***
Под утро становится спокойней, проснувшийся не до конца Джину ощущает солнце на закрытых веках и отдалённо, параллельно вспоминая остатки сна, думает, что, возможно, действительно переволновался. Ночью он даже и не подумал о любой другой причине плохого самочувствия Мино (тем более память услужливо подкидывала воспоминание о подозрительно довольно улыбающимся Сынхуне, который вчера вечером даже не так сильно протестовал визиту одногруппников). Сам довольный своими умозаключениями, Джину натянул одеяло на примёрзшее плечо и поправил подушку, устраиваясь удобней. — Джину, — Джину в ответ натянул одеяло сильнее, попытавшись, конечно, издать какой-то звук, но с треском проваливая эту попытку. — Джину-хён, — голос Мино прозвучал совсем близко к уху, младший явно улыбался. — М-м-м… — Я знаю, ты не спишь, — дыхание защекотало кожу уха, и Джину не сдержал улыбки, искренне плюнув на всё и откровенно наслаждаясь ситуацией. Отношения с Мино всё ещё были чем-то необычным для него, он всё ещё часто смущался их поцелуям, как и любым контактам, явно выходящим за рамки дружеских отношений, да и не было времени привыкнуть. Но сейчас всё казалось таким правильным. — Я сплю. Мино наверху то ли фыркнул, то ли усмехнулся, его пальцы почти неощутимо касались скулы, переходили на волосы, и Джину хотел, чтобы этот момент длился хотя бы вечность. Но пальцы были убраны, а на следующее мгновение Джину уже почти аккуратно перевернули на спину. Он лениво открыл глаза, разглядывая лицо одногруппника перед собой. Мино улыбался — улыбался так искренне почти впервые после всех тех проблем, свалившихся на него и на группу, Джину скучал по этой улыбке и радовался ей больше, чем первой победе на шоу. — Доброе утро, — Мино с ответом медлил, но Джину его и не торопил. Поэтому первой его реакцией, когда чуть сухие чужие губы коснулись его, было ответить на поцелуй, осознание пришло потом, и Джину несильно оттолкнул почти откровенно хохочущего Мино. — Сон Мино, ты даже не почистил зубы! Наливая воды в стакан, Джину, хмыкнув, оглядел залезшего практически по пояс в холодильник Мино. Не то, чтобы они голодали, наоборот, продуктов у них всегда было достаточно, но Мино почему-то не оставлял надежды что за ночь у них появится что-то новое, поэтому и осматривал полки с особой внимательностью каждое утро, застывая у холдильника пока тот не начнёт издавать звуки. Как, например, сейчас — налюбовавшись на продукты, он немного разочарованно закрыл дверцу. Они встретились глазами, Джину почему-то глупо улыбнулся и поспешил сделать очередной глоток воды. Это было неловко, Джину ещё пытался понять, какую модель поведения выбрать в сложившейся для него новой ситуации. Мино улыбнулся тоже, более спокойно и даже отчасти самодовольно. — У тебя снова аллергия? — Мино кивнул на руки Джину, и он сам оглядел их — на предплечьях выступила едва заметная сыпь. Странно, он даже и не заметил. — Ты пил лекарства? — Да, — Джину осмотрел обе руки — признаки аллергии были налицо. — Наверное, потому что спал у тебя, у тебя же ещё Джонни живёт. Мино завис на секунду. — Может, побрить её? Джину аж поперхнулся водой, закашлявшись до слёз. — Совсем с ума сошёл? — Да. Мино очень любил поцелуи в шею — Джину заметил это почти сразу (хотя с начала их… отношений, что ли, прошло от силы дня три), и безумно радовался, что расписание сейчас не совсем загруженное, ведь как объяснить гримёрам такое огромное количество засосов на шее при условии что вся группа в последнее время выходит из общежития редко он честно не понимал. Вот и сейчас он аккуратно и даже нежно проложил дорожку поцелуев по шее, начиная от линии челюсти. Джину судорожно