знаю. И ты согласен. Или я не прав? — синеволосый хмурится, глядя на выражение задумчивости на чужом лице, но чувствует облегчение, когда Пак растягивает губы в улыбке. — Свистни, как согнёшь несгибаемое. И Тэхён с чистой совестью приступает ко второй фазе своего гениального плана.***
[tae]: хей, малыш мы не виделись уже чертову неделю я скучаю по тебе так сильно [jk]: привет, папочка я тоже по тебе пиздец как соскучился, но сессия сам понимаешь. у тебя же тоже экзамены. что делаешь? ты нормально питаешься? как ты вообще сегодня? [tae]: питаюсь нормально: сегодня с чимином перехватили рамен в супермаркете сейчас лежу в кровати, детка думаю о тебе возможно, о том, как было бы здорово, если бы ты оказался здесь прямо сейчас я бы сделал с тобой столько разных вещей Тэхён улыбается, глядя в экран, но, возможно, в этой улыбке нет ни капли хорошего: Чонгуку девятнадцать, у него не было секса, который он привык получать на регулярной основе, уже неделю, а ещё — очень живая, яркая фантазия. Возможно, это своего рода пытка: Тэхён очень живо представляет своего бойфренда, который сидит за столом над учебниками там, у себя на Каннаме, и читает эти сообщения с той самой интонацией, которую Ким в них вложил. Его мальчик, он всегда был ужасно чутким до таких важных мелочей, а ещё — ужасно чувствительным, когда дело касается секса. Чонгук обожает секс. Тэхён обожает Чонгука. Мучить. Немного. Себя тоже, возможно: устраивается на подушках удобнее, подкладывая одну под спину, расслабляясь от полумрака собственной спальни, и ухмыляется, глядя на две галочки, что повествуют о том, что его сообщение не только доставлено, но и прочитано. Три точки, что появляются обычно, когда собеседник печатает, то возникают, то исчезают. Возникают и исчезают. Тэхён чувствует, как в штанах медленно, но верно становится тяжело, а рука непроизвольно тянется к паху, чтобы огладить, но он сдерживает себя. Пока что. [jk]: что бы ты делал со мной, папочка?.. [jk]: расскажи мне? [tae]: детка, ты забыл волшебное слово ты же знаешь, как я люблю, когда ты вежливый вежливый и послушный малыш [jk]: папочка, расскажи мне пожалуйста что бы ты сделал со мной окажись я рядом? я хочу знать [tae]: я бы подчинил тебя себе, малыш как и всегда сначала я бы нежно целовал твою шею, как ты любишь нежно покусывая тебе же нравится это, я знаю Ладно, возможно, в его теории заговора есть пара осечек: придумав столь хитроумный план, Тэхён как-то не учёл, что его тоже неистово торкнет и подхватит процессом, а член сладко начнёт пульсировать уже во время написания первого информативного сообщения. Быть может, дело в Чонгуке: этот мальчик, что такой сильный внешне, но такой чуткий, на самом деле, котёнок, всегда лишал его воли и всяких крупиц рассудка, так что, чёрт его знает, но Ким Тэхён, двадцать один год, сейчас в одном только уверен: Его плавит. [jk]: ох, черт папочка, я бы скулил для тебя так громко просто, чтобы ты слышал, что ты со мной делаешь я бы был для тебя самым чутким, ладно? ты позволил бы мне быть таким с тобой? [jk]: я бы отдавался тебе целиком я бы терся о тебя, чтобы ты чувствовал, как я хочу тебя как я хочу отдаться тебе, быть для тебя сладким и ласковым Тэхён тихо стонет, обхватывая уже явно очерчивающийся сквозь ткань треников стояк, но все равно не даёт себе большего, ограничивается мягкими, но сильными поглаживаниями, от которых ток идёт к кончикам пальцев. Чонгук, он в своей готовности подчиняться сводит с ума. Возможно, папочка бы действительно много отдал для того, чтобы детка был рядом прямо сейчас. [tae]: я бы издевался над тобой, ребенок очень бы долго растягивал, не давал бы свести ноги, как ты любишь делать а потом бы начал ласкать твой член пальцами ты же знаешь, как я люблю твой член? [jk]: черт, да, знаю ты любишь его так сильно а я люблю, когда ты уделяешь особое внимание моей головке когда массируешь ее, наслаждаясь тем, как я начинаю кричать а потом наклоняешься и берешь ее в рот ты бы отсосал мне, если бы я был рядом прямо сейчас? Тэхён, чёрт, откровенно хнычет, когда читает это сообщение, а потом тянется дрожащей рукой к прикроватной тумбочке, чтобы открыть не с первого раза, а потом вытащить тюбик смазки, стянуть с себя блядские штаны, освобождая то, что колом стоит (дерьмо, ему правда нужно так мало, так мало, просто