How to Train Your Kaiju

У Ньюта, как и следует Ньюту, есть теория. Она отсылает к беременной кайдзю, Отачи, погибшей в Гонконге. Он думал об этом, когда у него появилось время подумать, потому что, как часть измененного, искусственно созданного и выращенного вида, Отачи не было смысла быть беременной. Не намеренно. Во время дрифта с кайдзю у него не возникло и мысли о наличии у них репродуктивных привычек, не говоря о желании спариваться в неконтролируемой среде. «Я думаю с ними что-то не так,»- объявил он, следуя за Германном по лаборатории, абсолютно наплевав на разделяющую полосу. «Назови мне хотя бы одного новорождённого, хотя бы одного, который мог бы преждевременно вылезти из утробы с желанием атаковать. Точно не животное такого размера, все еще нуждающееся в пуповине, нет, я имею в виду, что оно едва могло подобрать под себя ноги, оно задыхалось и все еще пыталось съесть меня? У него серьезно ебанутые приоритеты, чувак. Это абсолютно неестественно.» «Это и есть неестественный вид,- огрызнулся Германн. – Они созданы с целью атаковать.» Он попытался обойти Ньюта, но тот лишь снова встал у него на пути, заработав хмурый взгляд от Германна. «О, да ладно! Покажи мне доминирующий ген для слепой убийственной ярости.» Германн прорычал, что сейчас продемонстрирует его, что как минимум заставило Ньюта вернуться на его сторону комнаты. Хотя это даже близко не подобралось к его молчанию. «Я имею в виду, что, конечно, есть агрессия, да, и- я не знаю, может это не бессмысленно, что это более заметно у кайдзю. Но, серьезно, когда мы были в дрифте…- он быстро произнес последнюю фразу, словно это предотвратило бы дерганье плеч Германна: … показались ли они тебе агрессивными? В смысле, необычно? Больше, чем мы?» Германн вздохнул, размял шею и сел. «Как ты говорил. Они выполняют приказы.» «Да, именно! И если быть до конца честным, они действительно не особо рады этому, поэтому срывают злость на нас, но – я имею в виду, что, по моему мнению, они не должны были размножаться естественным путем. После всей этой генной инженерии? Я даже не уверен в том, что создатели думали, что это возможно, таким образом, что если это случилось случайно? Что если причина, по которой с детским мозгом было что-то не так – ты ведь тоже заметил это?» - он прервал себя, чтобы дождаться сдержанного кивка от Германна,- Что если это было не из-за того, что он был слишком молодым? Что если имело место быть что-то наподобие дефектов при развитии из-за того, что кайдзю пытались размножаться в неконтролируемой среде, что-то не так с его ДНК?» «Что-то не так со всеми ними,»- повторил Германн, вызвав у Ньюта улыбку. -- Вообще, он не думает, что конкретно с этим что-то не так, и оно, к счастью, не проявляет желание отгрызть ему лицо, но Ньют делает вывод, что если и есть закономерность наличия врожденных дефектов у кадзю, рожденных естественным путем, то нет смысла им всем быть одинаковыми. Какое-либо органическое слабоумие у одного могло означать дефекты органов, слепоту, но черт знает что у других. Возможно, задержка в росте тоже, думает он, наблюдая, как хвост кайдзю метался взад-вперед. Он медленно поднимается, осторожно, держа руки ладонями вверх, как если бы кайдзю понимал этот жест. «Хэээй, приятель, - он произносит не спеша. - Ты знаешь меня? Ты меня видел? Я думаю, все остальные – да, дак почему бы ты – нет.» Он приближается по мере разговора и пытается не обращать внимания на грохот собственного сердцебиения. «Ты же не хочешь навредить мне, правда? Я как бы рассчитываю на это.» Это точно одна из самых глупых вещей, которые Ньют когда-либо делал, но он не уверен в том, что еще делать. Отвернуться и надеяться на лучшее? Позвонить и позволить кому-нибудь из PPDC убить это существо без выяснения курса дел? Нет уж, блять. «Ты не хочешь мне навредить»- повторяет он и делает шаг вперед, протягивая руку. Кайдзю вытягивает голову, не как собака, но все равно, выражая любопытство. Оно издает полу-музыкальный рокочущий горловой звук и, когда Ньют подходит достаточно близко, утыкается в его протянутую руку одной стороной своей челюсти. Возможно, будет синяк, но он так далек от того, чтобы придавать этому значение, что едва это чувствует. Оно дотронулось до меня. Кайдзю до меня дотронулось, и я все еще жив. Он аккуратно протягивает руку, чтобы дотронуться пальцами до стороны его лица, дрожа при приближении пальцами ко рту существа, но оно все еще даже не оскалилось. «Вот так, да?