why shouldn't we move back?

— Вставай. Элиот приоткрывает один глаз и, ослеплённый солнечным светом, льющимся сквозь окна в квартиру Кейди, мгновенно снова закрывает его, зарываясь в кучу одеял. Может, он и не пахнет джином, рвотой и взрослым немытым мужиком. А может и пахнет. Блять. — Я же сказала, поднимайся, — резко произносит Элис. А он, как и следует, ее игнорирует. Следует короткая пауза, а затем голос Элис раздаётся вновь: — Марго? Нужна твоя помощь. — Ну, разумеется, нужна, — отвечает Марго, и по звуку он понимает, что она направляется в его комнату. Он крепче сжимает одеяло и снова молится о сладостном бессознательном состоянии. Он почти уже заканчивает эту молитву, когда Марго хватает его за запястья и тащит с кровати. Хотел бы он удивиться, но едва ли это первый раз, когда ей приходится вытаскивать его из кокона одеял, пропитанных виски, чтобы привести его задницу в форму. — Эл, — произносит она своим сладким голоском, и он бы и дальше казался таким, если бы он не понял, что на этот сладкий голосок она ловит мух. — Хватит. — Ты не.., — начинает он, но Элис перебивает. — Я пытаюсь решить проблему, — говорит она, — в отличие от некоторых. — Не надо указывать мне, как справляться с горем, — огрызается он прежде, чем она снова перебивает. — Я знаю, как вернуть его, — вот так просто заявляет она. — Но мы не можем сделать этого, пока ты тут утопаешь в жалости к себе и... — Он умер! — кричит на неё Элиот. — И у меня было всего пять секунд, чтобы сказать ему, что я... Элис пересекает короткое расстояние между ними и встаёт прямо напротив его лица. Это настоящее достижение, учитывая, насколько он выше неё. — Я тоже любила его, — говорит она тихо. — И как бы это ни было... как бы пиздецки больно ни было мне говорить это, но я не могу спасти его. Это должен быть ты. Поэтому мне нужно, чтобы ты взял себя в руки, принял чертов душ, выпил кофе и послушал меня пять секунд, чтобы мы могли вернуть его. Элиот моргает. Поворачивается к Марго. Затем к Элис. И снова к Марго. — Не смотри на меня, — говорит Марго, — но то, что ты топишь себя в слезах на дне бутылки, не поможет вообще никому, особенно, если она права и у нас есть шанс вернуть его. — Что... — Прими душ, — произносит Элис, — выпей кофе. А потом мы с тобой поговорим. *** Он чувствует себя относительно трезвым после душа и от того более несчастным. Каждая секунда, когда он не пьёт, — это потраченная секунда, секунда, которую он должен был провести, думая о том, что мог бы иметь. О том, от чего отказался. О том, ради чего отказался бы от всего на свете, лишь бы снова получить это. Марго заставила Джоша лишить его магических наркотиков ещё неделю назад, а его терпимость к алкоголю слишком высока, чтобы уйти в запой, как он и хотел. Одного взгляда на Элис — ту самую Элис, которая любила Кью, которая была с ними перед смертью, которая не боялась любить его в ответ и на которую, боже, несправедливо обижаться за все это, хоть он и обижается, — ему достаточно, чтобы мечтать о той последней бутылке рома, которую он спрятал под матрацем, когда никто не видел. Но она сказала, что знает, как спасти Кью. Поэтому он идёт к ней. В гостиной кроме них никого нет. Он не помнит, когда в последний раз — если такое вообще случалось — он был с ней наедине. Он не может винить ее за ненависть к нему после всего, что натворил, но ее взгляд... В нем есть принятие. Понимание общей боли. — Когда мы пытались выяснить, как заточить Монстра, — начинает Элис прежде, чем его задница приземляется на кресло. Она будто борется с собственным здравым смыслом и ненавидит то, что не может остановить слова, слетающие с ее губ. — Что... — Дай мне закончить, — перебивает она. — Нам пришлось отправить сознание Квентина в прошлое. Он таращится на неё. — Вы... вы, блять, путешествовали во времени? Она плотно сжимает губы. — Нет. Мы поменяли местами его сознания из настоящего и прошлого, чтобы он мог спросить у Маяковского, как заточить Монстра. — Окей. Так что... — Я не