Life after you

      Бри провела влажной рукой по волосам и намеренно подняла архивы в памяти — представила себя в зеркале с длинной стрижкой. Ей нравилась прежняя она. Но и нынешняя не вызывала отвращения. И с короткой стрижкой она — ей говорили — выглядела серьезнее.       Проведя лезвием бритвы по нежной коже в последний раз, Бри облегчённо выдохнула и выпрямилась. Ещё несколько хлестких, но приятных ударов потоком воды из душа — и она наказала себе вылезать. К хорошему не стоит привыкать.       Сидя в халате и в полотенце на голове, она всматривалась в экран телевизора, шепчущего в полтона и пыталась понять, какие новости из мира он ей рассказывает. Но мысли не хотели фокусироваться на настоящем, до сих пор витали где-то там, в её молодости. И Бри вдруг ужасно захотелось взять в руки гитару.       Музыка, как самый верный партнёр, прошла с ней долгий путь, всегда была рядом и осталась до сих пор. Она часто играла каверы, но сейчас захотелось сыграть песню из своего единственного альбома. Проверить, можно ли те радостные и беспечные звуки прошлого переложить на современный лад.       Она отыскала телефон где-то меж диванных подушек и открыла инстаграм. Несколько сотен запросов и отметок. Игнорируя их, Бри открыла сторис и нажала на "свободные руки". Поставила телефон перед собой, уперев его о кружку на столике. Через несколько секунд после этого она очнулась от мыслей и тронула струну. Но на этом желание пропало. Не играть, а записывать сторис. Каверы, каверы, и вдруг собственная песня, да ещё и о любви — у подписчиков могут возникнуть вопросы. А ответов у неё не было. Телефон Бри больше не тронула, но начала пробовать наиграть аккорды.       Заглавная песня была хороша, и помнила она её наизусть до сих пор, но сыграть хотела совсем другую. Любимую теперь, но и столь же ненавистную. «Life after you» — о расставании, о боли после него, как она видела это в юношестве. Сейчас, к 30-ти, чувства совсем другие, песня совсем чужая. Ей хотелось думать так. Ей вообще хотелось думать, что чувств нет вовсе теперь, когда она взрослая, самостоятельная, независимая. Вот и оттягивала.       Но в итоге после неудачной попытки наиграть «She said», она поддалась желанию; оно стало сильнее нежелания… И по дому разлилась знакомая многим девочкам из 2005 года мелодия. И такие наивные слова, сплетающиеся в примитивные рифмы.       — Все равно не был нужен мне… — Она осеклась после первой же строчки припева.       Оборвала звук так резко и мрачно. Вспомнила его. Точнее, образ лез в голову весь вечер, но только его она топила в иных мыслях, как топила желание сыграть именно эту песню. Теперь, когда расслабилась, то и все нежелательные мысли полезли наружу.       Сегодня они виделись. Опять. В очередной раз. Работают ведь в одну фазу и в одной киновселенной. Бри так хотела, чтобы вслед за Эвансом ушел и он, ведь что Зимнему Солдату делать в КВМ без Кэпа?.. Но у него с Маки теперь собственный сериал будет. А у неё второй сольник. Да, им не светило пересекаться на съёмках или даже в турне, и упаси бог на интервью общее попасть, так что можно, казалось бы, выдохнуть спокойно… казалось бы.       Сегодня на премьере «Финала» их тоже судьба максимально не сводила. И плечом друг друга не задели, хотя было тесновато. Бри была в паре с Эвансом, но ни на минуту не могла перестать думать, что если бы Себастьян стоял рядом. Она была бы рада или расстроена?       Когда давала интервью в одиночку, то заметила вдалеке Энтони Маки, который махал ей. Она добродушно улыбнулась в ответ и помахала тоже, перед своим ответом пояснив на камеру, кто так привлек её внимание. И только, когда вновь сфокусировалась на интервьюерах, осознала, что той неподвижной и мрачной фигурой рядом с Маки был Себастьян. Мозг будто нарочно запрещал глазам его воспринимать, выделять среди толпы, в которой Маки красовался. И осознание догоняло поздновато. Если вдруг он самую малость, долю секунды смотрел на нее… Это хорошо или плохо? Она не заметила отсутствие или наличие интереса с его стороны и тоже не знала, к добру ли это. И в любом случае Бри его проигнорировала, и тоже гадала, какие последствия будут ждать.       