25 октября.
В мире где медицина обошла все болезни, она не может преодолеть проклятый рак. Девушка со светлыми волосами, прекрасно припала к инструменту играя очередной раз романтизм своими длинными пальцами. Закрывая глаза, та с головой уходила в мелодию, нежно улыбаясь. Позволяя весеннему ветру приласкать её. Похоже я был влюблен, но не знал точно. В неё или же превосходную игру? Тогда мне было всего лишь двадцать лет, поступив в музыкальный институт, мне удалось поразить экзаменаторов. Среди них была она, девушка давно уже болела, хотя и скрывала это от всех. — Не может быть, — её бархатный голос, пронзил меня, — так вы самоучка? Кивнув, пытаясь прочитать хоть одну строчку, но все невпопад. Как девушка старше меня на три года, начала играть на пианино, слабо улыбаясь, нажимая клавиши весьма неохотно, замирая на мгновения. — Прости, — извинилась она, прикрывая рот, пытаясь настроить себя на игру, — начнем заново? Она бледнее чем вчера, но почему она продолжает ходить учиться? Неужели для этой дамы нет ничего важнее музыки в целом?1 ноября.
Она продолжала ходить на занятия, помогая мне выучить проклятые ноты. Её пальцы слабеют с каждой минутой, почему ты просто это не оставишь? — Мари, — обратившийся к ней, замечая её глаза, полные боли, она опять лишь улыбнулась. — Леви, у тебя хорошо получается для первокурсника. — похвалила девушка, продолжая учить меня.29 ноября.
Носит косынку? Неужели все так плохо? Наблюдая за её дрожащими руками, мне захотелось напрямую спросить: — Что ты хочешь сделать перед смертью? Удивив её таким вопросом, девушка заплакала, втыкаясь в моё глупое плечо. Это было слишком прямо, странно спрашивать у молодой особы, которая жизнь не видала.1 декабря.
Мы встретились вне института, Мари как всегда слабо улыбалась, скрывая свои отпавшие волосы после облучения. Играя возле автомата с игрушками, девушка сказала, что хотела бы послушать перед смертью Рахманина, и Джонни Мэтиса, американского певца. А ещё, побыть с человеком, который ей нравиться. — Вот он, — прохрипела она, садясь рядом надгробьем замолкая на час, может и на два. Она вспоминала своего отца, молча, иногда поглядывая на меня. Опять эта фальшивая улыбка. Раздражает. — Леви, а тебе свойственно улыбаться? — спросила она, чувствуя слабость. Вставая, вцепляясь в меня, Мари воткнула нос опять моё плечо. Ей это нравится?12 декабря.
Она пригласила меня на ужин, мне незачем отказывать. Надев только что купленный парик, Мари смущенно отвела взор, предлагая сыграть «Сергея Рахманина — «Итальянская полька» он серьезно ей нравиться? Выпрямляя свои голодные крылья, девушка начала мелодию, прикусывая губы. Сыграв возможно отвратительно, пианистка смеялась, предлагая потанцевать. — Леви, тебе свойственно улыбаться? — спросила вновь она, сжимая рубашку. Её глаза на момент оживились, и опять эта дурацкая улыбка. В комнате пахнет лекарствами, как бы она не старалась избавиться от запаха, открывая окна, и пристально надувшийся её последними духами. Её костлявая спина, и легкость на подъеме. — Тише, тише, — проворчала она, пытаясь вырваться от объятий. Я дурак, стягивая длинные волосы, позволяя парику упасть на пол, смущая её больше.14 декабря.
Эта чертовка не отвечает на сообщения, я же извинился… В понедельник она не пришла, не отвечает, да и ещё выгнала меня слезами на глазах, глупая женщина… — Слишком быстро! Ругнулся преподаватель, отвлекая от раздумья. Фыркнув, продолжая играть мелодию, я продолжал думать о ней, а вдруг что-то стряслось?15 декабря.
Скоро рождество, и моё проклятое день рождения, черт тебя побери, Мари! Опираясь об стену, ожидая пока мастер посмотрит пыльную, несносную скрипку, я написал сообщения. Опять игнорит. — Ненавижу её. — прорычав, замечая на витрине патефон, мне пришлось спросить есть ли тот исполнитель. Как оказалось, что да, покупая все что она говорила, я засомневался, идти ли к ней?20 декабря.
