Бетельгейзе

По вечному закону природа не терпит пустоты и там, где Габриэль планировал видеть только разрушение и тишину, так удачно отражающих его долгие столетия, начали происходить изменения. Под ноги молодого лорда ложится песок и камень, замок благодаря инвестициям, подданным и собственной воле строится лучше прежнего. Габриэль не терпит иллюзий - убежав от самого себя и пытаясь в дивный новый мир он все равно остается привязан к месту, только теперь не в одиночестве. Матово сияет отполированный гранит, старая позолота послушно скрипит под пальцами, дороги крови, по которым идет законный владелец подстраиваются под него - никто не сможет перемещаться по замку так же быстро как он сам. Придержав ручку, он нажимает и дверь послушно отворяется, на постели, разметавшись по простыням, спит его сын. Габриэль все еще не может насмотреться вдоволь, когда никто не вылетит из-под руки с кинжалом, когда не подгоняет застилающая глаза злоба или наоборот забирающая последние силы усталость. Габриэль смотрит на спутанные волосы, вздорный фамильный профиль, надо же, Мария, какая красота у нас получилась, стекающие на пол кобальтовые простыни. Все вокруг звенит лунным светом, а в голове у него блаженная пустота. Тревор взял от людей слишком много, удобно встроенная песчинка в современный мир. У него нет проблем ни с одним устройством, ни с общением, ни даже с выбором костюма. Но вместе с адаптацией приходит и ненужное, просачивается словно песок под дверью, втирается в кожу. Это и студия в центре мегаполиса, про которую его сын думает, что никто не знает и что он в ней делает тоже, и стыд с чувством неправильности, которые пленкой при их спорах ложится на его вечно молодое лицо, этот нервный ненужный сон, который позволяет ему быть так близко. Габриэль слишком стар для некоторых вещей, в его время не было морали и обрядов, которые сейчас возлагает на себя каждый, кто хочет вписаться в понятие нормы. После огня и боли, бесконечных лет тоски и незапланированного возрождения, многие вещи или не замечаются, или берутся силой, по праву. Поэтому его сын, чудо, дарованное не богами и демонами, а им самим, бесконечно прекрасен. Если коснуться пальцами лица, скользнуть по надбровным дугам, очертить линию носа, то можно почувствовать, что дышит, зачем-то еще дышит, как человек. Трансформировавшееся после обращения тело с вязью стальных мускулов и шелковой кожей, дальше раскрытой ладонью на сердце и вниз, обрисовать кончиком пальца выемку пупка и щекочущий руку пух. Прорезать резцами собственные вены занимает пару секунд и немного сомнения, поднести к губам и вливать по капле себя гораздо дольше. Он видит, как заостряется лицо Тревора при запахе крови, как белки начинают двигаться под веками, как весь он напрягается и забирает все, что дают. Его такой живой мальчик, его красный неопрятный рот, его изломанные брови и жадно ходящий кадык. Через витражи город видится немного ярче, красочнее, скрывает темную раззявленную пасть. Это их личная война, бесконечная и упоительная, Габриэль не собирается уступать прогрессу самое дорогое. Вкрадчивый голос по ночам шепчет : ... он твой, твой, кровь к крови. Дракула знает этот голос, он его.