Чонгук, ему нужен один только малыш и его отзывчивость, и этого будет больше, чем достаточно). [tae]: блять да я бы отсосал тебе и позволил бы кончить себе на язык, знаешь или на все лицо как бы ты захотел Откинув телефон, Тэхён выдавливает смазку на руку, ему почти уже больно, ему нужно кончить быстро и сильно, и с губ срывается стон, когда он обхватывает пальцами ствол, задавая грубый, резкий ритм, представляя, что именно так бы он трахал Чонгука, будь тот с ним рядом сейчас. Чёрт. Чёрт. Блядство. Телефон начинает вибрировать, но не так, как если бы приходил поток сообщений: не надо быть идиотом, чтобы понять — ему кто-то звонит в такой неподходящий момент, и Тэхён начинает злиться и даже хочет поначалу вызов сбросить, но то, что видит на экране, выбивает воздух из лёгких.Чонгукки вызывает по FaceTime
Если Тэхёна коротит, когда он видит эту чёртову надпись, то то, что с ним происходит, когда перед ним открывается качественная картинка, не поддастся ни одному описанию, потому что. У Тэхёна кинк на тату. У Тэхёна кинк на поскуливания. У Тэхёна кинк на доминирование. У Тэхёна кинк на крупные, красивые члены. И его каждый раз бросает из холода в жар, когда он понимает, что его малыш, такой кроткий и ласковый Чонгукки, является совокупностью всех его фетишей, образуя одну простую истину — или заключение, тут уж как посмотреть: У Тэхёна кинк на Чонгука. На то, как тихо он стонет в динамике, почти подвывая, на то, как длинные сильные пальцы обхватывают багровую, влажную головку там, на экране, на то, как хлюпает смазка, а также — на то, как эффектно смотрятся татуировки на сильных, испещрённых совершенно охуенными венами, руках. — Папочка, я скучаю по тебе так сильно, — хнычет Чонгук там, на Каннаме, прокручивая по стволу кистью, и Тэхён, блять, видит своими глазами, как обильно течёт его малыш: полупрозрачные белёсые капли срываются с члена этого невозможного мальчика, фактически льются ему на пальцы, стекая вниз, на смуглую кожу, от грубого движения руки вниз и вверх. — Папочка, скажи, почему я не рядом? У Тэхёна к этой блядской вселенной тот же вопрос, если честно. Он ускоряет движение собственной руки, чувствуя, как возбуждение плотно скручивается внизу живота, до болезненного отдаваясь непосредственно в его члене, током доходя до головки с невероятной пульсацией. — Детка, ты должен быть очень хорошим мальчиком и хорошо закрыть сессию. Тогда я вознагражу тебя, хорошо? Ты хочешь получить награду, малыш? — хрипит Тэхён в ответ, сгибая ноги в коленях и чувствуя, что его начинает мелко потряхивать, как и Чонгука, там, далеко. Как и Чонгука, который тоже видит, как его парень ублажает себя с мыслями о нём, а потому хнычет чуть громче. — Очень хочу, папочка. Настолько хочу, что сделаю всё, что ты захочешь, ладно? — Что ж... — и Тэхён видит, как сильные мускулистые бёдра на экране начинает сводить лёгкими судорогами — он и сам в шаге от космоса прямо сейчас. — Тогда... — Что, папочка, что? — Тогда давай возьмём... Чимина третьим разок? — и это предложение тонет в вихре удовольствия, которое подстёгивается тем, что Чонгук, там, на Каннаме, тоже вскрикивает особенно громко, чтобы кончить красиво и много: прям на живот, с дрожью, с первой партией вязкого, а после — ещё, и ещё, будто в его детке действительно много скопилось. Пара минут уходит просто на то, чтобы дышать. А потом Чон, откашлявшись, переключает камеру и Тэхён видит его подёрнувшееся румянцем лицо, взлохмаченные тёмные волосы и яркое пятно рта. — Стоп, что? Чимина? Третьим? — звучит в динамике растерянный голос, а ребёнок хмурится. — Сладких снов, солнышко. Встретимся после твоей сессии, — мурлычет Ким и отключается.***
