Ярче звёзд

Вэй Ин та, на кого Цзян Чэн хочет равняться. В её теле сочетаются сила настоящей заклинательницы и женская красота, Вэй Ин обаятельна и дружелюбна, но может дать отпор любому, кто посмеет задираться или посмотреть на неё как-то не так. В ней так и пышет юность и жизнь, и Цзян Чэн невольно украдкой завороженно наблюдает: за мягким изгибом припухлых губ, за радостно сверкающими звёздами в глазах, за тем, как плавно вздымается упругая, округлая грудь, как напрягаются мышцы под слоями одежд во время тренировок — предельная концентрация и грация. Лучшая во всём, разве что чересчур шумная и шальная, и Цзян Чэн нехотя признаёт, что не считает это таким уж недостатком. Сама же она на фоне Вэй Ин кажется себе нескладной и блёклой: угловатой, с маленькой грудью, только и может, что хмурить брови да двигаться как-то совсем уж нелепо. Ей вовсе не завидно, ведь, кажется, она самую малость, но влюблена. И сейчас Вэй Ин ураганом врывается в её покои, рука у Цзян Чэн от неожиданности дёргается, и так старательно укладываемая причёска разваливается. Волосы волнами в беспорядке ложатся на плечи, а Вэй Ин будто и не замечает, что натворила, лишь задорно бросает: — Пойдём собирать лотосы! — Вэй Ин! — оборачивается к ней Цзян Чэн, злобно сверкая глазами, и недовольно бросает гребень на столик. — Ну-ну, не злись ты так! — Вэй Ин в примирительном жесте вскидывает руки вверх. — Хочешь, я тебя заплету? Цзян Чэн не думает, что это хорошая идея, ведь сердце предательски пропускает пару ударов, но Вэй Ин правда выглядит так, будто хочет загладить свою вину, и Цзян Чэн сдаётся, протягивая ей гребень: — Ладно. Вэй Ин ступает к ней мягко, будто парит над полом, легонько дотрагивается руками плеч и перехватывает гребень, собирая волосы вместе в области шеи. Цзян Чэн закрывает глаза и старается дышать ровно: от чего же ей нервничать, верно? Вэй Ин движет рукой вниз, и пряди послушно просачиваются сквозь зубья до тех пор, пока не начинают забавно пушиться. С несвойственной ей неспешностью Вэй Ин принимается за дело дальше: заплетает с двух сторон косички, перетягивает пряди с висков назад, оставляет свободной чёлку, ненавязчиво касаясь пальцами кожи возле ушей (в этот момент Цзян Чэн сама же завидует своей выдержке, когда заставляет себя не краснеть), после чего собирает верхнюю часть волос в причёску, нижнюю при этом оставляя струиться вдоль спины. Кажется странным, что Вэй Ин всё это время молчит, как будто правда старается не отвлекаться и сделать всё в лучшем виде. Она наконец вплетает в волосы фиолетовую ленту — финальный штрих, и зачем-то самыми кончиками пальцев проводит от основания шеи к ушам. Этот жест Цзян Чэн кажется какой-то изощрённой издёвкой, она мгновенно тушуется: — Ты!.. — Я? — совсем невинно отвечает Вэй Ин, разводя руками в стороны, после чего не может сдержать свой смех. Он такой звонкий и заразительный, что только ему Цзян Чэн уже готова всё простить, и уголки её губ невольно тоже тянутся вверх. — Цзян Чэн, ты такая красивая, — выдаёт Вэй Ин. Её тон звучит совершенно искренне, без тени лукавства, так что Цзян Чэн на секунду забывает, как дышать, а улыбка сползает с лица. Удивление смешивается с каким-то тёплым чувством внутри. Вэй Ин? Считает её красивой? Разве может быть, что одна из самых завидных невест всех кланов говорит ей такое с предельно серьёзным лицом? Цзян Чэн теряется и не знает, что нужно сказать в подобной ситуации и как правильно отреагировать. «Ты тоже», — думает она, но вслух говорит: — Пойдём уже, — Цзян Чэн поднимается во весь рост и следует к выходу, оставляя Вэй Ин позади. Та знает, что её уже давно простили, и с негаснущей улыбкой покорно ступает следом. Они идут по городу, всё сильнее отдаляясь от центра, и Вэй Ин то перебрасывается с кем-нибудь приветствием и парой шуточек, то пожелает удачной торговли и здоровья чьей-нибудь