Cтруны ее души

      Лена уловила какое-то движение за деревьями и насторожилась: кто-то еще бродит по вечернему лесу кроме нее?       Она вышла на дорожку и осторожно двинулась за неизвестным, стараясь не упустить его из виду. Хотя, откуда здесь неизвестные? Кто-то из лагеря, больше некому. До ближайшего населенного пункта - трое суток пешком, если верить вожатой.       Тропинка вела в старый лагерь, а парень – это был именно парень – быстро шел вперед, не оглядываясь, у него явно была какая-то цель, а в руках он нес что-то большое. В какой-то момент, когда тропинка вышла в просвет между деревьями, и вечернее солнце как следует осветило фигуру парня, Лена поняла, что это – гитара, да и самого парня узнала. Семен? Странный парень, который ей нравился, но у нее до сих пор не получалось даже поговорить с ним по-человечески, тем более что он выбрал совсем другую компанию.       На самом деле в лесу можно было много кого встретить – то Славя пройдет к любимому озерцу, то Ульянка мелькнет, то стайка пацанов из младших отрядов шумной гурьбой протопает к старому корпусу – это место и пугало, и привлекало их.       А теперь вот Семен.       Мику рассказывала, что Семена записали в музыкальный кружок – им срочно понадобился басист для прощального концерта на конец смены, но его приходится обучать практически с нуля, и дело идет не очень гладко, да еще и Алиска постоянно подкалывает парня, а тот обижается, хотя и старается делать вид, что ему все равно, но ведь видно же…       Наверное, парень решил порепетировать в одиночестве там, где ему никто не будет мешать и критиковать его игру. Подальше от злого языка Двачевской.       Придя к такому выводу, Лена едва не прекратила слежку – вряд ли она увидит или услышит что-то интересное. Плохой музыки она не переносила, но пока еще по инерции шла по дорожке – уже не за Семеном, просто так. Проскочить мимо старого лагеря все равно не получится, а там видно будет.       Однако Семен не задержался возле старого корпуса, а прошел мимо – туда, где тропинка вновь ныряла в лес и, почти теряясь меж деревьев, выводила на высокий берег реки. Там парень сел на край обрыва, свесив ноги вниз, и принялся пристраивать на коленях гитару, а Лена встала за дерево, прислонилась к стволу спиной и прислушалась.       Ночь вступала в свои права, и теперь непонятно было, как выходить обратно, ведь тропинка и в светлое время была едва заметна, но Лена не очень беспокоилась. «Подумаю об этом завтра…» Ну, или хотя бы чуть позже.       По верхушкам деревьев прошелся ветерок. Неподалеку хрустнула ветка, и девушке даже показалось, что она не одна здесь следит за Семеном. Или кто-то следит за ней? За ними обоими?..       Лена коснулась рубашки, нащупав под тканью рукоять ножа. Кто бы там ни был, ей есть чем его встретить, если что. Семен же, казалось, вообще ни на что не обращал внимания. Он трогал струны, извлекая разные звуки, подкручивал колки, снова брал как отдельные ноты, так и созвучия. Лена не очень понимала, как он проделывает все это в темноте, но ему, похоже, ничего видеть и не требовалось.       Наконец, пройдясь по всем струнам разом, парень довольно хмыкнул.       А затем заиграл.       Лена прижалась спиной к стволу дерева, ничего не понимая. Человек, который только начал осваивать инструмент, никак не мог так играть. За этой игрой чувствовались годы практики. Даже Лена это понимала. Но как же Мику? Ведь она профессионал, неужели не распознала? Или что вообще происходит?       Мелодия плыла над рекой, взлетала над деревьями.       У Лены даже мелькнула мысль, что она ошиблась, и там совсем не Семен. А потом музыка захватила ее, и она перестала думать.       Ей представилась большая стрекоза, висящая прямо над водой. Лунная дорожка, уходящая вдаль, и бескрайнее звездное небо с полной луной.       Сколько она так стояла? Минуту? Три? Вечность? Она боялась даже дышать, чтобы не спугнуть внезапное чудо. Пока Семен вдруг резким аккордом не оборвал игру и не проговорил:       - Ну, выходи. Я знаю, что ты здесь.       