Не настолько поверхностно

Впервые Вельзевул услышала о Загрязнении в пятнадцатом веке. Впрочем, тогда Чума была не очень конкретна. Вельзевул даже не сразу поняла, что та говорит о зарождении нового всадника всерьез. Она вообще не особо внимательно слушала тогда Чуму: четырнадцатый век, как ей ни претило соглашаться с Кроули, выдался и вправду отвратительным. Чума и сама не ожидала такого количества жертв и извинялась за них еще несколько десятилетий — впрочем, прибывших в Ад душ, а вместе с тем и многочисленных бумажек, меньше от этого не становилось, так что Вельзевул не спешила ее прощать. — Знаешь, я ведь не вечная. Однажды на мое место придет кто-то другой, и тебе уже не придется терпеть мое бурчание. И ты будешь жалеть обо всех тех годах, что игнорировала бедную старушку. Они сидели в захламленном за долгие столетия кабинете Вельзевул. Впрочем, в тесном Аду стоило радоваться любому личному пространству. Низкий потолок, забитые битком шкафы, лампы дневного света (впрочем, если быть честными, из-за толстого слоя пыли эти лампы не давали даже ночного света — только окрашивали все вокруг в унылые холодные тона). Еще из комнаты вело сразу несколько дверей, через которые можно было попасть в разные части Ада, избегая тем самым забитых демонами коридоров. Вполне пристойно. Хорошо иметь хоть какие-то привилегии от этой адской работенки. — Это я-то буду жалеть? Не пытайся давить на совесть, — Вельзевул даже не потрудилась оторвать взгляд от стола, чтобы ответить Чуме. — Во-первых, нам ее иметь не положено. Во-вторых, — она приподняла над столом одну из стопок папок, все так же продолжая писать другой рукой, — уверена, если мне суждено дожить до года, когда я разберу всю эту гору, то ты тем более как-нибудь доковыляешь. Она расслабила пальцы, позволив папкам с гулким шлепком упасть на место. Чума чихнула от поднявшейся в воздух пыли. Вельзевул закатила глаза. И вот так вот всегда эта всадница сводит на нет все усилия произвести на нее впечатление. — Ты не думала заставить здесь кого-нибудь убраться? Уверена, у тебя найдется пара провинившихся, которые с удовольствием вылижут твое рабочее место. Вельзевул передернуло от неприятных воспоминаний. — Им только волю дай. Чума тоненько хихикнула. На самом деле, она была одной из немногих, кто считала общество Владыки Ада весьма занятным и имела право общаться с Вельзевул на равных, и только поэтому, собственно, Вельзевул так и не смогла по-настоящему на нее разозлиться. А уж тем более выгнать из Ада. Хотя придумать для этого официальный повод было бы проблематично: рабочий план Чума на ближайшие года перевыполнила. Кабинет погрузился в привычную тишину. Чума, закинув ногу на ногу, в который раз обвела скучающим взглядом окружающую обстановку. Не найдя ничего интересного и вернувшись к столу, она, сделав резкое движение, ловко схватила пальцами одну из жирных мух, наворачивающих круги вокруг вечно горящей свечи. Только ради мух, собственно, свеча здесь и стояла — никто из присутствующих в дополнительных источниках света не нуждался. Муха отчаянно зажужжала, протестуя против ограничения в передвижениях. Чума, впрочем, жалостью не прониклась. — Вель-зе-вул, — занудно протянула она, глядя прямо в маленькие фасеточные глазки, — ну поговори со мной! — Ты достала, — Вельзевул наконец оторвалась от стола. Все равно сложно сосредоточиться, когда часть твоего обзора закрывает лицо одной настырной надоедливой всадницы. — Отпусти ее. — Ну уж нет, — Чума даже потрудилась спрятать руку за спиной. Это было чистым ребячеством, в конце концов, Вельзевул всегда могла переключиться на других своих подопечных. Но так уж это работает — стоит оторваться от работы на пару минут, и возвращаться к ней уже не хочется. Вельзевул развела руки, признавая свое поражение, и откинулась на спинку кресла, по привычке проворачивая вокруг пальцев перо. — Ну чего тебе? Все еще строишь из себя умирающую? Ты была такой с тех пор, как я тебя помню, — она кивнула в ее сторону, намекая на морщинистую кожу и седые волосы. — А прошли уже тысячелетия. — Это… — Чума тоже взглянула на свои ладони, будто в первый раз увидела, заодно выпуская свою маленькую сердито жужжащую пленницу на волю. Мушка тут же рванула к хозяйке на плечо и замерла там, подрагивая от пережитого стресса. — Это и вправду ничего не значит. Просто люди так меня видят. — Ну тогда к чему эти жалобы? — Предчувствие у меня нехорошее. Ты-то по Земле не ходишь, своими глазами не смотришь. А я вижу. Умнеют людишки. Наглеют. Гонят меня. Хочется им, чтобы я ушла. — Мало ли чего они хотят, — возразила Вельзевул, морщась, как и каждый раз при упоминании людей. — Войны они тоже не хотят. Умирать не хотят. Голодать. Но что-то от остальной троицы я жалоб не слышала. — Я не жалуюсь. Просто наблюдаю и делаю выводы. — Ты только недавно отправила на тот свет… в эту тьму десятки миллионов вон тех вон, — Вельзевул указала острием пера на шкаф, стоявший по правую сторону и хранивший в себе списки умерших душ. — Я все еще не дошла до конца, даже не могу назвать точную цифру. Так чего же ты боишься? — Я не думаю, что я убила их одна. — В смысле? Вельзевул наконец заинтересовалась. Кто кого убил и почему — да, это точно в ее компетенции. Чума, заметив ее оживление, наклонилась поближе, сдвигая локтями бумаги в стороны и безбожно (а как иначе) шурша. Вельзевул, заинтригованная, тоже склонилась над столом. — Я не смогла бы убить сама так много. Ну, тысячи, ну миллион, максимум. И я все эти годы сижу и думаю, как же оно так вышло. Вот как, Вельзевул? Все, конечно, восхищаются, ты, вон, ворчишь, а тоже премию мне выписала. И никто не задается вопросом, как так вышло. — А как, по-твоему? Чума отклонилась назад. — Точно не знаю. Но что-то повлияло. То ли то, что людей так много, то ли то, что живут они теперь тесно. Везде грязь, смрад… Голод, опять же… Но Голод был и раньше. Нет, в этом мире ничего не случается просто так. Это кто-то новенький. Просто люди еще не дали ему имени. Вельзевул разочарованно откинулась обратно на свой стул (вообще-то это был трон, но в кабинете он был представлен в уменьшенном размере в целях удобства эксплуатации) и почесала покрытую язвами щеку. — Ерунда. Вас четверо, четверо и останется, ибо таков Великий Замысел. — Их и останется. Если меня больше не станет. Их эти мази, обкуривания, кровопускания… Бред, конечно, но рано или поздно муравьишки доберутся до меня, подруга, помяни мое слово. — Ерунда, — повторила Вельзевул упрямо. От убежденности в голосе Чумы ей стало не по себе, пусть она и не поверила ни единому её слову. — Мы с тобой еще встретим Апокалипсис. Чума понимающе улыбнулась. Морщинки тут же собрались в уголках ее глаз, придавая ей слишком добрый, совсем не полагающийся по статусу, вид. Голос тоже смягчился. — Я, конечно, буду надеяться. Но не хотелось бы, чтобы мой преемник, если таковой появится, оказался для всех сюрпризом. В особенности для тебя. Кто будет отрывать тебя от твоей работы, пока ты окончательно не вросла в эту убогую табуретку, если меня не станет? — Эта бессменная должность занята тобой и только тобой, — нервно хмыкнула Вельзевул, привычно проигнорировав уже привычные оскорбления своего рабочего места. Руки потянулись поправить накренившиеся стопки бумаг. Взгляд зацепился за строчки и… Чума, внимательно следившая за ней взглядом, нарочито громко простонала и встала. — Опять ты за свое. Все, устала я от тебя. Обсиживайся тут со своими мухами самостоятельно. А я пойду грешников попугаю. Им полезно разнообразие в пытках. Она успела потрепать Вельзевул по лохматым волосам прежде чем та, очнувшись, шлепнула ей по руке линейкой. Чума, хохоча, побежала к двери. — Иди и не возвращайся ближайшие пару лет, будь так любезна! — прокричала ей в спину Вельзевул и тут же постаралась выбросить из головы весь разговор. В конце концов, Чума взрослая девочка. А души сами себя по камерам не рассортируют. Ведь так?

***

Если бы Вельзевул знала, что Чуме и вправду осталось всего ничего до развоплощения (всего четыре века), возможно, она внимательней бы относилась к человеческим изобретениям. Впрочем, демонам положено быть равнодушными и черствыми к окружающим, если, конечно, ими не управляет гнев, зависть или, допустим, похоть. Так что вряд ли бы Вельзевул опустилась (то есть, поднялась) до того, чтобы лично тырить грибы у смертных ради спасения Чумы; к тому же Флеминг был истинно верующим и у Вельзевул не получилось бы к нему даже приблизиться (это обнаружилось бы, если бы она попробовала; она, разумеется, не попробовала, а все слухи об обратном — наглая ложь, распространяемая Кроули с целью подорвать ее злодейский авторитет). В любом случае факт оставался фактом: Чумы в том виде, в котором ее знала Вельзевул, не стало, несмотря на все её запоздалые усилия. И это подтверждалось тем, что в списке всадников, выуженном в один день Вельзевул из сценария Апокалипсиса, больше не значилось «4: Чума». Чернила в этом месте будто бы выцвели, пощадив только цифру, подтверждающую, что всадников, по крайней мере, и вправду должно быть четверо. Вельзевул еще долго смотрела на пустое место, оставшееся от, что уж там скрывать, своей единственной подруги. Прошли месяцы с тех пор, как Чуму видели в последний раз, но надежда до этого дня в ней не умирала. В этом была своя ирония: Владыке Ада, разумеется, не пристало заводить столь тесных связей, так что все случившееся было, вероятно, вполне разумно с точки зрения Великого Замысла. Ведь Великий Замысел не мог ошибаться, верно? Глупость, конечно. Нет причин пытаться озлобить владыку Ада еще сильнее, Вельзевул и так не собиралась отступаться от плана. А Той Самой уже давно было на всех плевать. Обвинить кого-нибудь все равно хотелось. Но виновных не находилось, несмотря на все надежды. И снова глупость. Надежды в ее жизни никогда не оправдывались. Все, что у нее было важного в жизни, она выгрызла себе сама. Кроме Чумы, разве что. Но вот и ее не стало. Просто потому что. Потому что этот мир сделан на коленке и, вероятно, по пьяни. Ей пришлось приложить усилие, чтобы заставить себя оторваться от тревожных дум и вернуться к работе, которую она впервые за последние тысячи лет умудрилась забросить столь надолго. Работа — вот что единственное было значимым в этом ненадежном мире. Приносила ощутимый результат, избавляла от ненужных мыслей, приближала апокалипсис. Помогала справиться с тяжелым комком в горле. Чего еще желать. Правда, ее взгляд в итоге наткнулся на полупустой стол. Так что сначала ей пришлось отправить через муху Дагон сообщение, чтобы та принесла ей накопившуюся за это время почту. Конечно, ей было достаточно одного желания, чтобы бумаги появились перед ней сами собой, и раньше она так и делала, но потом Вельзевул надоело вылавливать смазанные ядом (а еще взрывающиеся, проклятые, липкие, освященные, обслюнявленные, написанные на енохианском…) листы из общей кучи. Демоны вообще становились на диво изобретательны, когда хотели насолить начальству. В итоге в стопке оставались только любовные открытки (Вельзевул тошнило еще на этапе безвкусных обложек, и она до сих пор так и не узнала, какому же исчадию Ада пришла в голову подобная мерзость) и самое ужасное: совершенно безопасные, педантично ровно сложенные, написанные убористым, мелким, но, увы, разборчивым почерком толстенные отчеты Кроули, в которых часть текста она тупо не понимала, а другую часть понимала, но понимать отказывалась. Да, эти отчеты Вельзевул ненавидела больше всего. В общем, теперь за чистку и сортировку документации отвечала Дагон. Не то чтобы ей Вельзевул доверяла больше, чем всем остальным, но Дагон устраивала ее нынешняя должность, к тому же, когда-то Вельзевул спасла ей жизнь, так что риск был минимален. Зато теперь больше не приходилось пялиться на херувимов с открыток, чьи улыбки в точности напоминали оскал одного из оппозиции. Так что и сейчас Вельзевул терпеливо дождалась, пока Дагон, негромко шлепая плавниками, затащит в кабинет очередную стопку. Пришлось попутно выслушать радостные восклицания по поводу того, что начальница наконец вернулась к работе. Если бы Вельзевул уловила насмешку — разорвала бы на месте, но, как и обычно, Дагон была абсолютно ужасно искренней. Так что только стойко выслушав ее речь до конца и спровадив ее к себе в приемную, Вельзевул смогла наконец придвинуться вплотную к столу и погрузиться с головой в работу. Правда, на этот раз даже после сортировки Дагон не обошлось без сюрприза. Спустя время, наполненное скрипом пера о бумагу, Вельзевул в замешательстве подтащила к себе очередную пачку листов, покрытую потекшими чернилами. Складывалось ощущение, что чернила еще даже не успели высохнуть, хотя бумаги, лежавшие сверху, точно были сухие. Причем густые черные капли все набухали и набухали, пока, наконец, не сорвались с места и не потекли к краю верхнего листа, следуя уклону стола. Она торопливо подняла руку вверх, чтобы не запачкать чернилами все вокруг, но было уже поздно. С глухим звуком клякса расплылась на пожелтевшей от времени бумаге, лежавшей на столе, чтобы секундами позже сложиться в буквы. Вельзевул наклонилась ближе, не веря своим глазам. Это был тот самый список всадников Апокалипсиса, который она так и не убрала на место. «4: Загрязнение». Кажется, у нового всадника появилось имя. Чтоб его. Вельзевул перевела взгляд на листок в своей руке. Теперь он не казался таким уж нечитаемым. Это было стандартное прошение об аудиенции, форма которого была утверждена около века назад. Все нужные графы были заполнены верно, пусть на месте подписи и были размазаны чернила. Вот уж чего ей не хотелось, так это видеть Загрязнение. Да и, по факту, зачем им это надо? Всадники только формально находились в юрисдикции Ада. Технически говоря, они вообще были порождением людей, пусть и склоняли чашу весов в темную сторону. Так что их отчеты были скорей похожи на уведомления. А если вспомнить Войну, так у той вообще весь Ад был на коротком поводке. Вельзевул всегда была крайне педантична в своей работе. Она могла придираться, гонять демонов по кабинетам, придумывать очереди на ровном месте, но она не могла