Два крыла

Дождливый вечер город окутает, ветром по мостовым пройдётся, не щадя прохожих и тех, кто зазевался на пустынных улицах. В гильдии шумно и пахнет алкоголем, а Макаров всё давит и давит нудные речи, словно его кто-то вообще слушает. Но дождаться окончания нужно, только после этого будешь волен делать то, что вздумается. Но дракон изнемогает. Языком цокает, глаза закатывает, поправляя шубу, с ноги на ногу переминается. И понимает хоть, что всем видом показывает своё состояние, успокоиться не в силах. У него дела и дела важные, не ждущие отлагательств. Он всегда занят и к этому привыкли, пожалуй, все. Улица встречает прохладой, даёт в меру насладиться спокойствием и ночною тишиной. Он вдыхает свежий воздух и тут же переносится на другой конец города, где до заветной цели остаётся несколько минут ходьбы. И специально, словно удовольствие растягивая, идёт неспешно к старой деревянной калиточке, толчком отворяет. Старенький двухэтажный дом в другом конце города от гильдии, огороженный деревянным реденьким забором и высокими цветущими кустами франджипани. Их запах ему никогда не нравился. Но эти кусты, как неотъемлемая часть всего сада и дома в целом, и никуда от них не деться. Впереди – благоухающий сад, испещрённый тропинками и резвящимися кошками. Этих пушистых тут много и приходится постоянно смотреть под ноги, что бы на кого-нибудь не наступить. Сегодня ему повезло, из-за дождя все кошки попрятались в доме и укромных уголках сада. На крыльце сидит Высший, их взгляды сталкиваются, они кивают и, словно чужие, расходятся. Он – вокруг дома, сквозь цветущий сад, Высший – в дом. Задний двор весь в высоких деревьях, чьи кроны величественно нависают и заслоняют мрачное небо. На заднем дворе много прохладнее, но он почти полностью защищён от дождя. На веранде, скрипучей и старой, словно маяк, горит настольная лампа, возле которой дымиться кружка горячего чая. Сердце пропускает удар, он устремляется вперёд, хотя обычно старается замедлять нетерпеливый шаг. - Дождь моросит, - отстранённо заявляет и на кресло рядом приземляется, словно она и так не знает, что он спешил. Он бы мог сразу переноситься сюда, на веранду, но каждый раз выдерживает расстояние, будто вообще пешком ходит от самой гильдии. Словно даёт ей те несколько минут, пока он идёт, что бы почуяла, что бы успела на веранду выйти с кружкой, укрыться пледом и взять в руки очередную книгу. Она всегда встречает его в таком положении, словно, как проснётся, выходит на веранду и занимает подобную позу. Лишь пару раз он заставал её за работой в саду. И книги – одна на два-три дня. Она читает быстро, даже слишком, но откуда берёт и куда уносит их, для него загадка, ведь в доме ни одного книжного шкафа, ни единой полки. Но он не спрашивает, считая, что это не его дело. Она откладывает чтиво на стол, раскрытыми страницами вниз, улыбается, откидывая плед и потягиваясь. Хрупкая, словно веточка, но он-то знает, насколько опасна эта мнимая видимость. И только он видит, как будто за спиной у неё – два крыла изумрудных, чуть светлее, чем её волосы, искрятся, переливаются кристальным блеском. То, что зрение обманывает, он в курсе, но каждый раз ведётся на это, с замиранием наблюдает, борется с желанием протянуть руку. - Идём, холодает, - голос бархатный, нежный, по ушам ударяет как лезвием. Он вскакивает, слишком быстро, спотыкается о кошку, клубком в ногах свернувшуюся и тут же выслушивает всё, что кошка о нем думает. Она же смотрит на него с укором, но молчит, чуть поджав губы. В глазах так и читается «Ну осторожнее же». Дом встречает их теплом и запахом очередной стряпни. Она почти всегда готовит что-то на ужин, но не всегда до него доходит дело. Сегодня он голоден и они молча идут на кухню. Он в коридоре снимает шубу, вешает её на крючок, который сам же и приделал. Он вообще много чего в этом доме сделал. Что-то чинил, чему-то находил замену. Иногда он приходит в обед или с утра, иногда ночью или на рассвете, но она всегда ждёт его на крыльце с книгой в руках и укрытая пледом, а он всегда выдерживает дистанцию, позволяя ей «встретить» его. А иногда он не приходит вовсе. И дело тут не в опасных и долгих заданиях, а в желании доказать кому-то, что Дракон не привязан, что сам волен решать, куда и как ему идти. Он уходит домой, убирается, готовит, стирает вещи. Такие ночи – самые долгие. Он никогда не спит в такие моменты, потому что просто не может уснуть, равно как и никакой кусок пищи не лезет ему в горло. Но зато доказывает ей, что не зависит от неё, что раз захотел, остался, ежели нет, пошёл домой. Доказывает ей и себе, страдая на деле по собственной упёртости. Иногда он проводит в её доме весь день, иногда несколько, а бывает – всего пару часов. Это тоже не редко варьируется от его желания, а не занятости. Он редко говорит с ней о делах гильдии, ведь после того, как она ушла, там ничего не поменялось, а сплетничать не в его интересах. Ещё реже рассказывает о том, как прошли задания. Он вообще мало говорит, предпочитая больше слушать и наблюдать. А наблюдать есть за чем. Пока