дочери, не переставая при этом виснуть и цепляться за руку Цзян Чэн. Та и рада бы избавиться от этого груза, но, сколько бы она недовольно не вырывала руку, Вэй Ин всё равно вскоре неизменно оказывалась слишком близко к ней, словно потеряй она опору хоть на секунду, весь мир вокруг в мгновение ока рухнет. У Цзян Чэн всё переворачивается внутри, когда она вот так чувствует прижавшуюся к ней тесно чужую грудь, — мягко и до головокружения волнительно, но она берёт себя в руки и старательно отводит взгляд, краем уха выслушивая очередную историю из уст Вэй Ин, о которой даже не скажешь точно, правда это или ложь. Вэй Ин приводит их к одному из отдалённых прудов: здесь спокойно и тихо, мимо с шелестом крыльев проносятся стрекозы, и ветер приятно щекочет кожу, пока солнце неспешно нагревает водную гладь. Вэй Ин бесстыдно оголяет ноги и с громким плеском прыгает в пруд, собирая лотосы. Цзян Чэн такой вольности себе не позволяет: если внезапно её застукает матушка с голыми ногами, да ещё и в пруду, где их может увидеть любой хоть и редкий, но прохожий, то ей несдобровать. Вэй Ин же такая участь совсем не пугает, ведь не пристало лучшей заклинательнице бояться пары ударов хлыста, когда жизнь и клан готовят их для серьёзных ночных охот и, не дай небеса, самой настоящей войны. Поэтому Вэй Ин захватывает воду в свободную от тяжёлых стеблей ладонь и обрызгивает ею сидящую на причале Цзян Чэн, которая выглядит недовольной, но на самом деле не может оторвать взгляда от промокших одежд, которые соблазнительно обтягивают тело другой девушки. Брызги, попадающие на лицо и длинную чёлку, немного отвлекают от не совсем приличных мыслей, от которых Цзян Чэн порой не может избавиться, заливаясь при этом краской. Она фыркает и кричит улыбающейся Вэй Ин: — Бесстыдство! А та уже выбирается из пруда и садится рядом, свешивая свои стройные ноги с причала и начиная ими покачивать: довольная, что маленькая шалость удалась. Вода с одежд образует под ней лужицу, которая стремительно расширяется в сторону Цзян Чэн, но та не отодвигается, нет, ведь расстояние между ними сейчас шириной всего в ладонь: непозволительно близко, но всё ещё так далеко. Её одежды теперь тоже промокают, но она решает не обращать на это внимания. Лучше из-под нахмуренных бровей наблюдать, как Вэй Ин берётся за самый спелый на вид коробок лотоса и вычищает первое семечко. Она делает это давно заученным движением, но тем не менее в нём присутствует своя доля изящества. Белоснежная рука неожиданно тянется к Цзян Чэн, и с широкой улыбкой Вэй Ин произносит: — Скажи «ам»! — Веди себя прилично, — коротко отрезает Цзян Чэн, хотя в голове некстати начинают путаться мысли, а щёки вот-вот готовы загореться румянцем. Но Вэй Ин только сильнее щурит свои хитрые глаза, и Цзян Чэн выдыхает, послушно приоткрывая рот. Долго противиться такому шаловливому очарованию своей шицзе ей не всегда хватает сил. Ничего страшного же не случится, ведь так? Тонкие пальцы, удерживающие семечко лотоса, совсем ненавязчиво касаются губ — будто случайно, пуская по спине лёгкую волну мурашек, и Цзян Чэн чувствует мягкость чужой кожи, обхватывая семя сначала губами, потом зубами, пережёвывая и глотая его. К ней уже подносят следующее семя, но она вдруг резко выхватывает его своей рукой: — Хватит, я справлюсь сама. Вэй Ин наигранно дует губы, но в итоге всё равно пожимает плечами и ничего не говорит, разделяя лотосы между ними напополам и продолжая вынимать семена из своей коробочки. Она начинает напевать себе под нос какую-то песенку, запинаясь в моменты, когда закидывает семена в рот, и смотрит куда-то вдаль, словно забывая о присутствии рядом Цзян Чэн и погружаясь в свои мысли. Цзян Чэн боится, что для Вэй Ин всё это ничего не значит. Все эти случайные прикосновения, эти поддразнивания, балансирующие на остром лезвии на грани с флиртом, — к