заставить себя просто проигнорировать чье-то прошение. В этот раз, впрочем, Вельзевул попыталась. Она схватила следующий документ почти не глядя, но только для того, чтобы тут же отбросить его в сторону, с ходу узнав выжженную змею Кроули. «Что же за день сегодня такой», — с тоской подумала она. Нет, Кроули она не хотела видеть еще больше. С тех пор, как он научился делать презентации вместо отчетов, стало намного сложней делать вид, что ей интересно, о чем он там с восторгом болтает. А делать вид приходилось — куда тут денешься, когда вокруг тебя сидит с десяток твоих подчиненных и ждет твоей реакции. Конечно, и сейчас Кроули хотел презентовать свою очередную гениальную идею, ведь подходил конец квартала. Нет уж. В конце концов, для чего она придумала эту запутанную форму? Она снова взяла в руки его прошение, на этот раз внимательно вчитавшись. Ага, формат даты не подходит под новый указ №3613309. Так и запишем. И лимит по чудесам урежем, раз в срок сдачи не укладывается. Вельзевул довольно потерла руки. Настроение впервые за последние недели поднялось выше отметки «омерзительно» и замерло где-то около почти терпимого «отвратительно». Она перебрала остальные бумаги, но в конце концов ей пришлось вернуться к прошению Загрязнения, потому что других срочных бумаг на сегодня не было. Некоторое время она колебалась. Видеть новую апокалиптическую морду она не желала. Но и отказать рука не поднималась — пусть и подлая, бюрократическая, демоническая, в конце концов, честность, но у нее была. А форма, в отличие от формы Кроули, была заполнена на редкость аккуратно. Наконец она сдалась и со вздохом шлепнула внизу печатью со стилизованным скарабеем. Лучше расправиться с этим побыстрее. Спросит про способности, поздравит с новой должностью и выпроводит за дверь. Звучит как отличный план. Дверь приоткрылась почти сразу. Вельзевул в удивлении приподняла брови. Изумительная скорость реагирования. Не говоря уже о том, что без стука. Демонам за такое она бы уже перьев повырывала, но тут ограничилась зычным: — Стучать не учили? В комнату аккуратно протиснулось бледное нечто. Будто высвеченные волосы, блеклые черты лица, белая одежда. Честно говоря, непривычно было видеть в Аду столь светлое пятно. Если бы не смугловатая кожа, его можно было бы принять за призрака. А еще это неприятно напоминало об эфирных. Но благодатью от фигуры не тянуло, и на том спасибо. — Нет. Так ты и есть Вельзевул? Вау. Вельзевул по такому случаю даже встала из-за стола. Обычно она вообще не принимала подчиненных в этом кабинете. Внушать страх намного удобнее, глядя сверху вниз с какой-нибудь скалы на берегу кровавой реки седьмого круга. Но она ведь не думала, что всадник сможет явиться к ней в кабинет, обойдя всех, включая Дагон. — Для тебя, — процедила она, когда подошла к Загрязнению достаточно близко, — Владыка Вельзевул. Вблизи у Загрязнения обнаружились пол, острые скулы и узкие, светлые, как и все остальное, но при этом очень яркие глаза. — Я запомню. — Поклониться бы тоже не помешало. Честно говоря, Вельзевул не помнила, чтобы хоть кто-нибудь из всадников оказывал ей такие знаки уважения. Разве что Чума, да и то в шутку. Но, в конце концов, не Вельзевул же подала прошение по всей форме, вместе со всеми этими «Вельзевул, она же Баал Зебуб, она же Веельзебут, высшая демонесса, Владыка Ада, предводительница ложных богов, княгиня Скверны и верховная ханаанская богиня, заковывающая в цепи и матерь мух, бью челом три раза, чтобы ты снизошла до…» в трех экземплярах. И вообще… Чума ушла, чтобы пришла она. И даже если все это итог Великого Замысла, Вельзевул уже терпеть не могла новую всадницу. Просто за то, что существует. А из-за того, что явилась — начала серьезно раздражать. И поклон был бы неплохой компенсацией. Загрязнение даже не повела бровью. — Не умею. Вельзевул недоверчиво прищурилась. Даже Кроули, при всех своих недостатках, замечательно умел кланяться. Вельзевул, по крайней мере, нравилось. Загрязнение невозмутимо, не утруждая себя морганием, смотрела в ответ. Как бы тяжел и пытлив не был взгляд Вельзевул, Загрязнение так и не отвела свой. Вместо этого спустя долгие секунды она приподняла самые кончики губ в подобие улыбки. — Да и не хочу. С этими словами она отвернулась и начала обходить помещение, как будто ее Вельзевул как минимум лично пригласила на экскурсию. Тонкие пальцы провели по корешкам папок, хотя у них даже не было подписей и вряд ли хоть кто-нибудь кроме Вельзевул мог бы разобраться, что в какой лежит. Потом с явным любопытством заглянула в бумаги на столе. — Я не мешаю? — спросила Вельзевул таким убийственно спокойным голосом, что даже сама удивилась. Щека нестерпимо чесалась. — Подсказ-зать чего? — Чума, — невпопад сказала Загрязнение, разворачиваясь к ней. По пути она задела чернильницу, тут же залившую красными чернилами ее руки и сегодняшнюю почту, включая уже трижды проклятое Вельзевул прошение самой всадницы. Где-то там за стенами кабинета Буба, большая муха Вельзевул, в этот момент присматривающая за двумя разленившимися демонами, стала наворачивать большие круги под потолком, ощущая вскипающие эмоции своей хозяйки. Демоны, заметив это, тут же стали помешивать котлы вилами в два раза быстрей. — Чума попросила за тобой присматривать. — Ты видела Чуму? Загрязнение посмотрела на свои перепачканные пальцы и вытерла руки о свою футболку, тут же покрывшуюся розовыми пятнами. На самом деле только сейчас Вельзевул заметила, что похожими разноцветными пятнами была покрыта вся ее одежда. Просто на фоне непривычной белизны в этом сумраке пятна совершенно не бросались в глаза. — Можно сказать и так. Сложно объяснить. На самом деле мы не могли существовать единовременно, понимаешь, о чем я? — Загрязнение пристально посмотрела на нее, убеждаясь, что ее услышали. — Но кое-что осталось. В том числе просьба присмотреть за тобой. — За мной не нужно присматривать, — ощетинилась Вельзевул. — Если это все, можешь валить, пока не обрушила з-здесь еще что-нибудь. — Я не рушу. Я пачкаю, — поправила Загрязнение, демонстрируя руки. — Нез-завидная способность. — Меня устраивает. Вельзевул не нашлась, что ответить на это простое и честное заявление, и оттого разозлилась еще больше. Хотя кроме непроявленного уважения (а по сути отсутствия желания потакать требованиям Вельзевул, что в принципе сложно было назвать чем-то плохим, то есть, хорошим) вроде и не было причин, по которым она должна была. Но… Загрязнение в этот момент впервые оторвала взгляд от лица Вельзевул и опустила его ниже. Ее глаза тут же заинтересованно вспыхнули. — Это, — почти прошептала она. Быстро сократив расстояние между ними, она положила ладонь по центру сюртука, прямо поверх пуговицы. И поверх перевязи. — От этого пахнет Чумой. Вельзевул отбила ее руку в сторону быстрее чем сама осознала, что делает. На тонкой коже запястья тут же расцвела красная полоса и Загрязнение отступила, прижав руку к груди, округлив глаза и в изумлении приоткрыв рот. — Не з-з-смей меня трогать, — Вельзевул только что осознала, что то и дело срывается на жужжание. Она привыкла сдерживать себя, справедливо считая, что не только за счет сил может заставить склониться перед собой. То, что ее все еще не подсадили, прямое доказательство тому, что страшней не сила, а незнание, где чужая сила заканчивается. Но сейчас, впервые за долгое время, ее сущность просилась на волю. Она схватилась за перевязь там, где секунды назад лежала рука Загрязнения, пытаясь успокоиться. Не то чтобы привкус ее прикосновения помог с этим. Другой рукой она наконец почесалась, остервенело размазывая гной из открывшихся язв по пальцам. Загрязнение тем временем пришла в себя. В общем-то, Вельзевул не думала, что ей было так уж больно. Впрочем, сколько она существовала — день, неделю, месяц? Успел ли кто-нибудь открыть ей, что такое боль человеческого тела? По сравнению с другими всадниками она просто младенец. Впрочем, легкий укол совести (которой, как всем известно, у Вельзевул не было) тут же заглушили следующие слова Загрязнения: — Не понимаю. Почему она дарила тебе вещи? Загрязнение больше не пыталась подойти ближе, только озадаченно смотрела на Вельзевул, все еще баюкая ушибленную руку. Только частила, зло и скомкано выталкивая из себя слова. — Что в тебе такого, что последним существом, о котором подумала Чума, была ты? Что такого в, — она окинула Вельзевул взглядом от ног до головы. Ее голос стал жестче и ниже, — жужжащей демонессе, что всадница Апокалипсиса попросила меня присматривать за тобой? Или под конец она совсем выжила из ума? Наверное, если бы Загрязнение не задела бы саму Чуму, Вельзевул бы сдержалась. Ей не впервой было осаживать зарвавшихся подчиненных; но впервые она почувствовала злость не за себя. — Пошла прочь, — выдохнула Вельзевул, опуская руки и делая шаг вперед. Загрязнение только брезгливо поморщилась, без слов выражая свое отношение к ее словам. — Вали отз-з-сюда! Теперь мушиный гул звучал не только в ее собственной голове. Теперь он наполнял комнату, и звук все усиливался и усиливался по нарастающей. Теперь Загрязнение забеспокоилась, но отступать явно все равно не собиралась. — Убирайс-з-зя, пос-з-зледний раз предупреждаю! Вельзевул наконец до упора сократила между ними дистанцию. Хотелось подавить, заткнуть, увидеть наконец хоть какое-то подобие привычного страха в глазах Загрязнения; но Загрязнение не сдвинулась с места ни на миллиметр, только зло осклабилась, обнажая белые зубы и выдохнула, окончательно откинув маску равнодушия: — А что, нечего возразить? Вельзевул чертовски сильно скучала по Чуме. Все эти месяцы. И тонкая нотка запаха, исходящего от Загрязнения, оказалась последней вещью, окончательно проломившей ту плотину, которую обычно Вельзевул устанавливала между миром и самой собой. В Аду тонкое обоняние могло сыграть с тобой злую шутку, особенно если учесть демонов, подобных Хастуру, а поверьте, таких там было немало. Так что Вельзевул редко пользовалась им намеренно, но проблема в том, что частенько то нечто, оставшееся на месте когда-то сгинувшей благодати, не оставляло ей выбора. Не то чтобы Кроули хотел, чтобы люди замечали его змеиные глаза, или Лигур жаждал ходить с ящерицей на голове; это были следы их прогнившей сущности, свидетельство того, что они опустились ниже любимых двуногих богини, застряв где-то на уровне самых мерзких земных тварей, а такое так просто не спрячешь. Для этого нужны были большие осознанные усилия, и в Аду их требовалось в разы больше, чем на Земле. А Вельзевул больше не могла и не хотела их прикладывать. Горечь и злость разъедала изнутри, хотя Вельзевул больше привыкла справляться со старой доброй ненавистью. Было бы проще просто ненавидеть Загрязнение, чем видеть в ней тень, оставшуюся от Чумы, а именно это она уловила в ее запахе. Чума оставила след не только на самой Вельзевул, она оставила его и на Загрязнении, и Вельзевул не могла просто отбросить это, как нечто незначительное. Она думала, что одна всадница просто заменила другую, но по всей видимости, это было не совсем так. Они были разные, и тем не менее, они были одной крови и природы. Об этом и пыталась сказать ей Чума, рассказывая о том, что кто-то помог ей косить людей во времена четырнадцатого века. Вельзевул не могла ничего сделать с тем, что произошло. Не могла вернуть Чуму. И не могла просто заставить Загрязнение забрать обратно свой слишком жесткий, слишком личный вопрос. Загрязнение была чистым, только родившимся из недр человеческой слабости злом, но то, что долгие годы росло между Чумой и Вельзевул, было совсем иным. Но больше она этого никогда, никогда не почувствует. И только сейчас Вельзевул это поняла окончательно. Она хотела кричать от сдерживаемых все эти месяцы тоски, сожаления и ярости на свою беспомощность и глупость и больше не собиралась себя останавливать. Отпустить себя было так легко, будто и не было тысячелетиями наращиваемой оболочки. Единственное, что она успела себе запретить, так это выпускать крылья, ограничивая свою силу, но в остальном… Ее сознание наполнило комнату и вышло за ее пределы на какие-то секунды, но эффект был подобен взрыву. Всё заполонили мухи — беспрестанно движущаяся живая масса. Каждая из них пыталась выполнить одну из двух задач: либо разнести здесь все к чертям, либо растерзать ту, что послужила причиной срыва, и их жужжание было подобно реву сходящей лавины. Вельзевул умела кричать только так. Когда она наконец закончила, первым стих гул. Обычно звуки Ада все же доносились до ее кабинета, но в этот раз умолкли даже стоны грешников. Неспроста: пусть сама Вельзевул и не отличалась приписываемым ей людьми чревоугодием, ее Буба имела привычку есть, когда нервничает. А сейчас Буба, подогреваемая эмоциями своей хозяйки, разнервничалась очень сильно. Так что, очевидно, нескольким душам и демонам в ближайшее время придется пройти процедуру дематериализации. Вельзевул, придя в себя, первым делом поморщилась, осознав этот нелицеприятный факт. Ей не особо нравился процесс переваривания пищи. Потом она открыла глаза, пытаясь оценить ущерб. Первой она увидела Загрязнение. Теперь та полностью соответствовала своему имени. Разумеется, Вельзевул все же не стала ее уничтожать, не настолько она потеряла контроль, но вся фигура Загрязнения будто поплыла. Ее истинный облик проступил сквозь оболочку. Черная, густая, едко пахнущая жидкость сочилась из всех ее пор, глаз, ушей и носа, а лицо перестало быть хоть отдаленно симметричным. Она, широко распахнув глаза, изумленно пялилась на Вельзевул. Только зрачки двигались, шаря по новому (на самом деле, старому) облику Владыки Ада. По ней все еще ползали мухи. Вельзевул не надо было себя осматривать. Она и так знала, что мухи, секундами ранее покрывающие все вокруг, постепенно возвращаются, мгновенно растворяясь в ее коже. Что глаза слишком увеличены, зубы исчезли, а губы вытянулись в тонкий хоботок. Но реакция Загрязнения была необычна даже с учетом этого. Что с ней? Священный трепет? Еще больше разозлилась? Испугалась, наконец? В конце концов, всадница должна была понять, насколько близко оказалась к развоплощению. — Это