выдохнул. Они так часто целуются, это вообще нормально? Джину не знал, и, честно, не хотел знать — это было приятно, и ему самому безумно хотелось целовать Мино как можно чаще (ощущение, привыкнуть к которому было сложно, но получилось быстро). Развернувшись, Джину сам поцеловал Мино, зарываясь пальцами в его пожённые краской волосы (и когда он только перестанет их мучить?), шагая ещё ближе и немного поднимаясь на носочки. Разница в их росте была небольшой — всего четыре сантиметра, — но Мино всё равно приходилось немного наклоняться во время поцелуев, а Джину уже на автомате вспомнил, как тот жаловался на боли в шее. Мино снова улыбался в поцелуй, и Джину, опустившись на пятки, разорвал его, смачно целуя Мино в подбородок и чувствуя губами только начавшую пробиваться щетину. Да, к такому в отношениях с девушками вряд ли привыкнешь. Мино снова улыбался дни напролёт, и Джину был счастлив, позволяя Мино делать всё, что тот хочет (то ли от чувства вины, то ли от сильных романтических чувств, но, скорее всего, от всего сразу), как и сейчас он покорно последовал за Мино, перетягивающим их двоих на диван. Раньше (давным-давно, ещё, кажется, во время дебюта) Джину было неловко, когда младший откровенно залипал на его лицо, но сейчас, когда Мино, остановившись и нависнув над ним, снова застыл, он был даже не против. Теперь он сам не упускал возможности лишний раз перевести взгляд на Мино, снова и снова пытаясь увидеть, почувствовать его всего. Джину осторожно провёл большим пальцем по брови, опуская ладонь по щеке и шее, его словно било током от каждого прикосновения к чужой коже. Это ощущение Джину нравилось. — Хён, — голос у Мино снова хриплый, и Джину соврал бы, если бы сказал что ему не нравится, — я люблю тебя. И снова поцеловал, не дожидаясь ответа, как не ждал все те три года болезни (Джину узнал, что откашливать цветы Мино начал незадолго до дебюта). Мино вообще влюблялся быстро, но хранил эти чувства бережно и долго. Джину же влюблялся в Мино долго, долго отрицая свои чувства в принципе, отрицая самого себя отчасти, и замучил себя настолько, что чуть не впал в депрессию и не заметил, что Мино становилось только хуже. С принятием всё стало легче и проще, и Джину отвечал на поцелуи Мино отчаянно, пытаясь в каждом из них передать частичку своих чувств и попросить прощения. Большим пальцем Мино нежно гладил Джину по щеке, разрывая поцелуй и снова переходя на шею. Джину откинул голову, и вместе с тихим стоном не сдержал улыбки (отдалённо промелькнула мысль, что пора бы уже назвать его вампиром за такие пристрастия). Оставив поцелуй на не скрытой футболкой ключице, Мино мимолётно поцеловал Джину в плечо, как вдруг уткнулся в это же плечо лбом и, кажется, захрипел. Джину похолодел за секунду. — Всё в порядке? — Да, — еле слышно выдавил Мино, непонятные хрипы стали громче, Джину резко сел, придерживая младшего, и тот громко и мучительно закашлялся, машинально поднося ладони к лицу. Джину до последнего наивно надеялся, что это просто простуда (ночью было холодно!), но заметив мельком кровь и проклятые белые лепестки и стебли с шипами на ладонях, которые Мино отчаянно пытался скрыть, у него, кажется, остановилось сердце. Ничего не прошло. Всё ясно, как белый день. Значит, по-настоящему Мино любит не Джину, так? И он теперь в ловушке — от появившихся чувств уже не избавиться, как ни старайся, значит, скоро и Джину познакомится с ощущением цветов в лёгких, поймёт сполна, что пережил младший, но главное, чтобы настоящий избранник Мино тоже любил, как… А вдруг это всё вина Джину? Он недостаточно любит? Вдруг это просто самовнушение, а Мино теперь обречён? Перед