В переживаниях и раздумьях так и провела весь вечер, а затем вернулась домой и запретила себе вообще вспоминать этого человека. Его образ, даже тень. Его свежего голубого цвета костюм, что так был схож с бледно-сиреневым цветом её платья и одновременно так разнился. Футболку под ним, по белизне не уступающей зубам. Недобороду, которую нарастил за время, что они не виделись. Его попытку в новую прическу, хотя каждая на нем выглядела по-старому. Возможно, лишь для неё. Его активную жестикуляцию, особенно широкие и частые движения всех пальцев на руках. Его уникальную мимику.       Например, когда он хмурится, чтобы расслышать сквозь шум толпы вопрос интервьюера, но это выражение лица на удивление злобно не выглядит. Хотя скорее всего он ведь и злится — из-за шума и гула ото всех присутствующих. Или когда он вертит головой, что можно счесть за проявление скуки или неуважения — но по нему не скажешь. Себастьян Стэн будто не просто вертит головой, а черпает из окружающей обстановки новую информацию, ищет ответы, познаёт прямо сейчас. И тебе не только льстит, что ради твоего вопроса он ищет что-то новое вокруг, а не говорит старым и тухлым загодя подготовленным... Ещё тебе хочется тянуться за ним, туда, где он рыскает, где вынюхивает, куда смотрит — словно он твой гид, твой лидер, твой вождь. Ты хочешь видеть то же самое, что и он, потому что машинально ему доверяешься. Очень хочешь довериться и оказаться под его попечительством. Такая у него аура.       Черт. Снова наблюдала за ним. И снова себе лгала. Бри пришла домой с совершенно пустой головой, без каких-либо ярких воспоминаний о вечере. Думала, это из-за того, что слишком часто погружалась в мысли. Но оказалось, она всё же пялилась на него, как дурочка-восьмиклассница. И по дороге домой, в такси, успела стереть из памяти свой грешок. А на премьере-то так успешно и не контролировала себя.       Она уже и не помнила, почему расстались. Да и как сошлись. Держала в голове только то, что хотела бы, чтоб что-то из этого не случилось. Не встретила бы его, знать бы не знала, кто такой этот Себастьян Стэн. А если бы не расстались… Сейчас бы так часто не ловила себя на мысли, что хочет обратно. Под его опеку, в его объятья. И не знала, хорошо это или плохо. Нормально или уже давно было должно прекратиться. Только понимала, что не стоит и взглядом выдавать себя. И чтобы работе и счастливой жизни не мешало. Подавляла — а что поделать.       По утрам вспоминала его заливистый смех, если дома, и сдержанный искренний, если на шоу. А потом шла на кухню и приказывала себе сосредоточиться на кофейной глади. Так и проходило утро — за созерцанием молочной пенки или своего отражения в темной ароматной пучине. Вечером невольно представляла его сидящим напротив и читающим монологи — на самом деле просто рассказы о прошедшем дне, но как талантливо это было. Затем пресекала это и уверенно внушала себе, что сериал по Сидабу куда интереснее. Грела руки о кружку с какао, вспоминала его руки — когда лежали на этом диване в один из удачных вечеров, а он чертил пальцем какие-то узоры на его ладони. Щекотно было, но терпела. Куда интереснее угадывать, что он там пытается вырисовывать, чем в сериал по Сидабу вникать.       Не всегда, но часто все мысли её захватывала пара вопросов: почему и можно ли. Расстались. Сойтись.       Потянулись руки к телефону. Зашла на Ютуб и вбила его имя. Ничего необычного — в популярных подборка его интервью с Маки. Вот он тот самый смех — его, чисто себастьяновский. Он так смеялся и с ней. Его специфическое чувство юмора только они с Энтони и понимали. Последнего всегда разрывало от смеха. А она часто лишь улыбалась, даже зубы не оголяя, да и только. Хотя в душе заливалась от смеха. Может быть, она боялась, что он поймет, как сильно она влюбилась. Поймет, что сильнее, чем он, почувствует власть над ней. Предаст. Сделает больно. Она боялась, как обычный человек боится другого. Но разве она не видела, что он другой? Разве был он способен на это?       