Свобода и соблазн

***Дом Германии*** Вот и снова настало то время, когда Юльхен приходится собирать вещи и ехать к России. Каждый раз одно и тоже вот уже как девятнадцать лет: небольшой чемодан, тщательные, но очень медленные сборы, сочувствующий взгляд младшего брата, Австрия, смотрящий с неким облегчением, ведь альбиноски не будет продолжительное время, Венгрия донельзя довольная и близнец Юльхен — Гилберт, который считает, что такое разделение очень даже справедливо. Он живет на постоянстве у немца, а Юльхен вынуждена временами жить с русским. В некой степени ему жалко сестру, но кто-то же должен это делать. Когда всё уже было собрано и осталось только билеты купить, телефон девушки зазвонил: — Алло? — подняла она трубку. — А…вот как, хорошо…завтра? — спросила тихо она, задумчиво смотря в окно. — Хорошо, я отвезу вещи и к тебе в Ассамблею Евросовета. — Несмотря на тихий голос, этот разговор при гробовой тишине слышали все. — Захватить документы министра? А зачем? Опаздывает из-за семейных дел, понятно, сделаю — сказав это положила трубку, оборачиваясь и смотря на Гилберта, который сложив руки на груди смотрел серьёзно на неё, ожидая ответа — Он сказал не ехать к нему сегодня, а завтра сразу в посольство и это зачтется… — Отлично, пока он тут, можешь вообще дома быть, — Байльшмидт подошел к сестре и перекинул руку через её плечо — Вообще здоро… — Нет, мне надо быть с ним — прервала его девушка — Сам же понимаешь, что может быть — после этих слов Юльхен взяла чемодан и вернулась к себе в комнату, закрывая дверь и ложась на заправленную кровать, глубоко вдыхая и выдыхая в одеяло. Девушка не выходила из комнаты до следующего утра. Пока она затворничествовала в собственной спальне, остальные переговаривались между собой о её тяжелой судьбе и о том, как тяжко всё же жить с русским. Утром, взяв чемодан, девушка тихо вышла в прихожую, когда все ещё спали и заказав такси поехала в русское посольство, оставляя там вещи и делая то, о чём её попросил Брагинский. ***Здание комитета Евросовета*** Гилберт шел по коридорам, выискивая Россию, чтобы поговорить с ним о Юльхен. Ведь если он будет здесь и это зачитается сестре, то почему бы ей не побыть дольше дома, с родными ей людьми. Наконец найдя кабинет русского, который находился отдаленно от кабинетов евростран, словно русский сам выбрал это место подальше от лишних глаз. Только хотев помпезно открыть дверь, чтобы та ударилась об стену, но тут замели, что она приоткрыта и русский уже говорит с кем-то, потому решив послушать пока, прислоняясь к двери, заглядывая в щель и видя свою сестру на коленях перед сидящим в кресле русским: — Тебе так нравится играть на публику, демонстрируя им то, что они желают видеть? — прозвучал грубоватый голос, слово сейчас Брагинский вовсе не играл привычного дурочка, каким его привыкли видеть и считать страны ЕС. — Я не хочу, чтобы кто-то кроме меня был рядом, именно, с таким тобой — раздался тихий ответ Пруссии, подползающий ближе к ногам русского — Ты ведь только мой… — на этом момента девушка засмущалась, опуская взгляд вниз. В этот момент Гилберт мог поклясться, что смотрит она на ширинку, а не смущается, ведь он через щель прекрасно видел похабную улыбочку Юльхен: — Давай, скажи это — приказной тон и властный взгляд — Кто «твой»? Юльхен подняла взгляд на Ивана и, улыбнувшись положила руки на колени, присаживаясь между его ног. Было видно, что на девушке тонкий ошейник. Когда же русский поднял руку с цепочкой и потянул, стало заметно, что к ошейнику тянется тонкая цепочка, та самая, что присоединялась к «любимому украшению» его сестренки: «Так вот почему именно ЭТО её любимое украшение» - проскользнули мысли в голове Девушка провела руками вверх по брюкам русского, касаясь его ширинки с трепетом, при это глаза блестели от ожидания. Расстегнув её, и чуть приспустив взяла в руку полувставший член, чуть оглаживая и любуясь. Большой ствол, на котором виднелись венки, не менее крупная головка, капельки медленно стекающей смазки - всё это вызывало некий восторг у Пруссии. Взгляд же самого России был не менее довольным и самоуверенным, видя как его девочка с восторгом смотрит «на любимую игрушку». Чуть помедлив, Юльхен облизнула губы, опуская голову и касаясь губами головки и начиная играться с ней языком, облизывая и чуть прикусывая, оставляя чуть следы помады. Россия чуть дернул цепочку, приказывая прусске: — Поторопись, я не хочу чтобы кто-то мог заметить нас — холодно говорил он, но затем пакостливо улыбнулся — Хотя это вполне может вписаться в твою игру, так ведь? — Нет — отстранившись от головки и откинув волосы назад произнесла она, заглядывая в глаза — Я не хочу, чтобы они видели, то, что доступно только мне — уверенно, словно она хозяйка положения, произнесла Юльхен — Ты только мой... Снова не договаривая, девушка вернулась к своему занятию, взяв наполовину и активно задвигала головой, каждый раз беря глубже. Иван от таких действия расслабил хватку и откинулся на спинку кресла, тихо постанывая от юркого язычка девушки, наслаждаясь каждым её движением, сводившим с ума русского. Держать себя в руках, когда рядом она, твоя маленькая девочка, сидит перед тобой на коленях и играется с твоим членом очень трудно, настолько, что держать себя в руках совершенно невозможно, но нужно, потому что эта игра приносит удовольствие обоим. С каждым полным «заходом» становилось сложнее себя сдерживать, да и умения девушки сносили крышу, словно крепкий алкоголь, поэтому вскоре русский кончил, закусывая нижнюю губу и чуть выгибаясь, стараясь засадить поглубже в горло. Юльхен же наоборот не отстранилась, а пошло проглотила, довольная собой, облизывала головку, слизывая с той капельки оставшейся спермы. Отдышавшись и приведя себя в порядок, Ваня встал и поднял девушку на ноги, снимая с той игрушку, и откидывая в сторону, после чего целует в губы, нежно обнимая: — Я люблю тебя, моя сладкая — нежно и очень искренне произносит он, смотря в рубиновые глаза — Прости…я... — Тише — приложив палец к губам русского произносит Юльхен — Ты лишь делаешь то, что я хочу — легко чмокнув в губы и поправив галстук, отправила русского в зал совещаний, подходя к столу и открывая верхний ящик. Гилберт наблюдавший за всем этим и тихо офигевший с того, что ему удалось увидеть и услышать, успел спрятаться за дверь, так, чтобы выходящий русский его не заметил. Как только массивная русская фигура скрылась из виду, он решил выйти. Только выйдя из-за угла ему в лицо ткнули пистолетом: — Юльхен… — произнес он, смотря на девушку. — Скажешь кому-то хоть слово, лично пристрелю — холодно, словно переняв эту манеру у Советской России, произнесла девушка. — Но ведь он… — Тебя это не должно касаться — покачала она головой — И не смей даже подлизываться к моему Ване — глаза словно налились кровью от злобы и жестокости, как тогда, на войне — Поверь мне, дорогой Гилберт, — сделала небольшую паузу — Я своим делиться не стану! А теперь иди — махнула в сторону головой, провожая взглядом удаляющегося прусса.