чему это всё? Как Вэй Ин может оставаться такой спокойной, когда в груди у Цзян Чэн так бешено заходится сердце? Как она может вести себя со всеми так же, как и с ней? Не то чтобы Цзян Чэн ожидает особого отношения к себе, да и какое она имеет право быть для кого-то особенной? Особое отношение надо заслужить, она же не делает ровным счётом ничего для того, чтобы Вэй Ин действительно обратила на неё внимание. Она только и может отталкивать её своими грубыми жестами и колкими фразами, а таким мало возможности заслужить признание. Отталкивать кажется проще, чем признаться в чувствах даже самой себе. С этим надо что-то решать, думает Цзян Чэн, и слишком резко поворачивается в сторону другой девушки. — Ты чего? — хлопает ресницами Вэй Ин, отрываясь от созерцания видов природы и переключая внимание на Цзян Чэн. — Ничего, — бурчит Цзян Чэн. Нет, она не может больше оставаться в неведении. Либо она что-то делает, её отталкивают, и она смиряется с этим навсегда, либо ей, о чудо, отвечают взаимностью, а дальше, возможно, будет уже легче что-то предпринимать. Третьего просто не дано, ведь она, в любом случае, всего лишь оттягивает неизбежное. Цзян Чэн сжимает руки в кулаки и расслабляет их, почти нерешительно кладёт ладонь на бедро Вэй Ин, ощущая прохладную влагу ткани. Вдох. — Вэй Ин. Вэй Ин смотрит на неё с интересом, но улыбается как всегда мягко, и Цзян Чэн хочется тонуть в этих глазах, в которых плещутся озорные огоньки. Но Цзян Чэн глядит ниже, на контур губ, и гадает, каковы же они на вкус: как лотосы? И её сухие губы накрывают чужие под безмолвное удивление Вэй Ин. Цзян Чэн закрывает глаза. Сначала не происходит ровным счётом ничего. Она чувствует лишь тёплые губы, слышит гулкое биение своего сердца: оно колотится то ли от нарастающего волнения — вот она, наконец целует желанные губы, то ли от страха, что же может случиться дальше. Вэй Ин не отстраняется, нет, лишь с лёгким смешком выдыхает через нос, и Цзян Чэн тут же жалеет и пугается своего порыва. Кто из них двоих тут ещё бесстыжая… Она уже собирается отпрянуть, а затем убежать, желательно, как можно дальше, чтобы никто не мог увидеть её краснеющих щёк, но чужая ладонь ложится ей на затылок, и пальцы путаются в волосах — совсем не так, как это было ранее, когда они её заплетали. Сейчас Вэй Ин прижимает Цзян Чэн к себе, не позволяя уйти, наклоняет голову чуть вбок — и медленно начинает целовать. В голове у Цзян Чэн настоящий взрыв, кончики пальцев дрожат, а в сердце розовыми лепестками распускаются лотосы, и она не может думать ни о чём другом, как о том, что её целуют в ответ. Не было ли это очередной ничего не значащей шалостью её шицзе? Это явно не то, чему сейчас хотелось уделять особое внимание. Вместо этого Цзян Чэн полностью сосредотачивается на мягких касаниях губ, и, не в силах удержаться, высовывает кончик языка. Она всего лишь хочет коснуться, утоляя своё любопытство, но губы Вэй Ин покорно размыкаются к ней навстречу. Кажется, сердце Цзян Чэн вот-вот не выдержит, и перед глазами проплывают цветные круги. Немыслимо, но всё это происходит на самом деле. Волнение слишком сильно охватывает её, чтобы совершать нечто большее, чем они занимаются сейчас, и она нехотя, но со смущением отстраняется, сбивчиво дыша. Она боится открывать глаза, всё ещё не зная, что она может встретить во взгляде напротив после такого. Вэй Ин лишь тихо смеётся. Не так, как обычно: ярко и звонко, а… нежно? Так кажется Цзян Чэн, и она открывает глаза. В Вэй Ин совершенно ничего не меняется: всё те же чуть взъерошенные волосы, собранные в хвост, всё те же влажные одежды, чуть разъехавшиеся на ключицах, и этот взгляд… Звёзды в котором теперь сверкают ещё ярче. — Цзян Чэн, если ты так хотела меня поцеловать, могла бы сделать это уже давно, — без капли стеснения произносит Вэй Ин. Цзян Чэн в ответ неудержимо краснеет.