+++
Пока их участие было не нужно, эфирный и инфернальный улеглись валетом на потертый диван, шепотом переговариваясь о вероятном успехе готовящейся порнокассеты. — Диска, — поправил их Луна, стирая полотенцем сперму и пот с родителя. — Это будет дивиди. — О, точно! Ты прав, дружок, — потрепав юношу по мокрым волосам, согласился Азирафаэль. Его голые ноги расслабленно гладил Кроули, деликатно обводя ноготком мизинца багряный засос. — Мне щекотно, перестань. — Понял, — устало прикрыв глаза, ответил демон и с силой сжал рыхлую ножку в подозрительной близости от расслабленного уда. — Ах, ты, старый развратный Змий! Парнишка, буркнув что-то невнятное, плавно перетек в свою хвостатую форму и вполз на софу между кормильцев. Оставшиеся съемки его не касались, он, накрыв узкую морду хвостом, задремал. Щелкнул розовый нумератор. Началась съемка. Это была самая чистая из площадок на всем континенте, потому что каждую пылинку Гавриил лично отсылал подальше. Архистратиг деловито восседал за столом, изображая величественного говнюка-босса. Роль его распущенного секретаря досталась Миго. А подчиненного, которого они должны были наказать зрелищем собственного совокупления, играл бы Хастур. Но, так как он единственный был против всего этого порно-дерьма, поэтому в сексуальных играх его прямое задействование не планировалось. Он скорее… был мебелью. Бархатный голубой костюм еле сходился на широких плечах архангела. Костюмером в проекте выступал Миго, тот вообще оказался поразительно полезным на площадке. На самом шершне красовалось черно-желтое трико с вырезами в форме сердца на груди и на заднице. Распутный король ос расположился в изогнутом кресле из первой половины своего демонического напарника. И это была не верхняя или нижняя половина, а задняя. Развернута она была, естественно, так, что полосатый костюмчик утопал в чавкающих мышцах и прочих мягких тканях. В силу роста Хастура из него вышел отличный стул. За второй половиной, расставленной подобно гимнастическому мостику, как раз деловито восседал (на обычной трехлапой деревянной табуретке) Гавриил, хотя и испытывал некое омерзение от созерцания перед собой работающих внутренних органов. С другой стороны, он не боялся запачкать кровью тесный пиджак. Со вторым роликом (а это был именно вторая запись за день) Дариус спешил, как подросток, которому надо уложиться в пять минут до возвращения домой родителей и при этом не налажать с удовлетворением партнерши. Как будто над его ухом уже начал вибрировать утренний будильник, но мозг не желал просыпаться. Шаловливая прелюдия пронеслась будто бы в перемотке, остановившейся на самом интересном моменте. Обрывки жакета свешивались с опрокинутого стула. Пластичное тело демона, сверлящего пятью глазами своего ненаглядного пернатого мачо, развалилось животом на клекочущих пеной легких, сжав в напряженных коготках крючковатые обрубки ребер, будто спинку кровати. Сзади пристроился Гавриил с оголенным корпусом, его сильные руки оглаживали завернутые в пестрое трико бочка, западали в волнительные ямки, цеплялись за растущие бугорки. Широко улыбающийся шершень выглядел извращенно-зловещим проститутом, с гиеновым смехом щелкающим жвалами над трепещущим распиленным пополам желудком Хастура. Одним испепеляющим взглядом архангел растворил полосатый костюмчик, не оставив на своей подстилке ничего, кроме собственной кожи. Пододвинув текучий стан поближе, он опустился на колени, уткнувшись раскрытыми губами в аппетитную расселину. Широкими мазками язык архистратига вырисовывал картину не менее ужасающую, чем гибель Помпей. Каждое мокрое прикосновение заставляло демона царапать струящиеся, как бархатные ленты, органы и тереться размеренно набухающими отростками о кровящий бок импровизированного стола. Загнутые вверх черные «усики» подергивались, сминая под собой складочки кожи. Неожиданно грубым рывком Гавриил перехватил узкие щиколотки и водрузил бритого сорванца сочащейся, будто насмоленная почка на свежем побеге, задницей на дрожащую диафрагму, а сам подставил себе под седалище заднюю половину, вписавшись в нее, как