Бессонница

      Темнота, переплетаясь с тишиной, обволакивала комнату, — в ней стоял теплый, можно сказать, довольно-таки душный воздух, что только добавлял нервозности одному не спавшему жителю этой комнаты. За окном всё также тихо и безмятежно, как и в общаге; давно огни погасли в магазинах, в домах и лишь тусклые лампы от фонарей освещали улицы.       Чонгук всматривался в черноту, и внимательно слушал сопение рядом — Пак Чимин — его парень, хён, с пухлыми щеками и красивой улыбкой. Лежал сейчас рядышком и тихо-тихо посапывал, лежа на правом боку, прямо близко-близко к лицу Чона, который не может смежить веки и провалиться в ту же темноту, что царила в комнате. Он повернул голову в сторону старшего и вглядывался в милые черты, в спокойное личико своего Чимина.       Тяжело вздохнув, повернулся к спящему спиной и устремил взгляд на дверь, выход из мрака. В почти прозрачном стекле двери виднелся свет — кто-то встал сейчас, и уж думал черноволосый подняться, как почувствовал на бедре чиминову ладонь, которая медленно сползла на ягодицу, чуть-чуть сжимая ткань спортивных штанов.       Вздрогнув, тихонечко поворачивается и смотрит на всё такого же спящего Чимина, который всего лишь положил ладонь на ягодицу. Всего лишь. И, дернувшись в сторону двери, соскользнула рука Пака и Чонгук выдохнул.       Он поднялся, но было уже поздно — свет погас. Закатив глаза, ложится обратно на бок и, смежив веки, попытался заснуть. Даже баранов считать начал, и вроде даже всё получается, по-тихоньку клонит в сон. Он запускает свою ладонь в свои черные волосы и вздыхает еле слышно, проникая в глубь своего сознания, прося свой организм уже уснуть, ну, или хотя бы задремать. И, к счастью, парень засыпает. Не было бы беды, если бы через недолгое время, на вскидку уже ближе к двум часам ночи (или сколько уже?), на его задницу вновь ложится чужая ладонь, что, признаться, пугает.       — Боже… — выдыхает парень и распахивает глаза.       Чонгук чуть поёрзал, желая избавиться от руки, но та только плотно прижалась к бедру, обрекая мембера на тяжелый и принимающий положения вздох. Успокоился даже, посчитав, что вся эта глупая ситуация откинута назад и он, наконец, отправится в Царство Морфея. Впрочем ладонь сжала ягодицу, да не плохо так, что у Чонгука горели щёки и забилось сердце в каком-то странном испуге. В мраке, где мало что видно, разыгрались и мысли: Может это вовсе не Чимин? Сейчас просто страшная, пугающая тётка трогает его, а стоит ему повернутся — она сожрёт его?       Он нервно зажмурился и невесомо (ему так показалось) повернулся к парню позади, всё же надеясь, что там никаких ужасов.       И, правда, никаких. Чимин спал, как убитый.

«Не в прямом, надеюсь, смысле слова.»