Ладно, возможно, в этом тэкук-тандеме, где 4D-vibes так потрясающе обволакивают татуировки и венозные руки, Тэхён далеко не единственный, кто является папочкой. Возможно, это можно назвать этаким разграничением полномочий: добрый хён шлёпает милого ребёнка по сладкой заднице, вытрахивая из него всю душу и искренне наслаждаясь множественными оргазмами, которые заставляют того жалобно плакать, но милый ребёнок не постесняется дать доброму хёну профилактический пиздюль, когда того заносит на поворотах суровых повседневных реалий. — Ну... что? — фальцетом интересуется Тэхён, сидя напротив в довольно шумном кафе и желая стать маленьким-маленьким, возможно, точкой в пространстве, настолько крошечной, что даже этот орлиный глаз ни за что не заметит. Чонгук молча смотрит на него поверх кружки с содержимым из моккиато, из которой делает пару страшных шумных глотков. Ни хрена не ребёнок в данный момент: на него снова смотрят девчонки, потому что он правда выглядит потрясающе примерно всегда, а Тэхён ловит себя на мысли, что, возможно, одет как бабуля прямо сейчас. — Чимин, — наконец, роняет Чон, ставя стакан на стол (Тэхён не вздрагивает, вовсе нет). — Значит. — Возможно? — неопределённо произносит Ким, ведя плечом. — Чимин? — Чимин. — Чимин. — Твой лучший друг с раннего детства. — Да? И он твой друг тоже, — напоминает Тэхён, и ответом ему служит вздох, а потом — рассеянный взгляд в окно. — Ты... хочешь расстаться? — наконец, изрекает Чонгук, и голос у него подозрительно ломается, как ломается что-то в Тэхёне в эту секунду. — Я тебя больше не привлекаю? Тэхён пару раз моргает. Вид у его парня почему-то такой потеряно-жалостливый в этот момент, что хочется обнять и прижать к себе крепко-крепко, потому что Чонгуку нельзя расстраиваться, ни в коем случае, тем более, из-за того, что он всё не так понял. — Что? Нет! Ни в коем случае, малыш, я не собираюсь с тобой расставаться! — Ким восклицает это куда громче положенного, а потому несколько понижает голос. — И ты знаешь, что никто в этом мире не сможет заставить меня кончить быстрее и ярче, чем ты. Я люблю тебя? Я всегда буду любить тебя. Как ты вообще мог подумать, что я захочу расстаться с тобой, Гугу? — Ты просишь Чимина... третьим? — негромко произносит Чонгук, глядя совершенно несчастными глазами прямо ему в сердце. — Что я ещё могу думать? И Тэхён начинает смеяться. — Глупый. Это всего лишь сексуальный эксперимент, не более того, — и, протянув руку, переплетает свои пальцы с прохладными пальцами Чонгука. — На один раз. Просто попробовать. Я твой навсегда, честное слово. И на губах своего мальчика видит робкую улыбку, что с облегчением. — Ты... уверен, что это не испортит вашей дружбы? Я правда очень переживаю за этот аспект. — Секс не может испортить мою дружбу с Чимином, — пожимает плечами Тэхён. — И мы оба знаем, что он до сих пор влюблён в Юнги. Так, что... ты согласен попробовать? — произносит неуверенно, видя смущение в тёмных глазах. — Если это правда сделает тебя в какой-то степени счастливым, то, да, я готов... прости, Господи... заняться с Чимином сексом втроём. И синеволосый не может сдержать широкой улыбки: — Поверь мне, детка, я сделаю всё, чтобы тебе тоже ну очень понравилось.***
В день икс Тэхён даже не пьёт (сначала), сохраняя трезвость ума с чётким знанием того, что если он, не дай боже, попробует хоть одну чёртову каплю того, что там, за дверью ванной, сидя в гостиной, пьют Чимин и Чонгук, расслабленно болтая так, будто не начнут заниматься сексом сразу же, как третий участник этого шоу закончит себя подготавливать, то его понесёт так, что, быть может, будет чертовски стыдно на утро. С другой стороны, может, действительно, стоит попробовать нечто такое: самого Тэхёна мелко потряхивает, стоит ему только вспомнить о непривычных ощущениях, которые ему последние несколько дней дарила анальная пробка в заднем проходе — они не были такими, но, чёрт, возможно, его действительно кроет, но они с Чимином начали эту игру практически сразу же, как Ким позвонил лучшему другу, чтоб сообщить, что их игре быть. Его действительно чертовски заводила мысль о том, что он отвечает доклад у доски, и никто, кроме Чимина, что смотрел со своего места с усмешкой, не знал о том, что он растягивается прямо сейчас. Вторым уровнем пиздеца было фото. Это был сладкий момент, когда Чонгук седлал его бёдра, запрокинув голову и позволяя своему охуенному члену биться о подтянутый рельефный живот с вязким мокрым звуком, от которого Тэхён, заводясь, вскидывал бёдра вверх глубже резче с целью бить по простате внутри чётко и убивающе, не забывая, впрочем, грубовато ласкать соски своего малыша — так, как он любит больше всего. Это была прекрасная секунда одновременного оргазма, когда синеволосый кончил глубоко внутрь своей детки под сбивчивый шёпот «папочка-папочка-папочка-боже-пожалуйста-папочка», а Чонгук сжался вокруг него так отчаянно потрясающе и принимая все до последней капли, чтобы после скатиться