глазами встала та фотография из википедии на сынхуновом телефоне — цветы поражали корнями не только лёгкие, в запущенных случаях зараза переходила и на другие части тела, поражая мышцы, суставы, буквально разрушая человека изнутри, неужели Мино… И всё будет на его, Джину, совести. — Джину, — оказывается, Мино крепко держал его за плечи, его ладони всё ещё были в крови, в ногах лежали проклятые бутоны. — Джину-хён, всё в порядке? Что за вопрос вообще? Джину не смог долго смотреть на перепуганное лицо Мино, чисто машинально схватился за одну его руку, всё ещё лежавшую на плече и сжал её. — Ничего не прошло, — на футболке багровел небольшой кровавый след. — Ты соврал?***
Обо всём Джину узнал, когда Мино чуть не упал в обморок во время практики, и Сынюн бросился к нему на подмогу, так и не добежав. То воспоминание — Мино, из-за мешковатой одежды кажущийся ещё более худым, сидел на коленях на полу, хрипя, собственноручно вытаскивал из горла огромные пышущие здоровьем цветы, белые, испачканные кровью, и огромный стебель в шипах казался бесконечным, кровь из свежих ранок капала с губ, а сам Мино что-то отчаянно пытался сказать Сынюну (Джину чётко услышал своё имя несколько раз). Первым тогда сообразил Сынхун, и они вместе с лидером быстро вынесли его куда-то, Джину хотел идти с ними, но только тогда понял, что давно не стоит на ногах — скорее всего, он упал (на коленях на следующий день появились синяки), а три огромных бутона роз у двери зала были самым страшным и жутким зрелищем за всю его жизнь. Тем вечером они все собрались в их с Мино квартире за столом. Младший с трудом сидел, Сынхун с холодной уверенностью искал способы лечения и даже собирался звонить по клиникам, Джину машинально гладил по руке не способного вымолвить больше и слова Сынюна. Оказалось, младшие успешно прятали эту проблему ещё с их самого первого концертного тура, и Сынхун с трудом сдерживал свои эмоции (Джину машинально тогда сжал его руку — тогда было не время для конфликтов; хотя потом, Джину догадался, Сынюн с Сынхуном всё-таки жестоко поругались). Джину, конечно, может, глупый и недалёкий, но не понять очевидного он не мог. Может, он, живший с Мино, и не заметил, как стремительно тает его вес, как часто тот не выходит из комнаты из-за плохого самочувствия, но то, как младший посмотрел на него в тот жуткий момент, расставило всё по местам. — Всё в порядке, хён, — прошептал Мино, когда Сынюн ушёл ответить на звонок директора. Он даже говорить не мог в полный голос от истощения, но всё же попытался улыбнуться. Джину тогда чуть не разрыдался. Он хотел похлопать Мино по плечу, но остановил себя на полпути. — Я останусь у вас на ночь, хорошо? — Сынюн искренне пытался найти достойное оправдание, но Джину и так всё понимал и лишь кивал в ответ. — Я чуть больше в этом разбираюсь, понимаешь… Ты можешь поспать у меня в комнате. — Хорошо, — его просто хотели изолировать, Джину понимал. Но он всё равно остановился у двери Мино перед уходом — он и раньше не рисковал туда часто заходить, не желая мешать Мино, но теперь от одного её вида становилось невыносимо больно. — Ты в порядке? — Сынхун тихо закрыл входную дверь, Джину машинально прошёл по коридору до половины, а потом остановился, неопределённо помотав головой. — Ты тоже всё понимаешь? — Джину оглянулся на одногруппника. Тот застыл у двери, непривычно хмурый и серьёзный. Это всё моя вина, — впервые тогда подумал Джину, — мы не можем потерять и его. — Я читал, что можно сделать операцию, — почти успокаивающе ответил Сынхун, подбадривающе положив руку на плечо. — Ты не должен себя мучить. Джину невнятно пожал плечами. Ту ночь он не спал, он искал