росчерк света в «Последнем дне…» Брюллова. На его мужественном лике блестели капельки сока осиной матки. Он вновь окунулся в щель меж двух бледных половин, разводя их с невиданной заботой. Шершавая мягкая плоть, обильно приправленная вязкой слюной, скользила, словно нежнейший лепесток, вокруг узкого входа, вырисовывая на нем причудливо танцующие зигзаги и кольца. Еще пара ловких мазков, и анус задрожал, готовясь выплюнуть из себя жало. Архангел отстранился, продолжая покрывать невесомыми поцелуями ровное бедро, его величественные в своих взмахах длани легко легли на стройные икры. Что-то в этом жесте было настолько глубоко интимное, что Дариус невольно поежился. Тонкая трубка темно-бурого цвета высунулась из расслабленного нутра. — И все решат, что это спецэффекты, — покачал головой режиссер и подкрутил что-то на камере. — А теперь — наезд… Дальше начался настоящий экзорцизм, которого никто из присутствующих не ожидал. Душащий стрекот и успокаивающее воркование переплелось со злобным мебельным поскрипыванием. Искаженное личико, трепеща и клацая мандибулами, вновь было с силой вдавлено в волокнистое мясо. Спина шершня дрожала под раскинутыми лапами Гавриила. Детородный орган мотался в разные стороны, путая и разрывая на лоскутки натянутые, как ало-синюшные нитки на доске детектива, сосуды. Тела завертелись, преследуя друг друга, это была невероятная погоня, не покидавшая рамок занятого пространства. От тряски аппаратуры и мельтешащих в кадре рук и иных конечностей сложно было понять, кто смахнул крылом табурет, а кто — стул. И вдруг все остановилось. Из подрагивающего яйцеклада заструилась вереница крошечных личинок, вместо сот заползающих в укромные уголки на теле Хастура. Будто живая скатерть, слой зародышей покрыл столешницу: каждую располосованную мышцу, каждую вскрытую почку, каждую вздутую вену — каждый сантиметр гнилого демона. Миго завалился набок, смяв добрых полтысячи своих порождений. Архангел подцепил под лопатки бессознательного шершня и аккуратно стащил его на пол. Копошащаяся скатерть медленно сползла туда же, Гавриил брезгливо отступил от нее подальше, поддерживая под руку вымотанного Миго. Обстановка вокруг царила такая: на изогнутый стул был закинут кривоватый стол, оба сильно проломленные в середине, и все это проткнуто ужасно печальной одинокой табуреткой. Хастур недовольно морщился, косясь на деревянные ножки, прошибившие его в трех местах. Он все еще чувствовал, как привкус осиного жала сползал с кишок ему на язык… Режиссер тихо сплюнул, выключая камеру. Все-таки первый ролик ему гораздо больше понравилось снимать. А это какое-то… фиаско. Но все равно надо куда-то пристроить зудящий стояк… Дариус вставил кассету в магнитофон и начал медленно водить рукой по промежности, перематывая ее на начало. Вот и оно! Картинка на мониторе дрогнула, крупным планом показывая херувима.+++
— Девственность оставь, всяк сюда входящий, — наигранно пророкотал Азирафаэль, возлежа на каменном жертвеннике. Он был облачен в кремовую сутану. Его руки раскинулись в стороны, будто он готовился отойти в мир иной. Аки преданный раб божий. Белокурую голову украшал венок из свежих и таких же белых, как шапки гор, гвоздик. Над ним, поглаживая сквозь ужасные леопардовые лосины свои члены, стоял Кроули. У него были проколоты соски. Тонкие золотистые колечки пронизывали напряженные бурые горошины. Его воля, он бы сделал себе хоть шесть, хоть двадцать сосков и все их проколол, но Дариус был против. (На самом деле эти двое были не в церкви, иначе бы все действо стало походить на страусиные скачки с сутенером-экзорцистом.) — Это приглаш-шение? — растянув тонкие губы в довольной ухмылке, спросил падший. Расставив ноги в виде слегка выгнутой буквы «Л», он опустился на корточки над ходившей ходуном грудью своего якобы невинного возлюбленного, спиной к его лицу. А потом наклонился вперед и зашуршал подолом сутаны. Забравшись под юбку, он протяжно зашипел и опустил похабно раскрытый рот на ангельский фаллос, смущенно смотрящий влево. Язык падшего начал вытворять такое, что Азирафаэль вскрикнул, почувствовав