и упасть рядом, расставляя дрожащие ноги и позволяя своему бойфренду увидеть вытекающую из вспухшего чувствительного сфинктера ниточку белого, которую Тэхён размазал по нежной коже, надавливая и провоцируя у своего ребёнка новый судорожный выдох. И тогда Чимин прислал фото. Не лучшему другу, его парню, и, чёрт, это странно, что Тэхён заводится при виде кубиков пресса и эрегированного члена его лучшего друга, который призывно облизывает губы в правом верхнем углу фото, не забывая подписать сообщение как «я знаю, вы сейчас вместе, поиграйте друг с другом ещё». И это возбуждает. Возбуждает настолько и неожиданно резким поворотом событий, когда после пятисекундного разглядывания Чимина Чонгук начинает тихо скулить и тереться членом о простынь, но ягодицами — о Тэхёна, что, чёрт, Ким сходит с ума и вторым трахает так, как не делал уже очень давно: до отметин, засосов и сорванных связок, наслаждаясь тем, как его малыш бьётся в стыдливой попытке прекратить это безумие, но, впрочем, обрывая их разом одним простым рыком на ушко: — Детка, ты сам виноват, что тебе понравился член другого мальчика больше, чем мой. Я выбью из тебя эти глупые мысли. ...И вот теперь он стоит перед дверью в ванную в квартире Чимина, зная, что там, за ней, его лучший друг и его парень пьют соджу, весело смеясь, но это только пока, потому что как только Тэхён, чёрт, выйдет отсюда, они займутся с ним сексом. И, выдохнув, всё же решается: толкает дверь от себя, чтобы выйти в одном только лишь полотенце на бёдрах, чувствуя капли воды, что срываются на плечи с волос, чтобы после стечь прямо на грудь. В комнате довольно прохладно: сквозняк аккуратно касается его разгорячённой после душа кожи, и его соски, такие чувствительные, на самом-то деле, твердеют мгновенно. Хотя, возможно, дело в том, что разговоры в комнате стихают сразу же с его появлением, и теперь он поочередно смотрит что на Чимина, что на Чонгука, которые, застыв голодными псами, жрут его глазами в эту минуту. Если прислушаться, то можно услышать, как гудят машины далеко внизу, и Тэхён выдыхает нервно, облизывая губы, чувствуя неожиданный прилив робости в тот момент, когда опускает глаза и видит, что у его лучшего друга откровенно стоит на него: Чимин этого даже не скрывает ни капли, напротив, съехав по креслу несколько вниз, ноги раздвинув, и, наклонив голову так, чтобы тонкая длинная серьга доставала до плеча, проводит по правому бедру ладонью, чтобы после — несильно призывно хлопнуть и, ухмыльнувшись, сказать: — Обычно ты играешь за папочку, но сегодня ты будешь тем малышом, который будет мне подчиняться. Иди сюда, Ким Тэхён, мы с Чонгуком хотим с тобой поиграть. И, словно в гипнозе, Тэхён послушно идёт к Чимину, чтобы робко присесть на бедро. Полотенце никуда не съезжает, но в тот момент, когда Чимин капает соджу себе на пальцы, чтобы затем провести по ореолу левого соска и, блять, накрыть его своими невозможными губами, такими мягкими, втянуть несильно и надавить языком. Тэхёна начинает трясти, он ощущает себя слабым, и это заводит так сильно: он видит, как Чонгук, вскинув брови, наблюдает за тем, как начинает топорщиться спереди его полотенце, и от этого почему-то так стыдно, но, блять, заводит немилостиво. — Чонгук, детка, присоединись к процессу. Помоги мне нагнуть своего папочку, ладно? — мурлычет Чимин, и Тэхён закрывает глаза, растворяясь в этих ощущениях, что пронзают насквозь, когда Чонгук привычным движением прижимается к нему сзади, очерчивая рёбра, наклоняется и шепчет негромко: — Малыш Тэтэ сегодня доставит нам с Чимин-хёном удовольствие верно? Он постарается? Всхлипнув, Тэхён быстро кивает, а потом ловит себя на том, что жалко потирается о бедро Чимина, в то время как тот, наконец-то, срывает с него полотенце, накрывая вставший член сухой ладонью, будто желая поиграть на контрасте боли и удовольствия, и начинает медленное движение вниз и вверх. Синеволосый слышит, как шуршит одежда: Чонгук сзади скидывает с себя чёрную футболку и джинсы, о чём свидетельствует вжиканье молнии, и прижимается сзади к спине, позволяя позвонками прочувствовать свою эрекцию сквозь ткань нижнего белья. Тэхён тихо стонет, толкаясь навстречу руке лучшего друга, полностью отдаваясь сильным прикосновениям бойфренда, потому что, господи, это правда происходит прямо сейчас, его