Лена не сразу поняла, что обращаются к ней. В ее голове все еще звучала музыка.       - Лена, - констатировал Семен, когда девушка наконец показалась из-за дерева. – Привет.       Она подошла к парню и увидела все это: дорожку на водной глади, луну, звездное небо. Ей даже показалось, что стрекоза махнула крылом, хотя откуда бы ей взяться ночью?       - Привет. Как ты узнал, что я здесь?       Лес позади чернел непроглядной тьмой.       - У меня музыкальный слух, забыла?       Ну да, в музыкальный кружок, наверное, не берут без музыкального слуха. Просто Лена до сих пор ни разу не задумывалась над тем, чем музыкальный слух отличается от немузыкального. Она ведь тоже слушала музыку, хотя и не играла ее.       - Я, вроде, не шевелилась.       - А еще, почти не дышала, - Семен усмехнулся. - Да ты присаживайся.       Он даже подвинулся, хотя край обрыва был длинный, места на нем хватало.       Да, уловить чье-то еле слышное дыхание среди звуков ночного леса ей было явно не дано.       - Ты, наверное, кого-то другого ждал, - осторожно предположила Лена.       Просто по лагерю ходили упорные слухи – такие циановые слухи с длинными хвостиками; а еще медно-рыжие слухи с хвостиками покороче – что у Персунова роман с Двачевской. Каких-то явных проявлений ни с той, ни с другой стороны Лена не замечала – может, скрывались хорошо? А улыбался Семен всем девушкам, которых встречал, даже вожатой. То есть, поначалу он смотрел на всех хмуро, но в какой-то момент вдруг начал улыбаться – будто его подменили. Или он принял для себя какое-то решение. Улыбался Славе, и та улыбалась в ответ, да так что лед мог бы растаять. Мику и вовсе приходила в восторг. Но Мику радуется любому, кто проявит к ней интерес, натура такая. Даже Улька не могла сдержать ответной улыбки, хотя и фыркала попутно. Да и ей, Лене, от улыбки парня становилось тепло и немного тяжело в низу живота... Вот только дальше улыбок инициативы он не проявлял. А Двачевская… Лена вдруг поняла, что не может сказать, как Двачевская реагирует на Семена.       - Никого я не ждал, - сказал тот. – Может, и хотел бы… Но не ждал. Ну, садись же!       Вот и выдался у них шанс поговорить. Только Семен вдруг замолчал, а Лена не знала, с чего начать. Вопросов было много. Трудно было выбрать.       - И давно ты…       - Играю? – уточнил Семен. – С детства. В музыкалку пошел в семь лет. Однажды в класс зашла какая-то тетка и предложила всем желающим записываться, ну, я и записался. Хотел на фортепиано, но родители наотрез отказались брать инструмент. Сказали: есть в доме баян, на нем и учись. Так и освоил баян. Потом уже гитару. Когда пришло время… давать концерты во дворе.       - Но Мику говорила, тебя приходится учить…       - На бас-гитаре, - подтвердил Семен, и его лицо перекосило, как от зубной боли. – Ненавижу бас!       - Почему? – удивилась Лена.       - Долгая история, - ответил Семен. - И давняя.       - Я не тороплюсь, - сказала Лена. - Но если ты не хочешь...       - Прекрати!       Семен поморщился. Затем вздохнул.       - Однажды мне дали пьесу. Для двух гитар. Мне досталась басовая партия. Только игралась она не на бас-гитаре, а на басовых струнах обыкновенной, - парень качнул гитару, которую держал в руках, - но это неважно. Моей напарнице досталось все самое вкусное, и она быстро справилась, а я все никак не мог осилить эту чертову партию, постоянно сбивался при игре. Не знаю, почему. Наверно, не моя была пьеса. А препод настаивал: «Давай-давай! Придется играть на басу - пригодится». Ну, я же старательный! Вот и старался... В конце концов, облажался на концерте. Невелика важность - отчетный концерт в захолустном ДК при полупустом зале. Но мне было тринадцать, и до этого у меня все получалось. В музыке, я имею в виду. На концерт пришли мои друзья и...       Семен не договорил, но Лена мысленно закончила за него: девушка. Точнее, так - удивленно-вопросительно: «Девушка? В тринадцать лет?» Ей искренне казалось, что в этом возрасте пацаны еще за косы девчонок дергают. Но - мало ли. Видимо, всякое бывает. Зачем бы Семену ей врать?       - Наверное, у меня был нервный срыв, - сказал парень. - Сейчас это модно, а тогда...       - Когда «тогда»? - не поняла Лена.       - Когда мне было тринадцать... - медленно проговорил Семен, а на его лице появилось выражение досады, как будто он сболтнул лишнего. Или ей только так показалось из-за упавшей на его лицо тени?       - А сейчас-то тебе сколько?       На вид было шестнадцать.       Лена знала, что такое «нервный срыв», и щеголять таким было и впрямь не принято. Когда это успело стать модным?       - Знаешь, - сказал Семен после долгой паузы, - если не хочешь слушать, я могу не продолжать.       - Нет, продолжай, пожалуйста! - поспешно попросила Лена, - просто я не поняла...       - Неважно, - перебил ее Семен. - Я тогда напился в первый раз. Украл у отца водку. Как же мне влетело потом! А на басовые партии с тех пор ступор. Как беру в руки бас - так сразу вспоминаю тот позор, и все. Пальцы становятся деревянными. Ни в лады, ни по струнам не попадаю. Да еще эта рыжая постоянно подкалывает!       Губы Семена тронула усмешка.       - На этом моменте мне обычно говорят, что я все себе придумал. Что разница между двумя гитарами не такая уж существенная, и что раз я могу играть на одной, то могу и на другой, и чтоб я прекратил валять дурака.       Лена не хотела сказать ничего такого. Ей было знакомо слово «психоз». Но обыкновенную и бас-гитару она действительно почти не различала. Ну, знала, что у басухи струн меньше, да и все.       - Зачем же ты согласился, - спросила она, - в музыкальный кружок?       - Да из-за этой же рыжей, - почти весело сказал Семен. - И девчонкам хотелось помочь. Так и сказал: «Глаза боятся, руки не из того места, но очень хочется». Думал, преодолею, пересилю, смогу. Потрясу мастерством, а уж тогда и признаюсь во всем. И не смог.       - Но именно сегодня произошло что-то, что заставило тебя пойти в лес, - предположила Лена.       - Да просто Алиска превзошла сама себя, - Семен говорил по-прежнему весело, но Лена чувствовала: ему невесело совсем. - Даже я не ожидал, хотя считал, что привык к ее выходкам. Думал, разобью эту проклятую басуху к чертям собачьим! Но ведь инструмент не виноват. Потому просто взял самую плохонькую гитарку, которую не так жалко, если что, и пошел, куда глаза глядят. Других подробностей не будет, извини.       Да, Двачевская умеет сделать больно. И любит указывать людям на их никчемность. Наверное, это возвышает ее в собственных глазах.       Отсутствием воображения Лена не страдала никогда, и теперь ей вдруг представилось, как Семен, словно птица, бьется в силках из гитарных струн и никак не может вырваться, а тонкие металлические нити все глубже врезаются в его запястья.       Ее сердце пронзило резкой жалостью, и она закрыла лицо руками.       - Лена, Лена! - Семен коснулся ее плеча. - Ну, тебе-то не надо переживать из-за меня.       Лена так не считала. Может, Семен и не мог попасть по струнам бас-гитары, но в струны ее души попал безошибочно. Она подумала, что надо бы отвлечь его от грустных мыслей, да и себя заодно.       - Та мелодия, которую ты играл... Я никогда ее не слышала. Правда, я не очень слушала гитару до сих пор...       - И не могла слышать, - сказал Семен. - Это была импровизация.       - Имп-рови... - попыталась повторить Лена. Нет, она прекрасно знала это слово и умела его произносить. Потрясло ее другое. - Ты прямо здесь это сочинил?       - Не совсем... - отчего-то смутился Семен. - Я опирался на пьесы, которые играл раньше. Но - да, в точности повторить не смогу. Наверное.       - Жаль, - искренне сказала Лена. - Я бы хотела услышать ее еще раз и снова пережить то, что чувствовала.       - Что же ты чувствовала? - спросил Семен.       - Полет, - ответила Лена, вспоминая свои ощущения, - хотя стояла в это время за деревом и боялась пошевелиться.       Семен улыбнулся своей потрясающей улыбкой.       - Я действительно представлял, как лечу над водой по лунной дорожке в звездное небо. Ты хороший слушатель.        - Это ты удивительно играешь.       