дура, — перебивает она снова. И это застает его врасплох. — Разумеется, нет, — медленно произносит он. — Я думал, это нечто само собой разумеющееся. Она вздыхает. — Знаешь, что он сказал мне, когда я вернулась? Когда спасла его жизнь? В тот день в парке, когда ты прошёл через... Элиот, я понятия не имею, о чем ты говорил, о персиках и сливах, но вечером, когда мы остались наедине, он не благодарил меня за спасение своей жизни. Элиоту не очень-то хочется прямо сейчас слушать о самоубийственных идеях Квентина. — Элис... — Он благодарил за спасение твоей, — она одно короткое мгновение пялится на собственные руки, делает глубокий вдох, а затем их взгляды пересекаются. — Он сказал мне, что он «в команде Элиота», — она издаёт насмешливый звук. — Боже, видел бы ты его. Он бы тебе понравился. Он был... уверенным - не то слово. Это все, что его волновало. Твоё спасение. О. Он прочищает горло. — Ну... — Он любил тебя, — мягко произносит она. — Наверное... наверное, сильнее, чем меня, в конце концов. Она прикусывает губу. — Элис, — говорит он осторожно и нежно, как никогда не говорил, не ей точно. К ее чести, она не позволяет этому сойти ему с рук. — Не смей, — прерывает она, — не смей смотреть на меня так, будто тебе, блять, жаль, потому что мы оба знаем, что это не так. Ты бы... — она останавливается, сглатывая. Иногда она напоминает ему сердитую кошку. — Не жалей меня, — наконец, говорит она. — Не сейчас. Мы уже, черт возьми, проходили это. Он таращится на собственные руки. Пока она молчит, он откашливается и спрашивает: — Так как... — Он прошёл сквозь зеркальное измерение, потому что мы снова были вместе, — говорит она. Он пытается не обидеться за это, что терпит поражение. — Окей... — Он был там из-за меня, — повторяет она. — Да, я понял... — Элиот, — перебивает она. Ее руки на коленях сжимаются в кулаки, и он даже не может винить ее. — Ты должен вернуться, — она вздыхает. — Я не... Блять, я ненавижу эту идею, но это единственный способ. Ты должен вернуться и забрать его у меня. Он таращится на неё. Она... — Элис, — единственное, что он может сказать. — Что значит «персики и сливы»? — спрашивает она с видом человека, которому только что сообщили дату его казни. Элиот сглатывает. — Он... Квест с ключами отправил нас в Филлори, в прошлое. За годы до того, как туда прибыли Чатвины. Мы прожили там целую жизнь. Поженились, вырастили ребёнка. Я... я умер, а он... — он видит, как ее ногти впиваются в ладони. — Каким-то образом мы вспомнили это, — продолжает он. — И он... Боже, он посмотрел мне в глаза после пятидесяти лет совместной жизни и сказал, что этого не достаточно, что он хочет большего. — А ты отверг его, — тихо говорит она. — А потом тебя настиг монстр, — из взгляды пересекаются, но он отводит глаза. — И в тот день в парке... вот почему, — она смеётся глухим обиженным смехом, который очень далёк от веселья. — Он... он сказал мне. «Команда Элиота». Боже, и я оттолкнула... Он, наконец, поворачивается к ней и видит, как его отвращение к себе отражается на ее лице. — Я идиотка, — тихо произносит она. — Элис... Она сглатывает. Прикусывает губу. Наконец, расслабляет руки. — Значит это должен быть ты, — повторяет она. — Ты должен вернуться назад к тому моменту и... — И сказать да, — заканчивает Элиот за нее. Она кивает с таким видом, будто хочет провалиться сквозь землю. — А потом ты из прошлого должен удержать его, — говорит она. — Ты не можешь остаться там надолго, у тебя меньше суток. Напиши себе записку, сними видео, без разницы, но ты должен убедиться, что прошлый ты не облажаешься. Он не должен вернуться ко мне, — она хватает его запястья и смотрит прямо в глаза. — Ты меня понял? Если он выберет меня, то умрет. Ты должен удержать его, так что, когда он спасёт тебя от монстра, он должен быть с тобой в лазарете. — Но что насчёт тебя? — спрашивает Элиот. — Ты и Пенни все будете там. Что если один из вас... Она прикусывает губу. — Напиши записку и мне. Скажи нам выбросить чертовы бутылки