сексуальная фантазия воплощается в это мгновение, когда два самых горячих парня из тех, каких Тэхён вообще когда-либо встречал в своей жизни, дают ему возможность получить удовольствие. — Открой ротик, детка, — шепчет Чимин, и Ким подчиняется, не открывая глаз, а потому удивляется, когда спустя пару мгновений Пак прижимается к его губам губами и вливает изо рта в рот алкоголь, что стекает по подбородку на грудь, где каждую каплю заботливо втирает Чонгук. И Тэхёну нужно так мало, правда, так мало, чтобы сойти, на хрен, с ума, но когда он слышит тихое причмокивание, то размыкает веки и видит то, от чего сердце удар пропускает. Рука Чимина всё так же до постыдного потрясающе провоцирует Тэхёна течь, как последнюю суку, но тот факт, что прямо над его плечом Чимин и Чонгук целуются взасос, позволяя слюне стекать, смешиваясь, по подбородкам, заставляет коротко вскрикнуть и... кончить Чимину на пальцы, откинувшись спиной Чонгуку на живот. — Твой мальчик такой чувствительный, Чонгукки, а ты этим не пользуешься? — мурлычет Чимин. — Какой глупый ребёнок. Тэтэ, если ты думаешь, что факт того, что ты кончил, тебя как-то спасёт от дальнейших событий, то ты ошибаешься. Поднимайся, я хочу, чтобы ты отсосал мне. Всхлипнув, Тэхён послушно сползает на пол, утыкаясь носом в чужую отдыбленную ширинку джинсов, и скулит, когда Чонгук прижимается к ягодицам сзади, всё так же — в белье и без проникновения, но не забывая массировать то чувствительное и пульсирующее, что только что испачкало Чимину пальцы и штанину, а самому Тэхёну — живот. От этого звонко и искрами, вибрацией стона — аккурат в эрекцию Чимина, и, когда Пак, коротко выдохнув, расстегивает пуговицу, Ким хнычет, чтобы зацепиться зубами за язычок молнии и потянуть вниз. Его лучшего друга долго не нужно просить: привстав, он сразу же избавляется от мешающей одежды, оставаясь абсолютно обнажённым снизу. Тэхён, чувствуя давление на растянутый пробкой сфинктер, смотрит на капельку предэякулята, что срывается с совершенно потрясающей, на его взгляд, головки, и устремляется вниз. И немедленно слизывает, касаясь носом ствола, чтобы обхватить в итоге губами и мягко прощупать эту красивую, сильную мышцу, а после — широко лизнуть уретру и кротко выстонать самому протяжное «боже», когда ощущает хорошо смазанные пальцы Чонгука в своей заднице. Они мягко толкаются, прощупывая всё изнутри, нежно играя, что в совокупности с острым нажатием на чувствительное место между мошонкой и сфинктером заставляет скулить. — Папочка, не отвлекайся, — мурлычет Чон сзади, и сам факт того, что его малыш, сейчас подчиняя его своей игре, всё равно продолжает несколько прогибаться, лишает рассудка. Тэхён тихо ахает, Чимин, ухмыльнувшись, беззастенчиво оттягивая головку своего члена и без всякого зазрения совести отпуская её, чтобы она влажно ударилась о лицо его лучшего друга. — Малыш говорит дело, Тэтэ, — подтверждает с усмешкой Пак, и больше Тэхён не видит смысла тянуть, умело насаживаясь ртом, но привыкая к не знакомым пока что размерам, приподнимая нёбо, позволяя скользнуть глубже: он всегда был успешен в том, что именуют в народе простым «глубокая глотка», и по этой причине, тихий стон Чимина, который путается в его волосах, подаваясь навстречу бёдрами, не является для него новинкой. Тэхён делает Чонгуку минет при каждой возможности, будь то студенческая тусовка, совместные посиделки с алкоголем или простая ночёвка. Тэхён обожает отсасывать и для него нет ничего лучше вкуса смазки на языке... или же есть, если уже говорить о сперме, потому что глотать он любит тоже очень и очень сильно. — Чонгук-а... — толкаясь внутрь своего лучшего друга, стонет Пак. — Почему ты не хочешь объездить своего папочку, пока у тебя есть такая возможность? Посмотри на то, как он податливо трётся задницей о твой пах. У тебя уже даже головку видно, Чонгук-а-а-а... — последнее он произносит, откинув голову назад и нервно сглатывая, чтобы толкнуться в чужой тесный рот особенно резко. — Не хочу, — хнычет Чонгук сзади, цепляясь за бёдра своего парня и притягивая его к себе теснее. — Хочу, чтобы папочка жёстко трахал меня, пока ты будешь трахать его, — и Тэхён от этого заявления искренне давится до последнего будучи уверенным, что Чонгук воспользуется положением и настроением и непременно вставит ему, несмотря на