все возможные упоминания болезни, пока на телефоне не кончился заряд, закрывая глаза, он видел всё те же буквы статей, написанных родственниками погибших, казалось, он даже задремал, но во сне он увидел Дану (такой, какой он её запомнил в последний раз) и в ужасе сел на кровати. Закрывать глаза было страшно. Спускаться на этаж ниже — ещё страшнее. Он не выходил из чужой комнаты долго — вроде бы, как сказал Сынюн, два дня — не отвечая менеджеру, не заряжая телефон, и почти не вставая с кровати. Сначала было противно от самого себя, в порыве этой ненависти Джину нацепил огромную сынюновую толстовку, скрывая собственную футболку. Тысяча вопросов — за что Мино (нарисую-шедевр-за-десять-секунд-Мино, сочиню-хит-за-день-Мино, напишу-гениальный-текст-Мино) мог его полюбить? почему эту болезнь подхватил именно он? что может сделать Джину? лежал бы он сейчас здесь если бы любил Мино просто как одногруппника и друга? Тем утром Джину, не сняв чужую толстовку, босиком, спустился в свою квартиру. Было четыре часа утра, ещё недостаточно светло; дверь в ванную была приоткрыта, тонкая полоска света пробивалась через щель. Сынюн спал. Тяжёлое хриплое дыхание Мино словно отдавалось эхом. Джину чуть ли не бросился к нему на коленях, но страх перед тем, что он собирался сделать, сковал всё тело. — Хён, — шёпот Мино было трудно различить, слишком тихо он звучал. Джину медленно сел рядом с ним — вся раковина была в кровавых разводах и цветах — и долго рассматривал лицо младшего, увидев его словно впервые — щеки действительно впали, под глазами залегли тени, Мино вообще был бледнее обычного, только губы краснели и были все в ранках (свежих и только-только покрывшихся корочкой), оставленных шипами. Мино смотрел на него отчаянно и обречённо, его грудь подрагивала — он старался сдержать кашель. На секунду усомнившись, Джину хотел было взять цветок из раковины, чтобы понять, что вообще причиняет младшему такую боль, но Мино перехватил его руку раньше с поразительной скоростью. — Не трогай, — он снова согнулся в кашле, Джину завороженно смотрел на их сцепленные руки словно в первые раз, как будто все эти три года после дебюта у них никогда не было телесного контакта. — Заразно. Джину выдохнул перед тем, как снова посмотреть Мино в глаза, а тот смотрел на него как раньше (неужели он всегда смотрел на него так?), и медленно подался вперёд — сейчас поцеловать казалось логичней, чем что-то сказать (слова застревали в горле). Джину замялся ненадолго — Мино не двигался и, похоже, даже не дышал — прежде чем прижаться к его губам своими совсем по-детски, зажмурившись и не открывая глаза. Когда Джину неловко отстранился, Мино улыбался.***
Зажав во рту шнурок толстовки, Джину бездумно смотрел на экран ноутбука, потеряв нить сюжета очередной новой дорамы серии две назад, но делать что-то ещё не было никакого желания. Несмотря на прохладную погоду, в комнате было немного душно и голова побаливала, болели глаза, но прерывать это состояние Джину не собирался абсолютно намеренно — отвлекись он на секунду, снова начал бы думать и додумывать, а этого в его положении хотелось меньше всего. Менеджер забрал Мино к врачу (впервые с момента появления болезни Мино всё-таки решил навестить специалиста), а Джину казалось, что теперь его жизнь изменится навсегда и пару раз у него першило в горле (с ужасом, он всё ждал, как сам начнёт откашливать цветы). То, что в дверь стучат, Джину понял не сразу, и он живо вынул наушники. — Да? — Можно? — в дверном проёме показалась голова Мино, Джину, прищурившись, попытался по его выражению лица определить, хорошие или плохие новости тот принёс. — Конечно, — Мино аккуратно