История о чёрном коте, который не любил говорить о своих чувствах.

Выдался чудесный солнечный день. Хорошую погоду обещали всю неделю, и мы забронировали домик на море – решили как следует отдохнуть перед новым учебным годом. Охранник, что следил за прилегающей территорией, увидев налицо разницу в возрасте, подумал, что мы отец и сын, однако, он даже не подозревал, что мы любовники. Меня дико заводит этот факт. Практически все, кроме учеников и учителей академии, называют моего мужчину папой. Айзава молчал почти всю дорогу, только изредка смотрел сплю ли я на пассажирском сидении. – Ты так сосредоточен, папочка Айзава, – говорил я чертовски соблазнительным шёпотом, а затем клал ему ладонь на острое колено, поглаживая его вкруговую. – Я за рулём, не сейчас. Мне нравится ловить его редкий, до боли холодный взгляд. Его глаза, как холодное солнце в ледяной пустыне – почти не греет, но одновременно заставляет ледники в моём сердце плавиться. Стоит разок услышать его голос, зовущий моё имя, и я начинаю улетать на неизвестную планету и блаженно ловить странный кайф. Мой дорогой наркотик, игла твоего внимания крепко впилась в вены и пускает смертельный яд. Кажется, я влюбился до одури. Невыносимо и до самой смерти. – Шота? Я люблю тебя, – я вышел из машины и счастливо посмотрел на него, улыбаясь в полную силу. Сенсей молча кивнул. Я никогда не ожидаю ничего в ответ, но в этот раз я искренне надеялся услышать слова взаимности. И именно сегодня я обратил внимание на это чувство, колышущееся в моей груди. Однажды он сказал, что любит меня во время весенней прогулки в парке. В тот день я засмотрелся на листья, недавно вышедшие из молодых почек, и подумал, что моя любовь к учителю похожа на эти зеленеющие, молодые листья. Вдруг они в скором времени опадут с дерева и сгниют под чужим ногами, а я опоздаю… Я твёрдо решил – либо сегодня, либо никогда. Отступать – не моё кредо. После раздумий я остановился под деревом, взял учителя за руку и довольно прямо изъяснил, что не хочу больше держать всё в себе, потому что каждая тренировка даётся невыносимо сложно и безрезультативно. Я много думал о своих чувствах и совсем не тренировал тело. С каждым занятием я боялся, что тридцатилетний мужчина давно несвободен и вряд ли обратит внимание на своего ученика. К огромному счастью Айзава ответил взаимностью. – Как иронично, тебе понравился старый мужик, – он кивнул головой и сжал мою ладонь в своей, – я тоже тебя люблю, Хитоши. Больше Айзава ни разу не обмолвился о своих чувствах. Наконец-то мы разобрали все вещи, и я решил настроить романтический лад: – Дорогой, тебе нравится здесь? – обнимая его со спины, я прошептал в его чёрную толстовку. – Нравится, а тебе? – он погладил мои пальцы и чуть обернул на меня голову. – Если ты здесь, мне нравится абсолютно всё. – Шинсо? Ты сегодня говоришь много сладких вещей. Айзава действительно был сбит с толку. Дома мы разговариваем на бытовые темы, хотя я пытаюсь говорить о всяком: и о любви, и об учебе, и о котах, а ещё о велосипедах… И о котах на велосипедах. Айзава был приучен к тишине, поэтому долго не мог привыкнуть. Было весело наблюдать его недовольное выражение лица, когда я болтал без умолку, но я же знаю, что он с упоением слушает мои истории. Мне всегда было просто начать разговор абсолютно с разными людьми, но мой учитель оказался единственным экземпляром, с которым я имею некие трудности в разговоре. Айзава, я заставлю тебя признаться в открытую, что ты любишь меня! – А ты любишь меня? – спросил я его, снова наступая в атаку. – Шинсо, чего ты хочешь? – он лениво оторвал свой взгляд от книги. – Услышать ответ. (На самом деле я хочу войны с твоим наигранным безразличием ко всему!) Но в ответ я получаю только взгляд в сторону и едва заметную ухмылку. Что ж, всегда достаточно сдержанный человек внутри меня рассвирепел, и молчание прервалось. – Никакого секса. Всю неделю, – погорячился я, всплёскивая руками. – Ладно, – Айзава пожал плечами. Он вновь уткнулся в книгу с хитрой улыбкой. Я