так, — вдруг заговорила Загрязнение, шумно сглатывая свою черную слюну. — Так чертовски красиво. Это она что… о ней? Очень не вовремя к Вельзевул вернулись ощущения ее человеческой оболочки. Непривычная усталость, невозможность нормально вздохнуть из-за спертого воздуха, тяжелая голова… но в основном все как обычно. Последним к ней вернулось чувство вкуса, которое она делила со своими крылатыми частичками. И тут ее ждал сюрприз. Загрязнение на ощупь оказалась вкусной. Неизвестно, сколько бы они пялились так друг на друга, но их общий ступор внезапно прервала Дагон. Постучавшись, она тут же протиснулась в приоткрытую (хорошо, что не разломленную, но все же на препятствиях на пути к начальству в Аду не экономили) дверь. — Эм-м-м, — она огляделась, оценивая обстановку. От мебели и бумаг, разумеется, остались только обломки и отдельные клочки, в остальном же в кабинете теперь можно было любоваться только стенами, засиженными мухами. Она остановила взгляд на Загрязнении и Вельзевул, которые все еще стояли, почти касаясь друг друга носами. Впрочем, на звук они все же повернули головы. — Извините, что прерываю приватные переговоры, Владыка, но у вас тут все в порядке? Ваша муха съела Асмодея. Это прозвучало настолько глупо, что Вельзевул сразу и не нашлась, что ответить. К тому же ей нужно было время, чтобы отрастить обратно зубы и вспомнить, как пользоваться человеческими легкими. — У нас все отлично, Дагон. Все под контролем, — честно говоря, у Вельзевул всегда было плохо с сарказмом, да она особо и не пыталась, в том числе потому, что у ее подчиненных с ним было еще хуже. Вот и сейчас Дагон покивала головой и тихонько (будто бы Вельзевул перед этим не распугала всех на ближайшие два круга в обе стороны) прикрыла за собой дверь. Вельзевул переглянулась с Загрязнением. Та ее сарказм, в отличие от Дагон, поняла, потому что там, где у нее, вероятно, должен был быть рот, появилось подобие улыбки. Вельзевул предпочла не отвечать на подозрительное проявление дружелюбия, вместо этого сосредоточившись на возвращении себе привычного облика. Впрочем, кое-что уточнить стоило бы. — Не знаешь, о каких таких переговорах речь? — спросила она елейным голосом. — Я хотела пройти побыстрее, — просто сказала Загрязнение. Заметив взгляд Вельзевул, нахмурилась. — Что? В Аду запрещено вранье? — Дело не во вранье. А в том, что кое-кто ничего не знает о корпоративной этике и личном пространстве. — Я разозлилась. — Как видишь, я тоже. И что, жаждешь повторения? Вот же дает. Может, все же стоило ее развоплотить. Может, чему бы и научилась, наглая, нахальная, дерзкая... Прежде, чем она успела опять накрутить себя, Загрязнение снова заговорила. — И все же ты меня не убила, — заметила Загрязнение, разглядывая свой локоть, кожа на котором быстро твердела, все больше походя на человеческую. — Не развоплотила, — поправила Вельзевул. — Вряд ли вас можно убить. Но мне бы потом влетело от остальных всадников. Вообще-то у нас с вами договор. Вы не трогаете нас, за это мы не трогаем вас и помогаем с пернатыми уебками. — Ясно, — кивнула Загрязнение. И неожиданно поинтересовалась: — Полегчало? Вельзевул напряглась, но, кажется, всадница не пыталась ее поддеть. Встала, сложив восстановившиеся ручки по швам, и терпеливо ждала ответа. Да, кажется, впервые она обратилась к ней, на самом деле желая услышать то, что ответит Вельзевул. Что разительно отличалось от всей их предыдущей беседы. И, прислушавшись к себе, Вельзевул обнаружила, что клокочущая внутри злость и вправду пропала. Ушла вместе с криком. Остались только усталость и раздражение, которые, впрочем, было ей привычны. — Да, — коротко согласилась она, отводя взгляд. Запоздало кольнуло раскаяние за желание раскрыть крылья и развоплотить всадницу. Вельзевул скривилась. На такие чувства у нее была аллергия. Загрязнение наклонила голову, снова заглядывая ей в глаза. Она уже выглядела как обычно. Только несколько оставшихся в этом виде мух все еще ползало по ней. Вельзевул почувствовала нотку сожаления — под своей кожей всадница выглядела гораздо более… близкой. Понятной. Она не смогла заставить себя убрать с нее оставшихся мух. Вкусовые ощущения хорошо приводили в себя. Да, именно поэтому. — Я рада, — коротко ответила Загрязнение. С чего бы? Рука всадницы снова потянулась к Вельзевул. Только в этот раз замерла за пару сантиметров от щеки. Вельзевул напряглась, ожидая подвоха. — Кажется, я поняла, что нашла в тебе Чума. Вельзевул озадаченно нахмурилась, но потом ее наконец осенило. Ей было далеко до Асмодея, который сейчас благополучно переваривался в чреве блаженно завалившейся на бок Бубы, но похоть она вполне умела распознавать. Так вот в чем дело. Как быстро у этой девчонки меняется настроение. Хотя вожделение Вельзевул нравилось намного больше, чем наглое пренебрежение, коим уже успела отличиться Загрязнение. Было… лестно осознавать, что она смогла захватить внимание всадницы. Впрочем, стоило кое-что прояснить. — Ошибаешься. Мы с Чумой не трахались, — лицо Загрязнения снова приняло озадаченное выражение. Она опустила руку обратно. Вельзевул легонько ухмыльнулась. Наконец все снова под ее контролем (впервые за все это время, если быть честной). — Тогда почему… Загрязнение остановила себя сама, явно прочитав на лице Вельзевул, что добром это не закончится. Оглянулась, нервно переступила с ноги на ногу и снова вернулась взглядом к демонессе. Прядки неровно обстриженных волос качнулись, задевая кончиками щеку, и Вельзевул поймала себя на том, что следит за их плавными движениями. — Если я попрошу тебя объяснить мне, — Загрязнение начала снова, в этот раз выбирая слова медленно и очень осторожно. Вот так. Хорошая девочка. — Ты расскажешь про вас? — Нет, — отрезала Вельзевул, и нечто внутри нее, что всегда ожидало подвоха от окружающих, поспешило, как ей казалось, предвосхитить следующую реплику: — И не пытайся мне угрожать. Навредишь мне, и будешь отхватывать от ангелов до самого апокалипсиса. И тогда то, как я шлепнула тебя по руке, покажется тебе легкой лаской. Ясно? — Я не собиралась тебе угрожать, — нахмурилась Загрязнение. — Я просто хочу разобраться. Ее растерянное выражение лица, ее выбор фраз внезапно объяснили Вельзевул то, что ей бы, в свою очередь, стоило понять с самого начала. Загрязнение ворвалась к Вельзевул без плана, на одних эмоциях, которые уже сошли на нет, когда схлестнулись с не менее сильными эмоциями Вельзевул. Эти две волны погасили друг друга, и вот теперь они здесь, стоят в разгромленном кабинете и вдыхают останки важной документации, одинаково покачиваясь от слабости. Начинают все заново. Что ж, ладно. Но в этот раз Вельзевул могла перехватить инициативу. Вельзевул вздернула подбородок и наклонилась вперед. Она была ниже Загрязнения, но это никогда не имело значения. Чужие губы предательски разомкнулись. — Тогда проси, — выдохнула Вельзевул прямо в них. — Вежливо. Загрязнение было отпрянула, разочарованная. Вельзевул, удовлетворенная, сложила руки на груди. Как же это было упоительно — подцепить эту белую моль на крючок. Отомстить ей за то, что выбила ее из колеи. У мести всегда был прекрасный вкус. Но всадницу оказалось не так уж легко сбить с намеченного курса. Она снова наклонилась, теперь уже сама утыкаясь лбом в лоб Вельзевул. Одна из мух пролетела прямо перед ее лицом, но она даже бровью не повела. — Пожалуйста, — прошептала она, принимая правила игры. Раскосые глаза жадно искали «да» на лице Вельзевул. — Объясни мне. Да, упоительно — это верное слово. — Нет, — удовольствие просто распирало Вельзевул, и она не пыталась это скрыть. — Слова, слова... Лучше предложи что-нибудь взамен потраченных на тебя нервов. Загрязнение снова отстранилась. Отвернулась. Глаза забегали по комнате в поисках подсказки. Но она не собиралась не спорить, не отказываться. — Я могу вернуть все обратно, — предложила она, и, не дожидаясь согласия Вельзевул, сложила руки лодочкой и выдохнула в них. Ее выдох, цветной и живой, обежал стены по кругу, приводя воздух в движение. И воздух послушно задрожал, поплыл, концентрируясь около стен, снова оформляясь в материальные предметы. Это заняло совсем немного времени. Правда, никуда не ушла грязь, оставленная мухами, а полки всех шкафов остались покрыты черной рыхлой пылью, но, тем не менее, все и вправду вернулось на свои места. Загрязнение оглянулась на Вельзевул, ожидая оценки. — Неплохо, — снизошла до похвалы Вельзевул. Она махнула рукой (щелчки в принципе для любителей выпендриться), убирая следы загрязнения, в том числе и кляксы чернил со стола, а потом села за любимый стол с невольно вырвавшимся усталым вздохом. — Только я и сама могла это сделать. Она насладилась разочарованным лицом Загрязнения и наконец снизошла до прямого ответа. — Хочешь информации — поделись информацией. Тебе интересно, что именно меня связывает с Чумой. Вообще-то мне интересно то же самое. Объясни, почему ты на нас взъелась. Загрязнение обогнула стол, упорно не желая держать дистанцию с Вельзевул. Но в этот раз остановилась в шаге, колеблясь. Впрочем, теперь Вельзевул не собиралась ее торопить. Она была уверена, что Загрязнение примет ее условие. И это наконец подарило ей чувство безопасности — впервые за все эти наполненные неопределенностью, а позже обреченностью, дни. Откинувшись на спинку трона, она расслабленно следила за Загрязнением, изучая черты ее лица. Надо же, юная всадница, не научившаяся играть в эти игры, не припрятавшая какой-нибудь туз в рукаве, прежде чем явиться. Не будь сама Вельз на взводе, могло бы обойтись без лишних нервов. Загрязнение пришла к ней с вопросом, на который в принципе мог бы ответить любой смертный. Но они не были смертными, вероятно, в этом-то все и дело. — Я появилась в этом мире мгновенно, — наконец начала Загрязнение. — Хотя я помню многое из того, что было до этого. Но смутно, будто в дымке. И в то время Чума была рядом почти всегда. Ее помыслы, ее чаяния. Но потом, когда я наконец обрела это тело, — она вытянула вперед раскрытые ладони, будто впервые их рассматривая, и Вельзевул озадаченно моргнула, словив чувство дежавю, — она пропала. И единственное, что осталось, это ты. Твое имя. И просьба. Загрязнение ждала от нее реакции, но когда Вельзевул так и не среагировала, повторила еще раз, уже настойчивей: — Твое имя. Твое! Даже не мое! Тонкие брови капризно сошлись к переносице. Загрязнение надула губы, будто маленький ребенок, и Вельзевул фыркнула, разглядев это зрелище. Напряжение окончательно отпустило ее. Больше она и вправду не злилась на Загрязнение. Какая глупость. Кто-нибудь из них должен быть выше этого. А она, в конце концов, была почти наверху адской иерархии. Куда уж выше. Она оперлась о стол, подперев кулаком подбородок. — Так ты просто взревновала меня к своей мамочке. Как банально. — Мамочке? Она мне не мамочка. — А кто тогда? Вновь сведенные брови и потерянный взгляд. Вельзевул стало ее почти жаль. Загрязнение неуверенно пожала плечами. — Я не знаю. Она никто теперь. Но и я была никем. Мы связаны, но я понятия не имею, чем. Загрязнение покачнулась от слабости — не сильно, но на таком расстоянии сложно было не заметить. Загрязнение, заметив ее взгляд, поспешно и неловко оперлась задницей о стол. По крайней мере, не задела только-только восстановленные документы, так что Вельзевул не стала это комментировать. К тому же именно она была виновата в том, что всадница осталась почти без сил. Пусть та и сама напросилась. — Я не думаю, что вы разные сущности. Вы нечто одной природы. Я чую ее запах на тебе. — А говоришь, что ревновать тут не к чему. Вельзевул закатила глаза. Серьезно? Ладно, стоило уже объяснить, что к чему. Откровенность за откровенность — это Вельзевул уважала. Но было чертовски сложно вытолкнуть нужные слова из горла, аж связки царапало. Для демонов рассуждать о таких вещах без пренебрежения и брезгливости было подобно кощунству. — Не обязательно трахаться, чтобы познать близость, Грязючка. Есть множество путей. У нас с Чумой был другой… способ. Как и у тебя с ней, очевидно. Люди называют это дружбой, партнерством, семьей. Родством? Выбирай что хочешь. Только вот… Она почесала затылок. Да, злость ушла, но горечь, будто мягкий пепел, все еще кружилась и опадала где-то в душе. — Неблагодарное это дело. Как видишь. Рискованное. Возможно, разрушая подобное у смертных, мы оказываем им услугу. В любом случае, Чумы больше нет. Она замолчала, не зная, что еще сказать. Демоны не разговаривали о близости, о дружбе, о любви, о доверии — ни о чем из этого. По крайней мере считалось, что они не разговаривают. На самом деле все они были живыми, как бы старательно не пытались это отрицать. Хастур таскался за Лигулом, Дагон за Вельзевул, Вельзевул делала вид, что не дружит с Чумой, Асмодей изображал бурный секс с Войной, и, собственно, сложно было бы Вельзевул удержаться на этом месте, если бы она не понимала, что отрицать все эти связи хотя бы перед самой собой было глупо. — И что с этим делать? Вельзевул пожала плечами. Расстроенная и внимательно ей внимающая, Загрязнение больше не вызывала злорадных чувств. — Делать свою работу. Писать отчеты. Приближать апокалипсис всеми силами. Не доставать меня тупыми вопросами и претензиями. Жить дальше. Конечно, этого ей было мало. Вельзевул не могла выдержать этот потухший взгляд и добавила следом нарочито быстро и раздраженно: — Еще остальных всадников найти можно. Не приходило тебе в голову, что это логичней, чем доставать меня? К тому же, думаешь, у тебя у одной экзистенциальный кризис? Война периодами как загуляет, из нее отчет потом не вытащить. Воодушевленный и благодарный взгляд выдержать было еще сложнее. — Спасибо. Я и вправду об этом не подумала. Вельзевул отвела взгляд в сторону. На самом деле, сейчас другим всадникам Вельзевул не завидовала. А может, и завидовала. Это с какой стороны посмотреть. Загрязнение… начала ее беспокоить. — Все, теперь уходи. Больше мне нечего тебе сказать, — она постаралась грубо окончить разговор и встала, надеясь, что в этот раз намек будет понят. И снова оказалась в сущих сантиметрах от чужого лица. — Твою ж налево, какого