- он почти просит, чувствуя себя немного выбитым из колеи.-Не собираешься мне навредить. Не собираешься…» Успех. Кончики его пальцев касаются выступа вдоль его челюсти, нервно пробегают вдоль плотных, зернистых чешуек, какие, он воображал, были у динозавров, только живые, дышащие, настоящие. Ньют смотрит в его темный левый глаз, который наблюдает за ним с долей спокойствия, и отклоняется назад в приступе истерического смеха. Оно снова тыкается в него, на этот раз в грудь; это поражает его, но он остается стоять прямо, рассматривая этот жест как разрешение. Кожа под его подбородком кажется мягкой и уязвимой, хотя скорее всего понадобится что-то большое и острое как бритва, чтобы оставить даже царапину. Когда он кладет туда руку, кайдзю фыркает на него, его дыханье пахнет недавним перекусом сырой рыбой. «Фу,» - он говорит, чуть ли не прыгая от радости. Он берет от ситуации все, что может, дотягиваясь пальцами до всего, до чего может достать, присматривая за зубами и когтями. «Ну, мы должны осмотреть тебя,- он говорит, похлопывая по большому изогнутому суставу на его передней ноге.- Посмотрим, если у тебя что-то не так с внутренностями, возможно, и попытаемся выяснить, откуда ты пришел. У меня есть кое-какое оборудование, но с собой – ничего, и нам скорее всего придется тебя спрятать ненадолго. Я не совсем уве- да, ладно, неудачное касание, понятно,»- говорит он, отодвигаясь от хвоста прежде, чем получить им по лицу. Оно должно знать его. Должно. Нет другого разумного объяснения. Он понятия не имеет, может ли оно понимать его, но оно должно узнать его из дрифта, и оно не хочет ему навредить. Вероятно, потому что оно было оторвано от других представителей своего вида, оно практически симпатизирует ему. Это значит, что есть еще один человек, который понравится этому кайдзю «Будь здесь, - Ньют предпринимает попытку. «Останешься? Останешься здесь?» Кайдзю моргает обоими парами век, но не отвечает. -- «Дорогая, я дома!»- он кричит, вбегая в лабораторию, пытаясь удержать кружки в руках и ничего не разбить и не пролить. На самом деле, Ньют приносил чай пару раз за эту неделю. Это просто… случается. Он будет проходить мимо ближайшей комнаты отдыха, и запах лимонного чая с имбирем, который у них имеется, пробудит сенсорную память, не его, кстати, о теплых ладонях и медленно расслабляющихся плечах, и, прежде чем он даже поймет, он уже наливает две чашки чая и относит их в лабораторию. Следует признать, в этот раз он сделал это осознанно, в надежде добиться расположения Германна. Ну или хотя бы частичного расположения. Настроения на приятное общение и меньшего количества официальных жалоб. Настроения лучше, чем то, которого он обычно удостаивается. «Эм, вот, держи, - он аккуратно переходит на практически девственно чистую сторону лаборатории и протягивает одну из чашек, надеясь, что это не выглядит как явный подкуп,- Я принес чай.» «Благодарю,»- произносит Германн немного резко, что все еще лучше, чем в первый раз, когда они просто уставились друг на друга, понятия не имея, что делать, решив, в итоге, просто не разговаривать друг с другом остаток дня. В этот раз Германн принимает чашку, но не поворачивается: «Как прошла твоя небольшая утренняя экспедиция?» «А! Хорошо! Забавно, знаешь ли!- Ньют внутренне содрогается и пытается успокоить себя,- Ну, в целом довольно отвратительно, как со всеми пляжами, покрытыми мертвыми рыбами, но.» Германн хмурится. «Хотя я спас одну рыбу, которая, по моему мнению, была…» «Ньют.» «Да?» «Что ты нашел?»