потупил свой взгляд. Этот чертёнок только что согласился с условиями, с которыми я никак не могу справиться. Его военная тактика обошла мою на пять шагов вперёд и нанесла ответный удар. По своей натуре секса мне всегда не хватает. Стоит одним глазком увидеть обнажённое тело Айзавы, тут же начинаю возбуждаться и вгонять собственное, больное сознание в похотливый угол, рисуя причудливые, пошлые картины у себя в голове. Как только я начал ближе узнавать Айзаву, не мог устоять перед каждодневным рукоблудием, а после нашего первого раза мне сложно отказаться от неземного удовольствия с сенсеем. Я что? Нимфоманка? Нимфоман? Это будет очень сложно! На море! Не заниматься сексом! Неделю… Первые три дня я держался твёрдо, даже не показывал свою озабоченность и вёл себя вполне естественно. Мы ходили на море, купались, я мазал его бледную спину кремом и всячески прятал от солнца. Он не любит загорать, как и я. Мне довелось лицезреть его красивую улыбку и неаккуратные пряди волос, которые красиво ложились на плечи. Каждая трещинка на его губе заводила меня. Будь проклят мой язык, но я выдержу ради победы. Спустя ещё два дня, жуткий недотрах давал о себе знать. Я закрывался в ванной, скользил ладонью по влажному стояку и представлял как лицо сенсея красиво искажается в громком стоне. Я хочу ощущать его руки, которые сжимают мои бёдра и натягивают… Сильно-сильно. А затем он рычит, как кот во время спаривания, и крепко держит за холку непослушного мальчишку острыми зубами. Пожалуйста, глубже, мой учитель. Этот образ заставляет кончать меня больше обычного, от чего ноги дрожат и приходится медленно сползать по стенке вниз на сводящих судорогой ногах. Я не помнил, издавал ли я какой-нибудь стон или нет, ведь все мои мысли были заняты им. Как же я хочу тебя, Айзава. Каждое, даже случайное, прикосновение срабатывало на мне, словно афродизиак, а в его холодном взгляде я ловил фразу «Давай трахаться». Хотя это и был лишь плод больного воображения, я понимал, что так долго продолжаться не может, и в скором времени один из нас сдастся. Я до конца верил, что его тело тоже сводит от недостатка любовной физиологии, но скрывался он мастерски – спокойно воспринимал соблазнительные признания на ушко и продолжал не отвечать на мои слова. Я понял, что пора заканчивать, принимать серьёзные меры, и нагло выбивать из мужчины то, чего я желаю. Ради трех слов пять невыносимых дней я держался, словно доблестный воин, сдерживающий тысячу похотливых Шинсиков. На следующий день они пошли на восстание против командира, и я решился снова завязать этот разговор с Айзавой. Мы лежали на пляже под зонтиком, он расслабленно лежал на животе, а я разминал его плечи. Пора действовать: – Дорогой, я тебя люблю, – я слегка наклонился, звонко чмокнул его лопатки и прикрыл глаза, ожидая услышать ответ. – Хорошо, – Шота ткнулся лицом в полотенце и начал подрагивать. Я услышал эти непонятные звуки, похожие на смех. Да, его тело содрогалось от хохотушек, он что? Похрюкивает?! – Ты смеешься? – я надавил пальцами на его поясницу. – Ух-ух-у, Шинсо, – Шота пытался скрыть свой громкий хохот в полотенце, но у него ничего не получалось. – С чего ты смеешься?! – Шинсо, - Айзава постепенно успокоился и блаженно оторвал слегка покрасневшее лицо от полотенца, – я не смеялся. Хочешь мороженого? – Ты не любишь меня, Аизава! Ты просто играешь! Тебе нравится быть с любящим тебя мальчиком, который тебе и гладит, и готовит, и стирает, и убирает! А еще трахается! Точнее больше не трахается! Купи себе мороженого и куда-нибудь засунь уже! – я тяжело дышал, почти срывая голос на крик. Жара, отсутствие физического удовлетворения, и тот факт, что я не могу тронуть сердце Айзавы, сказались на моём железном терпении. Оно лопнуло, словно воздушный шар о колючий сук дерева. Точнее об острую сосульку в сердце Айзавы. Я забрал ключи и ушел с пляжа в дом. Мне было так горько, как никогда раньше. Он посмеялся над моими чувствами. Противный, чёрный кот… Вещи, которые были у меня с собой тут