ж… — Последний тупой вопрос. Тихий голос. Взгляд, чье прямое направление почти невозможно поймать. Она смотрит ей в глаза или прямо в душу? Вельзевул обреченно закрыла рот, сдаваясь и безмолвно давая свое разрешение. — Могу я еще раз потрогать? — Мою грудь, что ли? — ляпнула Вельзевул. И сама же мысленно хлопнула себя по лбу. Что за выбор выражений? Загрязнение приподняла брови. — Перевязь. Чумы. — Да, я так и поняла, — торопливо кивнула Вельзевул. И с подозрением спросила: — А если откажусь? — Я уйду. Загрязнение смирно стояла, изображая паиньку и ожидая ее решения. Лучше всего было бы оттолкнуть ее и наконец выпроводить из своего кабинета, раз уж та наконец соизволила разобраться в том, что нет значит нет, особенно когда дело касается заебанных демонесс, у которых тысячелетиями не было отпуска и чьи мухи давно не ели. Однако… Вельзевул вдруг осознала, что ей любопытно. Она не хотела выпустить крылья по меньшей мере сотню лет. Не разговаривала столь прямо о столь личном со столь малознакомым существом и того дольше. Она редко забывала о работе даже на минуту, а теперь столь жадно и чутко отслеживала чужие реакции, забыв про все остальное. Что вообще способно было ее увлечь? В этом мире все давным-давно расписано. И пусть Вельзевул больше всего желала, чтобы Великий План осуществился, это не значило, что ей не хотелось скоротать время за чем-то интересным. Что ей не нравилось, когда кровь вскипала жгучим интересом, как сейчас. Просто повод найти было сложно. К тому же, возможно, что всаднице было это и вправду нужно. Чтобы закончить этот этап и больше не возвращаться к этой теме. Правильно? — Можешь потрогать. Вельзевул и в голову не пришло снять с себя перевязь. Она просто ровно встала, слегка разведя руки в стороны и предоставив Загрязнению полную свободу действий. Та не сразу поверила, сначала настороженно изучив лицо Вельзевул. Да уж, хмыкнула про себя Вельзевул, угроза развоплощения быстро научила тебя осторожности. Только потом, убедившись, что с ней не шутят, Загрязнение протянула руку и одними кончиками пальцев коснулась атласной ленты. Не встретив никакого сопротивления и осмелев наконец, опустила всю ладонь. Надавила. Огладила по всей длине, вплоть до начала бедра. Решительно опустилась на колени. Вельзевул следила за ней взглядом вплоть до того момента, когда Загрязнение уткнулась носом ей в бедро. Потом Вельзевул закрыла глаза и судорожно сжала рукой край стола, но даже вкус дерева не смог вернуть ее полностью в эту реальность. Пытаясь отвлечься, она заговорила: — Чума привезла мне ее из последней поездки во Францию. Все сетовала, что я отказалась поехать с ней. Наверное, потому запах и остался. А еще Чума утверждала, что так Вельзевул будет выглядеть хоть немного внушительней. Об этом Владыка Ада предпочла умолчать, к тому же приятные ощущения так и подталкивали сдаться и перестать изображать безразличие. Она боялась, что голос подведет ее. Давно она так чутко не ощущала свое тело. Ее касались так мягко и вместе с тем так плотно. Интимно. Очень давно она не приоткрывала эту грань около-человеческого существования. Тень Чумы, незримо стоявшая где-то между ними в этот момент, на удивление, ничуть не мешала. «И не жалуйся там, что мы тебя не поминали», — усмехнулась Вельзевул про себя, прежде чем принять окончательное решение и запустить руку Загрязнению в волосы. Сначала она ощутила лишь, как скользят пряди волос между пальцев. А потом задохнулась от потока информации. Ее руки всегда были слишком чувствительны. Как и ноги. Тело здесь было не при чем — просто давала знать о себе сущность твари. Но обычно вкус звучал на фоне. Вкус чистого дерева, перьев или даже кожи — ничего особенного. Но кожа Загрязнения не была чистой, как и ее волосы. Вкус открывался слоями, отражая все, в чем успела измазаться Загрязнение с момента своего рождения. Вельзевул потерялась, только расшифровав сочетание ржавчины, земли и меда. Слишком много, черт. Вероятно, если Дагон вздумается заглянуть сюда сейчас, одним «Все в порядке» она уже не отделается. Вельзевул опустила другую руку на чужую ладонь и сжала, не доверяя своему голосу. — Хватит, — все же смогла выдавить она. Загрязнение подняла голову и ее светлые глаза, в которых сейчас нельзя было прочитать ровно ничего, пересеклись со взглядом Вельзевул. Владыка чтоб его Ада отлично знала, что можно было прочитать в ее взгляде. Увы, теперь она лишилась своего козыря, только недавно выхваченного у Загрязнения. Нет смысла играть на желании другого существа, если ощущаешь то же самое. Но все же Загрязнение отстранилась и встала. — Спасибо. Слишком много благодарностей в Аду на сегодня. — Полегчало? — спросила Вельзевул, возвращая ей её же вопрос и пытаясь вспомнить, на чем они вообще остановились. Пришлось нехотя снять оставшихся мух со спины Загрязнения, чтобы помочь сознанию проясниться. — Возможно, — Загрязнение протянула было руку снова, но потом одернула, увидев возвращающихся к Вельзевул мух. — Да, — решительней повторила она. Лицо приняло упрямое выражение. — Чума принадлежит прошлому. «Чума осталась с тобой так же, как и со мной», — хочет поправить ее Вельзевул, но ей не кажется, что сейчас Загрязнение поймет ее правильно. Вельзевул не была уверена, что и сама разобралась во всем до конца. С такими вещами нужно время — благо, этого зла у нее было в достатке. Но почему-то сейчас внутри непривычно возбужденного тела наконец воцарился шаткий покой, и нарушать его не хотелось. — Рада, что мы разобрались с этим, — пошла она на компромисс. Загрязнение сделала несколько шагов и снова остановилась. «Если она задаст хоть еще один вопрос, я натравлю на нее Бубу», — мрачно подумала Вельзевул. Загрязнение, словно почувствовав, улыбнулась. Хитринка спряталась где-то в уголках ее глаз. — Я только хотела сказать, что еще вернусь. Владыка. — Я не сомневаюсь, — ухмыльнулась Вельзевул. — И… Она не собиралась говорить, что будет ждать. Но эти слова уже повисли в воздухе.

***

Загрязнение навестила ее снова и даже гораздо быстрее, чем ожидала Вельзевул. А потом еще раз. И еще. Правда, все было не совсем так, как предлагала Вельзевул, прощаясь с ней в их самый первый раз и провожая ее до двери заинтересованным взглядом всех своих — человеческих и фасеточных — глаз. Загрязнение просто приносила отчеты. Впрочем, она всегда передавала их ей из рук в руки, обходя все привычные очереди и бюрократические цепочки. Сама Вельзевул была здесь не при чем: как она потом выяснила, всадница подкупила Дагон, ее преданнейшую правую руку (впрочем, она с успехом заменяла и левую, и заднюю, и с присосками — Дагон была многофункциональна), самым обычным, классическим можно сказать образом — старой доброй лестью. Дагон очень любила созданные собой болота и Загрязнению достаточно было лишь рассыпаться в комплиментах после каждого возвращения с Земли — и всё, ей были открыты двери всюду, где были открыты двери Дагон. А это значит — почти все. Конечно, Вельзевул могла бы защитить свой же кабинет от несанкционированных проникновений. В конце концов, ей было достаточно поговорить с Дагон. Как бы та не таяла от похвал Загрязнения, ослушаться она бы не решилась. Но Вельзевул, даже раздражаясь от того, сколько они болтают в проходной, так ничего ей и не сказала. В конце концов, Загрязнение все равно приходила не ради отчетов и не ради Дагон. Даже не ради всего легиона демонов, толпящихся в коридорах. Она всегда приходила именно к ней. Рано или поздно она оказывалась в ее кабинете. И это льстило больше, чем подобострастные поклоны. «Кажется, ты все же решила присматривать за мной» «Чума здесь ни при чем, и вы это знаете, Владыка» Как и в первый раз, она просачивалась без стука через едва приоткрытую дверь и проходила к столу, периодически прожигая пол едко пахнущими химикатами. Потом клала на стол всегда идеально заполненный и всегда изрядно запачканный чернилами документ и терпеливо ждала, пока Вельзевул отвлечется от своих дел и прочтет его. Оно никогда не делала вид, что не замечает, как мухи одна за другой отвлекаются от зацикленного кружения около Вельзевул или своей свечки и подлетают к ней. Она всегда понятливо улыбалась, стреляя взглядом в Вельзевул, и Вельзевул чувствовала, как краснеет под этим взглядом, но никогда не останавливала своих мух. Ее желание дотронуться было слишком сильным, а причин держать лицо слишком мало. Хотя они все же были. В Аду не было запрещено даже поедание себе подобных, и уж тем более не был запрещен секс. И все же между ней и Загрязнением зарождалось кое-что еще. Выстраивалось само собой, крепчая с каждой встречей. С активной подачи всадницы. Для начала, Загрязнение открыто демонстрировала ей свое доверие. Пока Вельзевул подшивала в папку очередной ее отчет, а мухи изучали, насколько сильно изменилась карта пятен на ее одежде, Загрязнение говорила: о всадниках, с которыми быстро сблизилась, об одиночестве, все равно окружающем ее на Земле практически постоянно, о том, как интересно адская бюрократическая машина отражается на людской работе. О городах. О природе. О том, что происходит на Земле. О том, что она успела увидеть и подслушать, пробираясь через коридоры Ада. Не очень подробно. Не очень много. Но каждый раз — очень лично. Вельзевул понадобилось время, чтобы понять, что все это рассказывалось не только потому, что ей доверяли. Но и потому, что Загрязнение хотела, чтобы она доверилась ей в ответ. И потому всадница всякий раз уходила, так и не подойдя ближе, чем на расстояние стоявшего между ними стола. Потому и ждала, вместо того чтобы притянуть к себе одним движением. Вельзевул не думала, что на это нужно было бы очень много усилий. Она ведь никогда больше не пыталась прогнать Загрязнение. Впрочем, та больше никогда не давала повода. В любом случае, они давно могли удовлетворить свою обоюдную тягу где-нибудь здесь же, в одной из захламленных, тесных и смрадных комнатенках Ада, в этом Вельзевул была уверена. Может быть, так было бы даже проще. И уж точно правильнее. Но тогда не было бы так томительно. Не было бы так желанно. А ведь ей хотелось. Хотелось хоть чего-то желать. Особенно когда от букв начинало воротить, от тупости подчиненных чесалась не только щека, но и все тело разом, тоска по Чуме пробиралась куда-то в грудину и казалось, что мир — абсолютно неинтересная, бессмысленная, однообразная дрянь, причем лучше (или хуже) уже не станет, так что стоит просто пойти к какому-нибудь Габриэлю и попросить личного благословения. Загрязнение же познавала мир и делилась этим с ней. И Вельзевул, которая на самом деле уже видела и горы, и мусорные свалки, и наблюдала пятьдесят оттенков человеческой ебанутости, получила возможность посмотреть на этот мир ее глазами. Можно было бы сравнить Загрязнение с Чумой в этом плане, но Чума существовала слишком давно, чтобы всерьез увлекать Вельзевул своей болтовней. Загрязнение же была полна заразительной энергии. И это подкупало больше, чем просто взгляд раскосых глаз и вкус ее кожи. И потому Вельзевул, совсем немного помаявшись от непривычности такого решения, позволила себе не делать ничего. Ни отталкивать, ни притягивать. Позволила себе увлечься этим и растягивать это ощущение во времени. Позволила себе ждать новых встреч. Позволила себе наблюдать за тем, как Загрязнение становится старше и мудрее. Позволила себе любоваться изменениями — а Загрязнение стремительно менялась, каждый раз представая перед ней чуть-чуть другой. Ее кожа становилась все темнее, покрываясь ровным загаром, одежда трансформировалась, в итоге остановившись на варианте практичного, жесткого, синтетического светоотражающего комбинезона, который, пожалуй, сполна отражал все то, чем она являлась. А еще в ней появилась та сдержанность и та глубина, коими отличались все всадники на памяти Вельзевул. Она нарабатывала опыт. И за этим было интересно следить. Вельзевул не запомнила, с какого именно раза перестала постоянно вспоминать Чуму при взгляде на четвертую всадницу. Хотя они затрагивали эту тему. Первое время Загрязнение, несмотря на свое «желание оставить всё в прошлом», спрашивала о ней сама, натыкаясь в кабинете Вельзевул на другие вещи, в которых угадывалась тень Чумы. Вельзевул грозилась снова ее расплавить, все еще остро воспринимая имя ушедшей, так что Загрязнение быстро перестала задавать вопросы. Да, она стала мудрее. А может, просто хитрее. Потому что в итоге Вельзевул заговорила об этом сама. Ей ведь нужно было как-то отвечать на короткие рассказы Загрязнения (а еще ей хотелось отблагодарить Загрязнение за то разнообразие ощущений, которое получали мухи во время ее визитов). По крайней мере, так она оправдывалась перед той частью себя, что все еще по привычке ворчала, что не стоит расслабляться с кем попало. Но к тому времени она уже смирилась с тем, что Загрязнение — далеко не кто попало. Так что в итоге, спустя пару десятилетий, она отплатила ей тем, чего та так долго безмолвно просила — заговорила сама. Стала рассказывать про их совместные походы, про другие подарки Чумы, которые, в принципе, составляли большую часть ее личных вещей, и про то, какой была Мор во времена своего расцвета. Давала ей предметы в руки, позволяла ей брать их с собой. И Загрязнение не подводила ее. Она всегда внимательно выслушивала и глаза ее горели признательностью — точно такой же, как тогда, когда Вельзевул предложила ей поговорить со всадниками. И Вельзевул предательски вело от этого взгляда, от этого безраздельного внимания, принадлежащего только ей и не вызванного чем-то вроде страха. А еще — от вкуса меда, которым, почему-то, всегда отличалась шея всадницы. Вельзевул так до конца и не поняла, чем именно ценны были эти рассказы Загрязнению, но, определенно, они ей были нужны. Ее отношение к Чуме состояло из сложной смеси ревности — сначала к Вельзевул, а потом к самой Чуме — интереса, благодарности за свою жизнь и тоски. Вельзевул могла только надеяться, что часть этих чувств рассказы помогали заглушать. Постепенно их разговоры стали задевать все новые темы, уже не такие болезненные и не такие серьезные. Стало проще, но вместе с тем и доверительней. Будто они прошли