«Когда грозит беда, когда бывает туго, мудрец винит себя, глупец ругает друга...»
Я вычитал это на полях старой, не до конца сгоревшей книги. Лично выхватил ее из огня в камине, ошпарив руки. Помню, как сейчас, что долго рыдал в своей комнате, прижимая к груди тлеющий томик с мудростями, смысл которых я не знал, но так любил цитировать. Заперся в комнате, вслушиваясь в тихие переговоры за дверью. Отец и мать (папа наверняка подсматривает в замочную скважину), обсуждали мое поведение. Мама то и дело всхлипывала, «глава» семейства же то и дело говорил «подбери сопли, женщина» и «я еще не забыл, как держать оружие в руках. Встретим, если придут». Но никто не приходил. И я продолжал находить и читать книги. Родители с ужасом рассматривали личный дневник. Там были целые миры, груды сокровищ и необыкновенно красивые животные. Все это я рисовал, когда мне было четырнадцать лет. Читать, заниматься музыкой и писать в доме было запрещено. Но моя няня — полноватая, рыжая женщина с тихим, убаюкивающим голосом, тайком подсовывала мне карандаши и «самоучители» по рисованию. Однажды папаша увидел нас за «преступлением» — она показывала мне книжки по анатомии. Выгнал меня из гостиной, отобрал блокнот, переломил карандаш на две неравные части. Брань и разговор на повышенных тонах. Громкий хлопок двери — видимо, кто — то вышел через парадную дверь. Больше свою любимую нянечку я не видел. Не осталось ни одного рисунка маленького Джейсона Мэттона на этой земле. Разорванные на миллиард маленьких кусочков, развеяны по ветру. Как и мои детские, наивные мечты. Заниматься «бесполезным» творчеством я перестал, уделяя больше времени учебе и науке. Во мне видели «инженера». Гордость семьи и надежду для Города. Такого же, как еще двадцать мальчиков в классе. Два десятка начинающих проявлять таланты и ум юношей, среди которых я выглядел грязным котенком в компании породистых псов.— Ты ведь даже не можешь сложить два и два, а?
****************** Боги давно мертвы, и люди со временем начали замечать, как исполняется то, что они хотят. Под подушкой зеленые шуршащие купюры, за окном — дорогостоящий автомобиль. Чьи — то неизлечимо больные родственники, прикованные к инвалидным креслам, встают на ноги, а сходивший «налево» муж возвращается в семью, оставив бизнес и богатую партнершу и усаживается с тремя сыновьями на пружинистый диван перед неработающим телевизором. Все стало меняться с колоссальной скоростью. Стерлись границы дозволенного, исчезли границы морали и нравственности. Войны, кровь, и воющая от невыносимой боли Земля. Страницы истории смыты цунами чужих желаний. Безумие и хаос бесконтрольно царствовали в смертном мире. Не стоит винить Высших Богов за то, что оставили нас без присмотра. Наверное, настало время избавить землю от двуногих двуличных тварей. Люди славятся интеллектом. Люди славятся способностью выживать. Власть некоторых стран, кое — как зализав раны, вновь напомнила о себе. Они нашли способ, как все исправить. Как вновь всех держать в узде. Я потушил сигарету об опрокинутый на бок мусорный бак, на котором сидел. Ночь уже давно «опустилась» на Землю, полноценно вступив в свои права. Небольшой двор был безлюден, не считая меня и бездомной глухой собаки, что подошла к свалке в поисках еды. — Что, приятель, некуда податься? — протянул руку к грязной спутанной шерсти, не боясь, что мне отгрызут пальцы. «Авторитет», который я заслужил трудом и купленными сардельками да паштетом, сделал свое дело. Зверь покосился, недоверчиво обнюхав чужие конечности, раздумывая, не откусить ли их и поужинать заодно. Вместо этого животное ткнулось сухим носом мне в ладонь, подставляя под ласку лохматую голову. Собака вся тощая, исхудавшая. Забавно, но я немного походил на нее. Взъерошил светлые кудрявые волосы. На ладони осталось пару волосинок. «Замечательно» — усмешка тронула губы. В животе заурчало. Взглянул на жилой дом. Ни в одном окне не горел свет, комендантский час нарушить не решается. Кроме пьяных гуляк и бродяг, подобных