Ее сердце билось в груди сильно-сильно. Очень хотелось прижаться щекой к его плечу. Или хотя бы рукой прикоснуться к руке, но она не позволила себе даже этого.       - Спасибо, - сказал Семен. – Знаешь, ты сумела поднять мне настроение. Наверное, я просто выговорился.       Выглядел он заметно повеселевшим. Лена была благодарна ему за то, что он не говорит пошлостей вроде: «Извини, что пришлось побыть моей жилеткой...» Он поднялся сам и помог подняться ей.       - Идем. А то нас потеряют.       С сожалением посмотрел на гитару, как будто раздумывал, не оставить ли ее здесь, но все-таки взял с собой.       - Занесу ее в клуб. Завтра.       Пройти через темный лес оказалось не так уж сложно. Главное было идти… прямо? Да и луна хоть немного, но подсвечивала путь, пробиваясь сквозь кроны деревьев. Или все-таки кто-то их вел – Лене опять казалось, что что-то мелькает между деревьями.       - А лучше попрошу тебя передать гитару Мику, - вдруг решил Семен. – Она расстроится, если с гитарой что-то случится. Она любит инструменты. А в клуб больше не приду.       - Но ты ведь не бросишь музыку? – спросила Лена. Просто он так сказал «не приду», как будто прощался не только с гитарой или маленьким музыкальным клубом небольшого пионерского лагеря, а с чем-то бóльшим.       - А что она мне дала, эта музыка? Постоянный конфликт с родителями? Проблемы в школе, «честь» которой я «должен» бесконечно отстаивать? Должен, понимаешь? Это не вопрос, не просьба – обязанность. У меня и девушки никогда не было, - Семен грустно усмехнулся. – Слушают мою гитару, а гуляют с другими. Я ее люблю, а она меня, видимо, нет.       Лена не поняла, о ком это он? Или о чем? О девушке? О музыке? О гитаре? И кое-кто этого не понял тоже.       - Стой! - раздался голос сзади.       Они только вышли из леса на поляну перед старым корпусом, и оба одновременно обернулись на голос.       Из леса выходила еще одна девушка: рыжие хвостики, янтарные глаза. Двачевская.       У Лены сжались кулаки. Значит, не зря ей казалось, что кто-то еще следит за ними. Сквозь прищур она рассматривала… соперницу?       Да! Соперницу. Зачем она здесь? Сперва довела парня, а затем пошла подслушивать?       - Я… хочу с тобой поговорить, - произнесла Двачевская.       - Я не хочу, - сказал Семен. – Ты достаточно наговорила сегодня.       - Я… могу извиниться, - проговорила Двачевская. - Я слышала, как ты играл, и...Почему ты сразу не рассказал?       Какое-то время Семен, казалось, раздумывал, ответить или нет, наконец произнес:       - Не сегодня. Мне еще слишком больно.       - Но ведь ты сам вел себя как идиот! - воскликнула Двачевская.       Лицо Семена дрогнуло, как будто боль вернулась к нему с новой силой, и он развернулся, чтобы уйти.       – Думаешь, с этой овцой тебе будет лучше? – зло выкрикнула ему в спину Двачевская. - Да она двух нот не различит!       Лена в ярости шагнула к Двачевской. Она не овца!       Семен поднял руку в останавливающем жесте. Сам подошел к Двачевской и протянул ей гитару.       - Что? – не поняла та.       - Я знаю, какой ты становишься, когда что-то идет не по-твоему, - сказал Семен. – Вот тебе гитара. Вот моя голова. Бить советую ребром – тогда ты наверняка раскроишь мне череп и сразу решишь все проблемы.       Лена услышала вскрик. Через мгновение поняла, что кричала она сама. До боли в костяшках сжав пальцы, она сверлила Двачевскую взглядом. Если эта тварь посмеет сделать хотя бы движение в сторону гитары…       Двачевская попятилась.       - Ты совсем слетел с катушек! - проговорила она, и в ее глазах промелькнулагоречь. – Неужели ты так меня ненавидишь?       Семен молча взял Лену за руку и повел прочь.       - Приходи к нам! Пожалуйста! – крикнула ему вслед Двачевская.       Семен даже не обернулся.       - Зачем ты с ней так? – спросила Лена, когда прошел мандраж.       Они миновали поляну перед старым корпусом и снова вошли в лес. А ей вдруг стало жалко эту дуру-Алиску, которая всегда боялась показывать чувства, пряча их за напускной агрессивностью, развязностью и пофигизмом. Но Лена знала, что внутри она совсем другая.       - Тебе понравилось, как она тебя назвала? – спросил Семен.       Руку он уже отпустил, чтобы перехватить гитару, и Лена с сожалением сжала ладошку.       - Она подумала, что я... тебя отбиваю, - как бы ей хотелось, чтобы это было правдой! Она уже знала, что будет любить этого парня очень сильно. И очень долго. Наверное, всю жизнь. - Ты... поговоришь с ней?       Семен вздохнул.       - Не знаю. Понимаешь, я прикрываю веки, и сразу вижу ее лицо: глаза, нос, губы. Вижу эти ее хвостики. Вижу очертания фигуры и начинаю тихо сходить с ума. Она такая красивая!.. И на гитаре играет здорово. Но характер… Она может быть очень милой… и при этом всегда готова на стычку, на конфликт, на противоборство. Я сегодня вдруг понял, что не хочу находиться в состоянии бесконечной войны с любимой девушкой.       - Все-таки любимой? – упавшим голосом спросила Лена.       - Не знаю, - повторил Семен. - Еще утром я сказал бы «да», но теперь...       Он немного подумал и убежденно проговорил:       - С девушкой, которую я назову любимой, у меня не будет войны.       У Лены вдруг перехватило дыхание, закружилась голова. Она хотела сказать, что никогда-никогда не стала бы воевать с ним. Что она умеет быть нежной, страстной, верной, любящей… Но не сказала, только улыбнулась, когда он подхватил ее.       - Что с тобой?       При этом гитару он не отпустил, и у них получились как бы тройные объятия. С гитарой.       - Ничего, - ответила Лена, все еще улыбаясь. – Устала, наверное.       - Тогда пойдем скорее, - он снова взял ее за руку.       А она не удержалась от вопроса, который никак не давал ей покоя.       - Почему конфликт с родителями? Они ведь сами разрешили тебе заниматься музыкой?       - Да, - беспечно ответил Семен. – Думали, побалуюсь и брошу. А я не бросил. Отец все ворчал: «В кого ты у меня такой?» Он считает, что мужик должен ворочать железо. Или пахать землю. Сам всю жизнь проработал слесарем на заводе. Даже высшее образование презирает - говорит, от него мозги плавятся.       - А мама?       - А мама с ним никогда не спорила.       - Но как же баян? – спросила Лена.       - Якобы его привез дед с войны как трофей и сам на нем никогда не играл, - ответил Семен, пожимая плечами. – Не знаю. Я деда никогда не видел, он умер задолго до моего рождения. А однажды по пьяни отец вспомнил, что когда меня еще не было на свете, а они с матерью жили в коммуналке, там же обитал молодой преподаватель музучилища. Вот тут-то все и началось…       - Что? - внутренне холодея, спросила Лена.       - Это неинтересная история, - ответил парень и снова отнял руку. - Ты и так уже много узнала обо мне, хоть и не по своей воле.       - Мне... было приятно. И совсем не в тягость, - проговорила Лена, чувствуя, что краснеет, и отчаянно надеясь, что Семен примет красноту ее щек за отблеск лунного света. - Я... не против узнать больше.       Это было самое нелепое признание в любви, какое она только могла себе представить! Совсем не о таком признании она мечтала. Но в тот момент у нее не было других слов.       - Боюсь, моя жизнь не то, о чем следует рассказывать, - задумчиво ответил Семен. - Ты была бы... - он махнул рукой. - В общем, не надо.       Что ж, понятно. Как она могла даже подумать, что он примет ее чувства?       Больно кольнуло сердце. Лена коснулась груди, ощутила нож под рубашкой. Что ж…       Они вошли в лагерь, прошли по аллее. Она заметила, как он бросил взгляд на домик, где жила Двачевская. Там было темно. Ульянка наверняка давно спит.       Впереди находилась пристань.       - Жаль, нет магнитофона, - вдруг сказал Семен.       - Зачем? - безэмоционально спросила Лена. - У тебя гитара...       - Я бы пригласил тебя на танец. А играть и одновременно танцевать не очень удобно, - пояснил Семен, глядя на освещенные светом луны доски настила. – Или, может, ты хочешь одна станцевать для меня здесь?       Он коснулся струн, и в звездное небо над спящим лагерем взлетела мелодия фанданго.