- Германн подняв бровилегко дует на свой чай. На секунду Ньют смотрит на Германна открыв рот, но не потому, что он удивлен, что Германн заметил его болезненную нехватку деликатности, но просто- что если не только это? До него медленно доходит то, насколько дрифт – двустороннее шоссе, и, возможно, остатки психики Ньюта все еще теплятся в голове у Германна, даже после их совместного быстрого-и-грязного дрифта с кайдзю. Ненаучная заметка: не думать о «быстро и грязно» в отношении Германна. Напрягает. (Отвлекает) «Точнее, что ты пыташься скрыть?» Отлично. Возвращаемся к старому доброму осуждению. На самом деле, не было выбора обойти эту тему, и, честно говоря, не было способа преподнести новости помягче. Его взгляд цепляется за контейнер С, тот, что с кусочком спинного мозга, и думает, что это глупо- попытаться обмануть кого-то, кто был в его голове, даже если Германн и не говорит об этом. ( Он знал, что Германн не стал бы говорить об этом, знал, почему он не стал бы, что делало избегание этого скорее более личным, чем менее, о чем он знает, что Германн знает, но они просто продолжают пить этот чай в большом количестве, чай, который Ньюту даже не нравится, и никакого утаивания правды, не так ли.) «Ладно, - он резко соглашается,- ладно, возможно я кое-что нашел, просто- не бесись, ладно?» -- Германн, конечно, бесится, но Ньют и так знал, что он будет. -- «Ты сумасшедший,»- произносит Германн, едва ли в первый раз, пока Ньют тормозит их одолженный, сильно модифицированный вездеход до полной остановки. Они примерно на 70 метров южнее того места, где он нашел кайдзю. Он не хотел, чтобы машина напугала его, но ему пришлось поставить это в противовес невозможности Германна нормально передвигаться по неровному песку, прогулка по которому заставила его ноги болеть всего лишь после часа ходьбы. Не то, чтобы он когда-либо признался в этом Германну. Они идут вдоль по побережью без особой суеты; Ньют только один раз получает по руке, пытаясь подхватить Германна под руку, чтобы поддержать его, и, серьезно, он должен был предугадать подобный исход. Германн замечает отсутствие птиц быстрее, чем это сделал Ньют, потому что он один из тех людей, которым нравится наблюдать за птицами и не заниматься чем-нибудь интересным, к чему Ньют цепляется еще с того случая с голубями. Германн также кривится из-за рыбьих трупов на пляже, но скорее «как неэстетично», чем «боже, какой удар по региональному и глобальному биоразнообразию». Чертовы математики. Казалось, прошло всего ничего, но они уже почти дошли до поляны, и Ньют начинает нервничать. Что если благосклонность кайдзю была одноразовым предложением, и в этот раз он захочет закусить парочкой живых людей? Смогут ли они убежать? Но он задвигает всю свою нервозность в дальний ящик, потому что кто-то должен быть непробиваемым оптимистом, и это точно не может быть Германн. Как по команде Германн говорит: «Знаешь, если мы оба умрем здесь…» «Я уйду в могилу, зная, что был не прав,- говорит Ньют с ухмылкой.-Это то, что ты хочешь услышать?» Германн ничего не отвечает, что уже довольно-таки странно; он встречается глазами с Ньютом. Его щеки немного порозовели, скорее всего от морского бриза. Наконец, он глотает, закатывает глаза и идет дальше, пробормотав «идиот» себе под нос. Спустя несколько шагов он повторяет ошибку Ньюта и ступает на поляну, не особо присматриваясь, - ну, он хотя бы не отшатывается и не падает. Ньют быстро его догоняет, словно его присутствие что-то изменит, если кайдзю будет не в настроении. «Господи боже,»- выдыхает Германн, и кайдзю рычит ему в ответ. -- Говоря про тот случай с голубями: Ньют и Германн были отправлены в Калифорнию, чтобы провести лекцию обо всех открытиях в Кайдзю Науке; Сиднейский шаттердом был центром открытий благодаря их стараниям, но им нужно было убедиться, что другая сторона тихоокеанского побережья тоже была в курсе дел. Их новый начальник, маршал Пентекост посадил их на самолет с по-настоящему трагичной нехваткой образцов и с предупреждением «попытайтесь не убить друг друга», так и полетели. Перелет был чертовски долгим, потому что ни одна уважаемая аэрокомпания не полетит через океан, и к тому времени, как они сошли с борта в аэропорту Лос-Анджелеса, оба были под влиянием ужаснейшего джетлага. Их первая лекция была отменена, потому что после заселения в отель, они разделили снотворное, полученной Ньютом от стюардессы во время полета из аэропорта