влажное, очень властное давление. Помещение наполнилось хлюпающими звуками. Кроули наслаждался вкусом нетронутости своего ангела. Солоноватость расползалась по его рту, ускоряя слюноотделение. Он обвивал налившуюся кровью игрушку языком, водя им со всех сторон, прикусывая крайнюю плоть. Аггел не пользовался руками, отведя их за спину. Задыхаясь от сказочного, как блудливый пасхальный кролик, минета, блондин стянул со своего живота пояс и начал обвязывать жилистые загорелые запястья восьмеркой, а затем — затянул вертикальный бант. Оккультный зашипел что-то в пушистый мокрый лобок, с его уст закапали сгустки слюны. Не обрываясь, они повисали между подбородком и членом, как прозрачные струнки. — Отлично, — прошептал Дариус, поправив давящие между ног джинсы. Режиссер уже десять раз пожалел о том, что не надел какой-нибудь килт. Он немного приблизил свой внушительный киноаппарат к непостижимой парочке. Издав невнятный звук, брюнет выпятил пятую точку, стянутую фиолетовой тканью, и требовательно умостил ее перед слегка вздернутым носом партнера. Ловкие персты херувима надавили на манящую впадинку, тыльной стороной ладони он поглаживал подкаченные бедра, а потом неожиданно прикусил подставленную ягодицу, наверняка оставив красный след от зубов. — Ш-шалишь? — пробурчал Кроули куда-то в сочащуюся сладко-солоноватым соком головку, обдав ее потоком теплого воздуха. Камера плавно перемещалась вокруг них, запечатлевая каждое движение. Засняла она и то, как демон оставил бордовый засос на пухлой ляжке. Издав удовлетворенный хрип, эфирный потянул за резинку легинсов, неспешно оголив румяный персик. И когда только Змий успел там загореть? Поди, это он придумал нудистские пляжи. Розоватая дырочка приветливо раскрылась, готовая достойно принять взбудораженного гостя, в глубине отверстия рассеянно потерялся оранжеватый свет. Аггел всегда был хорошо разработан, в делах постельных ему не было равных. Азирафаэль позволил себе немного развлечься, прежде чем перейти к основному блюду. Его ухоженные пальцы с коротко спиленными ногтями сложились, как во время молитвы, и сунулись в горячее нутро. Когда он развел ладони в сторону, падший настойчивее зализал горячий пенис, пропихнув его в самую глотку. Руки с золотистым перстнем растягивали податливое кольцо мышц, пока один из пальцев не нащупал спрятанный там гелиевый шарик. Кроули застонал, силясь насадиться на орудие геппинга. Полные нежности ладони разминали подрагивающий сфинктер. Нагретая внутри демона оболочка со смазкой лопнула, как яичный желток. Вытекающая лавандовая жидкость оставляла на коже ангела красные пятна, легко обжигая. При этом страстный раздвоенный язычок не переставал обследовать каждый миллиметр небесного посланца. — Стоп! — вдруг крикнул Дариус. Кроули поморщился, а Азирафаэль извлек руки из горячей темницы. — Пусть он ляжет на Ази! Нос к носу! — Дар, ты, козел татарский! — прошипел падший, резким движением головы откинув с лица намокшие от вязких слюны и предэякулята патлы. — Поддерживаю. Только он баран, — равнодушно произнес блондин, помогая своему спутнику пересесть. — Дай попить. — Держите, — режиссер, не то козел, не то баран, протянул ангелу запечатанную San Pellegrino. Момент, когда губы демона просяще приоткрылись, он тоже успел запечатлеть на пленку. Азирафаэль бережно вливал в искривленный жаждой рот брюнета живительную влагу. Блестящая холодная струйка пробежалась по длинному горлу до ключицы, перемахнула через изящно выпирающую косточку и скатилась к коричневатым соскам. — Продолжаем! Хлопушка, Миго! — гладко выбритый парнишка на секунду шмыгнул в кадр, чтобы потом можно было синхронизировать звук с картинкой. Кроули поерзал на приправленном легкой прослойкой жирка животе, словно гигантская улитка, и навис взмокшей грудью над шаловливым херувимом. Бледные руки успокаивающе оглаживали бедра, возвращая настрой, пощипывали и сминали, оставляя белесые пятна на загорелом покрове Змия, его упругие мышцы. Его опавшие органы напоминали вялые толстые кактусы. — Растите лучше, — дразнящим голоском промурлыкал ангел, утыкая лицо