мне. Я жил для себя. Никому ничем не обязанный, учился и радовал родителей. Потом родился Клифф и все пошло по другому. Уже совершеннолетний, самостоятельный парень был отправлен в общежитие. Птенчик был с удовольствием выкинут из отчего гнезда. Мне уже «перевалило» за тридцать лет. Взрослый, одинокий, и, наверное, трусливый... Пока представители нашего городского закона, именуемые Стражами, рыщут по улицам, я вынужден прятать своего младшего брата в самом грязном притоне района. Потому что малыш загадал желание, когда я отвел его на крышу здания. Лето, жарко, хорошо. Темное небо чистое — чистое над головой, ни единого облачка. И звезды. Запретные, далекие, желанные. Мальчик прижался ко мне. Боялся высоты, боялся неизвестности. А я всего — то хотел показать ему никем не оцененную красоту. *****************— Видишь Большую Медведицу? — — Вижу...— — Запомни ее хорошенько. На самом «носу» Медведицы ярче всех светит Полярная звезда. Она всегда укажет тебе на север, понял? — — Да, но... Зачем мне это? — — Когда потеряешься, следуй за ней. Тогда ты всегда найдешь меня, — я знал, что ему меня не хватает. Но обязательства... — Ты в это веришь? — он отодвинулся, заглядывая мне в глаза. Не верил в сказки, не верил в волшебство. — Верю, — повел плечом, отгоняя напряжение.
Он вскочил под влиянием эмоций, спотыкнувшись, отошел от меня. Поднял голову и сжал маленькие кулачки. Зажмурился, будто чего — то ожидая. — Нет, не смей! — я подорвался, поняв, что хочет сделать парниша. — Я больше не хочу быть один! — В поднебесье что — то сверкнуло и стремительно понеслось вниз. Яркая вспышка ослепила, в ушах «зазвенело». Поднялось давление, и я не сразу понял, что заваливаюсь на бок. Потерял сознание, увидев яркую, бестелесную фигуру подле брата. Для Стражей появилась работенка. ****************** «Дикая Поляна». Бар, скрытый от чужих глаз в змееподобных переулках. Сюда захаживают все кому не лень. Поговаривают, что здесь даже околачиваются Элитные Войска. Не удивился бы. Этим поганцам надо где — то развлекаться. «Изюминкой» в этой забегаловке является то, что каждый посетитель обязан носить маску. Нет лиц, нет имен. Чтобы ты не делал, снимать маску запрещено. Сама Гортензия — хозяйка борделя и «мамочка» людей, что там работают, лично следит за выполнением этого правила. Меня она терпеть не может. Этим я и пользуюсь. Уж слишком часто я там объявляюсь, да и моя просьба «приютить» на время пацана и его дружка. Хотелось вновь курить. Я было потянулся за зажигалкой, да услышал приближающиеся шаги. Зарычал пес, беспечно сидящий у ноги. — Простите что потревожил вас в столь поздний час, молодой человек, — незнакомец подошел ближе. Голос хриплый, старческий. Сгорбленная фигура мужчины тускло освещалась единственным уличным фонарем над нами. Одет он был в безразмерную осеннюю куртку с большим капюшоном, который он надел на голову. Черные рваные брюки и светлые шлепанцы. Лицо рассмотреть не удалось. — Чем могу помочь? — я слез с бака, выпрямляясь во весь рост. — У меня есть информация, что Вы скрываете преступника. Некого Клиффа Мэддсона, — его тембр изменился, обретая уверенные нотки. В горле пересохло, сердце участило ритм биения. — Понятия не имею, о чем вы говорите, достопочтенный сэр, — тьма никогда не была на моей стороне. — Да что ты... — мужчина хмыкнул, подняв руку вверх. — Фас, Реджи! — пока собака с рыком и заливистым лаем угрожающе не двинулась на неприятеля, я рванул в сторону. Дал бы деру, видит Всевышний, но, скорее всего, о моих способностях. Сколько они тут просидели, я не знаю. Далеко я не убежал. Практически сразу мне пути преградили трое людей. Или нелюдей. Один вскинул руку с чем — то зажатым в пальцах. — Блять, — я выругался, прикидывая иные пути отступления. Щелчок. Приглушенный хлопок. Грудную клетку пронзает боль, а потом — ничего. Чувствую, как чьи — то сильные руки подхватывают за талию, не позволяя упасть. Стража всегда использовала грязные методы для исполнения поручений. И страшно этим гордилась.