закрыл за собой дверь и втянул носом воздух. — Ну и запах тут у тебя, — хрипло усмехнулся он и подошёл к окну, открывая его. Джину медленно поставил серию на паузу и отставил ноутбук на пол. Мино замер у окна, развернувшись к нему спиной, Джину несмело протянул ему руку. — Иди сюда. Мино осторожно лёг рядом, не разрывая зрительного контакта. Выглядел он устало. Джину медленно взял его за руку, переплёл пальцы и несильно сжал. Мино ещё не переоделся даже — на нём была одна из его излюбленных широких футболок и не менее широкие штаны (типичная айдольская маскировка), от одежды пахло улицей. — Всё хорошо, — коротко бросил Мино сначала, поглаживая большим пальцем ладонь Джину и переводя взгляд на потолок. — Ничего не проходит бесследно, как сказали. У меня уже ничего не растёт, но цветы не исчезли в общем, и прикинь, я закашлялся в больнице и увидел их снова — они вянут. Джину уткнулся носом в его шею, касаясь губами татуировки. Осознание пришло медленно, казалось невозможным то, что всё наконец налаживается. — Их вынули? — Джину вдохнул запах его кожи, прикрывая глаза. — Нет, доктор сказал, что они лучше должны выйти естественным путём. — Почему? — Джину резко сел, снова чувствуя укол вины. — Почему нельзя просто из тебя их вынуть? Ты уже достаточно натерпелся… — Всё нормально, — Мино мягко потянул его за руку, и Джину снова лёг рядом. — Мне даже рентген сделали, их не так уж и много. Всё нормально. Я даже показать могу, хочешь? Он собрался было подняться, но Джину сильнее сжал его руку. — Не уходи. И Мино остался. Джину осторожно приложил ухо к его груди — сердце билось часто, но там, под рёбрами, были измученные цветами лёгкие, у Мино разодрано горло и нёбо, а Джину даже и не подозревал, насколько младшему было плохо. Горло заболело, в глазах неприятно щипало, и он снова почувствовал себя иконой глупости эгоистичности — как можно было этого не заметить? — Каково это? — голос немного дрогнул, Мино немного зашевелился — видимо, поднял голову. — Хён… — Джину не двинулся, он слушал как бьётся чужое сердце. Часто. — Это больно. Знаешь, сначала были просто белые лепестки, они даже не мешались. Даже крови почти не было, так, как будто обычная мокрота. Джину затаил дыхание, грудь Мино слегка вибрировала, когда он говорил. Его пальцы аккуратно перебирали волосы Джину, и внезапно Мино остановился. — А потом тебя подстригли ещё, помнишь? — пальцы в волосах продолжили движение. — И покрасили. Тебе очень шло, и тогда в первый раз появился бутон. Слушать это было больно, буквально раздирало изнутри, но Джину не останавливал его (хотя знал, что Мино остановится в любой момент, если он попросит), он хотел знать всё, поэтому слушал, практически не дыша. — Сложнее было, когда появились стебли, но их просто нужно было вытаскивать самому, так они быстрее выходили, — Мино сжал ладонь Джину. — Но знаешь, ты был рядом, и мне было всё равно, мы общались, и было достаточно, честно. Ты только пережил все эти комплексы насчёт голоса и талантов… Мне нравилось, что ты наконец-то выглядишь счастливым. Всё хорошо? Джину не ответил. Закрыв глаза, он прижался губами к тому месту у плеча, где была татуировка синей розы, медленно перешёл к плечу, заканчивая той татуировкой на шее. — Прости, — Джину поцеловал его шею, в голове возникло то воспоминание из танцевального зала, когда Мино вынул из себя три бутона. — Прости. — За что? — Я виноват, — признаться в этом было всё равно, что вынуть из себя что-то самое сокровенное, ведь обычно Джину прятал все свои недовольства до последнего и был рад, когда всех всё устраивало. Но что-то подсказывало, что в этих отношениях утаивать что-либо не