Кеннеди в аэропорт Даллеса, на двоих, и вряд ли что-либо смогло бы их разбудить кроме выломанной двери. Их вторая лекция была отменена, потому что самые гениальные ученые PPDC понятия не имели как аккуратно рассчитывать дозу снотворного, и когда они все-таки проснулись, им пришло в голову жаловаться о совместном номере. Ньют, первый раз за полнедели проснувшийся вовремя, предложил просто выгнать других постояльцев, чтобы освободить еще один номер, до тех пор, пока консьерж наконец-то смог сказать ему, что все, от Анкориджа до Лимы и Панамы, были здесь, чтобы послушать их. Ньют со скрипом согласился с этим и мирно пошел в Старбакс. «Ты не мог получить одну из своих докторских в области фармакологии?»- прорычал Германн, хватая свой кокосовый латте и злобно щурясь на все, что источало свет. «Чувак, сейчас 9 утра и мы бодрствуем как все нормальные люди. Я довольно-таки уверен, что все в порядке.» «Мы пропустили две лекции. Мы могли умереть.» «Боже, ну почему ты такая королева драмы? Мы останемся на два дня дольше. Успокойся.» Они препирались на протяжении самой безумной и гениальной презентации, которуюих аудитория когда-либо видела, сменявшейся вопросно-ответными перерывами, академически эквивалентными драке, но более образовательными, чем среднестатистический научный журнал. Их коллеги покидали лекции ошеломленные и с чувством благодарности, что им не придется работать в радиусе тысячи миль от доктора Гайзлера и доктора Готтлиба. В субботу у них был выходной, так что они поехали в Сан-Франциско, чтобы встретиться с независимыми учеными, утверждавшими в наличии прогресса при объяснении разительной разницей между кайдзю. Как Ньют и подозревал (и как Германн ворчал в течении всей поездки на поезде в направлении севера), они понятия не имели, о чем говорили, но он чувствовал, что они с Германном должны были проверить все это, на всякий случай. Неожиданным бонусом стало то, что как только они покинули здание, Германн чувствовал себя благодарным за годы работ с Ньютом, а не с этими воинственными обкурившимися придурками. Лучше уж уже знакомый фанат кайдзю, или кем бы он ни был. Но они все равно разделились после полудня. Ньют пошел на заполненную туристами набережную у Обливион Бэй, рассматривая огромных списанных егерей, и думал не самые хорошие вещи о том придурке, который решил, что это неплохая утилизация мусора. Он также купил переоцененные начос и мороженое с магнумом, которое он приобрел во время прогулки по полуострову к плохо реконструированному парку «Золотые ворота». Людей там было немного, даже в субботу, но Ньют все равно попытался вычистить каждый кусочек шоколадной крошки из зубов, так что почти не заметил впереди одинокий силуэт человека, кормившего птиц, сидя на скамейке между потрепанными секвойями. «Серьезно, - сказал он, опускаясь рядом с Германном, - так ты собираешься провести оставшееся время?» «Пожалуйста, не чувствуй себя обязанным присоединиться ко мне,»- ответил Германн тоном выражавшем в самом деле, пожалуйста, уйди. «О, поверь мне, я не пролетел полмира, только чтобы провести еще больше времени с тобой.» Никто из них не сдвинулся с места. Ньют положил почти пустую палочку от мороженного в рот и начал рассматривать птиц, толпящихся у их ног. Среди них было несколько маленьких, которые его мозг автоматически отнес к воробьям, и еще, вне зависимости от оперенья или как еще ты должен их различать, скорее всего это были обыкновенные голуби. Он был уверен в том, что они были еще менее полезными, чем крысы, и понятия не имел, почему кто-то был заинтересован в поддержании их живыми и сытыми. Он громко вздохнул, чтобы прояснить, что он считает все это глупостью, и взял кусочек хлеба. «Мне кажется, или эти меньше, чем в Европе?» «Значительно меньше, - подтвердил Германн чуть ли не с гордостью в голосе. – На самом деле, в Германии есть несколько видов, но Columbaliviaи Zenaidamacrouraоба меньше, чем Columbapalumbus.» «Зануда.» Германн посмотрел ан него с ужасным, чуть ли не раненным выражением на лице, но затем он увидел улыбку Ньюта и издал звук отвращения, и скованность в его плечах уменьшилась. «Ну, а это