же полетели обратно в чемодан. И как я мог раньше не замечать того, что он не любит меня? Смех, да и только. Даже если мы будем встречаться в академии, я не буду с ним разговаривать, не буду отвечать на его вопросы! Вот так! И тренировки прекратим! И становление героем я отменяю! Я вообще уйду из академии! И забуду всё, что было с нами! И его улыбку, которая будоражит мою душу…И его взгляд, маленькие морщинки около глаз, твёрдый голос, сладкий запах, нежную кожу, волнистые волосы, которые я так люблю гладить…Всё забуду. Солёные слёзы потекли ручьём, и я громко зашмыгал носом. Не смогу я… Пришлось вытирать лицо его футболкой, потому что все мои футболки были грязные. Будущий герой плакал, обнюхивал футболку предмета его обожания и плакал ещё сильнее. Пусть меня зовут не герой, а соплегерой. – Хитоши, хватит плакать, – Айзава вошел в дом с явным недоумением и закрыл за собой дверь, будто ожидая шторма, но не снаружи, а внутри стен дома. Атмосфера накалилась до предела, и я понял, что терять уже нечего: – Ты ведь просто пользуешься мной и моей лю… – Замолчи, Шинсо. Сейчас буду говорить я, – он подошел ко мне, устало вздохнул и крепко обнял за плечи. Затем вытер солёные слёзы с уголков глаз, убрал мокрые дорожки на щеках и поцеловал каждое веко: – Если я не говорю о своих чувствах, это не значит, что их нет. Я не из тех, кто будет растрачивать свою энергию на нелюбимых людей. Хитоши, ты еще такой маленький, хоть и кажешься таким большим. Мои чувства к тебе меня пугают. Они сильнее, чем ты себе представляешь и сильнее, чем я себе это представляю. Я закрыт для всего мира, но ты для меня самый яркий лучик света, который позволяет открывать маленькое отверстие в запечатанной двери моего сердца. А смеялся я из-за твоей секс-голодовки (Именно так я её и назвал). Я сразу догадался, что это было нужно (в ущерб тебе), чтобы разговорить меня. Прости, я не хотел доводить тебя до такого состояния. Мне казалось, что не нужно говорить того, что и так очевидно. Я уже взрослый, поэтому не привык часто говорить о том, что заложено в моей душе. Вы, подростки, такие ранимые…Я тебя люблю и буду любить до самой смерти. Я был уверен, что ты это знаешь. Я надул губы, как маленький ребёнок и шмыгнул носом. Я почувствовал себя эгоистом и, кажется, своими словами про отсутствие чувств задел Шоту, от чего он заговорил больше одного предложения в день и даже проявил инициативу. Я смог докопаться до того состояния Айзавы, которое, я уверен, не видел даже Мик. Я поддался ещё ближе и накрыл его губы мягким, но требовательным поцелуем: – Я снимаю секс-голодовку. Шота хищно ответил на поцелуй, прижал ещё крепче к своему полуголому телу, нагло пробираясь ладонями к моим ягодицам. Шлагбаум перед чёрным ходом открыт! Время действовать, Хитоши Шинсо. Ах, эти сладкие губы двигаются от моих приоткрытых губ к шее, колючая щетина заставляет вздрагивать и поддаваться всем телом. Длинные пальцы ласкают моё тело и двигаются размашисто, нетерпеливо, лишь бы не обделить каждый сантиметр моей горячей, влажной кожи. Твоё рычание и тяжёлое дыхание сводят с ума. Как же грубо он шлёпает по упругим ягодицам, оттягивает плавки и желает их порвать как можно скорее. Я не могу скрывать нестерпимого возбуждения, беру кончик указательного пальца в приоткрытый рот, и веду мокрую полосочку от ключиц до худой груди, обводя вишнёвый сосок: – Айзава, пожалуйста, грубее… – Тогда мы будем заниматься любовью до самого вечера, – он нехотя отошёл от меня, начиная выискивать в сумке презервативы и смазку. Мне сорвало крышу от удовольствия, тело среагировало как надо на одну лишь фразу. Чёрный кот знает, как соблазнять своего котёнка. – Может без смазки? – я лёг на постель, снимая плавки. Смочив два пальца слюной, я плавно вошёл в тугое колечко и начал двигать ими, добавляя больше и больше слюны. Айзава понимает все мои желания и все мои ненасытные фантазии, он наблюдает как я подготавливаю себя и ждёт, издавая что-то похожее на мурчание. Шота, ты даже не скрываешь, как тебе