В случае крайней необходимости

***

Настроение Шерлока Холмса порой бывало столь же изменчивым, как погода в весенний день. Иногда он – один из самых жизнерадостных людей, а на следующий день я видел его погружённым в самое мрачное и подавленное настроение. Именно в таком нервном состоянии я нашёл своего друга однажды утром в понедельник, и случилось это, соответственно, весной. Проснувшись поздно, я спустился к завтраку только после девяти часов. Холмс всё ещё сидел за столом, склонившись над свежим выпуском «Таймс». – Доброе утро, Холмс, – поздоровался я, заняв своё место напротив него. – Оно вообще-то не доброе, – буркнул он, подняв голову. Посмотрев на меня, он нахмурился. – На самом деле оно неприятное, и мне жаль, что этот день уже не близится к вечеру. – О, дорогой! – воскликнул я. – Что произошло? – Вот, – Холмс не глядя ткнул в одну из страниц газеты. – Вот, – махнул он рукой в направлении окна, выходящего на Бейкер-стрит, за которым было дождливо и сумрачно. – И всё остальное, – закончил он обиженным тоном, взмахнув обеими руками. Я попытался его понять. – Вы недовольны прессой, погодой и жизнью в целом? Холмс кивнул. А потом впился взглядом в посуду на столе. Я терпеливо ждал, когда мой друг продолжит. Но он молчал, поэтому я решил мягко его подтолкнуть. – Давайте, выкладывайте, Холмс, – попросил я. Хорошо. На часах уже перевалило за девять, и мне срочно требовался завтрак. Чайная ложка Холмса, скользнув по столу в мою сторону, потом упала на пол. Скрестив на груди руки, он уставился в окно. – Пожалуйста, – добавил я. Налив кофе, я отметил с облегчением, что тот был ещё горячим. Мой друг снова указал на дерзкую газетную статью. – Рэтскеллер-отравитель назвал меня «никчёмным растяпой» в газете. В газете, Уотсон. Это слишком. – Почему он назвал вас «никчёмным растяпой»? – задал я вопрос. Холмс отчаянно ткнул в газету указательным пальцем. – Поскольку он – большой сукин сын, вот почему. Я вздохнул. – Ну, мой дорогой друг, мы сейчас находимся не на школьном дворе. Нет никакой необходимости в таких словах. Почему Рэтскеллер – большой сукин сын? – Поскольку я решил дело, а он был арестован. Вместо того, чтобы поздравить меня с работой, хорошо выполненной работой, он был ко мне груб. Груб ко мне и обо мне. – Это не удивительно, – заметил я, – учитывая то, как вы были одним из тех, кто ответственен за лишение его свободы. – Это низко, Уотсон, – сказал мой друг. – Следовательно, он – сукин сын. – Ну хорошо, хорошо. – Я закрыл глаза, желая, чтобы этого нелепого разговора не было. – Таким образом, кроме этого, вам досаждает ещё погода. А какая третья жалоба? Холмс вздохнул; это был громкий, долгий и мучительный вздох, намекающий на невыразимое горе и внутреннее смятение. – Яичница-болтунья холодная, а в сахарнице – муравьи, – ответил он, наконец-то переведя дыхание. Я заглянул в сахарницу. – Так и есть, – согласился я, – наглые малыши. Холмс в нетерпении постукивал по столу пальцами. Он посмотрел на меня, прищурившись. – Уотсон, у меня – плохой день, – пожаловался он. – Пожалуйста, не делайте его ещё хуже. – У каждой проблемы есть решение, – попытался я его успокоить. Встав, я взял сахарницу и тарелку с остывшей едой, и спустился к миссис Хадсон. Через десять минут я вернулся к своему другу с полной сахарницей и тарелкой с горячей яичницей-болтуньей. Поставив всё перед ним, я взлохматил его волосы и сел, чтобы закончить завтрак. – Уотсон, – начал он. – Да, Холмс, – сухо сказал я, – у нас теперь есть сахар и яичница. Она волшебна. – Нет, – возразил он, – забудьте о сахаре и яйцах. То, что вы сейчас сделали. – Он замолчал. – Что я сделал? – озадаченно спросил я, наслаждаясь яичницей. – Что? – повторил я, поскольку Холмс посмотрел на меня странно. – Вы сделали это, – он взлохматил свои волосы. – Да, простите, я сделал это, не задумываясь, – извинился я. – Нет, мне это понравилось, – признался Холмс. – Сделайте так снова. Я посмотрел на него. И замер, не дожевав. – Прошу прощения? Вы хотите, чтобы я... снова взлохматил ваши волосы? Вы серьёзно? Он кивнул. – Мне понравилось, – повторил он. – И это заставило меня почувствовать себя