Через пять дней, я все же стоял рядом многоэтажки. Всматриваясь в открытое окно, я заметил её силуэт. Она вновь пила обезболивающие. Подходя к домофону, набирая номер я ждал пока она откроет. Слегка уловив удивление, Мари пустила к себе. Разуваясь, девушка бегала как ошпаренная предлагая всё что есть. — Леви, что ж ты сразу не сказал. Прохрипела в панике, убегая в комнату, возвращаясь с гребанным париком. Ей совсем не идет рыжий. Хмыкнув, проходя на кухню, девушка быстрее убирала разложенные лекарства. Ставя тяжелую сумку на стол, я расстегнул её, вытаскивая проигрыватель и диски. — Патефон! — удивилась она, поправляя рыжие локоны за ухо, скривив парик. Кивнув, продолжая удивлять больную, мне пришлось поправить его, приобнимая сзади. — я помру тогда, когда ты улыбнешься, — прошептала Мари. — Тогда не жди, — заявил я, чувствуя мелкую дрожь от особы. Она была очень рада, теперь место глупой улыбки была такая искренняя.22 декабря.
Проходя руками по худощавому телу, я посмотрел на неё. Она смущается, показывая своё «уродливое» тело. Её последнее желание, чушь. Щупая аккуратно подтянутую грудь, я слегка сжал её, целуя в губы, ощущая проклятые лекарства на усах. Приподняв ногу, ставя на своё плечо, я услышал, как она напевает мелодию. — Ты думаешь, это нормально? — А? — Напевать Чайковского, когда мы занимаемся сексом. — Ну я даю знак, что ещё жива. — Я тебя убью, если помрешь во время этого. Это было странно, странная девушка, странные обстоятельства. Почему именно она? Слушая ещё напевание, я просто напросто заткнул ей рот.24 декабря.
Не предполагал, когда умираешь, хочешь больше утех. — Я устал. Кивнув, Мари оседлала меня, не отпуская ни на секунду. Будто хочет выжить все жизненные соки. Опять этот гребанный парик, даже он линяет. Вытаскивая рыжий волос изо рта, я стянул его с головы, смущая её. — Леви, отдай парик! — Что в этом таком, что ты лысая? — Уродство. Остановившийся, худощавая, пыталась сдержать наступающие слезы, выигрывая гребанный рыжий холм.25 декабря.
Даже на моё день рождения, меня не покидало чувство будто насилуют. Вновь на губах вкус лекарств. С утра ей было плохо, днем намного лучше, но что будет вечером. Отдыхая на одиночной кровати, дама укрыла лицо, слегка писклявым голосом прося сыграть на пианино. Эгоистка, но я понял, что время пришло. Потушив сигарету об пепельницу, я сел, слушая её желание. Вставляя пластинку в патефон, в темной комнате заиграла весьма старая песня. Прислушиваясь к Мари, я слышал, как она шепотом подпевает.Иногда мы идём рука об руку с морем И мы вдыхаем прохладный соленый воздух, Чудесный, Замечательный Ты поворачиваешься ко мне с поцелуем в глаза И у меня сердце трепещет Тогда ваши губы цепляются за мои, это замечательно, замечательно О, как чудесно моя любовь. Иногда мы стоим на вершине холма И мы смотрим на землю и небо Я обращаюсь к тебе, и ты растекаешься в моих объятиях Вот и мы, дорогой, только ты и я Какой момент, чтобы поделиться, это замечательно, замечательно О, как замечательно, моя любовь.
—Поставь ещё, пожалуйста. Попросила она, вновь напевая песню, следуя за этим называя мелодию. — Рахманинов, Concerto No.2 In C Minor, Op.18 — Moderato, — проговорив на английском, девушка раскрыла лицо, наблюдая как я впопыхах ищу ноты. — на моем смертельной одре, сыграй лишь это, прошу тебя Леви. Раскрывая нотную книгу, я открыл клавиши, трясущими руками нажимая на ноты. — Пускай сыграет мне ещё, этот прекрасный пианист, — хватит, прекрати такое говорить, — не жалея своих рук, передаст все не боясь, а я усну под замечательный мотив, — сдерживая слезы, слабо улыбаясь, я продолжал играть, для любимой, Мари. Прислушиваясь замечательную мелодию, дама прикрыла очи, ожидая свой час. — Ах, Рахманинов. — прошептала совсем истощенная леди, вспоминая прекрасные пальцы юного пианиста. — спасибо, тебе Леви. Обрываясь на середине, трепетно пытаясь услышать последние слова, я понял, что она ушла. Эгоистка. Сущая эгоистка. — Я же ещё не улыбнулся?! — прикрикнув на спящую, вечным сном Мари, я попытался улыбнуться, как чувства взяли меня в плен, заставляя реветь надрыв.25 января.
Играя, не отвлекаясь на своих однокурсниц, я вспоминал про ту музыку, которая влюбила меня в человека.