Эти волны.
Волны его волос, которые так похожи на те, что плещутся в ее глазах, вмещая в них всю любовь, трепетную, невероятно нежную любовь к нему самому.
Настя улыбается, вызывая у него ответную улыбку. Она кладет голову на его плечо, находя свое умиротворение, свое спокойствие и радость только в нем.
- Я люблю тебя… - шепчет так тихо, будто боится быть услышанной кем-то посторонним, шепчет так чувственно, что у Брайна начинает колотиться сердце часто-часто, и он никак не может понять, почему из всех парней она выбрала именно его.
- Я тоже тебя люблю… - он целует ее в макушку, закрывая глаза.
Настя изо всех сил старается не заплакать, но не получается. Одинокая слезинка все-таки стекает по ее щеке, и она не спешит ее смахивать.
Уже завтра она уезжает в Москву.
Каждый раз они прощаются так, будто это - последний раз.
Каждый раз им больно от этой разлуки, как будто все это впервые.
Но, к сожалению, эта влюбленная парочка не знает, что больно не только им.
Все это время Оливия смотрела на них, спрятавшись за углом, пытаясь не разрыдаться прямо там. Наконец, не выдержала, и незаметно, но чрезвычайно быстро поднялась в свою комнату.
Закрыла дверь, упала на кровать, судорожно глотая воздух.
Слезы полились из глаз, брызнули весенним дождем, потекли по щекам и упали на старую клетчатую рубашку. Оливия задыхалась слезами, каждый вдох был как будто последним - еще чуть-чуть, и захлебнется, - хотелось кричать, кричать, так, чтобы все услышали, как ей плохо, как ей больно...
Девушка старалась дышать глубже, подавить слезы - ведь это слабость, а Оливия привыкла быть сильной.
Вот только...
Брайн раз за разом разбивает ей сердце, шутя и улыбаясь, целуя другую.
Как оставаться сильной, если каждую секунду в кожу изнутри впиваются осколки того, что когда-то было сердцем?!
Эх, сколько слез по этому парню она уже пролила от того, что он не будет поглаживать ее черные кудри и держать за холодную руку, переплетая пальцы.
Она готова умирать каждый божий день заново, так как черные, самые драгоценные жемчужины его глаз, ангельская улыбка и медовые губы, вкус которых Лив узнала лишь однажды, принадлежат не ей, и никогда не будут принадлежать ей.
Хотя подождите, она ведь действительно умирает?
Их история закончилась, не успев даже начаться.
Еще тогда, самым холодным февральским утром, когда всем все стало ясно.
Когда она четко поняла, что окончательно нелюбима.
И теперь захлебывается, хотя изо всех сил пытается держаться на плаву и не утонуть в своем океане неразделенной любви.
Только вот что-то пока не очень получается.
- Звони мне каждый день, слышишь? – в отчаянии кричит он ей, не желая отпускать от себя на целый месяц. Непосильно долгий срок для них.
- Хорошо, - шепчет она голосом, давно уже осипшим от слез, и в последний раз прижимается к его щеке. – Я буду очень скучать…
Оливия все это слышит.
Понимает, что больше так не может. Открывает окно и садится на подоконник, свесив ноги вниз. Холодный ветер обдувает ее разгоряченные щеки и спутанные волосы, высушивает ее горькие слезы, будто бы призывая перестать плакать. Перестать мучиться.
Может, действительно стоит умереть?
Она насытилась терзаниями сполна. Оливка могла бы дать ему свой любимый пистолет и просто попросить:
«Макс, убей меня, пожалуйста…»
Но есть одна маленькая проблема:
он и так ее убивает.
вдыхая влажное небо весны,
и с неба капли – это плакала ты,
из черных глаз – давай, убей,
ведь сердце не здесь, ведь сердце левей…
Она положила руки на нижнюю перекладину, практически не держась более за оконную раму.
Начала мысленно считать до десяти.
Один.
Два.
Три.
Четыре.
- Оливия, ты не видела мои… - в комнату без стука заходит Брайн, тем самым ужасно пугая девушку.
– Господи! Лив! Что ты делаешь? – его лицо исказила гримаса ужаса. Он подбежал к ней, но она остановила его жестом руки:
- Не подходи ко мне, Брайн! Не надо… - из ее хрустальных глаз вновь полились слезы, которые она не в силах была остановить.
- Зачем, Оливка? Зачем ты это делаешь? Слезь оттуда, пожалуйста! – он не знал, как вести себя в этой ситуации, но одно было ему предельно ясно: он ни за что не позволит ей сделать это. - Подумай о нас! Обо мне, о Ботане, о Чуваке в желтой толстовке, о своей маме, о… Насте, - он перечислял всех, с кем у девушки были более-менее нормальные отношения.
- Маме на меня глубоко наплевать, ты и сам об этом знаешь, - усмехнулась она сквозь слезы, - а тебе я не дорога, - горько сказала она.
- Как это не дорога? Лив, если бы ты мне не нравилась – я бы не пустил тебя к себе жить!
- Ты любишь меня только как подругу, - сказала она, осипшим от слез голосом, в котором плескалась боль.
– Я так больше не могу. Я знаю, насколько тебе дорога Настя, и не хочу мешать вам. Прощай… - произнесла она и оттолкнулась от подоконника.
Брайн мигом среагировал, в последнюю секунду успев схватить ее за руку крепко-крепко, и кое-как втащить обратно в комнату.
Она била его, кричала, рыдала – у нее случился настоящий срыв. Он как мог успокаивал девушку, но она упиралась.
-Ну почему? Почему ты не даешь мне спокойно умереть?...
- Настюш, привет, - он усталым голосом поздоровался с девушкой по телефону.
- Макс, что-то случилось? – обеспокоенно спросила она.
- Оливия пыталась покончить с собой, - грустно сказал он, сев на кровать.
- О Господи! Давай я приеду, - она невероятно переживала за его подругу, так что уже начала собирать только что разобранные вещи.
- Ты же только уехала, - горько усмехнулся Брайн.
- И что? Это очень важно! Скоро буду, - произнесла она и положила трубку.
Она наспех собрала рюкзак и купила билет на ближайший сапсан до Питера.
на этот раз промазать точно нельзя,
неминуемая смерть – только закрой глаза,
греми, гроза, сильнее ливень лей,
ведь сердце – не здесь, ведь сердце левей…
Они оба мчались домой: она – с поезда, а он вместе с ней, сразу после того, как встретил на вокзале, безумно обеспокоенную.
Они оба безумно боялись оставлять Оливию дома одну.
Вот только они больше ее никогда не найдут.
Она ускользнула из дома, забрав все свои вещи. Разбив копилку, купила билет до Брянска – родного города ее мамы, и уехала, оставив лишь записку.
«Простите меня. Брайн, я серьезно люблю тебя. Впрочем, это уже не важно. Не ищите, мне это действительно не нужно. Маме передавайте привет от меня.
Ваша Оливия Стар.»
упала девочка в белых чулках,
запутаны волосы, кровь на руках,
хотел – возьми, и она стала твоей,
но сердце – не здесь, ведь сердце левей.
Ведь сердце – не здесь, ведь сердце левей,
Ведь сердце не здесь, ведь сердце левей.
Левей.
