Чувства с вином напополам.

      Большой город не переставал жить даже ночью, загрязняя тишину разными отвлекающими звуками. Ну, такова она, природа каменных джунглей. И в одном из множества зданий до сих пор горел свет по ту сторону окна.       Там, внутри огромной освещённой комнаты, согнувшись чуть ли не пополам, сидела одна из членов Лиги Наций, думая над истощившейся за время пачкой бумаг. Всё нужно порешать, сделать, переделать. Так ещё и деньги откуда-то взять, ибо с этим в последнее время немаленькие проблемы½. Хотелось просто удариться головой о стену от беспомощности. Но кто тогда со всем этим разбираться будет, если не она?       Ответ, впрочем, был очевиден. Да и куда она денется-то? День ведь рабочий ещё не кончился даже. На самом деле Францию даже не заботило то, что конкретно она подписывала: хотелось поскорее закончить и уйти домой, ибо ничего особенного документы из себя уж точно не представляли. На самом деле их сожержимое было даже жалко и неприятно: указ о повышении налогов, удлинении рабочей недели, и прочего всего в том же ключе. Конечно, ей это самой не нравилось, но так надо было.       В конце-концов девушка переложила все документы, уже подписанные, само собой, в другой столбец, что был гораздо выше, и медленно поднялась на затёкшие за всё время сидения в одной позе ноги. Постояв так немного, она взяла свой порфель, стоявший под столом, сняла с вешалки у выхода и накинула на себя пальто, надела шляпу и вышла из кабинета.       На улице было более чем прохладно, даже при тёплой одежде, которая была на ней. Конечно, зима же. Однако вместо снега на улице была лишь слякоть и холодина. Погода просто 'замечательная', одним словом. Благо до остановки было не далеко, да и дождь не шёл, так что она без особых проблем дойдёт домой.       Стоило только оглядеться вокруг, тёмные силуэты, что и не приметить краешком глаз, превращались в людей, что будут ненавидеть её ещё больше, дома, где они будут вскоре осуждать её действия, фабрики, где рабочие будут трудиться на износ. Но разве она виновата в этом? Так надо, по-другому не выйдет.¹       В конце-концов она добралась до своего дома, поднялась на нужный этаж и, достав из глубокого кармана пальто ключи, отперла дверь в свою квартиру и зашла туда. Её сразу встретила неубранная ещё с самого утра гостинная. Правда и сейчас, ночью, настоения это исправить всё ещё не прибавилось. Так что француженка, оставив портфель валяться у двери и сняв с себя обувь и верхнюю одежду, ушла на кухню. Оная же, по совместительству, совмещала в себе сразу три, даже не две, функции: вместе с самой кухней и столовой в небольшой комнате одна из стен была полностью отведена под разнообразные вина, а средь шкафчиков затесался ещё один специальный, для всё той же цели, что и бочки, правда там внутри уже лежали бутылки.       Достав одну из начатых из последнего, а затем взяв бокал с полки, девушка присела на Г-обраный диван, окружавший обеденный стол, чтобы выпить. С первого глотка розоватый алкоголь приятно обжёг горло и грудь, хоть ей, конечно, и не грозило упиться.       Прикончив и на половину не полный бокал где-то час спустя, Франция не пошла готовиться ко сну, хотя очень хотела бы. Вместо этого она вернулась в гостинную, и подошла к двери, где за время её отсутствия обычно скапливалось огромное количество самых разнообразнейших посланий. Нужно проверить почту.       И, конечно, на почту за весь день пришло количество сообщений, исчислявшееся, наверное, сотнями, если уж не тысячами. Девушка тяжело вздохнула, ведь прочитать нужно всё, да и ответить на добрую половину. Ей всегда казалось, что это каждый день занимет вечность. Так что она взяла в охапку едва ли половину от всей бумаги и вывалила на столик перед диваном, достала из шкафчика, устртенного снизу мебели, пренадлежности для написания писем и разместила их с другой стороны стола, взяла скомканный пёстрый плед, валявшийся в углу дивана с прошлой ночи, положила себе на колени и расправила. Ночь обещала быть куда как долгой. Ничего, конечно, необычного.        Первый же вскрытый конверт- жалоба, второй- тоже жалоба, а вот на уже пятом цепь, к удивлению девушки, прервалась: ибо вскрв письмо она увидела только напоминание от Польши о ежемесячном заседании, которое должно было состояться, сответствено, через месяц. Ну, может и чуть меньше. Сама же Польша являлась коллегой Франции и достаточно милой молодой девушкой, даже моложе её.       С ней же у последней вообще были хорошие, как она считала, взаимотношения: ведь именно она позвала и, являясь уполномоченным в этом лицом, приняла полячку в Лигу Наций. Она очень много помогала ей и многому же научила, так что в кругу коллег Францию часто шутливо называли "второй матерью Польши". Однако в отличие от последней, француженку это ничуть не напрягало, только улыбнуть и иногда даже рассмешить могло.       Правда 'дитё' в последнее время начало себя как-то немного странно вести, но девушка, относившаяся даже и к этому со снисхождением и пониманием, решила, и другим посоветовала, просто закрыть на это глаза: мало ли какие проблемы в жизни могут быть.²        Тем временем огромная наваленная кипа, в основном состоявшая из гневных сообщений, потихоньку да таяла, а вот количество чуть более аккуратно сложенных писем-ответов, которые завтра она сдаст в почту, наоборот, росло.       Занятая этим 'увлекательнейшим' процессом француженка сама не заметила, как мир в конце-концов полностью отключился, бессовестно кинув её в царство Морфея и заставив остановиться на менее чем полпути выполнения рутинной, редко когда не ежедневной работы.