уже не важно

Отыскали счастье, но в разных постелях. Только шрамы вновь ранами. Мы напротив по парам и...

– Арс, ты готов? Антон подходит сзади, обнимая за талию, голову на плечо кладёт, обжигая горячим воздухом мочку уха. У меня дыхание сбивается, и мурашки вдоль позвоночника непрерывным потоком скользят. Кажется, никогда не привыкну к этому. – Почти. Улыбаюсь мягко, расслабленно, накрывая его руки своими. С Антоном легко как-то, просто всё. Он меня с полуслова понимает, а я… такое чувство, что живу теперь только ради него. Раньше всё по-другому было. Я думал, что вот он, лучший друг, с которым и поржать, и в хлам напиться. Он и поддерживал, и рядом был, когда надо, а я-то дурак не ценил. Нацепил розовые очки на глаза и жил так. И правда ведь казалось, что важнее люди есть, а потом понял внезапно… «а цвет убивает))» Почти год прошёл с того дня, а я всё помню. Каждую чёртову мелочь помню. Как слёзы на глазах наворачивались, как руки тряслись, и его руки тоже помню, как он забрал телефон, укрывая пледом, как тихо на ухо шепнул «всё наладится», помню как ладонью легко, невесомо почти, по плечу провёл… и я первый раз ощутил тогда, как тепло по телу разливается, и мурашки… те самые… вдоль позвоночника. Помню ещё, что телефон звонил, помню, как на экране высветилось «Шаст», и как Антон вызов сбросил – тоже помню. Я его убить тогда хотел, а сейчас... благодарен. Потому что по-другому нельзя было, ведь ответь я на вызов… всё повторилось бы снова. Я бы снова сорвался, спонтанно купил билеты и в Москву бы примчался первым поездом, снова бы на пороге его квартиры появился, а там… всё как всегда. Только сейчас понимаю, что не жил тогда толком, так, существовал. Запихивал подальше все свои чувства, гордость, обиду, боль… Всё скрывал. Потому что Шаста любил, потому что думал, что счастлив с ним, и ему это же счастье хотел подарить, не понимал только, что не я ему нужен теперь. А когда понял… Внутри всё как-то внезапно пусто стало. От самого себя противно. Даже жить не хотелось, потому что боль до костей пробрала, потому что ничего не осталось, я ему всё отдал, все карты раскрыл перед ним, а он предал. Я потом ещё месяц в себя приходил, загибался, не ел почти, спать толком не мог и бесконечно в форточку курил, хотя и бросил вроде. Накручивал себя постоянно, и нервный был до невозможности. Срывался на всех, и на него, на Антона, тоже, только заслужил ли он? Очевидно же – нет. Это я дурак, его винил во всем, не хотел даже думать о том, что с Шастом всё развалилось намного раньше. Вот сейчас смотрю в прошлое, и мерзко так от воспоминаний, а может и больно. Я ведь даже все фотки его удалил с телефона, не из памяти только, потому что «а как»? Если б я знал… сделал бы, но не знаю... не знаю. Не знаю, как его запах с простыней отстирать, и отпечатки его смыть с себя… они будто под кожу въелись, и, кажется, навсегда теперь останутся там. Хотел бы я изменить всё? Нет. Я счастлив. Антон для меня родной такой стал, близкий. Он меня счастливым сделал. Вытащил меня из той ямы, в которую я когда-то добровольно прыгнул, и выбраться не мог, только сам себя топил сильнее, думал так лучше. Дурак. Шаст, кстати, тоже счастлив теперь. Вроде даже предложение Ире сделал. Я рад за него, он заслужил. - Ты уверен, что хочешь пойти? Антон осторожно спрашивает, потому что спугнуть боится, потому что знает, что я с полоборота завожусь, и задеть меня не так трудно. - Уверен. Улыбаюсь снова. К нему поворачиваюсь и в губы целую. Мягко, без напора. Он так любит. Я знаю. Прижимаюсь ближе, вдыхая знакомый запах одеколона, чувствую его тепло и отпускать не хочу, потому что хорошо, потому что правильно. И по-другому не хочется. - Тогда поехали. Антон в ответ улыбается, целует напоследок, и поправляет съехавший галстук. Выглядит спокойным, но я уверен – переживает. Думает, что у меня осталось что-то ещё, а я… я сам не знаю. Воспоминания остались, и касания его под кожей тоже, а больше… ничего, кажется. *** Антон первым заходит, а я лишь руку его незаметно сжимаю, и сам, похоже, нервничаю не меньше. Не понимаю только, почему. Я ведь вроде отпустил уже, и жизнь новую начал, но как-то всё равно в груди неприятно щемит. Ира с Шастом здесь уже. Я их издалека вижу. Его, точнее. Он улыбается широко, и светит как всегда ярко, что слепит аж. Собственного нового ничего. А всё равно, такое чувство, что не так что-то. Мы с Антоном за стол садимся. Он напротив Иры, я… понятно в общем. На Шаста смотрю спокойно, непринужденно, и сам не замечаю, как руку Антона под столом сжимаю сильнее. Перед глазами, почему-то, наша первая встреча всплывает. Я ведь его увидел тогда и, кажется, сразу влюбился. Думал, что вот оно, то самое, настоящее, родное. Приблизиться сначала боялся, как школьник какой-то, хотя уже за тридцать было… ему чуть больше двадцати, он пацан ещё совсем был, неуклюжий, высокий, худой до невозможности. Он смеялся открыто и громко тогда, но нервничал дико, матерился много и курил ещё. А я всё равно влюбился. Несмотря на все недостатки его и слабости. Увяз по уши, что не выбраться, да и не хотелось. Хотелось ему всего себя подарить, хотелось, чтобы он улыбался больше, чтобы по-настоящему счастлив был. Я с ним словно в детство вернулся. И так хорошо было, так легко, я в эмоциях утопал, и не замечал даже, что в реальности рушится всё, рассыпается по крупинкам. Я понял не сразу, что нужно притормозить, остановиться и курс изменить, а когда понял… было поздно уже. Мы с Шастом потом ещё долго друг друга мучали. Долго понять пытались, почему не получается. А потом осознали, что нам вдвоём нельзя, что у нас слишком всё, что мы сожжём друг друга к чёртовой матери в пепел, если не прекратим всё. Мы окончательно тогда всё решили, хоть и больно было до ужаса, так, что кости ломало и наизнанку выворачивало, а сейчас… уже всё. Я на Шаста смотрю, и чувство такое, будто он тоже помнит. Каждый взгляд помнит. Я ведь ни на кого не смотрел так больше, как на него тогда. И касания тоже помнит. Потому что обжигало, и сердце каждый раз чаще билось. Только это в прошлом теперь, и может даже к лучшему оно, что всё именно так сложилось, а не по-другому. Мы ведь счастливы оба. Когда-то вместе были, а сегодня вот так… он с Ирой, я с Антоном… и то, что там когда-то было… уже не важно, правда?