партнера к себе в шею. Он продолжил шептать волнительные словечки, а его расслабляющий тембр медленно возвращал силу шипастым падшим достоинствам. Этому же способствовали проворные персты, играющие с золотыми кольцами, призывно висящими на поджаром плоском, как мир Анк-Морпорка, бюсте. Распаленное тело рыжего растеклось по торсу Азирафаэля, будто плавленый сыр по сдобной булочке, сильные икры упирались в широкие бока, выдавливая из ангела томные стоны и игривые признания. Когда они оба вернули потерянный пыл, длани ангела вновь погрузились в податливую задницу, раскрывая ее округлый вход прямо на камеру. Пока вязкий гель обволакивал гладкую прямую кишку, белокурый страстно лобызал то дергающийся кадык, то выпирающую нижнюю губку своего демона. Густая желтоватая слизь соскальзывала с раскрывшейся звездочки и шмякалась на почти невидимый пушок вокруг пупка эфирного. — Расслабься, солнечный мой, — ласково урчал Азирафаэль в медно-рыжую макушку. — Кто из нас еще солнечный, — просипел Кроули, впившись резцами в подставленное плечо. Змий не был ядовит и, более того, регулярно чистил зубы, он мог кусаться сколько пожелает. Комок сплющенной оболочки от лопнувшего шарика, упав, заляпал каплями разнообразных внутренних жидкостей задранную к ребрам сутану. Толстый вздернутый влево член ангела мазнул по скользкой ягодице. Голос демона наигранно треснул, когда он собирался позволить той штуке проникнуть в него. Но тихий шелест позади связанных запястий заставил его застыть. Легкими, почти волшебными, касаниями Луна заползал на падшего по загорелому бедру, обводя полукругами напряженный пресс и вздымающуюся грудь. Теперь же черный аспид, толщина туловища которого была ничуть не тоньше отдельно взятой мощной волосатой ляжки Дариуса, волнистыми движениями спускался с отцовского плеча на ложе, так похожее на престол церковного алтаря. Проскользнув между пышущих жаром тел, ужик обернулся человеком. Его прохладная спина соприкоснулась с вздымающейся грудью Азирафаэля, а сверху наваливался инфернальный родитель. Он согласился в этом участвовать только потому, что находился под впечатлением от идеи, что в жизни надо попробовать все. И сейчас у него был шанс вкусить запретный плод. И не с кем-нибудь, а с древнейшим искусителем на земле. Юнец оказался зажат в пылающие тиски. Ангел под ним ахнул и запустил ловкие пальцы, вымазанные в разогревающей смазке, в черную кучерявую поросль на холодном лобке. Демон ревниво зашипел, отлипнув от плеча партнера, и сместился ниже, наконец упершись раскрытым анусом прямо на мокрую головку эфирного. Он всегда с первого раза находил заветный «пламенный меч». Натренированные годами практики мышцы сомкнулись дразнящим кольцом, вырывая из легких светлого партнера гулкий стон. Но надолго свободу голоса лежащему не оставили, Луна, неестественно согнув позвоночник, впился холодными губами в уста херувима. Когда они целовались, у парня то и дело возникало желание откусить блондину язык. Или ухо. И он еле сдерживался, изгибаясь, как подсолнух, следующий за солнцем. Кроули одним молниеносным движением поднялся с колен, вскочив на пятки, теперь он стоял на корточках, балансируя над готовым извергнуться вулканом, то и дело опускаясь на сочащееся прозрачной лавой жерло. Откинувшись поджарым торсом назад, показав небывалой пошлости изгиб, поблескивающий от пота, демон задвигался, прошибая воистину адским темпом до самых костей. Будь у него человеческие колени, он давно бы свернул их к чертям. Но его не затекали и не болели, летая вверх-вниз. Повторяя виражи коленей, размытыми пятнами мелькали два расчерченных венками пениса, то и дело ударяясь рассекающим пространство шлепком о живот. Парное естество Луны идеально, как руль гоночного автомобиля, легло в ангельские руки. Опытный белокурый умело справлялся с невинным болидом, разогнавшимся на продажной дорожке. Если юноша был гоночным автомобилем, способным на визжащие восемнадцать тысяч оборотов в минуту, то его оккультный папаша не гнался за скоростью и яркостью ощущений. Его плавные линии преломлялись, когда он скользил по набухшему