она порхает по кухне и радостно делится впечатлениями за прошедшие три дня, пока его не было, Дракон медленно пережевывает тефтельку, даже не заметив, какой горячей она была на момент начала трапезы. И отмечает про себя, что за всё время, что он приходит, блюда ни разу не повторились. Шерстяной маленький комочек запрыгивает ему на колени, чуть не падая и зацепляясь когтями-иголочками сквозь штаны, заставляя его шипеть от боли. Но он не дёргается, потому что кошки для неё – всё. А в гневе она страшна. И сидит, терпит, чуть не подавившись тефтелькой и наблюдая за неуклюжим котёнком. Когда тот, наконец, устаканивается и засыпает, вновь переводит взгляд на неё. И видит сверкающие при тусклом кухонном свете кристаллы-перья, что в разные стороны рассыпаются, пока она кружит по пространству. Моргает, прогоняя прекрасное наваждение. Её непринуждённость заразна и он сам не замечает, как тоже уже что-то рассказывает. Легко и не пытаясь выдавить из себя. Она – Дракон. Но не такой, как он сам, а настоящий. И он видит это в каждом движении, в каждом жесте, чувствует всеми фибрами своей души. Может быть, даже, она сильнее него, до конца они в этом так и не разобрались. В прочем, это и не важно. Горячий душ после трёх дней в горах словно манна небесная. Боже, как же от него, наверное, воняло всё это время. Он морщится от собственных мыслей, зажмуривается, голову под воду наклоняет и расслабляется. Тут Дракон по настоящему дома. Словно это место всегда его ждало. А свой собственный уголок в городе уже не кажется столь родным, всё больше отдаляясь и становясь чуждым. Но это, почему-то, не пугает. Мягкая постель встречает его кошками. Сразу пятерыми. Тяжело вздыхая и матерясь про себя, по одной он аккуратно спускает их на пол, надеясь не наткнуться на укоризненный взгляд хозяйки. Или на шестую кошку. Она ложится рядом не сразу, сперва занимается своими какими-то делами, потом уходит во двор покурить и поговорить со своим Высшим. У них свои разговоры и в них он не лезет. Дождь в это время усиливается, неистово по крыше барабанит и стучит в окна, убаюкивает. Дракон ловит себя на мысли, что крышу этим сезоном придётся всё же менять, а то скоро течь начнёт и зимой тут будет невозможно жить. И сам своим мыслям усмехается. Совсем уже как своему жилищу относится. Она заходит в комнату тихо, аккуратно ступая по скрипучему деревянному полу и ложась рядом, мастерски раздвигая кошек, уже облепивших его тело. И обнимает, прижимаясь всем телом, тут же отстраняется. Она лежит на боку, спиной к его спине и, кажется, спит. А он слушает дождь, вдыхает шлейф от её сигарет и думает о том, что полы тоже надо будет скоро менять. Поворачивается к ней и обнимает, носом зарываясь в её густые волосы. И в этом его действии столько нежности, столько несказанных «спасибо» и пожеланий сладких снов, что лишь она может прочувствовать и ответить тем же. Она и отвечает, разворачиваясь в его объятиях и обнимая в ответ, утыкаясь холодным носом в голую грудь. Сегодня они так и засыпают, под колыбельную дождя и греясь друг другом. Иногда он не даёт ей спать, требуя внимания и ласки, заставляя подчиняться и стонать, чувствуя своё превосходство, глядя на то, как извивается она под ним. Как извивается Дракон. Такие ночи особенно хороши. Иногда он требует своего сразу с порога, не давая ей толком встать на ноги, уносит на руках в спальню, портит её одежду и слушает её стоны. Выливая всю свою страсть, подчиняет её окончательно. Не редко отсыпается ночью и лишь ближе к рассвету нежно покрывает поцелуями бледную кожу. Бывает, он заставляет её кричать, словно наказывая. За то, что курит, за то, что покинула гильдию, за то, что притянула к себе. Ему порою кажется, что она приворожила его, магией тёмной воспользовалась. Но он и не особо против. Утро встречает его холодом и противной моросью. Махровый халат на голые плечи ложится привычно, а пока в турке варится кофе, он успевает проснуться окончательно. Он прекрасно знает, где стоят зёрна кофе и кофемолка, знает, под каким углом нажимать на ручку плиты, что бы её не заклинило, знает, где кофейные чашки и в каком углу холодильника стоят сливки. Сегодня она спит, а он вскочил непростительно рано, хотя обычно бывает наоборот. Так что, теперь его очередь сидеть на веранде и попивать из узорчатой посуды горячий бодрящий напиток. Скоро он уйдёт, что бы вновь пойти на задание. Может, не на долго, а может, на целую неделю. Или остаться дома вовсе, что бы снова помучить себя мыслями и желанием поскорее вернуться туда, где ждут. Он пока не определился. Но одно он знает точно – раз за разом он будет возвращаться сюда и уходить снова, будет что-то чинить и помогать, будет ждать её стряпню и наслаждаться желанной близостью. Он будет уходить, что бы вернуться. Игнорировать согильдийцев, не замечать укоризненных взглядов Миры, не обращать внимания на грустных громовержцев, отмалчиваться на все вопросы Макарова. Он каждый раз будет стремиться прочь от того дома для всех, что оказаться в своём собственном. И однажды он придёт, что бы остаться насовсем.