какой?» - Ньют спросил, тыкая Германна логтем и указывая на ближайшего маленького не-голубя. «Passerellailiaca; пестрогрудая овсянка. Скорее всего она улетит на север через месяц или два.» «Как ты вообще помнишь эту ерунду – эй, а что насчет этого?» Они сидели так, пока не стало темнеть, и они не сели на поезд до Лос-Анджелеса, после которого совершили еще несколько перелетов, чтобы добраться до Сиднея. В этот раз они обошлись без снотворного от доброжелательных сотрудников аэрокомпании, и джетлаг был настолько ужасен, что им пришлось взять неделю отдыха после их возвращения, чтобы ничего не взорвать. Но когда они наконец вернулись в их лабораторию, Ньют время от времени подкалывал Германна о бесполезном латинском, крысах с крыльями и ненужности мнения от орнитолога об огромных монстрах с другой стороны. Остальные исследователи считали это просто еще одним витком в их личной и рабочей вражде, и никто не заметил то, как это заставляло рот Германна искривляться в едва заметной улыбке, или то, как Ньют стал иногда оставлять выброшенную еду, чтобы Германн мог кормить птиц, живущих на крыше шаттердома. -- Возвращаясь к поляне, где их маленький кайдзю друг и Германн не спеша знакомятся друг с другом, пока Ньют стоит позади и пытается не чувствовать себя как волнующаяся заботливая мать. Минуту назад оно уткнулось Германну в грудь, также как и Ньюту ранее, но не с такой силой, и оно также старается избегать прикасаться к больной ноге, вместо этого утыкаясь носом в его руки и остальное тело. Словно оно заметило и его достаточно заботит, чтобы не поранить Германна. «Хм,»- случайно вырывается у Ньюта. Германн оборачивается, услышав: «Что?» «Ничего. Просто, я думаю, что ты нравишься ему больше,»- это все, что он отвечает. Германн заметно прихорашивается (не существует другого слова для этого) и возвращается к поглаживанию места под подбородком кайдзю. «Если это действительно так, то у него безупречный вкус.» Ньют закатывает глаза, но предполагает, что сам напросился. «Есть ли способ узнать пол?» «Не. Ну, я пока не вычислил. В данном случае нет каких-либо очевидных внешних физиологических маркеров, схожих с существующими на этой планете. Мы просто выбираем пол для кайдзю случайно или не выбираем вообще. Мы называли Отачи в отчетах самкой из-за Отачи младшей, но не то, чтобы мы знали как у них работает беременность, знаешь? И последний, Слаттерн*…» Германн кривится: «Не думаю, что им стоило называть его так.» «Ну, ты знаешь. Группка военных, готовых к бою…»- он пытается «что-тут-можно-поделать» пожать плечами, и может сказать, что это не возымело успеха, судя по раздраженно понимающему взгляду на лице Германна. Он затихает и вздыхает, запуская руку в волосы. «Да, мне тоже не особо нравится,»- он признает. Это не то, о чем они смогут поговорить друг с другом, сантименты все еще не особо приветливо воспринимаются в агрессивной полувоенной атмосфере, даже в 2025. И - не хотелось бы подчеркивать, но- одна из вещей с которой пилот, но не два ученых, мог столкнутся это несносная и очень интеллектуальная мысль о том, что он сам мог быть пришельцем. Доказывать свою значимость боевым силам было постоянным испытанием, и ты точно не заработаешь себе очков, споря об имени мертвого монстра. особенно, когда PPDC было так гостеприимно, так неожиданно дружелюбно в разных своих проявлениях, что открытия были сделаны лучше, чем дома и определенно лучше, чем в тени отца Ньют покачивается на своих ногах, отгоняет проблеск чего бы то ни было и кидает взгляд на Германна, чтобы проверить, заметил ли он. Он, конечно, заметил. «Да,- произносит Германн быстро и обрывисто, в одной из особенных попыток Не Говорить О Чувствах и Особенно О Дрифте Вообще Никогда,- О чем ты говорил?» «Точно. Ну, если они были созданы Прекурсорами с помощью генной инженерии, я бы поставил на то, что, так как больший процент кайдзю физически различаются, они сексуально несовместимы, что также означает, что половые органы одного не помогут с определением пола другого. Таким образом, даже если бы у меня был каждый кайдзю для исследования, а у меня нет, то я возможно все еще должен был бы поломать голову над каждым.» «Значит, у тебя нет возможности определить,»- сказал Германн только для того, чтобы поддеть его. Это правда, но Ньют все равно кидает на Германна недовольный взгляд: «Я что-нибудь придумаю! Или мы всегда можем…» Он делает непонятный, довольно бессмысленный жест, но, возможно, сработал базовое понятие дрифта, потому что Германн немедленно бледнеет и огрызается: «Нет. Даже не смей.» «Да, ладно, ладно,- Ньют вздыхает и тянется погладить чешуйчатый нос кайдзю.