нравится то, какими глазами я смотрю в твои и как сильно желаю твоего тела. – Шинсо, ты слишком грязный мальчишка. – Ты меня таким сделал, папочка. – Не ври, - он сел на постель, избавился от ненужной одежды и грубо раздвинул мои ягодицы. Сначала горячий язык скользнул по всей длине моего члена и достиг влажной дырочки, что бешено сокращалась и просила скорее растянуть её. Слегка шершавый язык сводил с ума, я бесстыдно срывался на стоны, изгибался под мужским напором и пытался вобрать в себя как можно больше воздуха. В комнате запахло мускусом и потом, моя грудь вздрагивала от каждого прикосновения к моему телу: – Ха-а, я больше не могу…! Айзава понимает, что я на пределе, поэтому задействует в ход безымянный и средний пальцы, они грубее и длиннее моих. Я закатываю глаза и вываливаю язык, подмахивая бёдрами. – Шинсо, ты похож на течную кошечку. Уже подмахиваешь бёдрами, неужели так сильно хочется? – он слегка раздвинул пальцы внутри меня, как ножницы, с упоением наблюдая как нетерпеливое тело просится на предмет покрупнее, –ну же, проси папочку. Его голос сорвался на стон, а свободная рука звонко шлепнула по ягодице, от чего я не выдержал и закусил губу, выдавая себя громким поскуливанием: – У-у! Трахни меня, – тихо пискнув, я зарычал в подушку. – Ты можешь лучше. Я прогнулся в пояснице и обернулся на него, оглядывая нетерпеливое выражение лица прикрытыми глазами. – Мяу, н-н… – Хороший мальчик. Айзава вынул пальцы и заставил меня грязно обсосать их, я знаю как ты любишь мой блядский ротик. Тебя возбуждает как я двигаю язычком, вылизываю между пальцев, нежно целую и беру их как можно глубже. Вот и всё. Дикий зверь срывается на жёсткую еблю. Он подтянул мои бёдра ближе и заставил поднять попку выше. Большой член учителя скользнул меж моих ягодиц, взбудоражил мои внутренности и откровенно подразнил, заставляя низ живота гореть. Затем он слегка наклонился, схватил зубами мою холку и резко оказался внутри. Я вскрикнул от неожиданности, затем улыбнулся и протяжно застонал, расслабляясь изнутри и прогибаясь сильнее. Ножки подкашиваются под бешенным ритмом, но он заставляет выгибаться сильнее и держаться стойко. Бешеная пульсация изнутри заставляет всё тело пылать от страсти. Айзава вколачивается сильнее с каждым толчком и не знает меры. Мой член трётся о постель, а мне хочется еще глубже и еще сильнее. Он может трахать меня глубоко, без остановки и совершенно не слышать, о чем я говорю. Его пальцы снова лезут мне в рот, из уголков губ потекла слюна и начала спадать с подбородка на подушку. Я люблю, когда влажно и грязно. Неожиданно он отпускает мою шею, движется языком от прокусанной холки к кромке моего уха и горячим, развязным шепотом постанывает прямо на ушко: – Я люблю тебя, Шинсо. Пальцы не дают сказать в ответ, а я чувствую, как ты улыбаешься, метишь мою спину укусами и алыми засосами. Мне плевать, что скажут в академии, я хочу быть избитым, искусанным только тобой. Твой маленький мазохист любит это. Столько страсти, боли и нежности я еще не испытывал никогда. Он развернул меня к себе на спину, принимаясь втрахивать в постель и не давая передохнуть ни на секунду. Его рука хватала моё горло, язык скользил по зубам, а я тем временем царапал его спину коготками: – Кончи в меня, папочка! – я замычал и изогнулся, кончая на свой живот и тело мужчины. Много спермы на рельефном теле смотрелось безумно сексуально, хотя перед глазами всё мелькало и плыло. Айзава сделал ещё несколько толчков и его лицо содрогнулось в немом стоне, а я почувствовал, как горячее семя разливается внутри меня, он никогда не кончал в меня раньше, а теперь вряд ли когда-нибудь ещё наденет презерватив. Айзава устало вздохнул, лёг рядом со мной и крепко поцеловал в уголок губ. Моё тело горело, болело и дрожало в остаточном оргазме. Я повернулся к нему лицом и тихо шепнул: – Дорогой, может у нас появится ребёнок? Я люблю тебя. – Заткнись, Шинсо. Я тоже тебя люблю. Я увидел, как его щеки слегка покраснели, а затем почувствовал сладкий вкус победы.