необходимый этап и теперь перешли на новый уровень. Вельзевул так ни разу и не услышала, чтобы ее истории потом начали гулять по Аду. Все, что звучало в ее кабинете, оставалось в ее кабинете. И это подкупало. В какой-то момент Вельзевул обнаружила, что во время этих визитов уже даже не делает вид, что ей нужно работать, а большую часть сидит, неподвижно вперившись взглядом в Загрязнение и с жадным интересом выслушивает про очередную гениальную идею Голода или Войны, пока гостья, привычно оседлав неудобный стул для посетителей, рассеянно гоняет одну из послушных и размякших от медового вкуса мух с пальца на палец. Да, Вельзевул расслабилась. Поэтому, наверное, она даже не переспросила, когда Загрязнение сказала, что хочет ей кое-что показать. — Конечно. Что? — Это на Земле, владыка Вельзевул, — Загрязнение в этот раз не присела, так и стояла, прожигая Вельзевул взглядом сверху вниз. — И это очень срочно. Вельзевул в сомнении приподняла брови. — Нет ничего достаточно срочного, чтобы не успеть прислать отчет. Загрязнение решительно покачала головой, улыбнувшись. — На это надо смотреть лично. — Значит, не так уж и надо. Загрязнение помедлила, отстукивая пальцами ритм по спинке стула. Вельзевул не помнила, чтобы раньше она делала что-то подобное. Видимо, ей и вправду очень хотелось, чтобы она согласилась. — Владыка ведь давно не выбиралась на Землю, — вкрадчиво начала она. Понятно, в ход пошла привычная лесть. Сатана побери, она что, похожа на Дагон? — Владыка и не собиралась туда выбираться. Думаешь, я там чего-то не видела? — Меня, например? Вельзевул приподняла в удивлении брови. Но не казалось, что всадница шутит. — Владыка никогда не видела меня в деле. Я думаю, что Владыке понравится. — Прекращай говорить обо мне в третьем лице. — Вельзевул, — послушно откликнулась Загрязнение, и Вельзевул пожалела, что попросила ее об этом. Ее голос мягко полился ей в уши, в то время как сама всадница приблизилась вплотную к столу, просяще заглядывая ей в глаза. — Пойдем со мной. Это будет потрясающе. Я так долго это планировала. Вельзевул нахмурилась. Честно говоря, если бы Загрязнение попросила чего угодно другого, она не колебалась бы ни минуты. Но Земля… Вельзевул не нравилось бывать на ней. В ней всплывало слишком много хороших и плохих воспоминаний при взгляде на смертных и на то, как изменилась Земля под их влиянием. Поэтому когда-то давно она и предпочла руководство всему остальному. Оценивать происходящее, будто глядя со стороны на шахматную доску — так она чувствовала намного больше контроля над происходящим. И так всё становилось… менее личным. А еще ведь были воспоминания о Чуме. Пауза неприлично затянулась, прежде чем Вельзевул пробормотала: — У меня много работы. Это звучало чертовски неубедительно даже для нее самой. Загрязнение сделала шаг вбок, и Вельзевул вскинула руку, пытаясь успеть поправить сказанное: — Послушай… Но ей не хотелось врать. Врать — это значит вернуться в начало, туда, где она все еще выплескивает на Загрязнение свою злость, даже не потрудившись выслушать, и где не было всех этих часов доверительных разговоров. Где она — Владыка Ада, не выстраивающая с окружающими ничего, кроме вертикалей. Где она отмахивается от Чумы, которая единственная из них двоих не боялась вслух использовать слово «подруга». И слова застревают в горле. Загрязнение молча обогнула стол, перехватила ее руку, встала на колени и подняла глаза, уверенно встречая удивленный взгляд Вельзевул. — У меня тоже есть работа. Работа всей моей жизни. То, ради чего я существую. Я просто хотела бы показать тебе ее, прежде чем предложить тебе заняться со мной сексом. Она сказала это так просто, будто они каждый чертов день обсуждали свои сексуальные предпочтения. Ни хрена подобного, вообще-то. — Там очень красивое место. Река. Природа. Вид на город. И совсем никого вокруг. Прикосновение рук почти обжигало. Вельзевул так давно хотела снова до нее дотронуться — не опосредственно, через мух, а своей собственной кожей. В какой-то момент она выбрала бездействие, но это не значит, что действовать она не хотела. Вельзевул перевернула ладонь, сплетая их пальцы, едва сдерживая стон наркоманки, снова добравшейся до дозы. Ей давно, слишком давно хотелось большего. — Ты в курсе, что тебе не надо придумывать, чем меня соблазнить, чтобы я согласилась на секс? — спросила она хрипло, получая в награду довольно прищуренные глаза. — По твоему лицу всегда довольно сложно понять, хочешь ли ты меня ударить, выгнать или трахнуть. К тому же первые два варианта ты уже, вроде как, осуществляла. — Это третий вариант, — они медленно провела пальцем по чужим костяшкам. Кожа шершавая, будто наждачка. Рецепторы закричали о перегрузке. Оказывается, глаза ее всадницы темнеют, когда она возбуждается, порываясь слиться с темным зрачком. Вельзевул не помнила это по тому, первому разу. — Третий, сладкая. Запоминай. — Я запомню, — серьезно кивнула Загрязнение и положила голову ей на бедро. — И всё же, как насчет выбраться со мной ненадолго? Несколько секунд Вельзевул просто молчала, наслаждаясь непривычным ощущением близости. — Я не люблю подниматься наверх, — наконец прямо призналась она. — К тому же у меня не было время подготовить замену. Тебе правда так надо меня туда вытащить? Именно сегодня? Даже зная, что это необязательно для продолжения... программы? Загрязнение кивнула, проелозив щекой по брюкам и замялась, подбирая слова, но Вельзевул не пыталась напустить на себя строгий вид или сбросить ее с колен — просто вздохнула, выражая свое недовольство. Так что всадница продолжила, бросая на нее неуверенные взгляды снизу вверх: — Я правда не могла предупредить раньше. Все зависело от слишком многих факторов. Вельзевул прикусила щеку, судорожно пытаясь разобраться, не сходит ли она с ума. Она серьезно раздумывает над тем, чтобы оставить Ад без присмотра только потому, что Загрязнение просит об этом. А если вдруг Сатана соизволит проснуться? Впрочем, последние столетия он совсем отошел от дел. — И чем тебе не угодил мой собственный кабинет? — с тоской протянула она. Загрязнение только хмыкнула и лениво протянула: — Всем? Думаю, что такое событие достойно большего. Ты достойна большего. К тому же, я уже сказала. Дело не только в этом. Я хочу показать тебе себя. И как с этим спорить? Вельзевул не могла винить кого-то за тщеславие. Ей по инструкциям было не положено. — Ради тебя я поднимусь туда один раз, — наконец решилась Вельзевул, стараясь игнорировать собственное удовольствие. Нет, ее все еще не радовала перспектива подняться наверх. Но ей льстило, что одной фразой она могла осчастливить или огорчить всадницу целого чертового апокалипсиса. Ей тоже было не чуждо тщеславие. — В счет моего давно отсутствующего отпуска. Но ненадолго. Ясно? — Ясно, — Загрязнение улыбнулась, сжимая ее руки в своих. Ее голос был тверд и лишен сомнений. — Ты не пожалеешь. В ней горел азарт, и Вельзевул чувствовала, как загорается предвкушением вслед за ней. И это не было бы плохо, если бы для того, чтобы подняться из Ада, ей не нужно было сначала пройти к Воротам. Она глубоко выдохнула. — Поос-з-зторожней с моими руками. Загрязнение замерла, а потом поспешно отстранилась. — Болят? — неуверенно предположила она. В Аду эффекты от Падения у демонов разнились достаточно сильно, так что ее вопрос можно было понять. Вельзевул отрицательно покачала головой и наклонилась к ее уху. — Чувствительные. Очень, — Вельзевул не смогла отказать себе в удовольствии выделить эти слова голосом, потираясь носом вдоль линии роста волос. — На них вкусовые рецепторы. Вплоть до запястий. И ноги тоже. Вельзевул редко кому рассказывала об этом. Скрывать это особо и не надо было — мало кто стремился специально ухватить ее за руки за исключением отдельных индивидуумов, так что Вельзевул не делала из этого какой-то особой тайны. И все же от взгляда Загрязнения, который последовал за ее признанием, начало казаться, что на них слишком много одежды, а потолок кабинета вдруг стал слишком сильно давить. Резко захотелось на свежий воздух. На самом деле свежий воздух. Вельзевул резко встала и подала Загрязнению руку. Та предусмотрительно ухватилась за предплечье. Не то чтобы теперь, после предложения на самом деле забыть обо всех делах и остаться с ней наедине, Вельзевул могло бы это сильно помочь. Особенно когда всадница, поднявшись, дотронулась до ее щеки сухими губами, дразня обещанием. — Пойдем уже быстрее, — выдохнула Вельзевул, с усилием заставляя себя отстраниться. — И прошу, не надо демонстрировать моим безалаберным подчиненным, что мы идем заниматься сексом, а не, например, проверять твой отчет. — Проверять мой отчет… — Загрязнение ухмыльнулась. — Похоже на кодовую фразу. — Ты вроде куда-то спешила? – едко напомнила Вельзевул. — О да, — глаза Загрязнения снова загорелись бледным огнем, прежде чем беспокойство слегка остудило ее пыл. — Вообще-то нам и вправду следует поторопиться. Не знаю точно, но, возможно, у нас осталась всего пара часов в запасе. Вельзевул только покачала головой. Что ж, будет немного тяжелее, чем она думала. Перед выходом из кабинета Вельзевул пришлось сделать усилие, чтобы вернуть мух обратно к себе. Они, как и обычно, с неохотой отлепились от комбинезона. В этот раз, пожалуй, с особой неохотой. В общем-то, Вельзевул могла их понять. Ей настолько сильно хотелось наконец дать волю рукам и потрогать то, что до этого она долгое время изучала лишь глазами, что даже дыхание не помогало остудить накрывающий ее жар. Но все-таки сначала им надо было покинуть Ад, и желательно так, чтобы к ее возвращению от него не остались сплошные руины. Эта мысль отрезвила ее и помогла собраться с мыслями. — Времени на подготовку ты мне не оставила, — она оглянулась на Загрязнение. — Так что придется работать с тем, что есть. Не отставай. Та шагнула ближе, так, что ядовитый выдох коснулся оголенной шеи Вельзевул, посылая мурашки по коже. — Не отстану, Владыка. И это точно прозвучало как угроза. Вельзевул ухмыльнулась, распахивая одну из дверей — ту, что вела в маленькую приемную, где заведовала ее помощница. — Дагон! — рявкнула она так, что та аж подскочила на месте, опрокидывая флакончик открытого лака на блок стикеров. Вельзевул с подозрением прищурилась. В Аду был один-единственный демон, который додумался давать Дагон взятки декоративными лаками и бомбочками для ванн. И этот лак на Дагон она еще не видела. — Он уже ушел? — Кто он? — попыталась отбулькаться Дагон, наивно хлопая белесыми ресницами, но, хотя обычно Вельзевул с большой радостью смотрела сквозь пальцы на отлынивание Кроули от посещения Ада и обязательных мероприятий, сейчас он ей был позарез необходим. Конечно, у нее было несколько запасных вариантов в голове, но этот наверняка сработает лучше всего. Если, конечно, Кроули еще не смылся. — Дагон, — надавила голосом она. — Он мне нужен немедленно! — Он все еще должен быть в пятьдесят седьмом зале, — не стала в этот раз ломаться Дагон, отлично знавшая все интонации ругани своей начальницы. — Я настояла, чтобы он прослушал хотя бы лекцию о харассменте. Он постоянно пропускает все планерки, а говорят, это очень многообещающая сфера! — Очень хорошо, — покивала головой Вельзевул. Потом очнулась. — В смысле, плохо. В смысле, мы должны успеть схватить его вертлявый хвост до того, как он просочится наверх. Она пересекла комнату и взялась за ручку следующей двери, прежде чем поняла, что Дагон так и сидит, непонимающе выпучив на нее свои рыбьи глаза. — Ты тоже за мной! — наконец не выдержала Вельзевул, и Дагон подскочила, парой движений приводя стол в порядок и высушивая свои ногти. Они прошли еще через несколько комнат. Почти каждая была набита приближенными к ней адскими служащими, но их Вельзевул не трогала, просто проходя мимо. Асмодей, близко к сердцу приняв прошлое развоплощение, спрятался под столом, но в этот раз Вельзевул не было дела до его пошатнувшейся психики. Наконец они вышли в коридор. Здесь идти стало тяжелее, хотя демоны, завидев грозный взгляд Вельзевул или услышав предупреждающее жужжание мух, предусмотрительно расступались, давая им пройти. Пару раз Дагон пришлось прикрикнуть на зазевавшихся, но в целом они довольно быстро добрались до нужного зала. В котором Кроули, разумеется, уже не оказалось. Часть демонов предпочитала не связываться с Кроули вовсе, но большинству все же хотелось выслужиться, так что ей быстро донесли, что он «вот-вот мимо проходил». Она оглянулась. Толпа демонов застилала ей обзор. Действовать надо было быстро. — Молчать! — зычным, отточенным за все эти года голосом крикнула она, для острастки обводя ближайших демонов тяжелым взглядом. Разговоры резко стихли. Легким движением головы она отослала мух вперед. Они стрелой пронеслись над засаленными головами и скрученными рогами. Она не высматривала — она вслушивалась. И наконец услышала. Кое-кто слишком любил балаболить и цыкать. Вельзевул была уверена, что даже на смертном одре Кроули будет продолжать, Сатана его побери, пиздеть, так что источник слишком громкого звука был очевиден. — Приведите его ко мне! — крикнула она. Впрочем, даже если стоявшие на другом конце коридора ее не услышали, мухи, окружившие Кроули со всех сторон, в любом случае достаточно наглядно демонстрировали окружающим адским тварям, кому именно на сей раз не угодил змий-искуситель. — Владыка Вельзевул, — Кроули задергался в руках двух демонесс, которые его сюда привели, но они держали крепко. — Я как раз собирался… — Я позвала тебя, чтобы оказать большую честь, Кроули, — перебила его Вельзевул, оглядываясь, чтобы убедиться, что все ее прекрасно слышат. Кроули как открыл рот, так и не закрыл, явно пытаясь угадать, чего же такого хорошего… или плохого он успел сделать. В голову ему, видимо, сходу ничего не приходило. Окружающие демоны явно озадачились тем же вопросом. — Да отпустите его. Демонессы отошли в сторону. Кроули, отряхнувшись, попытался придать себе благопристойный вид, но недостаток информации явно не давал ему покоя. Вельзевул не стала ходить вокруг да около. Оглянувшись, она одним широким шагом взобралась на ближайшую скамью и обернулась к