то, что, в принципе, никогда особо не горел подобным желанием: пару раз они пробовали поменяться позициями в самом начале, но в итоге малыш всегда просил о том, чтобы взрослые брали всё в свои руки. Но то, что он сказал сейчас, убивает, приближает к очередному финалу ещё ближе: глотку его таранит чужой член, Чонгук ему всё ещё отлично надрачивает, а колени грозятся нахуй разъехаться в блядский шпагат, и Тэхён истекает смазкой так, что непременно оставит на ковре пару нелицеприятных пятен. Хотя, с другой стороны, от его стояка и без того уже вязко брызгают капли, возможно, Чимину придётся оттирать пол, но сейчас владельца квартиры это явно волнует меньше всего, потому что он отстраняет голову Тэхёна за волосы, грубо, чтобы ухмыльнуться и проронить: — Тогда какого же чёрта мы ждём, детки? — и, неожиданно обойдя Тэхёна, подхватывает Чонгука на плечо, как девчонку, и отвешивает смачный шлепок по заднице, чтоб обернуться и дополнить: — А наш похотливый папочка пойдёт в спальню сам. На коленях, я прослежу, — и широким шагом идёт к открытому дверному проёму, где исчезает вместе с бойфрендом своего лучшего друга. Тэхён же, поддавшись игре, честно мелко идёт по ковру коленями: эрекция пульсирует, головка, хлюпая, бьётся о живот, в заднице до нытья не хватает хорошего, горячего, двигающегося, но он ничего не может поделать с приказом: ему хочется кончить повторно, так сильно хочется, честное слово, но если он нарушит приказа, то Чимин и Чонгук будут издеваться над ним ещё больше и... Чимин, скинувший рубашку, появляется в дверях неожиданно, чтобы окинуть взглядом, ухмыльнуться победно, а после — подойти резко, опрокинуть навзничь и прошептать: — Не грусти, детка. Хочешь небольшой утешительный приз? — на всё, что хватает Тэхёна — это кивок, который превращается в дрожь, когда Пак склоняется над его членом и мгновенно вбирает своими невыносимыми губами до основания: иногда тот факт, что твой лучший друг умеет отсасывать не хуже твоего, стирается из памяти за ненадобностью, чтобы в итоге стать неожиданностью. Ким откровенно кричит, однако балуют его всего с пару поступательных движений, чтобы затем отстраниться, поцеловать глубоко, дав возможность почувствовать собственный вкус, но мягко приласкать ладонью в процессе. — Я же сказал: небольшой утешительный приз. И точно так же подхватив Тэхёна на плечо, как Чонгука до этого, он идёт к себе в спальню, где Ким видит своего мальчика, который лежит на постели, привалившись к стене голыми лопатками, и, прикрыв глаза и губу закусив, ласкает себя сквозь боксеры своими невозможными татуированными руками: от одного только этого вида синеволосый начинает жалко скулить, потираясь членом о грудь Чимина, но долго страдать ему не дают — скидывают на кровать под тягучим взором карих глаз его же парня, где немедленно за ноги стягивают вниз, заставляя встать на колени, но грудью лежать на матрасе, и Тэхён понимает, что сейчас ему будет невыносимо хорошо, но оставлять своего мальчика наблюдателем даже на первых секундах было бы слишком жестоко, и по этой причине он протягивает руки, цепляется за лодыжки Чонгука и вынуждает подвинуться к себе в тот самый момент, когда в его хорошо разработанную анальной пробкой и смазанными пальцами его малыша задницу входит Чимин, предварительно щедро налив в промежность хорошую порцию лубриканта. Тэхёна распирает изнутри горячей пульсацией сразу же: член входит в него без каких-либо усилий, хорошо разработанные стенки растягиваются, чтобы плотно обхватить ствол, и нет нужды выжидать время на то, чтоб привыкнуть: Чимин, снова вцепившись в синие волосы, начинает мелко втрахивать Тэхёна в свою собственную постель — и провоцируя, задыхаясь, стонать в бельё Чонгука, пуская слюну от ощущения недостаточного трения о простыни и всепоглощающего кайфа, который выбивается из глаз искрами, когда Чимин меняет точку опоры и толкается в него под несколько другим углом. Всё, что может первые несколько куда более уверенных толчков делать Тэхён — это задыхаться, опаляя член Чонгука через ткань боксеров горячим дыханием, и стонать протяжное «да, боже, да», но потом слышит тихое поскуливание спереди и находит в себе силы не быть эгоистом и обхватить губами показавшуюся над резинкой головку и хорошо её пососать, не прекращая глухо стонать, разумеется. — Помоги своему