Что если в этом причина? Вдруг это и была ошибка? С ужасом Бри осознала, что ответ да. Да, да и ещё раз да. Она давно поняла это, да только не смела вредить своему самолюбию такими болезненными мыслями.       Она не была злобной с ним или с кем бы то ни было. Но чаще отвечала ему колкостью, нежели нежностью. Там, где он смеялся над ней, она холодным взглядом одаривала и уходила восвояси. Вместо того, чтобы посмеяться над собой и разделить с ним этот момент. Сидела в гордом одиночестве и боялась упустить из головы картинку с его растянутой до невозможно улыбкой, нелепой и глупой. Там, где он хвалил её, она подхватывала и хвалила себя ещё больше. А сама не умела делать комплименты в ответ. Дурочкой влюбленной восхищённо смотрела его шоу, на него за завтраком, на него в душе, на его лицо, как только открывала глаза. Любовалась. А сказать ничего приятного не могла. И язык не поворачивался сообщить, как ценит. А ведь ценила. И любила. Принимала любовь его как должное. А в ответ фыркала, строила из себя, возмущалась, кичилась.       Бри так боялась, что сделает больно. И сделал. Но она даже не злилась. И не плакала по ночам в подушку. Просто тихо грустила и упивалась воспоминаниями. Будто Стэн временно в отъезде и скоро вернётся. Будто она ни в чем не виновата, будто не сама его оттолкнула, отогнала, напугала. Так и плакать не с чего было. Никто не виноват. А если и за ней грешок — чего себя гнобить? Ничего уже не исправишь…       Долго она бежала от этого. А сегодня последняя капля, видимо, была. Кап. Кап. Прозрачные капли расплылись по глади какао цвета грязной лужи. Бри отняла кружку от груди, к которой прижала теплый напиток и задумалась невесть сколько времени назад. Может прошли часы, пока она вспоминала их полусовместную жизнь — его открытую улыбку и её холод. Его любовь и её сплошные косяки. Подарочный пакет в ответ на оберточную бумагу. Жёсткое мясо в ответ на дорогой букет цветов. Никогда и не думала, что это может быть важным. Что проявления заботы так важны, а не только её мысли, никому не ведомые. Как сильно в голове ни кричи от переизбытка нежности и страсти, а снаружи глухо. Он не мог слышать и уже не услышит никогда. Декор на подарке имел значение и имело смысл выкинуть неудавшееся блюдо, приготовить для него новое, пускай займет больше времени. Тогда бы он знал, что она готова тратить драгоценные минуты ради жалких нескольких секунд его удовольствия. Тогда бы он знал, что не он один любит здесь.       А сейчас так поздно. И снова не видела смысла в слезах. Бри утерла лицо салфеткой — пачка была полная, но всегда стояла рядом на всякий случай. Мелодрама, в глаз что-то попадет или снова воспоминания нахлынут — кто знает.       Какао остыл. Бри тронула рукой кружку, а она теплая ещё. Поверила и отхлебнула. А сам какао остыл. Какая жалость. Прямо она сама, только наизнанку — внутри горячо, а снаружи ледяная корка. Защита, барьер? Даже от любимого человека не могла перестать себя закрывать. Но теперь позволительно хоть вывернуть душу наружу, опасности-то не было — в доме никого, рядом ничего, в ванной тишина, на кухне темнота.       Приглушённые возгласы телевизора прервал краткий звук оповещения. Бри взглянула на экран телефона, а там сообщение. От Себастьяна. Лишь обращение «Капитан Ларсон» и дальше молчание. Но собеседник печатал, так что она ждала, даже не касаясь клавиатуры. Ещё толком не осознала, что произошло. И не могла понять, как там сердце поживает. Только дернула переписку вниз и увидела выскочившую дату последнего сообщения. Ноябрь 2018. Сейчас апрель. И пишет.       Следующее сообщение гласило «Себ не у тебя случайно?»       И тогда-то Бри смогла снова чувствовать собственное тело, слышать организм. И ей не нравилось ощущение, как будто все органы вниз оборвались. А дна под ними-то и нету, только бездна.       