***
По измученному работой городу уже около месяца раздавалось тревожное известие о массовой пропаже двадцати одного студента выпускного курса университета имени мэра. Очевидцы утверждали, что видели как пропавшие без вести направлялись на пустынные окраины города в выходные дни, пересекая негласные границы жилых районов, когда погода была ужасно пасмурной, покуда в любой момент мог начаться нещадный ливень. Семьи пропавших устали лить слёзы по пропавшим родственникам и ненавидеть органы власти за абсолютное бессилие в поисках пропавшей группы студентов, что затянулось на месяц. А тем временем, где-то глубоко в заваленном хламом, безхозном лесу, в давно заброшенном и отсыревшем от времени лесничем домике, частично разрушенном и измазанном злополучной грязью так и раздовался тот хриплый смех, возвышаясь к плачущим небесам. В очередной раз смыкалась на шеях сгнивающих жертв верёвка, сдавливая часть тела до неестественности, пока на губах так и была широкая и до безумия довольная улыбка.Удушье
6 августа 2019 г. в 22:07
Уже трудно сказать сколько прошло времени с момента этой мрачной пытки. С каждым днём часы пролетают все медленнее и медленнее, неспешно приближая очередные минуты муки с ощущением металлического привкуса на рецепторах языка. И только тихий стук обувной подошвы предвещал о скором повторении этого бесконечного цикла.
А ведь когда-то я жил спокойной, студенческой жизнью. Как и все. Готовился к очередному экзамену, переписывая конспект за конспектом, покуда зима сменялась весной, даря людскому взору прекрасные цвета переливов лазурных капель капели, которая создавала единую симфонию с пением утренних птиц. Вечный стресс от очередного зачёта не давал спать, оставалось только устало выходить из спальни и отворять спасительное окно, вдыхая свежий запах весны, наслаждаясь атмосферой безлюдной улицы. Только такая тихая и мирная обстановка могла успокоить меня перед грядущим зачётом что вел очередной требовательный препод, который естественно не остался без "погоняла" от студентов.
Я не идеальный. Никогда таковым не был, ведь за моей душой есть пара тройка грешков, например, такие как выпивание спиртного и курение за гаражами с друзьями из универа. За вторым меня ловили часто, ведь на нервной почве я только и мог что отравлять свои лёгкие, скуривая пачку за пачкой на пару с друзьями. И такое жизненные условия я считал тяжкими, пока не попал в это, переполненое тошнотворным запахом крови и рвоты, место. Я все ещё помню тот день, когда мы всей компанией собрались отпраздновать отличные результаты сессии. Многие друзья просто за ноги вытянули меня из дома, ибо в последнее время был я, мягко говоря вымотан сие отвратительным периодом учебы. Это было не удивительно, ведь сессия в этом году выдалась тяжёлая, учитывая прилив спец. предметов и последний курс обучения.
Без особого энтузиазма большенство было за поход в лес с алкоголем и гитарой, ведь это бессмертная классика. Стандартный набор бедных студентов, денег у которых только чуть меньше 1000₽ и то большая часть уходила на еду, поездку до места учебы и, возможно, на распечатку необходимых материалов для учебы. А посему все были только согласны отправиться в лес на окраине города, который не имел особой славы да и красивым его было сложно назвать. Все деревья в нем были покрыты то мхом, то краской алого оттенка. Школота так баловалась, показывая свои так называемые "теги", предпоставляя себя как граффитирайтеров. В этой обители деревьев постоянно было темно, сыро, а так же количеством человеческих отходов этот лес мог потягаться даже с всемирной свалкой барахла. Во всюду валяющихся вещах, иногда, можно было найти и останки животных. В основном котов да собак, порой даже домашних. Не место, а свалка, но студентам выбирать не приходится, где уселись, там и напились, особенно если убирать внутренний мир в виде блевотины с кусочками пищи, употребленой не так давно, не нужно было. А что, удобно. Стало плохо, так поднялся и извергнулся в сторону валенной кучи и все. Убирать не нужно да и никто не против. За этим природным местом никто и никогда не следил, а по сему студенты и бомжи тут были частыми гостями.
И вот собравшись по деньгам и времени, закупившись всем необходимым, толпа человек в пятнадцать, может двадцать, двинула на окраину города. Можно было и такси вызвать, но пехом было дешевле, к тому же было время вспомнить если кто что забыл преобрести. А по времени поход бы занял ну максимум час, ну может полтора, так что никто не возражал.
— Это было просто жесть. Не ну ты прикинь, Пискль завалил меня на самом последнем вопросе и трояк влепил. Теперь три месяца без степухи.
— Вот гондон. А ты уже слышал о училке по инглу? Говорят в декрет уйдет в следующем году.
— Ходит слух что она с третьекурсником крутила роман, вот и забрюхатил.
Разговоры студентов, лет под двадцать, разносились гульнным эхом по опустелым улицам города. То что эти улицы пустовали было не удивительно, мало кто бы пожелал оставаться в такой дали от центра города без возможности даже спокойно в магазин выйти. Вот эти дома и пустовали много лет, от чего количество плесени на стенах и божей тут было просто не реальное.