ребёнку, ты, дерьмовый папочка! — приказывает ему Чимин сзади, резко толкаясь и награждая звучным шлепком по правой ягодице. Тэхён скулит, сходя, блять, с ума, но заставляет себя жалко кивнуть и, протянув дрожащие руки, но не прекращая выдыхать на каждый толчок вглубь себя, цепляется ослабевшими пальцами за резинку всё тех же дурацких боксеров Чонгука. Тот приподнимается, чтобы помочь но Тэхён успевает стащить их только до коленей, потому что затем Пак хмыкает и говорит тоном, не требующим ослушания: — Достаточно. Этого хватит, чтобы ты вылизал свою детку, разве нет? И Чонгук начинает всем телом дрожать, когда Тэхён, не переставая сладко постанывать, смотрит ему прямо в глаза, чтобы улыбнуться сначала, а потом крепко зажмуриться и закричать, потому что Чимин с насмешливым «ускорься» сзади вторгается в него снова на всю длину, и он проезжается эрекцией по пропитавшейся предэякулятом простыни аккурат носом в пах своему бойфренду, чтобы затем вцепиться ногтями в смуглую кожу до самых отметин, вынуждая свою детку слегка поменять положение для удобства, и, немного наклонившись, раскрыть того во всей красе. Чимин толкается снова, но в этот раз Тэхён синхронно делает это языком вместе с ним: он ступил на хорошо изведанную ему территорию — хорошо трахать Чонгука, доводя того едва, что не до предсмертных хрипов прелюдией, является его блядским смыслом жизни, кажется. Это действительно то, что он умеет лучше всего на свете, чёрт, и делает это превосходнейшим образом. Чонгук вздрагивает, привычно пытается сжать колени постыдно, но Ким слишком хорошо знает своего мальчика, чтобы купиться на это, и по этой причине уже уверенно раздвигает их, чтобы шепнуть: — Перевернись, детка. Лицо Чонгука краснеет, это видно даже в полумраке спальни, но, шумно вздохнув, он выполняет приказ, утыкаясь в подушку лицом и отставляя задницу. Его ноги дрожат в жаркой попытке разъехаться, а уши пылают — Тэхён видит это даже отсюда, а потом, ухмыляется, не переставая тихо стонать, и снова проникает в своего чувствительного малыша языком: сейчас он сделает своего мальчика мокрым со всех, чёрт возьми, мест, как он любит. Чонгук всхлипывает, толчки Чимина сзади провоцируют Тэхёна вжаться сильнее лицом в этого ребёнка, хрипло постанывая от удовольствия, но к чему он становится совершенно не готов, так это к тому, что Чимин, не выходя из него, наклонится, скинет его руки и сам будет удерживать эти охренительные ягодицы раздвинутыми, чтобы толкнуться ещё раз и прошептать: — Я помогу тебе сделать его очень грязным, малыш, — и Тэхён, слегка прикусив нежную кожу и насладившись вскриком любимого ребёнка, заводит руки вперёд, обхватывая пальцами чонгуков потрясающий член и стараясь не думать о том, что его, чёрт возьми, долбят по простате головкой другого. Чонгук жалобно скулит, цепляясь за простыни, Тэхён нажимает, играя, на слабо сжатое от частых проникновений мышечное кольцо сфинктера, губами касается, продолжая стимулировать себя трением о кровать, и ему так хорошо прямо сейчас, что хочется выть, потому что это — именно то, о чём он мечтал так долго, чёрт побери. — Эй, Тэхённи, а ты не хочешь побаловать своего малыша уже наконец-таки членом? — интересуется Чимин сверху, и в любой другой ситуации Тэхён бы непременно оскалился, заявив, что будет пытать своего малыша столько, сколько захочет. Но. Не сегодня. Потому что у самого член уже сочится до ненормального, тяжёлый болезненно, пульсирующий, красный — ему очень мало этой дурацкой стимуляции, но слишком много Чимина внутри. И поэтому он покорно отстраняет лицо (Чонгук, понимая, что сейчас будет, начинает совершенно по-животному подвывать), чтобы пару раз на пробу подмахнуть Чимину бёдрами, красиво прокрутить тазом и вызвать у лучшего друга совершенно очаровательный чувственный вскрик, когда он сжимается вокруг его члена. — Эй, Чонгукки, — задыхаясь, шепчет Тэхён, принимая вертикальное положение, изо всех сил прижимаясь к Чимину спиной и позволяя какое-то время грубо и быстро толкаться в себя, как в чёртов бездушный кусок мяса. — Раздвинь ягодицы руками... — Покажи себя большим мальчикам, — рокочет Чимин, утыкаясь мокрым лбом в самый сгиб шеи, и Чонгук плохо слушающимися пальцами выполняет просьбу. — Тэтэ, а ведь он чертовски хорош. Тебе повезло. Но не могу сказать, что мне сейчас везёт