фаллосу. Неожиданно он глухо зарычал, будто старый, но здоровый мотор, и рванул ангела на себя, резко, как пьяный водитель, заметивший на дороге кошку, повернув вправо. Троица перевернулась на алтаре. Желтые фары с вертикальными дворниками тусклым светом освещали угловатое тело чада, извивающегося в цепкой хватке Азирафаэля. — Дерзкий бес, я накажу тебя за это, — сощурив опасные, как морская пучина, глаза, сообщил ангел, выдергивая из жаркого нутра свой орган. С губ падшего слетело тихое проклятье, ревность забиралась под кожу ледяными иголочками, лишая способности здраво мыслить. Он взвыл: — Прос-сти, анге… Его рот заткнули сильные витиеватые пальцы, другая рука младшего змея сошлась на одном из сосков, скрутив его до болезненного покалывания. А в освободившееся и раскрытое, как коралловая роза, отверстие вторглись две шипастых дубинки. Вскинув длинные руки, словно властный дирижер на этой оргии, а не подставляющийся, Кроули завел их в клейкое пространство между его грозным ангелом и нетронутым «ангелочком». Покрывшись пластичными чешуйками, его согнутые орлиные пальцы растянули девственный вход аспида в стороны. Юноша нагнулся вперед, утопая в невероятных ощущениях: передней своей частью он получал райское наслаждение, а задней — болезненное жгучее нечто, еще более сладкое, чем простое сексуальное удовлетворение, получаемое от засаживания палкой в дырку. Его сердце стучало, как шестнадцатицилиндровый двигатель. Черные когти продолжали разминать и раздвигать податливую звездочку своей молоденькой копии, а хищное выражение играло всеми дозволенными и недозволенными красками на демоническом лице. Его анус пощипывало от мягких змеиных колючек, но он отдавался процессу на все сто двадцать процентов, даря своему порождению незабываемые минуты жизни. В его пытливом чреве терлись друг о друга два заряженных пистолета, сжимаемые кольцом мышц, как предохранителем. Через мгновение к раскрытому крючковатыми перстами цветку пристроился мощный, как отбойный молоток, член. Зажатый меж двух древнейших посланцев мальчишка упивался новыми ощущениями, на его лазурных зеницах выступили капельки слез. Он толкался туда-сюда, как облитый маслом поршень, то он входил в раскаленную плоть, то в него ударялся каменный фаллос. Шатаясь на неокрепших для подобных плясок коленных чашечках, юноша поджимал пальцы ног, вытянутых так, словно он вдавливал в пространство воображаемую педаль газа. Вот только его ускорение уже шло на убыль, поступающие движения становились рваными, вздохи шипящими, а ладони больше не впивались ногтями в грудь темного кормильца. — Вижу, кто-то готов спустить крючок, — постукивая пальцами по папке со сценарием, Дариус озабоченно всматривался в моську неопытного черненького, приходя к выводу, что он предпочитает мужчин постарше. С одним концом и без шипов. Копия престола под сплетенными телами разве что не плавилась от обилия жара, выделяемого троицей, они могли бы посоперничать с какой-нибудь крупной тепловой электростанцией. Мальчишка застыл, удерживаемый проникающим в него ангела, а демон, извернувшись, уже принял коленно-локтевую и, возводя слегка затуманенный взор к потолку, насаживался на двоящееся достоинство. Вскоре скорость стала нечеловеческой. Режиссер дрожащими губами прильнул к мятной сигарете. Яростный сердечный ритм отдавался в его висках так же, как гетеры отдавались великим грекам. Лениво чиркнула зажигалка. В движения тройки закралась неловкость. Азирафаэль начал входить резко, с длинными паузами, но каждый его толчок выбивал из змеиного легкого зычные клочки воздуха. А Кроули работал колечком мышц так, что не кончить было бы просто кощунством. Луна, в последний момент выпав из обволакивающей обители неземной неги, с надрывным хрипом излился на румяную спину. Белесые змейки расползались по впадинкам вдоль позвоночника и стекали по ребрам. Демон, освобожденный от бешеного напора, потерся одним из членов о каменный постамент, окропляя его оккультной жидкостью. Звук облегчения сорвался с его уст, и тут же был перехвачен ангельскими губами, мягкими и сочными, как спелая