Погода портилась, тучи хмурели, показывая всему городу насколько грозными и могучими они могут быть. Когда компания друзей приближалась к тропке в лес, ветер и вовсе усилился, свистом отдаваясь в кронах темных деревьев да распугивая птиц, что в них селились. Охмуревшее небо выглядело более темным чем обычно, нагоняя ассоциации с мрачнотой. Такими мрачными небеса могли быть только к позднему вечеру или же к затягивающемуся дождю, что вскоре мог затарабанить по листьям, траве и крышам опустелых домов, близ окраины города. Но когда студентов мог смутить какой-то дождь, раз уж они собрались отдыхать? Недаром люди говорят, что у подростков инстинкт самосохранения почти отсутствует. А о том что было дальше не трудно догадаться, хотя я толком и не помню что было, вежь меня знатного споили, а очнувшись оказался здесь, привязанный к металлическому стулу, покрытому ржавчиной и увечиями. На протяжении долгих минут я не мог понять где я, так ещё и похмелье было по голове деревянной битой, от чего казалось что в голове раздается эхо от ударов.
— Отлично, ты уже пришел в себя. — Голос до сие не знакомый, какой-то хриплый и низкий, звучал как раз за моей спиной. В миг сознание прояснилось, а страх забил палками по изувеченным коленями, вызывая мелкую дрожь. От незнания ситуации, при нахождении в незнакомом да ещё и вонючем месте, это было естественной реакцией.
В нос ударял сладковато-тошнотворный, смешанный запах от чего становилось ужасно дурно, а желудок не вольно содрогался, дабы выдавить из себя только желудочный сок, оставляя влажные капельки слюны на полу и частично на одежде. С той поры мало что изменилось, разве что каждодневные "ритуалы" моего мучителя, лицо которого я не видел, стали привычны.
В полумрачном помещении с каждым днём становилось все тяжелее дышать от кисло-сладкого запаха гнили, разложившегося человеческого мяса, сырости и обширного грибка на потолке и заплесневелых стенах подвального помещения. Свалка разобранных частей тел напоминала магазин мясопродуктов с тушками на развес. А так же множество органов выпотрашенных наружу, образ которых преследовал меня в недолгих снах, в которые удавалось провалиться. Боль во всем теле вызывала дрожь, а некоторые гнойные раны давно нуждались в обработке, как, например, большое опухлое образование на предплечье правой руки. Стоило совершить любое движение, как наружу выступал грязно-желтый, с каплями крови, застоявшийся гной, с естественным ненавязчивым запахом.
— Уху, дорогуша, ты не спишь?~ — После скрипа тяжёлой, металлической двери, что открывалась с продолговатым лязгом по бетонному полу, в полуподвальном помещении впервые за пару часов появился свет, пусть и бил лучом в спину.
В самом начале мое тело само по себе вздрагивало от этого громкого, бьющего по ушам звука, но теперь уже было абсолютно всё равно, только чувство предвкушения затуманивающее и без того шаткое сознание. Даже ослепляющий свет из-за двери уже не вызывал никакой реакции в почти ослепших глазах, только радужными бликами отражаясь в мутно-серых оттенках радужки с покрасневшими у краев белками.
Узелком за узелком твердая, жёсткая и пропитанная моими потом и каплями крови веревка натягивается на и без того израненной шее. Под тихие и хриплые смешки моего мучителя из горла вырываются тяжёлые хрипы и слюна, с постепенно уходящим воздухом. В голове постепенно становится все меньше здравых мыслей, пока до ушей доносится шум утягивающейся верёвки, хриплые полувздохи мучителя с психически нездоровыми смешками, покуда во рту скапливается слюна, уже безконтрольно вытекающая из него, плавными дорожками тянущаяся к почти неестественно тонкой шее, под напором все сильнее сжимающихся петель верёвки. Ещё немного и по еле освещенному помещению разносится последний хриплых выдох, сопровожденный предсмертной дрожью, а потом ничего. Простое, остывающее, задушенное тело двадцатилетнего студента, с закатившимися глазами и обилием кровавой слюны на синюшней шее.
— И это все? — С некоторым разочарованием протянул мужчина, отрываясь от своего каждодневного и излюбленного занятия, отпуская наконец концы верёвки. И уже бездыханное тело, все ещё привязанное к металлическому стулу, с глухим грохотом падает на пол, прямиком на скопление гнойных ран, из которых моментально на пол извергается их щедрая половина. Недавно наложенные швы расходятся, выпуская наружу кровавые струйки и часть внутренних органов, что смешиваются с половой грязью да мутным гноем, превращаясь в единое, дурно пахнущее месиво. Даже невооруженным глазом можно было сказать что парень уже давно был не жилец и его смерть была близка, если не сегодня то через пару дней. Но даже глядя на это разобранное человеческое чучело мужчина не смог удержать смеха, что гулом раздавался по измазанной кровью, плесенью и внутренностями комнате. Смеялся как ненормальный, словно сбежавший из психиатрии больной, при этом попинывая им же измученное тело.
— Ты продержался дольше всех, дорогуша. Такой милый и тихий, не то что те похабные суки и членососы. — Присев на корточки и проходясь рукой по исходящим паром внутренностям, широко улыбаясь и посмеиваясь, мужчина облизнулся, а после и оглянулся по сторонам. Множество различных тел уже были пожраты опарышами и пахли сладко-тухлым мясом. Опознать хоть одного из них было трудно ведь кроме привязанного к стулу мученика остальные были увечены и частично сгнили.