заинтригованным демонам. — Мне нужно отлучиться по делам, — громко проговорила она, многозначительно указав пальцем вниз. Некоторые из толпы послушно посмотрели вниз, на одного из низших бесов, скрючившегося под скамейкой и сосавшего большой палец ноги. — Я не в прямом смысле. — По толпе пронеслось понимающее «А-а-а…». — Пока я буду заниматься ими, Кроули примет руководство на себя. По всем важным вопросам можете теперь обращаться к нему, — она подняла ладонь вверх, и на ней тут же появился увесистый свиток. — Это мой список дел на сегодня, Кроули, можешь начать с него. Дагон, разумеется, поможет тебе освоиться. Она подбросила свиток в воздух в сторону Кроули. Тот по пути размотался, окатив ошарашенного Кроули волнами мелко исписанного пергамента. Вельзевул приложила все свои усилия, чтобы сохранить в этот момент серьезное выражение лица. Дагон смотрела на нее так, будто Вельзевул спятила и предложила Кроули выйти за нее. Загрязнение лишь подняла брови, с веселым удивлением в глазах глядя на Вельзевул. Вельзевул слабо покачала головой, призывая ее молчать. — А как же вы, Владыка? На Земле нынче небезопасно! — выкрикнул кто-то, и остальные тут же поддержали мысль одобрительными выкриками. Вельзевул на секунду почти растрогалась — болваны, конечно, все поголовно, а все же ценят. Еще бы, кто бы еще смог управлять их организацией в десять миллионов голов на протяжении тысячелетий. По крайней мере, уж точно не Кроули, и все это прекрасно понимают. Вот и переживают. Но доиграть было необходимо до конца. — Со мной будет Всадница Апокалипсиса, — Вельзевул широким жестом указала на Загрязнение. — Так что о моей безопасности можете не беспокоиться. Она подманила ее пальцем, и Загрязнение сразу включилась в игру, легко запрыгивая на скамью рядом с ней. — Клянусь Апокалипсисом, что позабочусь о вашей Владыке, — вкрадчиво сказала она, поворачиваясь лицом к слушающим. Ее голос не разносился над толпой, как голос Вельзевул, но по какой-то неведомой причине все всё равно прекрасно ее слышали. — Но взамен вам придется позаботится о том, чтобы ей не пришлось жалеть об отлучке. Иначе… — Ее глаза потемнели, и воздух вокруг них накалился. Вельзевул почувствовала запах хлора, прежде чем все демоны, исключая разве что её и Дагон, зашлись в надсадном кашле. Но потом всё прекратилось так же резко, как и началось. — Я думаю, мы поняли друг друга, — удовлетворенно кивнула Загрязнение. До Вельзевул дошло, что либо они сейчас очень быстро сваливают, либо она случайно выдаст их хитрый план. Например, впившись в этот нахальный рот прямо здесь. — Ну раз все всё поняли, то и замечательно. Надеюсь, вы передадите остальным то, что здесь услышали, — быстро закруглила их объявление Вельзевул. Загрязнение спрыгнула первая, услужливо подавая ей руку. Вельзевул испепелила ее взглядом, но руку, закусив губу, приняла. Кроули, который, кажется, успел ознакомиться как минимум с началом списка, тут же подбежал, заглядывая ей в глаза с самым несчастным выражением лица. Того и гляди, в змею превратится с горя. — Владыка Вельзевул, — залебезил он. — Может, вы все же подумайте насчет другой кандидатуры? Не уверен, что у меня достаточно опыта… К тому же некоторые мои дела на Земле требуют пристального внимания… — Брось, Кроули, — Вельзевул снисходительно махнула рукой. — Твой последний отчет был великолепен. Неужели ты решишь оскорбить меня, отказавшись от чести помочь мне с его, — она снова указала пальцем вниз, — делом? Слава Сатане, что демонам и вправду можно было врать. Да и вряд ли Он узнает. Кроули, правильно учуяв угрозу в слове «оскорбить», начал поспешно отнекиваться. Она не стала дослушивать. — Кроули. Дагон, — Вельзевул даже положила руки им на плечи, чтобы добавить внушительности своим словам (ну и чтобы заставить себя выпустить наконец руку Загрязнения). Она постаралась говорить как можно громче, чтобы эту невообразимую деталь отметили все окружающие их демоны. — Я полагаюсь на вас. Не подведите меня. Потом она наконец отвернулась, махнув рукой, чтобы Загрязнение следовала за ней. Еще пять минут и она больше не выдержит. Пока они пробирались к Воротам, Загрязнение один раз попыталась было заговорить с ней, но Вельзевул только шикнула. В Аду у стен были уши, глаза, носы и вмурованные головы миленьких котят. Не стоило рисковать. Единственное, на что она еще отвлеклась, это подозвала к себе Бубу, которая привычно уселась ей на голову, замирая в спокойной неподвижности. Она не собиралась оставлять свою малышку в том цирке, что сейчас начнется в Аду. Только почувствовав, как адское пламя отступает, оставляя ее на твердой земле, она наконец выдохнула и улыбнулась, вдыхая уже свежий воздух. Воспоминание о лице Кроули заставило ее рассмеяться. Азарт все еще кипел в её крови. — Черт побери, это вышло даже веселее, чем я ожидала. Загрязнение бесшумно подошла сзади и обняла за плечи, заставив Вельзевул крупно вздрогнуть, прежде чем расслабиться и откинуться назад ей на грудь. — Мне нравится, как ты смеешься. Вельзевул промолчала, не зная, что сказать на это. Только теперь она поняла, насколько открытой предстала перед Загрязнением. Та прильнула к ее волосам, ласково потираясь о них, безмолвно успокаивая. — Подозреваю, что ты устроила это представление не просто так, — задумчиво произнесла она, все также баюкая Вельзевул в своих руках. — Но, честно говоря, так и не поняла твоего великого замысла, о Владыка Ада. Судя по рассказам Дагон, Кроули доставучий парень, но ты же не собралась мстить ему ценой всей своей конторы? Он не похож на хорошего руководителя. — О, — Вельзевул фыркнула. — Он ужасный руководитель. К тому же половина из наших жаждет свернуть ему голову. А после обратить его в змея и оторвать ему хвост. — Даже так, — с некоей долей уважения в голосе протянула Загрязнение. — В таком случае ему придется несладко. — Он и сам это прекрасно понимает, так что вряд ли задержится в Аду надолго. К тому же он слишком озабочен земными разборками с ангелами, чтобы всерьез попытаться выполнить мое указание. Найдет пару демонов понаивнее и поглупее, чтобы скинуть на них все дела, и поминай как звали. — Ты выглядишь слишком довольной для подобной перспективы. — Видишь ли, — Вельзевул обхватила ее руки своими, заворачивая сама себя в кокон. Несмотря на то, что они стояли под ненавистным ей открытым небом, она внезапно почувствовала себя уютнее, чем в привычном тесном кабинете. — Кроули настолько бестолков, что, в попытках достичь одного, всегда получает совсем другое. Уверена, что в страхе передо мной и в ужасе перед бухгалтерией он сможет организовать все таким замечательным образом, до какого специально я бы до самого апокалипсиса не додумалась. — Очень, очень хитрый план, Владыка, — кивнула Загрязнение куда-то ей в шею. — Теперь я тоже спокойна за ваше царство. — Поживем — увидим, — Вельзевул не собиралась быть слишком самоуверенной. Она позволила внести Загрязнению в свой привычный распорядок слишком много неизвестных. Загрязнение сжала ее крепче, проводя по запястьям, открывшимся под задравшимися рукавами сюртука. — Ты стала чище, — сказала она. Отметила, как факт. Но Вельзевул только сейчас подумала, что ее облик, обезображенный адским огнем бесконечной бездны, мог нравиться ей больше, чем обыденная человеческая оболочка. — Физический мир диктует свои законы, — нехотя объяснила она. И добавила в порыве: — Я могу все вернуть. Загрязнение надавила ей на плечи, разворачивая к себе лицом. — Не надо, — потом протянула руку, невесомо оглаживая крылья носа и спускаясь к щекам, повторяя контур язв, от которых не осталось и следа. — Мое желание не настолько поверхностно. — Хочу тебя поцеловать, — честно сказала Вельзевул. Загрязнение за последние полчаса касалась ее столько раз, сколько ни касалась, кажется, никогда, и тянущее чувство снова поднялось из глубин ее существа, просясь на волю. — Нам нужно идти, — уклонилась Загрязнение, напоследок дразняще проводя большим пальцем по подбородку и отстраняясь. — Иначе так мы никуда не дойдем. Вельзевул попыталась ухватить ее за руку, но Загрязнение в последний момент выскользнула из ее хватки. — Осталось чуть-чуть! — она прошла несколько шагов и обернулась, довольно глядя на раздосадованную Вельзевул. — Ну же, пожалуйста! Вельзевул со вздохом сделала шаг вперед, следуя за своей всадницей. Впрочем, через несколько шагов она забыла о своем нежелании куда-то идти. Она и вправду давно не была на Земле. Загрязнение вывела их на поверхность в редком лесу. Следы человеческого присутствия мелькали, но совсем ненавязчиво. Ноги по колено утопали в высокой траве и мелком подлеске, и Вельзевул чувствовала, как при каждом шаге травинки щекочут ее лодыжки, прикрытые лишь сетчатыми носками. Трава были такой же чистой на вкус, как и небо над их головами. Когда они вышли на невысокий берег реки, Вельзевул впервые задумалась, что именно хотела показать ей Загрязнение. Ниже по руслу, в долине, виднелись крыши зданий — вероятно, там начинался город. Но здесь все пахло природной чистотой, которую Загрязнение не могла любить. Будто маленький кусочек Эдема. Конечно, это был не Эдем; Вельзевул еще помнила его свежесть, но все же это было что-то, хранящее память о нем. Люди забыли. Но Земля помнила. Загрязнение своим голосом вернула ее в реальность: — Мы пришли. Как думаешь, Чуме бы понравилось здесь? Вельзевул удивленно приподняла брови. Что это — снова ревность? Ей казалось, что все это у них осталось позади. Может, простое любопытство? Вельзевул осмотрелась еще раз и пожала плечами. — Скорей да, чем нет. Работать ей приходилось больше в городах, но она любила отлеживаться после нее в лесах, где никто ее не трогал. Иногда я присоединялась. Она вернулась взглядом к Загрязнению, которая внимательно слушала ее слова. — Впрочем, Чумы здесь нет. И я здесь не ради нее. И ты это знаешь. Загрязнение виновато улыбнулась. — Тебя не проведешь. — При чем тут я? Почему ты уверена, что тебя так легко провести? — Мне просто нравится слышать от тебя подтверждения твоей невообразимой любви ко мне. Дерзкая девчонка. Вельзевул подалась вперед, но Загрязнение сорвалась с места и побежала к воде. «Ведет меня за собой, как на привязи», — ворчливо подумала про себя Вельзевул, но на самом деле, эта мысль ее не пугала. Она сама хотела следовать за ней. Они с брызгами влетели в воду — сначала Загрязнение, потом Вельзевул. Вельзевул затормозила, привыкая к позабытым ощущениям чистой, проточной воды на своей коже. Загрязнению, казалось, было все равно. Река здесь мельчала, считай, брод, потому что она целенаправленно дошагала до самой середины, но вода дошла ей только до пояса. Потом она остановилась, обернулась к Вельзевул и развела руки в стороны. — Смотри! — прокричала она, и Вельзевул послушно смотрела, медленно шагая вперед по скользким обжигающим холодом камням, пока не поняла, что смотреть надо было не на всадницу. Вокруг Загрязнения на поверхности воды медленно расползалась темное, отливающее фиолетовым, пятно. Вельзевул дошла до его границ и с сомнением взглянула на Загрязнение. Та кивнула и протянула к ней руки. «До самого конца». Вельзевул вздрогнула, заходя за линию. Химический привкус осел на языке, хотя она даже приподняла руки, чтобы не шокировать все рецепторы разом. Пока она шла, легко противостоя слабому потоку, до нее медленно доходило. Загрязнение убивала реку. Рядом с ней всплывали животом вверх некрупные рыбины и дрейфовали дальше, влекомые течением. Когда темное пятно достигло берега вопреки всем законам физики, прибрежная зелень начала жухнуть прямо на глазах. Что бы не запустила Загрязнение в реку, это было явно чем-то очень ядовитым. Честно говоря, Вельзевул привыкла наблюдать такое через сухие строки отчета, а не вживую. И внезапно… внезапно это чувствовалось хорошо. Земля не заслужила Эдема. Как не заслужили его и Ева с Адамом. Хорошо чувствовались и руки, наконец обнявшие ее. Загрязнение выдохнула ей прямо в губы: — Как тебе? — Отвратительно. Будь ты хоть немного сильнее, я бы уже давно развоплотилась. — Мне считать это комплиментом? — Конечно. Загрязнение удовлетворенно улыбнулась. Вельзевул смотрела, как ее светлые волосы развеваются на ветру, создавая вокруг головы слабо очерченный нимб и думала, что Загрязнение и вправду принадлежит этому миру. Порожденная Землей и ее обитателями, а не Раем, Адом или Той, Что Ушла. Легко возвращающая смертным сторицей все то, что они выдумали. Прекрасная. — Я очень хочу тебя поцеловать, — повторила Вельзевул, опуская руки в темную воду. — А уж я-то как хочу, — прошептала Загрязнение, потираясь лицом о ее волосы. Вельзевул тихонько хмыкнула. Будто помечает. У Загрязнения был специфический запах — не очень сильный, но явный запах человеческой свалки, хранивший в себе запах человеческой гнили, все еще напоминавший, в свою очередь, о Чуме. Вельзевул медленно подняла руку, рассматривая ее из-за плеча Загрязнения. С нее стекала темная вода, оставляя после себя грязные разводы. Сама сущность Загрязнения, вот что это было. Она тоже может ее пометить. Она провела рукой по светлым волосам, пачкая, марая легкие пряди. Черные подтеки оставляли дорожки на загорелых щеках, ярко контрастируя с голубыми глазами. Такой она была, когда Вельзевул ее чуть не уничтожила. Настоящей. Вельзевул аккуратно собрала ее волосы в кулак и притянула к себе. Тонкие губы встретили ее резким вкусом слюны, похожей на привкус от застоявшейся гнилой воды. Но Вельзевул не отстранилась, с готовностью окунаясь в теплоту чужого рта. Она хотела получить все, что Загрязнение хотела ей дать, и отдать все, что та хотела получить. Тонкие губы смело изучали ее в ответ, продавливая и сминая, и Вельзевул казалось, что ее затягивает в глубокий омут. Касания не были нежными даже вначале; они обе подрагивали от несдерживаемой жадности, от чего зубы то и дело задевали хрупкую человеческую кожу, оставляя ее томиться в неге и желании, точно такой же, какой томились они сами. Руки Загрязнения сжимали ее спину, изучая мышцы сквозь слои древней ткани, тянули за одежду, сдавливая кожу. Вельзевул отстранилась только чтобы сказать: — Ты токсична. — Что ты ждала