Это определенно был Маки, который писал с телефона Себастьяна. Знал ли он из его же уст про прозвище «Капитан Ларсон» между ними или же она так до сих пор забита в его контактах? Будто для него это все ещё значит что-то. Хотелось верить, но она тут же вспомнила, что сегодня один из интервьюеров назвал её так. Ничего особенного в этом прозвище не было. Может Себастьян другу никогда об этом и не рассказывал, а у Маки фантазия просто что надо.       Но больше её волновало, почему Энтони, потеряв друга, пишет ей. Себастьян к ней собирался? Хотел прийти? Говорил об этом с другом? Или просто Сокол решил поиздеваться? Все, кроме последнего, было маловероятно, как бы ей ни хотелось верить. Да и в диалогах в мессенджере она уже ушла далеко вниз, и если бы Маки за друга переживал, так долго бы список не листал. Не иначе, как ради прикола-то и не поленился. Очень похоже на Маки.       Она ответила сухим нет с точкой, уже заранее придумав как её оправдать, если что. Поздно ведь, первый час ночи. А он тут приколами или поисками — неважно — беспокоит её. Маки печатал, Бри внимательно наблюдала за надписью. И та сменилась в итоге статусом "был онлайн пару секунд назад".       И раздался стук в дверь.       Первая реакция, конечно, — испуг. Потом всякие дурные мысли и разного рода фантазии. Беззвучно встала в мягкие тапочки, а когда Бри уже была на полпути к двери, то смело шаркала ими по полу. Была уверена, что "розыгрыш Маки" постучался в дверь, с хозяином в придачу или нет — не суть важно. Все равно несмешно будет.       Хотя кого она обманывает? Один его заразительный смех чего стоит, можно даже шутку не произносить. Хватит ей быть букой. Шутка в час ночи — она на то и шутка в час ночи, ночью смешнее. Не будет она больше холодным взглядом одаривать каждого, кто вздумает с ней шутить или разговорить её захочет глупой на её вкус фразочкой. Что ж виноваты они что ли, что у неё так много недостатков, над которыми можно шутить, или что с ней так сложно завести беседу, что приходится чушь нести? Она попытается, по крайней мере. Ведь от этих токсичных привычек своих сложно избавляться, они стали единым целым с ней.       Тем более так с коллегами и друзьями не поступают. Весело бы было напугать его своим гневным криком в ответ. Но он, бедняга, в такую даль по ночи ехал не ради этого ж. Лучше его холодным какао угостить, тогда обоим смешно будет.       Бри в нетерпении открыла дверь и уже сделала шаг вперёд, чтобы по плечу другу вмазать — и замерла. Маки тут не было. Но порог и не пустовал. С легким прищуром, таким знакомым и любимым, на неё глядел со ступенек Себастьян Стэн. И, кажется, он был пьян.       — Себастьян, — выдохнув, будто с усталостью, произнесла она. На самом деле дыхание просто перехватило, вот такое странное придыхание и вышло.       Он, согнувшись в пояснице, неуклюже потянул руку, чтобы упереться от дверной косяк. Локтем второй руки он упирался в противоположный угол двери. Так и стоял, роняя теперь уже взгляд в землю. Бри стояла на необычном для гостеприимной самой себя расстоянии — два шага от порога, и крепко так сжимала ручку двери, которую прижала к боку. Боялась чего-то, но сама не ведала причину.       — Ты пьяный заявился к бывшей? — Она бы не хотела выражаться так пренебрежительно, и слово "бывшая" стыдливо-яростно произносить, будто обесценивала их отношения, но привычка язвить контролировала её, а не наоборот. — Какое клише, Стэн. — Снова фыркнула.       — Войти не пригласишь? — совсем трезвый голос, и, оказалось, — когда поднял глаза — трезвый взгляд.       Он тоже будто говорил устало, без злобы или обиды. И она могла его понять. Сколько месяцев прошло, и вот первое, что он слышит — этот (ненавистный и ей самой) голос. В котором он, видимо, никогда не находил, что искал. И эту фразу и интонацию. Наверное, пришел проверить, изменилось ли что в квартире мисс Ларсон, да только разочаровался.       Бри "оторвалась" от двери и раскрыла её на полную, как бы чисто символически приглашая. Себастьян резко выпрямился и очень успешно простоял ровно, не пошатываясь. А затем улыбнулся напряжённо наблюдающей за ним хозяйке дома.       — Не думала же ты, что я пьяным к тебе прийду отношения выяснять?       