в шов до того, как Эверетт там даже появится. — Элис, — он не спрашивает, не обмен ли это. Ее или Пенни жизнь на жизнь Квентина. Потому что он не настолько бескорыстный. Наверное, должен быть таким, но все же не бескорыстный. — Я скажу всего раз, — произносит она, глядя ему в глаза. — Он лучшее, что со мной случалось. Я... я всегда... Этого не должно было произойти. Он должен быть здесь. Я бы лучше... Блять, да я бы лучше ещё сотню раз застала его с тобой и Марго, чем провела ещё хоть секунду в мире без... — слезы стекают по ее щекам. Элиот едва дышит. Боже, она намного сильнее, чем он. Он не знает, сможет ли сделать что-нибудь, если они все таки поменяются ролями. — Ладно, — тихо говорит он. — Хорошо, Элис. Я сделаю это. Я спасу его. И попытаюсь предупредить вас с Пенни. Она сглатывает. — Ты не имеешь права проебать этот шанс. Ты понял? Не смей разбивать его сердце. — Я и не собирался, — шепчет он. — Не в этот раз. *** — Что если мы... попробуем? Я имею в виду, разве это будет так странно? Элиот открывает глаза и чувствует, что его грудная клетка вот-вот взорвется от одного только вида Квентина, нервного и взволнованного, сидящего прямо напротив, с сердцем на рукаве. И все, что может Элиот сделать, лишь бы тут же не прижать Квентина к себе и разрыдаться. Он здесь. Он настоящий, он дышит, и Элиот хочет расцеловать каждый дюйм его тела, обнять его и чувствовать биение его сердца. Кажется, будто прошла вечность с тех пор, как он видел Квентина живым, а его Счастливое место было лишь плохой заменой реальности. Но Элис предупреждала его. Заставила поклясться жизнью Марго, что он будет вести себя естественно, не вызывая подозрений. Блять, да если бы Квентин знал, что она рискует своей жизнью и жизнью Пенни в обмен на его жизнь, он бы непременно совершил какую-нибудь фантастически идиотскую героическую херню и нарочно бросился в это зеркальное измерение. Он не должен знать. Это должно быть его выбором. — Блять, да почему бы и нет? — спрашивает Квентин. У него такие большие глаза, и они полны всего, что Элиот не позволял себе увидеть. Как он мог сказать нет? — Я же знаю тебя... — отвечает он. Он мог бы повторить этот момент слово в слово, если бы пришлось. Он знает реплики и знает, где отойти от сценария так, чтобы Кью поверил. — И ты не... — Да какая разница? — возражает Квентин. Вот. Вот этот момент. — Кью, — нежно произносит он. Берет руку Квентина в свои. Чувствует пульс на запястье, чувствует, как бремя вечности падает с его плеч. — Это не будет похоже на время у мозаики, — мягко говорит Квентин. — Я все понимаю. Я не прошу тебя жениться и вырастить со мной ребёнка. Но мы можем... можем хотя бы попробовать? Элиот хочет закричать Да! Конечно, но, прошу тебя, продолжай выбирать меня... Но он говорит: — Ты уверен? Квентин протягивает свободную руку и касается лица Элиота. Все кажется таким хрупким, будто стоит Элиоту неправильно вздохнуть, и весь их сумасшедший план развалится на части. Но Квентин улыбается и говорит: — Я люблю тебя, Эл. И это... блять. Он не может держаться больше ни секунды. Он сокращает расстояние между ними до того, как осознаёт, что делает, и целует Квентина, жадно и отчаянно. И Квентин с легкостью отвечает ему на поцелуй и будто на автомате просовывает руки ему под рубашку, чтобы почувствовать мягкую кожу. Элиот обвивает рукой шею Квентина и притягивает его ближе, но этого все равно недостаточно. — Нам нужна кровать, — говорит Квентин. Элиот чувствует, как он напрягается. И Элиот... у него же есть планы, у него было достаточно времени, чтобы подумать об этом, пока Элис и Кейди собирали ингредиенты для заклинания... но сейчас, когда в его руках Квентин, секс — последняя из его идей. Прямо сейчас он просто... секс так отвлекает. Прямо сейчас он хочет смотреть на Квентина, обнимать его и чувствовать его дыхание, пока мысль о том, что его сердце действительно бьется, не укоренится в сердце Элиота. Они могут заняться сексом в любое время. А пережить такое воскрешение