от загрязнения? Вельзевул только одобрительно хмыкнула, вытирая тыльной стороной руки ноющие губы. Что ж, она могла ответить тем же. — Я могу помочь с этим, — она окинула окружавшую их гладь широким жестом. Загрязнение вопросительно приподняла брови. Сил на самом деле было немного. Удержание тела в дееспособном состоянии отнимало много энергии. И все же Вельзевул хотелось присоединиться к ней. Как в те старые времена, с Чумой. Но только… Только тогда это было работой. А сейчас… Она хотела большего. Хотела слиться. Ощутить то единение, что было невозможно в Аду; что бы она не придумывала, какие указы бы не выдавала, какой властью бы не обладала, никакая бюрократия не могла снова сделать их едиными. Ничто не могло лишить демонов одиночества, в которое они неотвратимо погрузились после падения, собственными руками испоганивая все, к чему прикасались. Но сейчас Вельзевул как никогда чутко чувствовала ту энергию, что кипела во всаднице с самой первой встречи. Не бессмысленное, беспорядочное зло, которым славился Кроули. И не продуманное, упорядоченное зло, что творила Вельзевул в свое кабинете. Это было сосредоточенное, целенаправленное желание разрушения, которым славились все всадники. Эта энергия окружала Вельзевул, плескалась внутри, попав в самое нутро вместе со слюной. Ее распирало от нее. И ей хотелось поделиться ею в ответ. Откуда-то взялась уверенность, что сейчас все получится. Она взмахнула рукой, не ожидая, что ответит Загрязнение. Буба, отмерев, тяжело взлетела с ее головы. Следом за ней взлетел рой обычных мух; Вельзевул судорожно выдохнула, выпуская их: все больше и больше. Они пронеслись над водой так низко, что казалось, сейчас завязнут в черной жиже; но вместо этого они, оторвавшись от поверхности воды, полетели вниз по течению — маленький рой ее собственной армии, который нес сейчас на лапках чистый яд. — Если ты хочешь потравить людей, — вкрадчиво сказала Загрязнение ей на ухо, — отправь их в другую сторону. Там будет другой город. — А тот, что ниже? — спросила Вельзевул, тем не менее послушно меняя установки насекомых. — Я с ним сама разберусь, — промурлыкала Загрязнение. У Вельзевул перехватило дыхание. — Что ты собираешься делать? — она обернулась, вглядываясь в потемневшие глаза. От понимания ударило в голову. — Что ты уже сделала? — Скоро увидишь, — Загрязнение почти безумно улыбнулась. Вельзевул ткнулась поцеловать ее, еще и еще, но та не могла перестать улыбаться, так что каждый очередной поцелуй приходился в зубы. Вельзевул сдалась, опустилась к шее, целуя открытую кожу, путаясь во вкусах, запахах, мыслях; ее сводила с ума мысль о том, что это еще не все, что Загрязнение хотела показать ей что-то еще более прекрасное, чем что она уже увидела. Вельзевул чувствовала ауру смерти; кроме них, вокруг не осталось ничего живого, но Загрязнение замахнулась на нечто большее. И от предчувствия этого чего-то слабели колени. Загрязнение, чувствуя ее жадный интерес, растягивала улыбку еще шире; подставлялась, выгибалась, с готовностью помогала вытянуть себя из куртки. Ее глаза щурились в удовольствии. Она наслаждалась всем, что происходит. Наслаждалась тем, как заводит одним своим видом, одними улыбками, которые так плохо — так хорошо — сочетались с ее никогда не улыбающимися глазами. — Ты получила, что хотела, да? — прорычала Вельзевул, толкая ее ближе к берегу. — Ты этого хотела, скажи? — Да, — когда вода стала доходить до колен, Загрязнение неожиданно дернула ее на себя, и они обе с громким плеском упали на скользкое дно. Одежда вконец намокла, облепив их, словно вторая кожа, глянцево отсвечивая черными пятнами. — Да, да, да… — Черт, — Вельзевул попыталась отстраниться, но этого ей сделать не дали. Загрязнение ухватила ее тонкими пальцами за лацканы рубашки и так и держала, пока Вельзевул не сдалась, опустившись на нее всем телом. От ощущения живого и теплого под собой Вельзевул повело окончательно. Она двинула бедром, вклинивая его между разведенных ног. Загрязнение низко застонала, откидывая голову назад, и толкнулась ей навстречу. — Какая ж ты… — Вельзевул и сама не знала, как хотела закончить предложение. Восхищение, удивление, азарт, даже раздражение — все смешалось в один безумный коктейль, который, кажется, весь сосредоточился где-то в низу живота. Человеческое тело брало верх. Хотелось больше. Теснее. Она задрала вверх тонкую майку, провела по обнажившемуся животу, обвела впадинку пупка. Загрязнение вздрогнула, снова непроизвольно сжимая бедра. Здесь, наверху, они были столь человечны. Если бы не ядовитая черная слизь, осевшая тонким слоем на их коже, одежде и волосах, их было бы не отличить от людей. Но хорошо, что они не люди. Вельзевул помнила вкус смертных. Воспоминания уже успели поблекнуть, но она помнила, как легко глупые мысли и страхи захватывали эти головы. Мелочные, преходящие, вечно мучающиеся стыдом и виной в попытках успеть все и в итоге не успевающие ничего. Ей нравилось то, сколь жадной была Загрязнение до ее прикосновений. Как упрямо и долго она добивалась того, чего хотела — безусловной отдачи и безраздельного внимания. Нравилась ее дерзость, ее открытость. И нравилось, что она таки добилась своего. Добилась ее. Добилась всего. Эта улыбка, которая никак не может сойти с лица всадницы — осознание полного и безоговорочного триумфа. Пускай. Пуская насладится им сполна. Вельзевул не против, особенно когда она делится этим с ней. Они все еще наполовину в воде, но благодаря черной слизи руки скользят по телу легко и гладко. От каждого движения вода колеблется вокруг них и постоянно смазывает ощущения, но так даже приятнее. Спустя минуты долгих поцелуев Вельзевул опускает руку вниз, комкая комбинезон и нащупывая мягкие лобковые волосы. Опуститься ниже ей не позволяет собственная нога, но, когда она пытается ее убрать, Загрязнение стискивает ее бедрами и протестующе стонет. — Нравится так? — с удивлением спрашивает Вельзевул, и Загрязнение кивает, снова требовательно дергая ее за лацканы, только теперь явно с другой целью. Вельзевул перехватывает ее руку. — Не смей рвать, — строго предупреждает она. Но потом невольно смягчается, глядя на изломанные в немой просьбе тонкие брови. — Я сама. Отведя чужую руку в сторону, другой Вельзевул взялась за зажим, двумя привычным движением стянула его вместе с лентами вниз и убрала все в карман брюк. Никуда не денется — чудо об этом позаботится. Загрязнение следит за каждым ее движением с жадным интересом, нетерпеливо дожидается, пока Вельзевул расстегнет верхние пуговицы и снова тянет руку. Ненадолго отвлекается, чтобы погладить одну из брошек. — Когда-нибудь у меня тоже будет корона, — ее глаза, стремительно темнеющие, озорно блеснули. — Ты встанешь тогда перед мной на колени? — Я встану с тобой рядом, — обещает Вельзевул и наклоняется, чтобы слизать довольную ухмылку. Она увлекается, пробуя на вкус острые скулы, пока Загрязнение наконец запускает руку под ее рубашку, и Вельзевул то ли стонет, то ли рычит, бессильно ткнувшись ей куда-то за ухо и вдыхая терпкий запах давно немытых волос, кожи и все больше захватывающий ее запах токсичной свалки. Запах загрязнения. Одежды все еще слишком много, и Загрязнение просто разом стягивает всё мешающееся с ее плеча и опускает руку ниже, неожиданно бережно оглаживая открывшуюся грудь и одновременно толкаясь бедрами вверх. Вельзевул жмурится, отстраняясь; ей кажется, что она сейчас упадет и она слепо шарит по телу под собой, наконец упираясь в чужое плечо. Нет сил остановиться и растянуть прелюдию. Пусть сразу, пусть неловко, пусть прямо здесь, сквозь одежду; никто из них не носит облегающих штанов, и грубая ткань свободно трется о самые чувствительные части тела, когда Вельзевул снова и снова толкается вперед бедром. Она готова вечно смотреть на то, как закатываются черные глаза, как выгибается тонкая шея; но Загрязнение сплетает их все еще сцепленные руки, медленно, тягуче скользит пальцами между ее пальцев и Вельзевул, которая и так не видит смысла сдерживаться, отпускает себя окончательно. Загрязнение утягивает ее вслед за собой, в тягучие движения, в глубокие ядовитые поцелуи, в сведенные от усталости и холода мышцы; Вельзевул знает, что не сможет кончить от такого трения и в такой позе и это, пожалуй, похоже на пытку. Но отстраниться и поменять позу выше ее сил: Загрязнение подается ей навстречу так отчаянно, что она просто не может отказать ей в этом удовольствии. Та знает, что делает; отлично знает — и в моменты, когда мышцы Вельзевул расслабляются перед новым толчком, она потирает ее сосок или скользит пальцами другой руки по костяшкам, не позволяя накалу ощущений угаснуть даже на мгновение. Вельзевул чертыхается вновь и вновь, пока горячие импульсы от чужих движений снова и снова отзываются у нее в паху, но тем не менее, их все равно слишком мало, чтобы дотянуться до вершины. Однако предчувствие чужого оргазма захватило ее больше, чем она могла бы ожидать. Это казалось столь важным в этот момент, будто от этого зависел как минимум исход Великой Битвы. И это было нереально хорошо — забыть обо всем ради чужого удовольствия, раствориться в чужом сладком, таком идеально сложенном, чтоб Ей икалось, теле. Из-за этого она не сразу заметила, как что-то изменилось в окружающей ауре. Конечно, они с Загрязнением успели забить окружающее пространство до упора своими эмоциями, так что это было объяснимо, но все-таки раньше секс не приглушал чутье Вельзевул настолько сильно. — Ты что-то сделала, — выдохнула она вместе с очередным толчком, не спрашивая — утверждая. Загрязнение сжала ее руку и зажмурилась, не в силах ответить. Нет, Вельзевул знала, что что-то будет. Но она не думала, что это будет что-то настолько внушительное, что она почувствует это на таком уровне восприятия. Она замедлилась, снова опускаясь вниз; не спеша, размеренно вылизала чужой рот, пытаясь заставить себя прислушаться к тому, что происходит вокруг. С этим были проблемы. Даже сквозь слои одежды она чувствовала, как мелко вздрагивает под ней Загрязнение. У Всадницы уже не было сил, да и, в принципе, желания останавливаться, и, честно говоря, у Вельзевул тоже заканчивались внятные причины для этого. Слишком сладко было осознавать, что причина грядущего катаклизма лежит под ней, всеми частями тела упрашивая ее продолжать. Если она сама не беспокоится — вероятно, все идет по плану? — Чтоб тебя, я тоже не железная, — она думала выдать это в привычном тоне, но получилось скорей жалобно. Она чувствовала, как тьма надвигается. Не то чтобы ей впервой было сочетать секс с отрицательными чувствами — не то чтобы она раньше вообще испытывала к чему-либо сплошь положительные чувства — но это? По ощущениям казалось, что они решили предаться похоти прямо рядом с жерлом извергающегося вулкана. Даже с на голову ебанутым Кроули у нее такого не бывало. — Не железная, я знаю. Ты живая, — Загрязнение обхватила ее свободной рукой за шею, — горячая, — прошептала она ей на ухо, и у Вельзевул побежали мурашки по спине, — сильная… Она заткнулась только тогда, когда Вельзевул снова начала двигаться. Чертова шантажистка. Плевать. Плевать, пока она так изгибается и притирается. Плевать, пока задравшаяся усилиями Вельзевул майка открывает ее взору грудь с маленькими сосками, по цвету напомнившими Вельзевул священные древа Ханаана. Плевать, пока им так хорошо в водовороте трения, дыхания и быстрого тока крови, стучавшего под кожей. Вельзевул не смогла заставить себя закрыть глаза. Она завороженно следила, как подступает чужой оргазм, будто это было ее собственное тело, постепенно, неотвратимо; в какой-то момент Загрязнение перестала ласкать ее, только беспорядочно цеплялась то за воротник, то за оголившееся плечо, то за пояс брюк, будто в желании удержать равновесие, и Вельзевул переплела их вторые руки и вжала всем телом ее в камни, песок и гальку, заслоняя от целого мира. Загрязнение ткнулась мокрыми губами ей в щеку в неловком поцелуе, и Вельзевул словила ее губы своими, мягко лаская языком. «Еще немного, сладкая». Она не боится признаться себе в том, что сказала это вслух. Все правильно, так и надо, думает она, зацеловывая и мучая легкими прикусываниями такую беззащитную сейчас шею. Загрязнение замерла, прежде чем сжать свои бедра вокруг ее ноги так сильно, как никогда раньше. Вельзевул почувствовала каждое трепетание мышц, словила каждый вздох, прежде чем тело под ней наконец обмякло. Ей потребовалось время, чтобы сумбур в голове, вызванный слишком сильными и, вероятно, слишком опасными эмоциями, немного успокоился. И только тогда к Вельзевул вернулась ее — животная ли, демоническая, не важно — интуиция, пока они, тяжело дыша, смотрели друг на друга. Только вот было уже поздно. Она успела увидеть только вновь голубые и широко распахнутые от удивления и запоздалого испуга глаза, прежде чем поток воды вырвал ее руки из чужих и с силой отбросил ее на речное дно. Вельзевул задохнулась, забыв, что не стоит дышать, вообще забыв, кто она такая. Слишком она расслабилась, с готовностью позволив моменту захватить себя полностью. Впрочем, под водой ее силы все равно были ограничены — это была совсем не ее стихия. Она ничего не видела и не слышала, если не считать рева воды. Стремительное течение било ее о дно, игралось с ней, как с игрушкой. Вельзевул думала раскрыть крылья, но вовремя отбросила эту мысль — только перья бы оборвала. Только когда она смогла попасть в более спокойную часть потока, она смогла сориентироваться и оттолкнуться ото дна, выбираясь на поверхность. Дальше было проще — крылья не могли поднять ее в небо, но могли приподнять ее достаточно высоко, чтобы спланировать с их помощью на твердую землю. Она быстро нашла Загрязнение. Та стояла на берегу, уже ожидая ее, тоже все еще мокрая и дрожащая. Вельзевул тяжело опустилась на землю рядом, складывая и пряча крылья. Не было сил даже держать их здесь, в материальном мире. Ее хватило только на рявк, да и то смягченный тем, что она еще не выхаркала все воду из своих легких: — Какого черта ты не предупредила? Ты чуть нас не убила! — Не развоплотила, — поправила было Загрязнение, но, увидев ее взгляд, тут