меньше, — и выходит резко для того, чтобы Тэхён сел на кровати, дотянулся до лубриканта и очень густо и быстро смазал задний проход Чонгука, который покрылся испариной, и свой собственный член, а затем — приставил головку. Сначала он думает сделать это медленно. А потом, блять, отпускает всю ситуацию: он слишком хорошо знает тело Чонгука для того, чтобы точно знать, как именно ему нравится — а Чонгуку до безмерности, когда грубо, резко и властно, и в этом сегодня они солидарны. Поэтому Тэхён входит в своего малыша грубо и до основания, прижавшись, обхватив его член, и громко кричит, когда постель прогибается под весом ещё и Чимина, а сам Пак входит в него сзади столь же резко. Безумие. Смешение тел. Тэхёну так хорошо и так яростно, когда он чувствует этот кайф со всех, чёрт, сторон, когда он ощущает себя снова на вершине, когда его чуткий малыш сдаётся уже спустя пару толчков и снова начинает громко кричать, а после — подаваться навстречу бёдрами. Тэхёна, блять, как от эйфоретиков прёт, потому что так не бывает, но то, что происходит уже минут через пять сладких вскриков троих человек, превосходит все ожидания. Чонгук, чувствительный, словно оголённый провод, с резким стоном кончает первым, пачкая Тэхёну руку, а Чимину — простыни, сжимается вокруг него сильно-сильно, как только он может, и это идёт словно цепной реакцией, потому что Тэхён срывается в ослепительно яркий оргазм уже спустя грёбанных пару толчков, кончая внутрь так глубоко, как никогда, и, кажется, так бурно, как никогда. Это напоминает блядский вулканический взрыв, сотрясает тело невыносимой судорогой, расщепляет на атомы и он почти плачет от концентрации удовольствия, что разрывается в нём, погружаясь в Чонгука, несколькими, сука, партиями. Но что становится завершающим актом этой пьесы из тех, что сильно на любителя, так это вскрик Чимина и ощущение густого, горячего, прямо глубоко внутрь, когда Пак цепляется за его бёдра отчаянно сильно на особо громком выкрике. Они трое пытаются отдышаться с пару минут, а потом — рассыпаются, как блядское домино, голые, грязные, чёрт, мокрые и счастливые до абсолютного. У Тэхёна перед глазами сраные звёзды, кажется, иначе это никак не назвать, и они какое-то время втроём просто занимаются тем, что пытаются восстановить сердцебиение, а потом... Все втроём синхронно ржать начинают, как-то облегчённо-счастливо, спутавшись голыми ногами и даже особо не разбираясь, где чьи — не так уж и важно это сейчас, чёрт подери. Первым в себя приходит, конечно, Чимин. Шумно выдохнув, он садится в постели, окидывает их всех с ног до головы, а потом произносит: — Ебануться, мы правда сделали это. — Ебануться, ты правда блядский доминант, — не остаётся в долгу Тэхён. — Никогда не подумал бы. — Ебануться, я только что занимался сексом втроём с лучшим другом своего парня, и это так странно, что у меня немного плавится мозг, — заканчивает Чонгук. — Это было круто... — тянет Пак. — Имею в виду, что вы, ребята, определённо горячие. Это можно было бы повторить... когда-нибудь. Сильно потом. Я не уверен. — Да, возможно, — отвечает Чон, а потом ловит удивлённый взгляд своего бойфренда и пожимает плечами. — Что? Не говори, что тебе не понравилось. — Ладно, — соглашается Тэхён. — Это было пиздец, как охуенно. Я готов повторить. И Чимин правда хочет что-то сказать, но неожиданно на полу его телефон брякает входящим сообщением, отвлекая, и, читая то, что написано на экране, Пак резко меняется в лице, и Тэхёну даже знать не надо, кто именно ему написал: у Чимина такая реакция последние несколько лет только на одного человека. И, точно: лучший друг мгновенно подскакивает, абсолютно не стесняясь своей наготы, чешет выкрашенный в персиковый цвет затылок и немного сконфуженно начинает: — Не хочу показаться дерьмовым хозяином... — ...Но сюда после долгого молчания едет Мин Юнги? — хмыкает Тэхён, и кровь, что топит мягкие скулы, всё объясняет. — Что ж, Чонгукки, детка, нам с тобой действительно пора. Альфа-самцу нужно налаживать свою личную жизнь, наконец! — Мы можем попробовать вчетвером, если вы помиритесь! — неожиданно изрекает Чонгук. А потом краснеет до самых ушей под двумя удивлёнными взглядами и бормочет робкое «Да, возможно, я вошёл в азарт, и что». Тэхён снова гогочет. Да, идея замутить тройничок определенно была изумительной.