стоит. — Хён, ты, — Джину, закрыв глаза, поцеловал Мино у скулы, как Мино вдруг легко схватил его за плечи и повалил на спину, наклоняясь над ним сам и заглядывая в глаза. — Ты серьёзно так думаешь? — Да. — Ты не виноват в этом вообще, — Мино тяжело выдохнул, но продолжал смотреть Джину в глаза с уверенностью и странным блеском. — Сердцу не прикажешь, все дела, и я рад, что в итоге всё сложилось так, как сложилось. Помогло? — Несильно, — честно ответил Джину и не сдержал улыбки. Мино со стоном повалился рядом. — Глупый, — прошептал он, мягко целуя Джину в лоб, — глупый-глупый-глупый… Они крепко обнимаются, и это вдруг напоминает Джину те съёмки пародии на «Наследников», глаза у Мино тогда горели также, и у них вроде бы даже осталась та фотография в обнимку. Он усмехается, в памяти всплывает то «ma-a girl». — Ты чего? — Мино заглянул Джину в лицо, и тот прыснул. — Ma-a girl, — Джину заведомо плохо спародировал голос, пытаясь сделать его максимально низким. Мино хохотнул и, убрав с лица Джину отросшую чёлку, поцеловал его. Джину ответил сразу же, аккуратно касаясь языком ранок на внутренней стороне губы и на нёбе, осторожно зарываясь пальцами в волосы на затылке и проводя ими вдоль шеи, по памяти обводя контур татуировок. — Как твоя шея? — вспомнив о проблемах, спросил Джину, стоило Мино разорвать поцелуй. Тот почему-то замялся. — Нормально. — Мино, — Джину и сам не заметил, как его голос опустился на полоктавы. Мино поджал губы и отвёл взгляд. — Оно начало прогрессировать, — Джину сжал рукав его футболки. — Болезнь. До того, как всё остановилось, цветы добрались до шейных позвонков. Там совсем немного, на рентгене видно, сказали, что можно исправить операцией. Мино смотрел с видом нашкодившего ребёнка, а Джину даже уже не знал, что думать, лишь машинально провёл пальцами по многострадальной шее. Конечно, всё не могло быть так просто.***
Мино снова встал посреди ночи, громко добрался до ванной, Джину зашёл туда следом. Младший согнулся над раковиной, его лоб покрылся испариной, Джину подошёл ближе тогда, когда на раковину упал белый бутон — действительно завядший. — Хён, — прохрипел Мино, оборачиваясь к нему, но его снова согнул приступ кашля. Джину осторожно гладил шею и затылок, проходя прохладными пальцами по позвонкам — там (перед глазами стоял увиденный-таки рентген) тоже были бутоны, совсем небольшие, но уже медленно разрушающие кости. Не удержавшись, Джину, когда Мино рядом заснул, снова проверил страницы в интернете, даже коряво попытавшись перевести запрос на английский и с трудом воспринимая информацию, переведённую автоматическим переводчиком. Вычерпнуть что-то было сложно, но одно было ясно — любое воздействие цветов на ткани всегда отражалось сильной болью. Джину всё боялся, что увидит цветы сквозь смуглую кожу. Мино то ли простонал, то ли рыкнул, вынул изо рта завядший цветок со стеблем — Джину с ужасом оглядел засохшие шипы, явно причинявшие в разы больше боли. С ещё большим ужасом он вдруг заметил своё отражение в зеркале — ты причина происходящего, — тело передёрнуло. Мино устало сполз на пол, и шумно втянул воздух носом. — Дышать легче, — оповестил он, слабо улыбнувшись. Джину посмотрел на кровавые разводы в раковине и хотел было побыстрее смыть их, выкрутив кран на полную и, полный решимости, протянув руки к цветам. — Стой-стой-стой, — Мино перехватил обе его руки. — Я сам уберу, оно заразно, помнишь? — Ну и пусть, — отчаянно прошептал Джину, слабо пытаясь выдернуть руки и уставившись на текущую воду (смотреть в зеркало не было сил). Мино спокойно встал и усадил Джину на бортик ванной, проведя ладонями по предплечьям прежде, чем отпустить. Цветы