- Не паникуй, это просто идея.» -- «Ты ведь понимаешь, что нам придется рассказать Хансену.» «Эм да, Капитан Позитив, я знаю об этом, спасибо,»- Ньют не смотрит на него – он пытается рассмотреть, есть ли у кайдзю уши – и не говорит, что он до ужаса напуган тем, что из всех людей им придется сказать о нахождении живого кайдзю Геркулесу Хансену, о, но он же такой хороший, пожалуйста, можем ли мы его оставить вместо того, чтобы забить его как свинью и нас тоже, как будто мы в «Повелителе мух»( Он уважает PPDC, правда, в большинство дней, но, серьезно, это узколобо и здесь есть горюющие, раненные люди, которые сделали из себя земных рыцарей в сияющих доспехах). «Ньютон, - Германн говорит тихим голосом, и это привлекает внимание Ньюта, заставляет его обойти массивную шею кайдзю и увидеть Германна, смотрящего на него с неожиданной нежностью. – Все будет хорошо. Просто постарайся быть терпеливым с ним. Ты же смог убедить меня в итоге.» «Да, но ты…»- он останавливается, будучи практически уверенным в том, что эти слова все еще под запретом. «Да, - соглашается Германн, - и я предполагаю, что это сделало меня более восприимчивым к идее отсутствия вражеских намерений кайдзю, хотя это просто могло быть… м, скорее…- он смотрит на землю, где он вкапывает конец своей трости в почву, - ну, твое влияние.» Он сжимает губы в тонкую линию, и это определенно румянец распространяется на его лицо, окрашивая его уши в замечательный оттенок красного, пока Ньют вроде как изумляется. Ньют понятия не имел, если Германн имел в виду «на 10 лет застрял с тобой, и ты заразил меня своей любовью к кайдзю» или «помнишь, когда мы смешали наши мозги вместе, и теперь ты любишь запах мела, а у меня все в порядке с этой детской версией инопланетных зверей, разорившими нашу планету», но в любом случае вау. «Слушай, ты…»- он начинает говорить, но кайдзю двигается и прерывает его. Оно наклоняет свое тяжелое тело, почти как верблюд, подгибая по очереди обе пары своих ног, пока его живот не касается земли. Как только оно успешно завершает маневр, оно слегка наклоняется влево, достаточно, чтобы касаться боком Германна, который стоит, выглядя пораженным и немножко польщенным. «О боже,- шипит Ньют, запуская руку в волосы, потому что эта картина вызывает у него почти физическую боль,- только попробуй сказать, что это не мило.» «Фанатик,»- Германн наклонился вперед, чтобы рассмотреть один из выступов вдоль спины кайдзю ниже уровня глаз, и положил руку на его бок, и тон его голоса так неожиданно наполнен симпатией, что Ньют уделяет момент, чтобы позволить вселенной перестроить себя и/или взорваться. «Ну, эм, - он пытается что-то сказать, когда ничего не происходит, и тишина начинает становиться странной, - мы пойдем к Хансену?» Острый, совсем-не-удивленный взгляд от Германна дает ему знать, что его использование множественного числа было не так умело скрыто, как он надеялся. «Да, - Германн все равно отвечает, кивая своим словам, как он делает иногда, когда размышляет, - учитывая список предстоящих дел маршала из-за роспуска шаттердома, я думаю, что чем раньше, тем лучше. «Хорошо, - Ньют двигается, гладит кайдзю в последний раз и пытается, неудачно, успокоить свою нервозность, - пойдем?» Германн выпрямляется и опять кивает: «Я предполагаю, нам следует. Веди.» «Сиди, ладно?- он говорит расстроенному, урчащему кайдзю по мере того, как они отходят,- Просто сиди здесь.» «Я сомневаюсь, он знает как сидеть, Ньютон.» «Иди к черту, наш малыш смышленый,»- отвечает Ньют и затем задается вопросомв последующей давящей и зловещей тишине, будет ли милосерднее, если Герк просто застрелит их. * Slattern - неряха