Элиот может лишь раз. Вместо этого Элиот прижимается к линии подбородка Квентина, пока тот не откидывает голову назад, открывая Элиоту его шею. — Минутку, — бормочет он будто под кожу Квентина. — Просто... я просто хочу вдохнуть твой запах на мгновенье. Его сердце болит от ощущения Квентина в его руках, от его компактного маленького тела, поющего от каждого прикосновения Элиота. Ему нравится, как Квентин задыхается, когда Элиот губами касается пульсирующей точки у него на шее, как его руки сжимают бёдра Элиота, когда Элиот проводит языком по кадыку Квентина. — Остановись... блять, остановись, если не хочешь заниматься сексом, — бормочет Квентин. Элиот мягко и тихо смеётся, но послушно отстраняется. Ему нравится, что у них с Квентином все так легко получается, но прямо сейчас он хочет просто насладиться моментом. — Извини, — смущенно произносит Квентин. Элиот берет его руки в свои. — Не извиняйся, — говорит он, не в силах сдержать расползающуюся по лицу улыбку. — Думаю, я просто немного шокирован. По правде говоря, он пребывал в состоянии шока с того момента, когда Квентин сказал ему, что хочет продолжить отношения. Даже сейчас, когда счастливый и взволнованный Квентин практически сидит у него на коленях, Элиот не может поверить в своё счастье. — Из-за воспоминаний? — Из-за этого, — Элиот водит рукой между ними. — Я никогда не думал... Квентин целует его, перебивая, прежде чем отодвинуться достаточно, чтобы их лбы соприкоснулись. — Все получится, — обещает Квентин. — Все получилось в Филлори, и здесь тоже получится. Ты любишь меня? — Конечно, люблю, — срывается с его губ прежде, чем Элиот вообще понимает, что Кью задал вопрос. Квентин улыбается и прикусывает губу в неудачной попытке остановиться. — Тогда поцелуй меня, — говорит он. — Целуй меня, пока не поверишь в это. *** Элиот открывает глаза и обнаруживает, что находится в гостиной Кейди. Только вот... когда он «уходил», на полу был нарисован ритуальный круг. Там были травы и свечи, и все ходили вокруг него с обеспокоенными лицами. А ещё был день... он помнил ощущение света на своём лице, когда умолял любое божество, готовое слушать, чтобы их план сработал. А сейчас темно. И пол чистый. И единственный свет в комнате исходит от фонарных столбов, бледно светящихся сквозь окна. И он совсем один. Даже Марго нет, чтобы встретить его после возращения. Он откашливается и зовёт: — Элис? Если кто и знает, что происходит, то только она. Но ответа не следует, и на какую-то жуткую секунду Элиот уверен, что он всё-таки как-то облажался, и теперь они все мертвы из-за его глупых проблем с обязательствами, и затем... Дверь спальни открывается в гостиную, и Квентин — живой, дышащий Квентин с короткими волосами, одетый в одну из рубашек Элиота и носки, — высовывает голову. — Эл? — шепчет он. — Ты что делаешь? Возвращайся в постель. Элиот медленно поднимается, боясь, что если подойдёт слишком близко, Квентин рассыпется, как мираж. — Кью? — у него пересохло в горле, и голос звучит грубо. Квентин пересекается с ним на полпути по коридору и поднимается на цыпочки, чтобы поцеловать Элиота в уголок губ. — Не мог уснуть? — спрашивает он. — Я... нет, — отвечает Элиот. — То есть да. Я проснулся и не смог снова уснуть. Квентин немного лукаво ухмыляется и говорит: — У меня есть несколько способов, как утомить тебя, если тебе интересно. Элиот сглатывает. — Да, — произносит он, наконец, позволяя себе протянуть руку и провести пальцами по волосам Кью. — Мне определенно интересно. Квентин берет его за руку и, все ещё улыбаясь, тянет туда, где, судя по всему, расположена их комната. — Не забудь опять про заклинание звукоизоляции, — предупреждает он. — Элис и Кейди убьют нас, если мы опять их разбудим. Как только дверь их спальни закрывается, Элиот начинает произносить нужное заклинание. Он ждал этого... боже, так чертовски долго. И теперь, когда Квентин вернулся, он не потеряет ни секунды, не любя его в полной мере. Все остальное может подождать до утра.