Он снова великолепно отыграл очередную сцену своей жизни. Она бы захлопала ему, дураку, потому что и впрямь поверила. Но тут же её обуял стыд, так что она и пошевелиться не могла. Её ошибка в том, что зная его, она всё ещё не верит. Точнее всей душой верит, что он может предать её или, вот, например, нетрезвым ночью в двери её дома постучать. Это же совсем не Себастьян, так чего она до сих пор ведётся?       Но какие отношения? Разве не выяснили всё, когда расходились? Разве не общались несколько месяцев? Вероятно, конечно, что отсутствие между ними хоть какой-то связи, даже дружеской, напрягало его. Но это не могло доставлять дискомфорта на практике, ведь они нигде не пересекались и неловкого — как правило и для них, и для окружающих — молчания не было.       Она оглядела порог, после того, как он всё-таки решил зайти. Проверила не всерьёз, не сидит ли Маки в машине на обочине или в кустах со скрытой камерой; — какая глупая фантазия. И когда обернулась, вновь трезвый Себастьян смотрел на неё. Внимательно и бережно, но скулы его ходили ходуном. Не из-за злости, он всегда так делал, когда не знал, что сказать и терпеливо ждал, когда собеседник подкинет тему для разговора или фразу, чтобы оттолкнуться. Но что Бри могла сказать? Только в ответ бесстрашно смотрела и пыталась понять, Стэн всё-таки такой, каким она его видит или такой, каким увидеть всегда боялась? Стэн с искренними намерениями сюда пришёл или поиздеваться? Не такой он, не такой, кричала она себе в мыслях. Но понимала: запросто может оказаться, что она его вовсе и не знает по-настоящему. Ведь всегда так много была сосредоточена на себе.       — Рано ушла, — подразумевал вопрос, но сказал утвердительно, едва негодуя, что она была только на официальной части и не пошла потом со всем кастом на вечеринку.       — Ты же знаешь, как они ко мне относятся, — небрежно произнесла она, будто её это не заботило; взмахнув руками, пошла мимо него.       Себастьян схватил её за запястье максимально нежно и тем самым остановил.       — И ты знаешь почему.       Она кивнула и аккуратно провела пальцами по его пальцам, постукивая, тем самым требуя ослабить хватку.       Конечно, она знала. Она сегодня какао свой посолила из-за осознания своего гадкого характера. Если быть точнее, осознание это гложило её постоянно, за исключением, когда она отпускала колкости или строила из себя нарцисса. Кто знал, может и не строила. Но только так можно было не слушать ни одного неприятного слова, критики, оскорблений. Бри просто была глуха, перегибая, пытаясь выиграть спор или парад стеба любой ценой. Не замечала чувств других, и так могла быть свободной. Ей просто необходимо было быть лучшей в любом деле, никогда не показывать себя в плохом свете, некомпетентной, смешной, нелепой; ей обязательно нужно было уесть любого, кто осмелится соревноваться с ней в чем бы то ни было. Откуда у неё это в крови? Она борец. Так родилась. Да только в детстве борцы — за себя или других — всегда были героями, как в общем понимании, так и для неё лично. Но у неё не получилось стать достойной их, ведь такой бы герой, как она, в мире Меча и Крови оставляла бы после себя трупы и дым. Как сейчас оставляет неловкость от её резкости и получает косые взгляды от всего каста Марвел. Сейчас она герой, который у любимого человека отбила желание общаться с ней. Любить…       И она всё ещё не понимала, что он тут забыл. Зачем пришел или по какой причине так вышло, что оказался у её дверей? И Стэн, кажется, цель визита не спешил сообщать. Она, как ни в чем не бывало, зашла на кухню и поставила чайник. А он, как будто всегда тут был, сел за стойку и смотрел, как она мешает смесь в чашке. И тишина. И только двое. Как раньше.       Господи, как она боялась, что он сейчас же встанет и уйдет! Руки тряслись. Как глупо было хвататься за это. И как глупо будет с её стороны даже не крикнуть ему что-то вслед, если сейчас же начнет удаляться. А ведь не скажет ничего. Как безумно — сама не ожидала от себя — рада, что он пришел. Будет только изредка поднимать на него глаза и взглядом холодным одаривать. А потом расстанутся. И все вернётся на круги своя.       — Тебя Маки искал.       — Знаю, — отмахивается, и снова смотрит, смотрит.       Она чувствует, как улыбается приторно и следит за каждым движением её волос. Бри даже начала испытывать неловкость. Как и тогда, каждый раз, когда они были в отношениях. Утром, если проснется раньше, лежит и смотрит, а потом слегка прищуривается, если она замечает; и улыбка такая обворожительная. Попадала в плен. А сейчас-то что с ним?       — Телефон? — снова холодом по горячей плоти. Сухо предлагает свой мобильный, чтобы другу написал и успокоил. Себастьян ехидно смотрит и отказывается.       — Не сочти за грубость: чай не буду.       О нет! Хочет уходить… Рука Бри ослабла, и кружка скользнула прочь из ладони, повисла ручкой на большом пальце. Она развернулась и с облегчением обнаружила, что Стэн всё ещё сидит на месте. Задумчивый и поникший. Больше не было сил улыбаться.       — Алкоголя нет, — пожала она плечами.       — Почему?..       Она осуждающе воззрилась на него — неужели уже забыл, что она не пьет и не держит в доме спиртное. Но он продолжил:       — Почему ты даже не скучала?       Не скучала? Да каждый чертов день после того последнего хлопка дверью. От такого обвинения ей захотелось завыть. Но лишь без улыбки глянула на него исподлобья, колотя что-то в кружке.       — С какой ст..?       — Я ведь скучал.       Чуть вторая кружка на пол не полетела. Он просто вот так приходит среди ночи и говорит, что скучал? Уходит, но не переименовывает её в контактах? Рвёт с ней, но оказывается на её пороге в один из обычных вечеров? Так легко всё в его жизни. В её — нет. Как и в характере. Но он однажды взял на себя эту ношу, поклялся терпеть. А потом отказался, так что дороги назад нет. Не было… пока он не заявился и не заявил.       Он с мольбой смотрел на неё, будто в последний раз, а она уже приподняла подбородок и раскрыла губы, чтобы что-то едкое ответить. И вдруг губы её сомкнулись. Видела его глаза и чувствовала, как теплеет. Всего на секунду она помедлила, не подняла свой щит, и это было знаком. Для него — как зелёный свет. Позже, даже если и захотела бы открыть рот, не смогла бы и звука произнести.       Целовал напористо и нетерпеливо. Обеими руками обрамлял её лицо и всем телом обнимал, двигался вперёд. Пока спина её не коснулась холодной стены с обоями, которые он так хвалил. Тогда отпрял и не убирая рук от лица, смотрел в глаза. Броня пошла трещинами. На полу лежали разбитые чашки. Как быстро так оказался рядом с ней? Как с той стороны стола-стойки оказался на её? Как с порога очутился в сантиметрах от её лица за несколько жалких минут? Как она может быть такой слабой? Какая героиня из неё…       — Себастьян, — она зачем-то произнесла его имя. Не с придыханием, не с предостережением и даже не с ядом на кончике языка, как было ей свойственно.       Бри чувствовала его руки на своей коже, а уже казалось, что они лежат на диване в субботний вечер. Он на её ногах и слабо держит руку, уныло пялится в телевизор. Она кончиками пальцев водит по его шее, а он периодически поднимает на неё глаза и улыбается. Так свежи эти воспоминания, будто вчера было. А он ведь только коснулся.       — Ещё чуть-чуть, и я бы не выдержала — купила б алкоголь в дом, чтобы приманить тебя сюда… — шепчет и тянется к нему.       Он шокирован, но кто не путал шок и радость?       А он за льдами боялся однажды и вовсе не разглядеть её. Только сейчас пурга стихла и зима сдалась. И буря в его сердце успокоилась.       Смотрит на неё, и любуется настоящей Бри. Гладит руку — убеждает, что теперь он — её защита. Просит перестать быть воином и положиться на неё. Не бояться и прекратить обороняться там, где никто не нападает. Потом научит её быть смешной и гордиться этим, улыбаться чаще и верить его улыбке.       Касается её губ, щекоча бородой. Бри треплет его глупую причёску и отвечает. Слышат, как вскипел чайник... И звук уведомления, вероятно, — сообщение от Маки.