лучше. Наклонившись вперёд, я зарылся пальцами в его волосы; он немного наклонил голову, чтобы предоставить мне более лёгкий доступ. Спустя какое-то время я неловко отстранился. – Помилуйте, Холмс, – улыбнулся я, – вы – не терьер. Вы не должны требовать ласк, чтобы почувствовать себя более довольным вашим днём. – Я хорошо осознаю этот факт, – довольным голосом ответил он, – и всё же я здесь, в двенадцать раз более оптимистичен относительно утра, чем был минуту назад. – Это... хорошо, – сказал я. – Я рад, что смог помочь. А теперь ешьте яичницу, пока она не остыла, Холмс. К полудню мой друг насвистывал «Песню без слов» Мендельсона**, бодро отвечая на письма, пришпиленные ножом к камину. В два часа Лестрейд позвал нас на место преступления. Мне так жаль, что там обнаружилось два трупа; ни один из них я не буду описывать для вас во всех подробностях, дорогой читатель, из уважения к вашему душевному спокойствию и вашему желудку. Холмс быстро помрачнел из-за отсутствия каких-либо существенных улик. Он рассматривал предметы своей увеличительной линзой и ползал по коврам, исследуя их кисточки. В конце концов я нашёл Холмса рядом с собой, и лицо его выражало досаду. – Уотсон, – обратился он ко мне, – я нахожу, что нуждаюсь в ещё одном взлохмачивании. – Что, здесь? – удивился я в некоторой тревоге. – Лестрейд стоит у двери; он, конечно, это увидит. Холмс нахмурился. – Мне всё равно, – заворчал он. – Я недоволен, и мне необходимо, чтобы вы взлохматили мои волосы. – Тогда это нужно сделать быстро, – предложил я. Зарывшись пальцами в волосы, я поскрёб ногтями его голову. Он чуть не замурлыкал от удовольствия и облегчения. Нам повезло, что Лестрейд в этот момент достал свои карманные часы и не смотрел в нашем направлении, иначе он наверняка бы подумал, что мы безумнее, чем мартовские зайцы*. – Лучше? – спросил я своего друга. – Намного, – ответил он и убежал на кухню. Десять минут спустя Холмс обнаружил не только не сгоревший фрагмент письма, но и лезвие бритвы, с вескими доказательствами того, что именно его использовали для убийства. Реакция Лестрейда была бурной; ответ моего друга вряд ли можно было назвать скромным. Вернувшись домой, Холмс сел в кресло и затянулся трубкой. – Я не думаю, что нашёл бы те улики, если бы не ваше вмешательство, – улыбнулся Холмс. – С этого момента вы всегда должны быть рядом со мной на каждом месте преступления, если мне потребуется подобной стимул. – Холмс, – заворчал я, – если вы думаете, что я намереваюсь ходить за вами по пятам, как чесальщик вашей головы, тогда вы – бо́льший сумасшедший, чем я думал. – Я сел напротив своего друга и посмотрел ему в глаза. Холмс открыл рот, чтобы возразить. – Но... – начал он. – В любом случае, – продолжил я, – я почти всегда вас сопровождаю, в случае, если вы забыли. – Я на мгновение задумался. – Может быть похлопывания по спине будет достаточно? Или ободрительного слова? – Что вы имеете против взлохмачивания волос? – спросил мой друг с негодованием. – Вы были тем, кто всё это начал, позвольте мне вам напомнить. – Я знаю, – произнёс я. – И теперь я искренне об этом сожалею. Это – очень странное поведение, если выполнять его с регулярностью, Холмс. Конечно, вы это понимаете? Задумавшись, Холмс нахмурился. Он начал что-то подсчитывать на пальцах, а потом медленная улыбка осветила его лицо. – Давайте заключим сделку, – предложил он. – Волосы взлохмачиваются по требованию по понедельникам, средам и пятницам. Оставшиеся четыре дня недели я не буду обращаться к вам с такими просьбами. В свою очередь, я буду играть на скрипке любую арию по вашему выбору. – Только понедельники и четверги, – я задался вопросом, как мог оказаться втянутым в такую систему обмена. – Хорошо, – согласился Холмс. Он откинулся на спинку кресла в глубоком удовлетворении. Итак, если вы застукаете меня с мистером Шерлоком Холмсом в понедельник или в четверг, и я взлохмачиваю ему волосы к его большому удовольствию, пожалуйста, не поднимайте тревогу. Это – всего лишь особый день, по его просьбе, для личного комфорта и вдохновения. С тех пор я считаю для себя честью предоставлять Холмсу такую важную услугу.