грубо полетели в мусорное ведро, кровь была смыта, вода выключена. Джину наблюдал за ним, не отрываясь, словно загипнотизированный. — Когда будет операция? — когда это кончится? Джину уже сомневался, выдержит ли. Лучше бы он страдал, не Мино, ему нечего терять, а у Мино куча проектов, идей и планов, он просто не заслужил этого. — Сначала нужно, чтобы вышли все цветы из лёгких, — Мино вытирал руки подозрительно долго, а потом, оглянувшись на Джину, снова включил воду и щедро намылил ладони. Джину готов был разрыдаться. — Те цветы в шее связаны с теми, которые в лёгких. Будет легче оперировать, когда в шее цветы немного зачахнут, так мне сказали. Вытерев руки ещё раз, Мино сжал ладони Джину в своих, опускаясь напротив на корточки. Джину казалось, что Мино сейчас должен ненавидеть его. — Почему ты продолжал любить меня? — пальцы Мино мягко вырисовывали круги на запястьях, Джину колотило. — Мне было всё равно, — Мино поймал его взгляд. — Знаешь, я как-то даже и не связывал тебя и цветы, ведь я по своей глупости в это вляпался, ты был не виноват. И ты бы на моём месте… — Лучше бы я был на твоём месте, — перебил его Джину, голос дрогнул. — Нет, не лучше. Я жил с этим сколько? Года три? И я не хочу, чтобы хоть часть того, что было со мной, произошла с тобой, — Мино поцеловал его запястье. — И тем более, если бы не болезнь, сколько бы мы этого ждали? Пять лет? Десять? — Ты мог умереть. — Не умер же. Слушай, я знаю, что одним только «ты не виноват» это не исправить, но я давился цветами три года не потому, что мой абсолютно нормальный одногруппник не любил меня в ответ, а потому что не смотрел под руки и вляпался в чьи-то чужие цветы, хорошо? — Мино чуть сжал пальцы, и Джину машинально кивнул, сползая на пол, к нему. Высвободив одну руку (Мино не сопротивлялся), он провёл пальцами по шейным позвонкам ещё раз, и, притянув Мино ближе, поцеловал свежую ранку на губе. — Мы со всем справимся, — твёрдо решил для себя Джину, продолжая легко массировать пальцами многострадальную шею. Мино крепко обнял его в ответ, сцепив руки за спиной. — Мы… — Джину не видел его лица, но мог поклясться, что младший улыбается сейчас. — Обязательно.***
— Ну и вид у тебя, — вернувшись под конец дня в квартиру (расписание никто не отменял), Джину с улыбкой оглядел Мино в бандаже, лежавшего на диване с самым страдальческим лицом. — И ты туда же, хён, — обиженно протянул он, Джину подошёл ближе. — Сынхун только ушёл, столько шуток про себя я ещё не слышал. И лучше бы не слышал бы. Джину присел на корточки рядом, мимолётом погладив взбодрившихся после прихода хозяина котов, с серьёзным видом ткнул в бандаж и прыснул. — Тебе же с этим ещё на радио идти, вот тебе и Большой Мальчик Мино, — Мино обиженно засопел. — Ну хоть ты бы пожалел, хён! — Фанаты тебя пожалеют, — безапелляционно ответил Джину, но, не выдержав обиженного лица больше, наклонился и поцеловал, с напором, чуть прикусив нижнюю губу (Мино глухо простонал в ответ и растрепал завитые утром волосы, щедро политые лаком). Разорвав поцелуй, Джину, поддавшись странному внутреннему порыву, мимолётно поцеловал бандаж на шее. — Больше никаких цветов, — и Джину был счастлив. Мино улыбнулся и осторожно сел — он наконец-то стал медленно набирать вес, и впалые щёки постепенно исчезали с каждым днём. Всё наконец-то устаканивалось и приходило в норму, Джину радовался каждому дню всё сильнее, пусть и просыпался нередко без одеяла и от чужого храпа, пусть Мино и не оставил привычку оставлять по паре засосов на шее (за что Джину часто краснел, и приходилось чаще, чем хотелось, разбавлять гардероб водолазками с высоким горлом). — Никаких цветов, хён.