же добавила, — я не думала, что так будет. Все планировалось не настолько масштабно. Не знала, что прорыв плотины вместе с городской канализацией даст такой эффект. — Не знала она, — фыркнула Вельзевул, снимая с себя обрывки какой-то пленки. Что ж, по крайней мере, теперь замысел всадницы и ее слова насчет города, лежащего вниз по реке, стали понятны. Загрязнение сочувственно свела брови, но Вельзевул уже достаточно хорошо ее знала. — Ой, прекрати этот цирк. Твоя самодовольная лыба сейчас нахер лопнет от усилий. Загрязнение пожала плечами и виновато улыбнулась, признавая чужую правоту. — Я не хотела, чтобы тебе так досталось. Правда. Вельзевул проворчала что-то под нос, отворачиваясь к реке. Она не желала так просто спускать это Загрязнению с рук. В попытке отвлечься она привела свою одежду в относительный порядок и оглядела представшую перед ними картину. Вид со стороны внушал уважение. Особенно если вспомнить силу потока, которую Вельзевул успела почувствовать на своей шкуре. Это не было просто аварией. Это была настоящая экологическая катастрофа. Вельзевул впервые по-настоящему осознала, что Загрязнение, может, и последняя по списку всадников, но далеко не последняя по мощи. Она была вполне достойна этого звания. Загрязнение — слишком банальное имя. Ей бы и вправду больше подошло Катастрофа. — Больше сюрпризов у тебя не припрятано? — строго спросила она у Загрязнения, которая тенью скользнула рядом и теперь вместе с ней разглядывала берег, покрывшийся грязной пеной и мусором. Та покачала головой. — Я и так перестаралась, — она дотронулась до руки Вельз, серьезно заглядывая ей в глаза. — Прости. Вельзевул тяжело вздохнула. Непонятно, как Загрязнению удавалось так удачно гасить ее гнев льстивыми словами, но это ей удавалось. Впрочем, Вельзевул подозревала, что поэтому Загрязнение и ждала так долго. Терпение, расчет и бесконечная честность в том, что важно — в общем, сложно было бы придумать с Вельзевул лучшей тактики, она сама не могла этого не признать. — Что ж, по крайней мере, это будет отличной темой для квартального отчета. Загрязнение захлопала ресницами, явно не понимая, простили ее все же или нет, но Вельзевул не собиралась облегчать ей задачу. Она легла на траву, блаженно разбросав руки и ноги в разные стороны и с наслаждением потягиваясь. Синяки, оставленные потоком, заживали, адреналин сходил на нет, и мягкая дрема окутывала тело. Такой эффект можно было бы сравнить с жестким, но эффективным массажем. Когда-то люди делали ей такой… Что ж, у Загрязнения явно свои методы. Загрязнение, помявшись, прилегла рядом. Вельзевул слышала, как та устраивается. Шуршание раздавалось все ближе, прежде чем стихнуть, но Вельзевул не желала открывать глаз. — Хочешь, я почищу твои крылья? Я видела, она грязные. — Ни в коем случае! — ответила Вельзевул мгновенно, широко распахивая глаза. Нет, она точно, точно издевается! Кто из демонов в своем уме дает кому-то свои крылья? — Ладно, — грустно ответила Загрязнение. Подумав, попробовала еще раз: — А поцеловать? — Нет! Загрязнение снова замолчала. Вельзевул слышала, как та дышит ей в бок. Хорошо, что Вельзевул уже успела восстановить кое-где порванную одежду. От воспоминаний, как именно чувствовалась дыхание Загрязнение на разных участках кожи, дрема окончательно спала с нее. Она скосила глаза на светлую макушку. Волнистые волосы окончательно потеряли презентабельный вид: потемневшие, густо припорошенные песком, спутавшиеся с листьями и какими-то цветными пластиковыми клочками. Она лежала на боку, почти свернувшись калачиком под откинутой Вельзевул рукой. И вот это вот недоразумение превратило и продолжает превращать Вельзевул в туго соображающее, слабовольное, в большой тайне восхищавшееся желе. Вельзевул проговорила эти эпитеты про себя вдумчиво и медленно, но отторжения, как ни странно, они не вызвали. Возможно, потому что реальности соответствовало только одно из них. Да и, в конце концов, какая разница, пока это не мешает работе. Впрочем, если учесть, что она оставила весь гребаный Ад из-за всего лишь одной просьбы… — Черт тебя побери. Терпеть тебя не могу, — наконец выдохнула она, поднимаясь, опрокидывая Загрязнение на спину и садясь сверху. Взгляд на знакомую ей уже картину распластанной под ней всадницы тут же отдался воспоминаниями прямо в паху. Еще бы. Кто бы сомневалась. — Сейчас-то почему? — расстроенно вопросила Загрязнение. — Потому что, — Вельзевул не закончила предложение, вместо этого снова взявшись за свои пуговицы. Нахрен вообще застегивала, вот вопрос. Справившись с половиной и скинув с плеч тяжелый сюртук, она посмотрела на все еще лежавшую солдатиком и удивленно пялившуюся на нее Загрязнение. — Передумала целоваться? — ехидно вопросила наконец Вельзевул. Загрязнение отмерла, подорвалась вверх и впилась в довольно ухмыляющийся рот. Она оторвалась, только чтобы торжественно выдать глубокомысленное: — Раз не можешь меня терпеть — не терпи, Владыка. «Они бы с Габриэлем нашли общий язык», — подумала Вельзевул, прежде чем выкинуть посторонние мысли из головы. Когда она в первый раз ласкала Загрязнение, она не думала о втором разе. Она в принципе не была склонна планировать свой секс. Сложно его планировать со смертными, отвернешься — а очередной уже умудрился попасть в твои же отчеты, а по большей части именно смертными ее опыт и ограничивался. Но сейчас она подумала, что второго раза тоже будет мало. Казалось, что она готова изучать Загрязнение бесконечно. А ее тонким рукам, которые могли теперь ласкать тело Вельзевул без одежды, она уже готова была поклоняться. Кажется, Загрязнение решила отплатить ей за все прошлые старания. Она перехватила инициативу, сменила позу, уложив Вельзевул на ворох их одежд, помогла устроиться поудобнее, развела ей ноги и усыпала ее ласками, медленно отогревая ее тело после холодной воды. Казалось, ничего не осталось без внимания языка или пальцев — ни худые бока, ни впалый живот, ни косточки щиколоток. Вельзевул млела, плыла под ее руками, периодически притягивая ее к себе, чтобы отблагодарить ее тем же — сжать упругую ягодицу, словить губами твердый сосок. Теперь можно было медленно. Теперь можно было удобно. У секса всегда был разный вкус. Вельзевул разочарованно застонала, когда Загрязнение вдруг уклонилась от ее касаний, оглядываясь и тяжело дыша. — Твои крылатые друзья вернулись. — Они сделали свою работу. Как я и обещала, — пояснила Вельзевул, подтягиваясь и обхватывая губами чужое худое плечо. Ей не особо хотелось разговаривать о мухах. Впрочем, ей пришлось изменить свое мнение, когда Загрязнение, вытянув руку, дала одной из них сесть на свое запястье. Она оглянулась на Вельзевул, проверяя реакцию. — Тебе же нравится, — утвердительно сказала она. — Очень, — Вельзевул вздрогнула, когда Загрязнение привычным движением заставила муху пробежаться по своей коже. — Но ты… — Мне тоже, — в подтверждение своих слов Загрязнение села на ее ногу, и Вельзевул тяжело сглотнула, когда чужая теплая смазка отпечаталась на ее коже. — Так что я кое-что попробую. В благодарность за ваши старания. Она поднесла руку ко рту и прежде чем Вельзевул успела даже пикнуть, муха оказалась на кончике ее языка. Вельзевул облизала губы. Горячо. Влажно. Так завлекающе. Загрязнение больше не могла улыбаться. Теперь она смотрела на нее абсолютно серьезно, залезая в душу своими черными зрачками. Так же она смотрела там, внизу, на демонов, и Вельзевул почувствовала, как у нее самой внезапно пересохло во рту. Вероятно, на нее такой взгляд оказывал немного другой эффект. Муха осторожно переступила лапками, забираясь глубже, к основанию горла. Вельзевул чувствовала, как ее переполняет, иссушает такая вседозволенность. Можно быть хоть трижды Владыкой Ада — есть вещи, которые можно взять только добровольно. — Только не глотай, — прошептала она, боясь вспугнуть, опрокинуть то, что накапливалось внутри. Загрязнение в ответ только сильнее вытянула вперед язык, открывая Вельзевул вид на свое открытое горло и потянулась рукой вниз, накрывая рукой ее лобок и медленно, тягуче описывая круг большим пальцем вокруг клитора, смачивая его в ее собственной смазке. Вельзевул невольно задержала дыхание — так остро внезапно стало ощущаться каждое движение. Конечно, она текла сейчас. Этот круг возбуждения был на голову выше того, что было раньше. Казалось, что она ходит по иглам, от каждого прикосновения вместо боли получая только острое удовольствие. Иногда ей хотелось сказать «быстрее» или «пожалуйста», но Загрязнение по понятным причинам молчала, и Вельзевул почему-то молчала вместе с ней, позволяя ей делать все, что та считала нужным. Тереть, ласкать, гладить одним пальцем и всеми вместе, то тягуче медленно, то дразняще быстро, считывать реакцию только по ответным движениям, безмолвно нащупывая путь к чужому удовольствию. Только когда Вельзевул поняла, что очередное движение вплавит ее в оргазм, она позволила мухе покинуть манящее нутро чужого горла. Их губы тут же столкнулись в грязном, мокром, настойчивом поцелуе, и Вельзевул чувствовала такое желание, будто не она сама только что ощущала чужой язык частицей себя. Ее руки судорожно дрожали, поглаживая чужое лицо и вновь ощущая чужую поистине дьявольскую довольную улыбку. Вельзевул кончила только от того, как Загрязнение, на секунду потеряв контроль, нажала на ее головку чуть сильнее, и все время, пока тело сводили сладкие спазмы, не прекращала вылизывать чужой рот. Отстраниться она смогла только много позже, когда движения их языков замедлились от усталости. Она уложила чужую голову на собственное плечо и вновь попыталась выровнять дыхание. Как приятно было дышать в такие моменты. Дыхание так хорошо резонировало с ощущениями, будто одно напрямую зависело от другого. Загрязнение завозилась, вытягиваясь рядом с ней. Даже не верилось, что это неугомонное тело тоже можно утомить. Впрочем, Вельзевул имела смутное понятие о способностях всадников. Решив не ломать лишний раз голову, она спросила, слабо махнув рукой в сторону реки: — Ты много сил потратила, чтобы устроить все это? Загрязнение лениво водила пальцем по ее ключицам, не прервавшись даже для ответа. — Мало чудес. Больше рутинной работы. Вельзевул хмыкнула. — Видимо, мы похожи больше, чем я думала. Загрязнение замерла. Вельзевул не вкладывала никакого подтекста в свои слова, но невольно напряглась. — Но ты не вспоминаешь о Чуме так часто, как и я. Вельзевул вздохнула, прикрывая глаза рукой. И вот они снова здесь. Видимо, от этого никуда не сбежишь. Врать всё еще не хотелось. — С чего ты взяла? Загрязнение приподнялась, удивленно глядя на нее. Вельзевул в раздражении закатила глаза. — Что? Я просто не хочу портить ни тебе, ни себе настроение, поднимая эту тему. Всё равно ничего не изменишь. Ты здесь, она там. Мы трахаемся. Вот и всё. — Но она всегда будет третьей. — Прям так уж и всегда? — насмешливо переспросила Вельзевул, но в этот раз Загрязнение не улыбнулась. — Ты и сама знаешь, что развоплощение — это не смерть. Просто у нее больше нет материального облика. К тому же… — она колебалась, но договорила, почти с вызовом глядя на Вельзевул. — Я выбрала это место, потому что знала, что Чуме оно понравится. И знала, что ты тоже почувствуешь это. До того, как ты ответила. Вельзевул прищурилась. — Соврала мне. — Не договорила, — уточнила Загрязнение. Вельзевул протянула руку, жестко хватая ее за подбородок. Но разозлиться всерьез снова не получалось. Вероятно, хороший секс действовал на нее саму не хуже, чем хороший крик. К тому же, ей хотелось понять. — Почему ты не сказала? Беспокоишься из-за того, что тебя тянет к ней? — Нет. Но должна. Вельзевул фыркнула, убирая руку. — Ты Загрязнение. Не стоит уподобляться людям. Возможно, меня тоже должно бы беспокоить, что я хочу кого-то с ее запахом. — Но не беспокоит? Вельзевул пожала плечами. — Не особо. Она это она. Ты это ты. Я вас не путаю. — Но мы идем комплектом. — Я иду в комплекте с десятью миллионами демонов. Вероятно, я могу сделать вам фору. Загрязнение фыркнула раз, другой, и наконец рассмеялась. Вельзевул облегченно выдохнула. Отсмеявшись, Загрязнение ткнула ее в бок. — Хорошо. Ладно. Я поняла. Вельзевул перехватила ее руку, сжимая пальцы. — Не ври мне больше. Хочешь говорить о ней — говори. — Если ты тоже не будешь молчать. — Постараюсь, — как могла честно ответила Вельзевул, целуя ее пальцы. Загрязнение с подозрением было прищурилась, но потом кивнула и отвернулась. Какое-то время она так и сидела, глядя на реку, но Вельзевул не собиралась давать ей слишком сильно углубиться в эти мысли. — Иди-ка сюда, — она осторожно потянула ее на себя, и Загрязнение поддалась, снова прижимаясь к ее боку. Поначалу молчание было неловким, но постепенно они снова расслабились. Вельзевул водила самыми кончиками пальцев по чужой коже, пока Загрязнение щекотала Бубу, успевшую под шумок подобраться поближе к хозяйке. Но наконец Вельзевул шикнула на нее, чтобы полетала где-нибудь еще. — Мы с тобой еще не закончили, — сказала она, предупреждающе и напоказ облизывая свои пальцы. — И в этот раз никаких мух. Вельзевул хотела побывать у нее внутри. Везде внутри. — Что ж, думаю, мы отпросили тебя на достаточно долгое время, — ответила Загрязнение, приподнимая бедро, расслабленная, разморенная, и Вельзевул впервые за долгое время улыбнулась первой. И вправду, так сладко. Внезапно не осталось причин, по которым ранее она отказала Загрязнению в еще одной просьбе. Она хитро прищурилась, уже предчувствуя чужую реакцию. Вельзевул подумала, что Великий План, безусловно, не ошибся. Он забрал у нее подругу, но подарил нечто большее. И она больше не собиралась в нем сомневаться. Видимо, так было суждено. Чтобы остались она, Загрязнение и Чума — пусть и в качестве тени. В тот момент, когда она добровольно раскрыла крылья, подставляя перья под жадные чужие руки, в то время как ее пальцы погрузились в пульсирующее и мягкое, не было ни на Земле, ни в Аду более верующей демонессы. Правда, она и не подозревала, что до апокалипсиса, который так и не наступит, оставалось всего несколько десятилетий. И столько же — до необратимого развоплощения Загрязнения.