клубника. Теперь, когда младший получил свою порцию разврата и безвольным мешком лег у подножия жертвенника не в силах отдышаться (заботливый Миго накинул ему на голову влажное полотенце), непостижимая парочка воссоединилась в своем тысячелетнем танце. Кроули согнул пухлые молочного оттенка ножки, закинув их на свои жилистые плечи, и молниеносно врезался в плотное сплетение мышц активным семяпроводником. С изогнувшегося блондина слетел венок. Кротко улыбнувшись своему партнеру, улучив кратковременную передышку, Азирафаэль выудил из потайной складки сутаны золотистую цепочку из почти невидимых звеньев, усыпанную каплями янтаря. Самый крупный смоляной осколок, скрывающий в себе белесое пуховое перо падшего, болтался точно в центре. Ловким мановением кисти эфирный зацепил незаметные крючочки украшения за кольца, маняще торчащие из сосков. Тяжесть окаменевшей живицы склонила Змия к лицу белокурого манипулятора. Прямого поцелуя не последовало. Раздвоенный язык развернулся, как портняжный метр, обводя подбородок и щеки ласковыми кончиками, а потом просунулся в приоткрытый рот. Ангел неторопливо отвечал, с добродушным садизмом в глазах сминая в перстах покрасневшие горошинки. Кроули не отказался от желания подержаться за обожаемые им любовные рукоятки и неслабо стиснул их обсидиановыми коготками. Рыча что-то в горло партнера, темный входил только острием, раззадоривая своего милого на продолжение игры. Цепочка дрожала, звеня янтарными слезами, запотевавшими от жаркого сочленения древних. Падший шипел, нежно проклиная тот день, когда вернул себе пирсинг четырнадцатого века. И вот, он со смачным шлепком вошел до упора. И еще раз. Второй раз выстрелила двустволка. Херувим, поглощая каждую каплю, полностью открылся. Белые перья на секунду ослепили засмотревшегося Дариуса. Поджарое тело повело вниз, в пушистые объятия четерыхкрылого. Плавно уложив кончившего демона на лопатки, ангел по одному стал открывать прорези век: на грудине, у ключиц, на плечах… Эти глаза были не страшные, не желтые бездны, горящие среди черной склеры. А небесно-голубые омуты, каждой частичкой влюбленные в природного врага. Воздев свой жезл плодородия вверх, Азирафаэль погрузился в расслабленный бархатный проход. Все еще тесные своды, будто шаловливая ладонь, следовали за его толчками, не желая выпускать свою игрушку наружу. Кипящая, как желтящаяся лава, смазка обтекала раскрытую уретру, словно недовольный червь, и жгла, выедая микроскопические клочки плоти, головку, доставляя мучительное елейное удовольствие. Долго это не продлилось, оконечность разве что не разрывало от бурлящего внутри финального аккорда. Множественные бирюзовые зрачки одновременно закатились, предвидя мощный спуск белого занавеса. Началось извержение вулкана. Будто волна из-за прорванной плотины вливалась в долину, густая сперма омывала стенки Кроули, заполняя его огненное нутро. Медленными поступательными движениями Азирафаэль разогнал свой сок по хлюпающей заднице, сорвав с тонких высохших губ довольный стон. Демон досадливо улыбнулся, когда распирающее естество покинуло его недра и уткнулось в мокрую рыжеватую поросль на лобке. Толстый содрогающийся ствол стучал по плоскому животу, выбрызгивая на него остатки долго сдерживаемого молочка. — Это было сильно, — выдохнул эфирный, жестом прося кого-нибудь подать им пару бутылок освежающей минералки. — …книс-сь, — еле слышно ответил брюнет. Пространство наполнилось громкими глотательными нотками невероятной пары.+++
Локация с религиозными мотивами сменилась на до мерзости вылизанное офисное помещение и… Дариус проснулся. Он медленно раскрыл глаза, пытаясь прийти в себя. Перед глазами стояло уродливое жабье лицо, немыслимо двоились члены. Его передернуло. Пижама в районе паха была мокрой. Вернее, неприятно склизкой. Коротко стриженный юноша скинул с себя одеяло и посеменил в ванную. Вернее, насеменил он в трусы, а туда осторожно зашагал, попутно снимая липкие бриджи. Кажется, он слишком часто пересматривал «Благие знамения» за последний месяц. В тот день он впервые задумался, а не стоило ли стать порнорежиссером.