      — Хён? — тихо спрашивает Чонгук, щурясь.       Он этим проверяет, как на живость человека, так на и его крепкий сон. И не ошибся вновь — хён спал, размеренно сопя. Чонгук, облегченно выдохнув, отодвигается на край постели, где его схватят скорее за ногу, а не за жопу. Ну, хотя бы надеется на отсутствие нападений монстров и приведений.        И ладонь исчезла, больше не сжимала, не прижимала и вообще никаких признаков чужих касаний! Чонгук расслабляется, заметив, что всё же его разморила борьба с тьмой (а таковой её не было), прикрывает глаза и последнее о чём он думает… Ладонь вернулась на место. Кажется, и глаз задёргался.       Уже не желая Чимина (больше себя), резко поворачивается, в попытке того, чтобы разоблачить бесстыжего хёна, который внаглую лез к младшему! Очень нагло и настойчиво, из-за чего Чонгук посмел сомневаться в отсутствие сверхъестественного. Но было ровным счётом тоже и никакого намёка на то: Пак не спит.       — Ох… КАКОГО ЧЁРТА! — ругается мысленно Чонгук, — ладонь покоилась на ягодице, опять.       На этот раз парень попросту поднимается, решив побороться с мраком на кухне, но застывает. Чимин до этого изводивший пацана подал голос, хриплый и чуть басистый.       — Если ты сейчас не угомонишься, — с паузой начинает Чимин — Я не буду объясняться перед Намджуном, за твоё: «Не могу сидеть.»       В первые за все отношения — он слышит то, как хён почти рычит, да так недовольно, что по затылку прошлись мурашки. Чонгук не успел даже сориентироваться, сказать что-либо в ответ — а его уже схватили, повалили на постель обратно… и вот, опять тьма и Чимин, возвышающийся над ним       Чон клянётся, даже не видя полностью лица Чимина — тот явно смотрит не очень радостно, и даже хотелось бы возникнуть с криком: «Это ты меня лапал!», (так оно и было), но сдерживает только сам хён, который тяжко вздохнув, сполз к ногам. Руки скользнули по ногам и забрались под бёдра, ближе к ягодицам и, сжав, внимательно пытался высмотреть (или услышать) реакцию, которой не последовало.       Чимин облизывает губы и, продолжая хмурить брови, тряхнул розовой шевелюрой, поправляя себе обзор, который, к слову, был ограничен, помимо волос ещё и тишью. Кажется, он сломал своего мальчика — тот почти не дышит. Хён, побурчав под нос, ещё раз сжал ягодицы и после старательно стал стягивать спортивные штаны — вот тут и мальчик ожил, заёрзал, чуть-чуть запротестовал, но, по ощущениям, его смерили недобрым взглядом и перестал предпринимать попыток убежать от настойчивого парня — даже приподнимает задницу.       — Я хочу нормально полапать твою задницу, что ты ёрзаешь?       И вот долгожданные половинки в теплых ладонях, и Чонгук вздрагивает всем телом, когда тот их мнёт и разводит. Всё ощущается иначе — ярче, лучше и приятней, чем просто попытки домогаться до спящего (во все нет) младшего мембера.       Чимин точно уверен, что у младшего сейчас глаза закатываются, а рот приоткрыт, потому что ладошки забираются под ткань трусов и вовсю трогают упругие ягодицы сжимают, поглаживают и разводят. Даже был попытки поласкать анальное отверстие, но Чонгук присёк — Пак не настаивает.       Совсем незаметно и трусы покидают Чонгука и отправляются к спущенным до колена штанам. Хён довольно улыбается, ощущая под ладонью вставший, крепкий член, что сочился смазкой. Пальцы ласкают головку, недолго, но этого достаточно, чтобы выбить из Чона сдавленный стон. Мальчик сдерживался и это возбуждало сонное сознание. Он проходится пальцами по всей длине и решает поиграть с ним иначе.       — Хё-ё-ё-он, — стонет Чонгук.       Язык старшего мембера касается головки — лижет, сосёт; член каменеет и у Пака, потому он берёт член в рот, слыша где-то сверху скулёж, граничащий с звонким постаныванием. Очень хотелось Чонгуку не сдерживаться — не любит, ненавидит, но и плюнуть на то, что сейчас ночь и все спят не может. Не в его принципах.       Зато в принципах Чимина делать всё, чтобы заставить мальчишку застонать. Поэтому ускоряется и головой ведёт вверх-вниз, подключая руку, что сминал яички, чувствуя, как Чон содрогается и молит (почти что шёпотом) хёна остановиться, хотя бы на время, потому что у него перед глазами искры и приятный ощущения по всему телу.       Пак отстраняется от члена младшего и тот с облегчением выдыхает, но хён всё же был бесстыжий. Он взял в рот снова, но в этот раз стал буквально вылизывать головку и руками напористо стал мять ягодицы, периодически лаская прикосновениями анал. Это всё сводило с ума, заставляло метаться под руками хёна.        И, если бы мысль о том, что можно закусить руку, с целью заглушения его звуков, возникла чуть пораньше — Чонгук бы обязательно им воспользовался. Сейчас было поздно.       Стоны его были звонкими, яркими и отдающимися в ушах обоих. В особенности самого Чонгука, что раскраснелся донельзя сильно и сбил дыхание напрочь; и сейчас он предпринял попытку убежать, но усердная работа губ хёна и его рук не отпустила, а только распалила сильнее.       Он интенсивнее заметался в постели и застонал в голос, чувствуя, как на ногах уже пальцы сжимаются от желания кончить.        — Тише, — с придыханием просит Пак, облизывая мокрые губы.        Мальчик не слышит и пытается отползти, посчитав, что и на этом можно закончить, но вместо свободы — в его рот упорно прорвались два пальца хёна, тут же поглаживающие шершавый язык. Чон опешил по началу даже, но быстро принялся обсасывать, лизать и придаваться по истине приятным ощущениям.       Каким? Его парень сейчас сосёт его член, это разве мало назвать приятными ощущениями? Чонгук не думает. Он очень даже испытывает и, если хён ускориться — даже сейчас кончит.        Попытка заглушить пальцами была почти удачной. Да, Чонгук стонал, но не выражено, что аж в ушах отдаёт. Правда, это был риск остаться без пальцев, ибо иногда зубы сжимались на фалангах и мальчик мычал (и не ясно от того, что вспоминал о чужих пальцах во рту, или от желания закусить ими от наслаждения).       Когда же Чонгук опять кусает пальцы (возможно, не случайно), Чимин их убирает и отстраняется, выдыхая. Чуть переводит дух и принимается вновь сосать, но уже берёт глубже, почти в глотку.       — Божечки, хён-и… — тянет Чонгук.       Мальчик, выгибаясь, и запускает свою руку в розовые волосы парня, надавливает на голову. Он подмахивает бедрами, уже сам трахая чужой рот, и от этого его сознание помутилось в секунд десять.       Чонгук замер и, выгнувшись дугой, излился в рот. Парень глотает сперму, потому что мальчик его вжал в лобок так сильно, да и схватил за волосы на затылке неприятно — и было бы весьма неудобно, если бы Чимин решил отпрянуть.       Младший мембер блаженно выдыхает и отпускает своего парня, распластавшись на кровати. Ещё немного и тьма вправду забирает измотанный разум Чонгука.       Пак кашляет, но помогает младшему с одеждой — возвращает в первозданный вид, да только теперь мальчик заснул и не ворочался, и не елозил, и вряд ли заметил, что сейчас, лёжа к своему парню спиной, Чимин сжал ягодицу, тоже засыпая.       А на утро Чонгук поймёт, что лучшее средство от бессонницы — это ёрзание.